н,  как  и
предыдущую ночь, сидел, глядя поверх океана в даль памяти.
     Еще не совсем рассвело, когда Нокики поднялся, подошел к  жертвеннику
и возложил на него свое подношение. Потом сел на  корточки,  глядя  поверх
жертвенника и могильной ямы на восток, в  ожидании  Ау,  бога  Восходящего
Солнца.
     Когда первые лучи тронули облака, Нокики запел.  Его  голос  разбудил
остальных.
     Отзвучал гимн. Нокики встал,  простер  руки  к  поднявшейся  из  моря
верхушке солнца, громко прося благословения у Ау, а через него и у младших
богов на то, что он, их слуга, собирался совершить. На  минуту  он  замер,
как бы вслушиваясь в ответ, потом дважды кивнул и приступил к работе.
     Именем Ау и всех младших богов он проклял остров  Танакуатуа  за  то,
что он погубил его народ. Он наложил заклятие на весь остров целиком  -  с
севера на юг и с запада на восток, с вершины двойной горы до  места,  куда
отступает вода во время самого большого отлива. Он  проклял  его  почву  и
скалы, его горячие ключи и холодные родники, его плоды и его деревья, все,
что бегало и ползало по нему, что  прыгало  или  летало  над  ним,  корни,
скрытые в земле, все живое, оставшееся в лужах после отлива.  И  проклятие
должно оставаться и днем и ночью, в сухой сезон и в сезон дождей, в бурю и
в штиль.
     Его слушатели  никогда  не  были  свидетелями  такого  всеобъемлющего
проклятия, и оно потрясло их и устрашило до глубины души.
     Но Нокики еще не  закончил.  Теперь  он  воззвал  к  самому  Накаа  -
всевышнему судье, перед которым на пути  из  этого  мира  в  Страну  Теней
должны пройти каждый мужчина и каждая женщина.
     Он просил Накаа сделать  остров  Танакуатуа  навечно  табу  для  всех
людей. Пусть всякий, кто попытается поселиться на нем, заболеет  и  умрет,
высохнет до полного исчезновения, так что даже его прах развеет ветром;  а
когда души этих людей предстанут перед его судом, пусть он отправит их  по
дороге не в Страну Блаженства, а на вечные муки,  чтобы  они,  как  и  все
нарушители табу, корчились на кольях в Ямах.
     Высказав свою гневную просьбу, Нокики  застыл  с  опущенными  руками.
Почти минуту он не  отрываясь  глядел  на  вставшее  солнце,  потом  вдруг
молниеносным движением выхватил свой нож  и  вонзил  его  себе  глубоко  в
грудь.  Он  пошатнулся,  его  колени  подогнулись,  и  тело   рухнуло   на
жертвенник...
     Соплеменники завернули Нокики в циновку из листьев пандануса, и, пока
мужчины хоронили его  в  могиле,  вырытой  им  для  себя,  женщина  искала
остроконечный камень. Найдя, она нарисовала на нем паука - тотем рода -  и
воткнула его в утоптанную землю над местом, где покоился теперь Нокики.
     Потом все четверо поспешили в деревню, чтобы собрать немного  клубней
таро, кокосовых орехов, взять сушеной  рыбы  и  наполнить  несколько  тыкв
свежей водой, и тут же направились к берегу и спустили на воду каноэ.
     Пересекая лагуну, они то и дело со страхом  оглядывались  на  остров.
Никто из них не сомневался, что просьба Нокики, подкрепленная его жертвой,
будет принята, но никому  не  ведомо  было,  сколько  времени  понадобится
Накаа, чтобы вынести приговор и когда табу станет законом.
     За линией рифов страх поутих и постепенно отступал по мере того,  как
удалялся оставшийся за кормой остров.  Но  только  когда  двойная  вершина
скрылась за  линией  горизонта,  люди  в  лодке  смогли  вздохнуть  полной
грудью...


     Через шесть месяцев группа экспертов, отбиравшая пробы на Танакуатуа,
составили заключение:
     "Приведенный выше отчет  свидетельствует,  что  перемена  направления
ветра на высоте 2000 футов,  происшедшая  через  2  часа  после  испытания
"Зироу", вызвала перемещение некоторого количества радиоактивных веществ в
юго-западном направлении. В процессе осаждения большая часть радиоактивных
частиц была отнесена к востоку противоположным потоком на меньшей  высоте.
