однявшись по широкой лестнице, мы вошли  в  новое  помещение,  которое
было когда-то отделом прикладной химии. У меня была  надежда  найти  здесь
что-нибудь полезное. За исключением одного угла, где обвалилась крыша, эта
галерея прекрасно сохранилась. Я торопливо  подходил  к  каждой  уцелевшей
витрине и наконец в одной  из  них,  закупоренной  поистине  герметически,
нашел коробку спичек. Горя от нетерпения, я испробовал одну из них. Спички
оказались вполне пригодными: они нисколько не  отсырели.  Я  повернулся  к
Уине.
   "Танцуй!" - воскликнул я на ее языке.
   Теперь у нас действительно было оружие против ужасных существ,  которых
мы боялись. И вот в этом  заброшенном  музее,  на  густом  ковре  пыли,  к
величайшему восторгу Уины, я принялся торжественно исполнять  замысловатый
танец, весело насвистывая песенку "Моя Шотландия". Это был частью скромный
канкан, частью полонез, частью вальс (заставлявший развеваться фалды моего
сюртука) и частью мое собственное оригинальное изобретение. Вы же  знаете,
что я в самом деле изобретателен.
   Эта коробка спичек, которая сохранилась в течение стольких лет  вопреки
разрушительному действию времени,  была  самой  необычайной  и  счастливой
случайностью. К своему удивлению, я сделал еще одну неожиданную находку  -
камфору. Я нашел ее в запечатанной банке, которая, я думаю, случайно  была
закупорена герметически. Сначала я принял ее за парафин и разбил банку. Но
запах камфоры не оставлял сомнений. Среди общего  разрушения  это  летучее
вещество пережило, быть может, многие тысячи столетий. Она  напомнила  мне
об  одном  рисунке,  сделанном  сепией,  приготовленной   из   ископаемого
белемнита, погибшего и ставшего окаменелостью, вероятно, миллионы лет тому
назад. Я хотел уже выбросить камфору, как вдруг вспомнил,  что  она  горит
прекрасным ярким пламенем, так что из нее можно сделать отличную свечку. Я
положил ее в  карман.  Зато  я  нигде  не  нашел  взрывчатых  веществ  или
каких-либо других средств, чтобы взломать бронзовые двери. Железный  рычаг
был самым полезным орудием, на которое я до  сих  пор  наткнулся.  Тем  не
менее я с гордым видом вышел из галереи.
   Не могу пересказать вам  всего,  что  я  видел  за  этот  долгий  день.
Пришлось бы сильно напрячь память, чтобы по порядку рассказать о всех моих
изысканиях.  Помню  длинную  галерею  с   заржавевшим   оружием   и   свои
размышления: не выбрать ли мне топор  или  саблю  вместо  моего  железного
рычага? Но я не мог унести то и другое, а железный лом был более  пригоден
для атаки на бронзовые  двери.  Я  видел  множество  ружей,  пистолетов  и
винтовок.  Почти  все  они  были  совершенно  изъедены   ржавчиной,   хотя
некоторые,  сделанные  из  какого-то   неизвестного   металла,   прекрасно
сохранились. Но патроны и порох давно уже рассыпались в  пыль.  Один  угол
галереи  обгорел  и  был  совершенно  разрушен;  вероятно,  это  произошло
вследствие взрыва патронов. В другом  месте  оказалась  большая  коллекция
идолов: полинезийских, мексиканских, греческих, финикийских,  -  собранных
со всех концов земли. И тут, уступая  непреодолимому  желанию,  я  написал
свое  имя  на  носу  каменного  урода  из  Южной  Америки,  особенно  меня
поразившего.
   К вечеру мое любопытство ослабело. Одну за другой проходил  я  галереи,
пыльные,   безмолвные,   часто   разрушенные,   все   содержимое   которых
представляло собой по временам груды ржавчины и обуглившихся  обломков.  В
одном месте я неожиданно наткнулся  на  модель  рудника,  а  затем,  также
совершенно случайно, нашел в плотно закупоренной  витрине  два  динамитных
патрона.
   "Эврика!" - воскликнул я с радостью и разбил витрину.
   Но вдруг на меня напало сомнение.  Я  остановился  в  раздумье.  Выбрав
маленькую боковую галерею, я сделал опыт. Никогда в жизни не чувствовал  я
такого разочарования, как в те пять - десять минут, когда  ждал  взрыва  и
ничего не дождался. Без сомнения, это были модели, я мог бы догадаться  об
этом уже по их виду. Уверен, что иначе я тотчас же  кинулся  бы  к  Белому
Сфинксу и отправил бы его одним взрывом в небытие вместе с его  бронзовыми
дверями и (как оказалось впоследствии) уже никогда не получил  бы  обратно
Машину Времени.
