ее попутно привлекало  что-нибудь  из  области  ее  профессиональных
интересов.  Продвинувшись  за  час  только   на   полтораста   ярдов,   мы
почувствовали, что пора подкрепиться, для чего расчистили место, где можно
было поесть с относительными удобствами.
     На  этот  раз  Камилла  уже  не  изъявляла  желания  делиться  своими
теориями. Она сидела и задумчиво жевала бутерброды,  примеривая  к  фактам
новые объяснения - так мне казалось. Когда мы устроились есть, я поразился
полной тишине вокруг. Обычно в этих краях человека  окружает  многообразие
звуков:  птичий  гомон,  шелест,  топоток  и  шуршание  мелких   зверушек,
постоянное гудение насекомых, неясный  фоновый  шум,  который  пронизывают
резкие  крики,  -  но  здесь  тишину  только  иногда   нарушало   жужжание
какого-нибудь случайно пролетевшего насекомого, да  слышно  было,  как  мы
жуем. Через несколько минут это стало действовать угнетающе. И больше  для
того, чтобы нарушить молчание, чем из любопытства, я сказал:
     - Этой истории должен придти естественный конец. Когда они  уничтожат
всех животных до единого, то и сами вымрут.
     - Пауки - каннибалы, - сказала Камилла.
     - Пусть так, но, думаю,  замкнутая  система  на  основе  каннибализма
продержится недолго.
     Может быть, но на некоторое время ее хватит, до тех пор, пока  они  -
как я говорила уже - не научатся ловить  рыбу.  Тогда  отпадет  вопрос  об
источнике пищи и ничто уже не сможет их остановить.
     - Но как, скажите на милость, они смогут научиться ловить рыбу?
     Она пожала плечами.
     - При совместной деятельности  многое  становится  возможным.  Общими
усилиями они могут сплести прочную сеть. Скажем, начнут перегораживать  ею
узкий пролив,  прикрепив  сеть  к  камням.  Во  время  прилива  они  могут
поднимать ее и опускать, когда наступит отлив. Там запутаются  креветки  и
мелкие  рыбешки.  Так,  преуспев,  пауки  настроятся  на  большее.  Станут
охотиться на более крупных рыб и изобретут новые методы ловли.
     - Вы говорите о них так, как если бы они были разумными существами.
     - Это-то меня и тревожит. Вполне понятно, что мыслить,  как  мы  -  с
помощью мозга и сознания, - они не могут.  Но  у  них  должно  быть  нечто
сродни сознанию, о чем я уже  говорила  сегодня.  Нечто,  приведшее  их  к
способу ловли насекомых с помощью паутины, а потом -  сооружению  сложных,
выверенных  с  математической  точки  зрения  ловчих   сетей   на   земле,
встречающихся у более высокоразвитых видов. Многим  насекомым  свойственно
производить паутинный шелк. Но лишь пауки  научились  использовать  его  в
качестве орудия, дающего пропитание. Ими двигал, конечно,  не  тот  разум,
который мы знаем, но некая управляющая сила должна быть.
     Так  было  еще  в  пору  индивидуализма.  Теперь  же  они   действуют
совместно. Причем тут не просто механическое соединение  усилий.  Если  бы
каждый человек жил в одиночку - разве бы стали люди людьми?
     И поэтому, если некая  сила  помогла  паукам-индивидуалистам  обрести
средство ловли крылатых  насекомых,  она,  вне  сомнения,  может  привести
группу совместно действующих пауков к созданию орудий для ловли рыбы, если
в том возникнет необходимость. Меня тревожит - насколько могущественна эта
сила и какие еще способности она может пробудить в них...
     - Честно говоря, мне кажется, что вы сильно преувеличиваете  значение
того, что мы здесь  видим.  На  мой  взгляд,  тут  мутация,  причем  члены
мутировавшей популяции получили неожиданно хорошие условия для развития  и
размножения. Исчерпав запасы пищи, они исчезнут.  Известны,  должно  быть,
сотни случаев в мировой истории, когда вид уничтожал сам  себя,  чрезмерно
размножившись.
     - Надеюсь, вы правы... -  сказала  она,  однако  без  убежденности  в
голосе.
     Мы снова принялись за работу. Следующие двадцать  ярдов  преодолевали
не быстрее предыдущих. И вдруг совершенно  неожиданно  вышли  на  тропу  и
остановились, не веря своим глазам.
     Тропа тянулась с востока на запад, пересекая нашу под прямым углом. К
тому же этой тропой часто пользовались, и  совсем  недавно.  Мы  стояли  и
глядели на простирающийся перед нами отрезок, справа и слева исчезавший за
поворотами.
     - Робинзон Крузо и след человеческой ноги на  песке,  -  пробормотала
Камилла. - А ведь разве кто-то из детей не говорил, что...
     Она не успела договорить, как кусты перед нами раздвинулись и  оттуда
показались два черных лица и два нацеленных на нас копья.