Вследствие чего остров все же подвергся радиоактивному  заражению,  как  и
предполагалось, но осадки там были весьма незначительными.
     Согласно измерениям, радиоактивность несколько повышена  в  восточной
части острова, но на остальной территории пренебрежимо  мала  и  нигде  не
достигает уровня, определяемого как опасный.
     И все же нельзя  исключить,  что  питание  исключительно  продуктами,
выращенными на такой даже в малой степени зараженной почве, не приведет  к
аккумуляции  радиоактивных  веществ,  опасных   для   растущего   детского
организма. Принимая во внимание все  вышеизложенное  и  возможную  реакцию
общественного мнения на все, что даже отдаленно связано  с  радиоактивными
осадками от настоящего  испытания,  в  данный  момент  неразумно  было  бы
официально объявить остров "чистым".
     На наш взгляд,  не  следовало  бы  немедленно  переселять  аборигенов
обратно на остров. Предлагаем через пять лет  провести  на  нем  повторные
пробы и замеры, только при сопутствующих показаниях приборов  можно  будет
оценить остров как абсолютно "чистый".


     Прошло не пять, а около десяти лет, когда  танакуатуанам,  живущим  в
резервации, было объявлено, что скоро их отвезут  обратно  домой.  Новость
приняли  нерадостно.  Более  того,  предложение  вызвало   столь   громкую
отрицательную реакцию, что начальник округа даже нанес им визит.
     Татаке поведал ему о том, что рассказали  четверо  беглецов,  и  хотя
начальник округа впервые услышал, что  остров  стал  табу,  он  понял  всю
серьезность ситуации и все же решился на предложение:
     - Мне кажется, - сказал он после короткого раздумья, - что,  судя  по
людской природе, Накаа должен получать  очень  много  просьб  о  наложении
табу. И он, конечно же, не может выполнить  их  все.  И  как  можно  знать
наверняка, удовлетворил ли он просьбу Нокики? Есть ли уверенность, что она
не была отвергнута?
     Никто так просто о табу не  просит,  -  укоризненно  покачал  головой
Татаке. - Табу - это очень серьезно. К  тому  же  Нокики  не  был  обычным
человеком. Благочестивый и почтенный, он был и великий знаток магии. И  он
отдал свою жизнь Накаа ради того, чтобы его желание  исполнилось.  Поэтому
нам ясно, что остров сейчас табу.
     - Вы действительно верите, что дело  обстоит  именно  так,  уважаемый
вождь? - спросил начальник округа.
     Татаке кивнул.
     - И ваши люди все такого же мнения?
     - Есть несколько юношей, кто не верит в это,  -  признался  Татаке  и
объяснил:  -  С  тех  пор,  как  мы  попали  сюда,  их  прибрали  к  рукам
христианские проповедники. Теперь они ни во что не верят.
     - Тогда хотя бы они согласятся вернуться на Танакуатуа?
     - Может быть, - засомневался вождь, - но даже если бы не  было  табу,
что стали бы делать там десятка два юношей сами по  себе?  Ведь  никто  из
женщин не поедет. Нет, - продолжал он, - теперь они говорят так: если табу
нельзя снять, чтобы можно было вернуться всем, то надо поступить так,  как
делали предки: отыскать для себя новый остров и завоевать его.
     - Времена теперь не те, Татаке, - покачал головой начальник округа.
     Татаке грустно кивнул.
     - Но нам так было бы лучше, - сказал он. - Здесь мой  народ  медленно
гниет.
     Начальник округа не мог этого отрицать.
     - Тогда что же вы, вождь Татаке, думаете можно было бы предпринять?
     -  Я  думаю,  в  том,  что  приключилось  с  нашим   островом,   вина
правительства. Потому  правительство  должно  нам  дать  другой  остров  -
хороший остров - и помочь  нам  туда  перебраться.  Мы  это  обсуждали  на
советах и решили, что, если правительство не согласится  сделать  это  для
нас, то мы должны послать человека к королеве  и  рассказать  ей,  как  ее
слуги выманили нас с нашего острова Танакуатуа и бросили здесь гнить.