   Насколько я могу припомнить,  мы  вышли  в  маленький  открытый  дворик
внутри главного здания. Среди зеленой травы росли  три  фруктовых  дерева.
Здесь мы отдохнули и подкрепились. Приближался закат, и я стал  обдумывать
наше положение. Ночь уже надвигалась, а безопасное убежище все еще не было
найдено. Однако теперь это меня мало тревожило. В моих руках  была  лучшая
защита от морлоков: спички! А на случай, если бы понадобился яркий свет, у
меня в кармане была камфора. Самое лучшее, казалось мне, -  провести  ночь
на открытом месте под защитой  костра.  А  наутро  я  хотел  приняться  за
розыски Машины Времени. Единственным средством для этого был железный лом.
Но теперь, лучше  зная,  что  к  чему,  я  совершенно  иначе  относился  к
бронзовым дверям. Ведь до сих пор я не  хотел  их  ломать,  не  зная,  что
находилось по другую их сторону. Однако они никогда не казались мне  очень
прочными, и теперь я надеялся, что легко взломаю их своим рычагом.



12. ВО МРАКЕ

   Мы  вышли  из  Зеленого  Дворца,  когда  солнце  еще  не  скрылось   за
горизонтом. Я решил на следующий же день, рано утром, вернуться  к  Белому
Сфинксу, а пока, до наступления темноты, предполагал пробраться через лес,
задержавший нас по пути сюда. В этот вечер я рассчитывал  пройти  возможно
больше, а затем, разведя костер, лечь спать под защитой  огня.  Дорогой  я
собирал сучья и сухую траву и скоро набрал целую охапку. С этим грузом  мы
подвигались вперед медленнее, чем я предполагал, и к тому  же  Уина  очень
устала. Мне тоже ужасно хотелось спать. Когда мы дошли до леса,  наступила
полная темнота. Из страха перед ней Уина хотела остаться на  склоне  холма
перед опушкой, но чувство опасности толкало меня вперед, вместо того чтобы
образумить и остановить. Я  не  спал  всю  ночь  и  два  дня  находился  в
лихорадочном,  раздраженном  состоянии.   Я   чувствовал,   как   ко   мне
подкрадывается сон, а вместе с ним и морлоки.
   Пока мы стояли в нерешительности, я увидел сзади на темном фоне  кустов
три притаившиеся твари. Нас окружали высокая трава и мелкий кустарник, так
что они могли коварно подкрасться вплотную. Чтобы пересечь лес, надо было,
по моим расчетам, пройти около мили. Мне казалось, что если бы нам удалось
выйти на открытый склон, то мы нашли бы там безопасное место  для  отдыха.
Спичками и камфорой я рассчитывал  освещать  дорогу.  Но,  чтобы  зажигать
спички, я, очевидно, должен  был  бросить  сучья,  набранные  для  костра.
Волей-неволей мне пришлось это сделать. И тут у меня возникла мысль, что я
могу позабавить наших друзей, если подожгу кучу хвороста.  Впоследствии  я
понял, какое это  было  безумие,  но  тогда  такой  маневр  показался  мне
отличным прикрытием нашего отступления.
   Не знаю, задумывались ли  вы  когда-нибудь  над  тем,  какой  редкостью
бывает пламя в умеренном климате, где нет человека.  Солнечный  жар  редко
способен зажечь какое-нибудь дерево даже  в  том  случае,  если  его  лучи
собирают,  словно  зажигательные  стекла,  капли  росы,  как  это   иногда
случается в тропических странах. Молния разит и убивает, но  редко  служит
причиной большого пожара. Гниющая растительность иногда тлеет  от  теплоты
внутренних химических реакций, но редко загорается. А в этот период упадка
на земле было позабыто самое  искусство  добывания  огня.  Красные  языки,
которые принялись лизать груду хвороста, были для Уины  чем-то  совершенно
новым и поразительным.
   Она  хотела  подбежать  и  поиграть  с  пламенем.  Вероятно,  она  даже
бросилась бы в огонь, не  удержи  я  ее.  Я  схватил  ее  и,  несмотря  на
сопротивление, смело увлек за собой в лес. Некоторое время костер  освещал
нам дорогу. Потом,  оглянувшись  назад,  я  увидел  сквозь  частые  стволы
деревьев, как занялись ближние кустарники и пламя, змеясь, поползло  вверх
на холм. Я засмеялся и снова  повернулся  к  темным  деревьям.  Там  царил
полнейший мрак; Уина судорожно прижималась ко мне,  но  мои  глаза  быстро
освоились с темнотой, и я достаточно хорошо видел, чтобы не натыкаться  на
стволы. Над головой было черным-черно, и только кое-где сиял клочок  неба.