     Это безвыходное положение могло длиться гораздо больше,  если  бы  не
случайный визит одного путешествующего члена парламента, который  оказался
к тому же задиристым оппозиционером. За время своей недолгой остановки  на
Полуденных островах он каким-то образом прослышал о жалобе  танакуатуан  и
проявил к ней живейший интерес, едва не потирая радостно руки.
     Ага, сказал он  себе.  Миленькое  дельце.  Этих  несчастных,  которых
насильно вывезли с острова из-за испытаний атомной бомбы, все еще держат в
резервации, что им совсем не по душе, а министерство по  делам  колоний  в
качестве выхода из создавшейся ситуации предлагает им просто вернуться  на
свой остров, хотя известно, что он  пострадал  от  радиоактивных  осадков.
Они, вполне естественно, отказываются туда ехать, и можно  ли  их  в  этом
винить? Я бы на их месте поступил так  же.  И  так  же  рассудят  миллионы
людей, узнай они об этом... Добротный материал для парламентского вопроса.
Безупречный со всех сторон.
     Однако в парламенте этого вопроса так и не услышали. Министерство  по
делам колоний, спешно согласовав сделку с Министерством  финансов,  купило
Танакуатуа  у  его  прежних  обитателей,  уплатив   (на   бумаге)   весьма
значительную сумму. Располагая этим кредитом,  оно  от  имени  танакуатуан
приобрело остров Айму. Жителям Айму не досталось на руки больших денег, но
зато их вместе  с  имуществом  бесплатно  перевезли  с  этого  отдаленного
острова в щедрую резервацию на большем по размеру и более цветущем острове
архипелага, говоря по правде, том самом, где танакуатуане  жили  последние
десять лет.
     Решение проблемы оказалось довольно удачным. Правда, несколько  самых
беспокойных молодых мужчин из племени Татаке продолжали говорить, что если
бы правительство не отобрало хитростью и силой их остров, то он  бы  и  не
стал  табу,  но  большинство  относилось  к   своему   положению   как   к
неотвратимости судьбы. Танакуатуане согласились устроиться на  Айму,  где,
как уж ни повернутся дела, они будут хозяевами, а не изгоями в  резервации
среди чужих. Да и Министерство по  делам  колоний  осталось  не  внакладе.
Неловкого парламентского вопроса удалось избежать,  и  теперь  в  качестве
владельца этого неудобно расположенного острова (к проклятому острову  был
под шумок подкуплен и Оахому) министерство могло воспрепятствовать  новому
расселению на нем людей. А так как приобретенные острова попадали тогда  в
категорию  необитаемых,  их  можно  было  официально  вывести  из  состава
Полуденных островов, администрация которых  всегда  считала  Танакуатуа  и
Оахому обузой.
     За прошедшие с тех пор двенадцать лет Танакуатуа вновь превратился  в
точку на карте, практически не посещаемую и почти забытую.
     Однако дела вполне  могли  обернуться  и  иначе.  Для  непредсказуемо
многосторонних целей науки, особенно той,  которая  состоит  на  службе  у
военных и идет почти на все - от строительства  целого  городка  в  вечных
льдах до запуска человека на Луну и  от  выкармливания  нового  вируса  до
создания пастбищ для электронов - потребовался  новый  остров.  Но  и  это
относительно  дешевое  по  сравнению  с   некоторыми   другими   проектами
предприятие  осуществить  оказалось  не  так-то  просто  и  вовсе  не   из
финансовых соображений, а из-за совокупности требований.  И  только  форма
Оахому, береговую линию которого легче было патрулировать, перевесила чашу
весов в его пользу,  благодаря  чему  остров  оплели  колючей  проволокой,
обставили  запрещающими  объявлениями  и   официально   назвали   станцией
слежения,  а  Танакуатуа  позволили  спокойно  дремать  под  покровом  все
густеющих джунглей.
     Так  могло  продолжаться  еще  много  лет,  если  бы  Уолтер   Тирри,
подыскивающий подходящее место  для  осуществления  Проекта  Просвещенного
Государства лорда Фоксфилда, не услышал случайно о Танакуатуа и не полетел
туда сам.
     Остров ему сразу понравился своей компактностью, месторасположением и
климатом.