Я не зажигал спичек, потому что руки мои были заняты. На левой руке сидела
малышка Уина, а в правой я держал свой лом.
   Некоторое время я не слышал ничего,  кроме  треска  веток  под  ногами,
легкого шелеста ветра, своего дыхания  и  стука  крови  в  ушах.  Затем  я
услышал позади топот, но упорно продолжал идти  вперед.  Топот  становился
все громче, и вместе с ним долетали странные звуки и голоса, которые я уже
слышал в Подземном Мире. Очевидно, за нами гнались морлоки; они  настигали
нас. Действительно, в следующее же мгновение я  почувствовал,  как  кто-то
дернул меня за одежду, а потом за руку. Уина задрожала и притихла.
   Необходимо было зажечь спичку. Но,  чтобы  достать  ее,  я  должен  был
спустить Уину на землю. Я так и сделал, но пока я рылся в  кармане,  около
моих ног в темноте началась возня. Уина молчала, и только  морлоки  что-то
бормотали. Чьи-то маленькие мягкие руки скользнули по моей  спине  и  даже
прикоснулись к шее. Спичка чиркнула и зашипела. Я подождал,  пока  она  не
разгорелась, и  тогда  увидел  белые  спины  убегавших  в  чащу  морлоков.
Поспешно вынув из кармана кусок камфоры, я приготовился  его  зажечь,  как
только начнет гаснуть спичка. Я  взглянул  на  Уину.  Она  лежала  ничком,
обхватив мои колени, совершенно неподвижная. Со страхом я  наклонился  над
ней. Казалось, она едва дышала. Я зажег кусок  камфоры  и  бросил  его  на
землю; расколовшись, он ярко запылал, отгоняя от  нас  морлоков  и  ночные
тени. Я встал на колени и поднял Уину. В лесу, позади нас, слышался шум  и
бормотание огромной толпы.
   По-видимому, Уина лишилась чувств. Я осторожно положил  ее  к  себе  на
плечо, встал и собрался идти дальше, но  вдруг  ясно  понял  безвыходность
нашего положения. Возясь со спичками и с Уиной, я несколько раз повернулся
и теперь не имел ни малейшего понятия, куда мне идти. Может быть, я  снова
шел назад к Зеленому Дворцу. Меня прошиб холодный пот. Нельзя было  терять
времени; приходилось действовать. Я решил развести костер  и  остаться  на
месте. Положив все еще  неподвижную  Уину  на  мшистый  пень,  я  принялся
торопливо собирать сучья и листья, пока догорал кусок камфоры. Вокруг меня
то тут, то там, подобно рубинам, светились в темноте глаза морлоков.
   Камфора в последний раз вспыхнула и погасла. Я зажег спичку  и  увидел,
как два белые существа, приближавшиеся к Уине, поспешно  метнулись  прочь.
Одно из них было так ослеплено светом, что прямо натолкнулось на меня, и я
почувствовал, как под ударом моего  кулака  хрустнули  его  кости.  Морлок
закричал от ужаса, сделал, шатаясь, несколько шагов и упал. Я зажег другой
кусок камфоры и продолжал собирать хворост для костра.  Скоро  я  заметил,
что листья здесь совершенно сухие, так как со времени моего  прибытия,  то
есть целую неделю, ни разу не  было  дождя.  Я  перестал  разыскивать  меж
деревьями хворост и начал вместо этого прыгать и обламывать  нижние  ветви
деревьев. Скоро разгорелся удушливо-дымный  костер  из  свежего  дерева  и
сухих сучьев, и я сберег остаток камфоры. Я вернулся  туда,  где  рядом  с
моим ломом лежала Уина. Я всеми силами старался привести ее в чувство,  но
она лежала как мертвая. Я не мог даже понять, дышала она или нет.