     У него не было снаряжения для настоящей разведки, но он отобрал пробы
грунта на  берегу  лагуны  и  сфотографировал  в  качестве  доказательства
плодородия пышную растительность. К сожалению большая часть фотоматериала,
отснятого с воздуха,  оказалась  некачественной,  но  он  и  не  мог  быть
хорошим, так как, согласно докладу Уолтера, почти все восточное  побережье
острова было окутано  туманом.  Кроме  горячего  ключа,  на  острове  было
несколько ручьев, что снимало заботы о питьевой воде.
     Словом,  остров  показался   Уолтеру   идеально   подходящим.   И   в
перенаправленном в Англию докладе в качестве достоинств  он  даже  отметил
существование табу и его отпугивающее воздействие на местных жителей,  что
поможет избежать визитов непрошенных гостей.
     В установленном порядке Уолтер предложил за Танакуатуа 20 000  фунтов
стерлингов, поставив условием предъявление акта, удостоверяющего, что  все
следы повышенной радиации исчезли.
     Акт был представлен, и сделка состоялась.
     Через определенное законом время представители короны, находясь тогда
в неведении  относительно  роли  лорда  Фоксфилда  в  этом  деле,  не  без
облегчения передали Уолтеру Тирри, эсквайру, право  на  владение  этим  не
приносящим никаких доходов беспокойном участком земельной собственности за
30 000 фунтов.



                                    3

     Рассказ о нашем переезде на Танакуатуа был  бы  утомителен,  хотя  бы
потому,  что  путешествие  проходило  очень  спокойно,   практически   без
происшествий.
     Единственным  непредвиденным  событием  было,  как  я  уже  упоминал,
бегство Хораса Тапла в Панаме.
     Я, со своей стороны, стал усиленно знакомиться со своими  спутниками.
Это было наилучшим выходом  в  тогдашнем  состоянии.  Впервые  со  времени
автокатастрофы  я  осознал  присутствие  других  людей   не   просто   как
статистических единиц человеческого материала для Проекта, а как  живых  и
неповторимых личностей. Я как будто медленно пробуждался ото сна, похожего
на смерть, - и, сознаюсь, сам поражался, до какой степени успел заразиться
духом нашего предприятия.
     В то же время во мне, как  после  долгой  зимней  спячки,  посыпалась
способность к  суждению.  Одним  из  следствий  этого  была  все  растущая
уверенность, что некоторые наши намерения носили слишком  общий  характер.
Чем больше я думал о наших надеждах на всеобщее  безграничное  терпение  и
взаимопомощь,  надеждах,  не  подкрепленных  никакими  соображениями   для
урегулирования возможных конфликтов, тем сильнее  ощущал  беспокойство.  Я
осознал  необходимость  авторитета,  на  который  всегда  можно  было   бы
сослаться, авторитета, установленного по всеобщему согласию  и  способного
быть третейским судьей, для того, чтобы  наше  маленькое  общество  обрело
большую стабильность, чем это  свойственно  обычно  поселениям,  обязанным
своим возникновением конкретной задаче.
     Но все мои попытки вовлечь Уолтера в обсуждение этих тревожных мыслей
оказались безуспешными. Он отметал все мои попытки заговорить на волнующую
меня тему, заявляя, что слишком жесткий и сухой формальный подход  погубит
дело, лишит возможности приспосабливаться к меняющимся обстоятельствам.  А
именно из живых жизненных обстоятельств и ситуаций и должны  вырасти  наши
государственные учреждения.
     Такое твердое  нежелание  обсуждать  наше  будущее  в  этом  любителе
строить планы вводило меня в сильное замешательство. Не только  эта  черта
удивила меня в Уолтере.  Он  вообще  был  более  замкнут,  чем  на  стадии
подготовительных работ. Стала другой  его  манера  держаться,  все  больше
времени он проводил в своей каюте. У меня даже сложилось впечатление,  что
он намеренно отдаляется от  нас,  постепенно  строит  вокруг  себя  барьер
неприступности, заключая в него отчасти и Алисию Харди,  которая,  похоже,
начинала входить в роль его личного секретаря.
     Наше плавание тянулось долго, и  я  решил  побольше  узнать  о  своих
спутниках. Это не требовало особых усилий. На корабле заняться было нечем,
и обычно собеседник оказывался не прочь рассказать о себе.