   Тут мне пахнуло дымом прямо в лицо, и голова моя, и без того тяжелая от
запаха камфоры, отяжелела еще больше. Костра должно было хватить  примерно
на час. Смертельно усталый, я присел на землю. Мне почудилось, что по лесу
носится какой-то непонятный сонливый шепот. Я, наверное, вздремнул, но как
мне показалось, лишь на миг. Вокруг меня была  темнота,  и  руки  морлоков
касались моего тела.  Стряхнув  с  себя  их  цепкие  пальцы,  я  торопливо
принялся искать в кармане спички, но их там не  оказалось.  Морлоки  снова
схватили меня, окружив со всех сторон. В одну  секунду  я  сообразил,  что
случилось. Я заснул, костер погас. Меня  охватил  смертельный  ужас.  Весь
лес, казалось, был наполнен запахом гари. Меня схватили за шею, за волосы,
за руки и старались повалить. Ужасны были  в  темноте  прикосновения  этих
мягкотелых созданий, облепивших меня. Мне казалось, что я попал в какую-то
чудовищную паутину. Они пересилили меня, и  я  упал.  Чьи-то  острые  зубы
впились мне в шею. Я перевернулся, и в то же мгновение рука  моя  нащупала
железный  рычаг.  Это  придало  мне  силы.  Стряхнув  с  себя   всю   кучу
человекообразных крыс, я вскочил и, размахнувшись рычагом,  принялся  бить
им наугад, стараясь попасть по их головам. Я слышал, как под моими ударами
обмякали их тела, как хрустели кости. На минуту я освободился.
   Мною овладело то странное  возбуждение,  которое,  говорят,  так  часто
приходит во время боя. Я знал, что мы оба с Уиной погибли, но решил дорого
продать свою жизнь. Я стоял, опираясь спиной о дерево и  размахивая  перед
собой железной  палицей.  Лес  оглашали  громкие  крики  морлоков.  Прошла
минута. Голоса их, казалось, уже не  могли  быть  пронзительней,  движения
становились все быстрее и быстрее. Но ни один не подходил ко мне близко. Я
все время стоял на месте, стараясь хоть что-нибудь разглядеть в темноте. В
душу  мою  закралась  надежда:  может  быть,  морлоки  испугались?  И  тут
произошло  нечто  необычайное.  Казалось,  окружающий   меня   мрак   стал
проясняться. Я смутно начал различать фигуры морлоков,  трое  корчились  у
моих ног, а остальные непрерывным потоком бежали мимо меня в  глубь  леса.
Спины их казались уж не белыми, а красноватыми.  Застыв  в  недоумении,  я
увидел красную  полосу,  скользившую  между  деревьев,  освещенных  светом
звезд. Я сразу понял, откуда  взялся  запах  гари  и  однообразный  шорох,
перешедший теперь в страшный рев, и красное зарево, обратившее  в  бегство
морлоков.
   Отойдя от дерева и оглянувшись назад, я увидел между  черными  стволами
пламя лесного пожара. Это меня догонял мой первый костер. Я искал Уину, но
ее не было... Свист и шипенье позади, треск загоревшихся ветвей - все  это
не оставляло времени для размышлений.  Схватив  свой  лом,  я  побежал  за
морлоками. Пламя следовало за мной по пятам. Пока я  бежал,  оно  обогнало
меня справа, так что я оказался отрезанным и  бросился  влево.  Наконец  я
выбежал на небольшую поляну. Один из морлоков, ослепленный,  наткнулся  на
меня и промчался мимо прямо в огонь.
   После этого мне пришлось наблюдать самое потрясающее зрелище  из  всех,
какие я видел в  Будущем.  От  зарева  стало  светло,  как  днем.  Посреди
огненного моря был холмик или курган, на вершине которого рос полузасохший
боярышник. А дальше, в лесу, бушевали желтые языки пламени, и холм был  со
всех сторон окружен огненным забором.  На  склоне  холма  толпилось  около
тридцати или сорока морлоков; ослепленные, они  метались  и  натыкались  в
замешательстве друг на друга. Я забыл об их  слепоте  и,  как  только  они
приближались, в безумном страхе принимался яростно наносить  им  удары.  Я
убил одного и искалечил  многих.  Но,  увидев,  как  один  из  них  ощупью
пробирался в багровом свете среди боярышника, и услыхав стоны, я  убедился
в полной беспомощности и отчаянии морлоков и не трогал уже больше никого.
   Иногда некоторые из них натыкались на меня и так дрожали, что  я  сразу
давал им дорогу. Однажды, когда пламя немного угасло, я испугался, что эти
гнусные существа скоро меня увидят. Я даже подумывал о том,  не  убить  ли
мне нескольких из них, прежде  чем  это  случится,  но  пламя  снова  ярко
вспыхнуло. Я бродил между морлоками  по  холму,  избегая  столкновений,  и
старался найти хоть какие-нибудь следы Уины. Но Уина исчезла.