     Так я узнал мнение Чарлза об  ограничениях  и  предписаниях,  которые
стискивают предприимчивых фермеров в Англии, что и  побудило  его  продать
хорошую ферму, чтобы попытать счастья на девственной земле. Узнал  я  и  о
разногласиях Джо Шатлшо со своими боссами, с профсоюзом, со всей классовой
системой и о том, что он хочет вырастить своих детей там, где ничего этого
не будет. Узнал я о разочарованиях, погнавших  прочь  от  привычного  мира
Тома Коннинга и  Джереми  Брэндона;  о  чувстве  горечи  и  безысходности,
которое  двигало  Дженнифер  Дидз;  о  романтических  побуждениях   второй
Дженнифер; о наполняющем душу Дэвида Кампа идеализме. И вскоре я  уже  мог
привести почти для каждого причину, стронувшую его с  привычного  места  -
подлинную или показную.
     Когда я подошел к Камилле Коуджент, одиноко стоявшей у  перил,  глядя
на  волны,  она  не  проявила  желания  рассказывать,  что   ее   толкнуло
присоединиться к нам. Казалось, ее мысли  блуждали  где-то  очень  далеко.
Что-то в ее облике, неуловимо напоминающее мою дочь Мэри,  заставило  меня
повторить  свой  вопрос.  Камилла  повернулась  ко  мне,  и  все   еще   с
отсутствующим видом, сказала без интонаций:
     - Я думала, что могу  оказаться  полезной.  Кроме  того,  возможность
увидеть остров, на котором двадцать лет никто не жил, привлекает меня  как
биолога.
     Таким ответом некоторое время я должен был  довольствоваться.  Но  он
лишь заставил меня решить, что истинной причиной была  очередная  неудача,
нечто, заставившее ее бежать. Мне пришло в голову, что у всех у  нас  было
на удивление мало положительных побудительных мотивов, и  тут  я  вспомнил
свое прежнее соображение, что в обществе свободны только неудачники.
     Так получилось, что до одного  прекрасного  вечера,  когда  мы  плыли
где-то посреди Тихого океана, я почти не разговаривал с Камиллой, если  не
считать обмена  вежливыми  репликами  при  встрече.  А  в  тот  вечер  все
разошлись по каютам, оставив нас под тентом на носу судна каждого за своим
одиноким занятием. Я читал книгу, а Камилла в раздумьях смотрела на океан,
по крайней мере некоторое время она была погружена в  его  созерцанье,  но
когда я поднял голову, переворачивая страницу, то обнаружил,  что  Камилла
перенесла свое внимание на мою особу. Выражение ее лица  было  уже  вполне
посюсторонним по сравнению с ее обычным  отсутствующим  видом,  поэтому  я
осведомился:
     - Чем могу быть полезен?
     Она покачала головой, но передумала.
     - Да, вы можете мне помочь. Не возражаете, если я задам вам несколько
вопросов? - И не дожидаясь утвердительного ответа, продолжила: - Знаете, я
все удивляюсь, как такой человек, как вы, оказался замешанным во  все  это
дело?
     - На это нетрудно ответить, - сказал я. - В основном из-за того,  что
я считал все это дело достойным осуществления.
     Она неторопливо наклонила голову, не спуская глаз с моего лица.
     - Вы считали так прежде или и теперь так  считаете?  -  проницательно
спросила она.
     - Я не собираюсь дезертировать до начала битвы, - ответил я. - А вы?
     На этот вопрос она не ответила, а вместо этого спросила:
     - Чего я не понимаю, это, как бы деликатнее сказать,  -  дилетантства
всего предприятия. Похоже, за всем этим стоят немалые деньги.
     - Было несколько путей потратить деньги, - объяснил я. -  Одно  время
лорд Ф. серьезно обдумывал план строительства нового города - своего  рода
Бразилия в миниатюре, - который смог бы принять избранных. Но расходы были
весьма значительны, и даже если бы он мог  пойти  на  них,  то  ничего  не
осталось бы для основания фонда, а без фонда внушительных  размеров  город
было бы некому заселять.  Он  мог  бы  подрядить  какую-нибудь  фирму  для
строительства на Танакуатуа под  руководством  первопоселенцев.  Это  было
более  выполнимо,  хотя  и  дорого,  но  такой  вариант  не  прошел  из-за
необходимости ввоза рабочей силы, что породило бы нежелательные  жизненные
нормы и привычки, от которых потом нелегко было  бы  избавить