   Я присел наконец на вершине холма и стал смотреть  на  это  необычайное
сборище слепых существ, бродивших ощупью и перекликавшихся нечеловеческими
голосами при вспышках пламени. Огромные клубы дыма плыли по небу, и сквозь
красное зарево изредка проглядывали звезды, такие далекие, как  будто  они
принадлежали  какой-то  иной  вселенной.  Два  или  три  морлока   сослепу
наткнулись на меня, и я, задрожав, отогнал их ударами кулаков.
   Почти всю ночь продолжался этот кошмар. Я кусал себе руки  и  кричал  в
страстном желании проснуться, колотил кулаками по  земле,  вставал,  потом
садился, бродил взад-вперед и снова садился на землю. Я тер глаза,  умолял
бога дать мне проснуться. Три раза я видел, как морлоки,  опустив  головы,
обезумевшие, кидались прямо в огонь. Наконец над утихшим пламенем  пожара,
над клубами дыма, над почерневшими стволами деревьев и над жалким остатком
этих мерзких существ блеснули первые лучи рассвета.
   Я снова принялся искать Уину, но не нашел ее. По-видимому, ее маленькое
тельце осталось в лесу. Все же она избегла той  ужасной  участи,  которая,
казалось, была ей уготована. При этой мысли я чуть снова  не  принялся  за
избиение беспомощных отвратительных созданий, но сдержался. Холмик, как  я
сказал, был чем-то вроде острова в лесу. С его вершины сквозь пелену  дыма
я теперь мог разглядеть Зеленый Дворец и определить путь к Белому Сфинксу.
Когда окончательно рассвело, я покинул кучку проклятых морлоков,  все  еще
стонавших и бродивших ощупью по холму, обмотал ноги травой и по дымящемуся
пеплу, меж черных стволов, среди  которых  еще  трепетал  огонь,  поплелся
туда, где была спрятана Машина Времени. Шел  я  медленно,  так  как  почти
выбился  из  сил  и,  кроме  того,  хромал:  я  чувствовал  себя   глубоко
несчастным, вспоминая об ужасной  смерти  бедной  Уины.  Это  было  тяжко.
Теперь, когда я сижу здесь у себя, в  привычной  обстановке,  потеря  Уины
кажется мне скорее тяжелым сном, чем настоящей утратой. Но  в  то  утро  я
снова стал совершенно одинок, ужасно одинок. Я вспомнил о  своем  доме,  о
вас, друзья мои, и меня охватила мучительная тоска.
   Идя по дымящемуся  пеплу  под  ясным  утренним  небом,  я  сделал  одно
открытие. В кармане брюк уцелело несколько  спичек.  По-видимому,  коробка
разломалась, прежде чем ее у меня похитили.



13. ЛОВУШКА БЕЛОГО СФИНКСА

   В восемь или девять часов утра  я  добрался  до  той  самой  скамьи  из
желтого металла, откуда в первый вечер осматривал окружавший меня  мир.  Я
не мог удержаться и горько посмеялся над своей самоуверенностью, вспомнив,
к каким необдуманным выводам пришел я в тот вечер. Теперь передо мной была
та же дивная картина, та  же  роскошная  растительность,  те  же  чудесные
дворцы и великолепные руины, та же серебристая гладь реки,  катившей  свои
воды меж плодородными берегами.  Кое-где  среди  деревьев  мелькали  яркие
одежды очаровательно-прекрасных маленьких людей. Некоторые из них купались
на том самом месте, где я спас Уину, и у меня больно сжалось сердце. И над
всем этим чудесным зрелищем, подобно  черным  пятнам,  подымались  купола,
прикрывавшие колодцы, которые вели в подземный мир. Я  понял  теперь,  что
таилось под красотой жителей Верхнего Мира.  Как  радостно  они  проводили
день! Так же радостно, как скот, пасущийся в поле. Подобно скоту,  они  не
знали врагов и ни о чем не заботились. И таков же был их конец.
   Мне  стало  горько  при  мысли,  как  кратковременно   было   торжество
человеческого разума,  который  сам  совершил  самоубийство.  Люди  упорно
стремились к благосостоянию и  довольству,  к  тому  общественному  строю,
лозунгом которого была обеспеченность и неизменность; и они достигли цели,
к которой стремились, только  чтобы  прийти  к  такому  концу...  Когда-то
Человечество дошло до того, что жизнь и собственность каждого оказались  в
полной безопасности.  Богатый  знал,  что  его  благосостояние  и  комфорт
неприкосновенны, а бедный довольство