     Секунду мы просто недоуменно глядели на них. Потом я  крепко  ухватил
ручку мачете. Нацеленное на меня копье качнулось.
     - Брось на Землю, - произнес голос.
     Я помедлил и увидел, что копье качнулось снова.
     И бросил мачете. Бросила и Камилла.
     Сзади  послышался  шорох  листьев  под  чьими-то  ногами.  К   мачете
протянулись темнокожие блестящие руки и убрали  ножи  с  тропы.  Эти  руки
легкими похлопываниями обыскали нас. Одна из них наткнулась  на  револьвер
Чарлза в кармане Камиллы и забрала его себе. Наконечники копий  оставались
направленными  на  нас,  но  хватка  на  их  древках  несколько  ослабела.
Обладатели копий вышли на тропу.
     На обоих мужчинах были только набедренные повязки, на ногах - похожая
на мокасины обувь, а на поясе - ремни, за которые  были  заткнуты  мачете,
кроме того на ремешках болтались еще два или три  коротких  копья.  Больше
всего бросался в глаза необычный блеск их кожи.  От  курчавой  макушки  до
самых пяток они сияли, будто  покрытые  шеллаком.  Средство,  которым  они
натерлись, издавало сильный и резкий, хотя и не отталкивающий запах.
     Один из них, не опуская копья,  протянул  вперед  левую  руку.  Из-за
наших спин сияющая коричневая рука подала ему револьвер. Мужчина  отступил
на  шаг,  вставил  копье  в  ременную  петлю  и  с  удовлетворением   стал
разглядывать револьвер. Убедившись, что он полностью заряжен, мужчина снял
его с предохранителя и, направив дуло на меня, качнул им вправо.
     Возражать было бессмысленно. Мы повернули в указанную сторону и пошли
по тропе, ведущей на восток.
     За  первым  поворотом  голос  приказал   нам   остановиться,   и   мы
повиновались. Рядом с тропой  лежало  четыре  небольших  тюка  размером  с
мешок. Мне показалось, что они были изготовлены из сплетенных без  зазоров
пальмовых волокон.
     Пока у нас за спиной о чем-то совещались, мы стояли и ждали. Вдруг  я
почувствовал, как Камилла, стоявшая слева и немного позади, толкнула  меня
локтем, а когда оглянулся, то увидел, что она уперлась взором  в  один  из
тюков.  Я  было  удивился,  но  тут  заметил,  что  тюк  лежал  не  совсем
неподвижно. Он как бы слегка пульсировал. Посмотрев на него еще немного, я
уже почувствовал уверенность, что внутри  тюка  не  прекращалось  какое-то
распиравшее его движение. Я бросил взгляд  и  на  остальные  тюки  -  было
заметно, что внутри них что-то тоже слегка шевелится.
     - Что?... - зашептал я, но тут спор позади нас закончился.
     Нам быстро завели руки за спину и крепко, хотя и не до боли,  связали
в запястьях.
     - Вперед, - скомандовал голос.
     Когда мы двинулись, я оглянулся.
     Один из островитян шел с револьвером в руке в паре шагов за  нами.  А
остальные трое перекидывали тюки себе за спину;  четвертый  тюк  оставался
лежать на месте.
     Я с горечью подумал, что наша встреча произошла абсолютно случайно, и
нам просто не повезло, что  островитяне  проходили  мимо,  когда  мы  были
поглощены работой. Они, вероятно, услышали треск  ломающихся  под  ударами
наших мачете ветвей и, сложив свой груз у тропы,  решили  выяснить  в  чем
дело. Устроив несложную засаду и захватив нас, они теперь оставили  одного
для присмотра за пленниками  и  втроем  продолжили  свой  путь  на  запад.
Неприятнее всего было то, что нас уводили в  противоположном  направлении,
во владения пауков.
     Примерно через четверть мили мы повстречали первую стаю. Наверно, она
притаилась  неподалеку  от  тропы,  потому  что  выскочила  из  укрытия  в
нескольких ярдах впереди и устремилась к нам.
     - Остановитесь, - приказал голос сзади.
     Мы повиновались. Пауки ринулись вверх по нашим ногам. Как  и  прежде,
не добежав до колен, они соскочили. Наш  конвоир  явно  наблюдал  за  этой
сценой, потому что я слышал, как он что-то  буркнул  про  себя.  Затем  он
сказал: "Вперед!"
     Но Камилла повернулась к нему.
     - Сетка, - сказала она, мотнув головой в попытке скинуть ее  с  полей
шляпы вниз.
     Островитянин секунду непонимающе смотрел  на  нее,  потом  понял.  Он
подошел к ней и, по-прежнему держа пистолет в правой руке, левой освободил
зацепившуюся за край сетку. Пока он это делал: я успел заметить, что пауки
даже не пытались напасть на него. Они остановились в  четырех-пяти  дюймах
от его ног и откатывались  назад.  Масло,  которым  он  был  натерт,  явно
действовало на пауков гораздо сильнее, чем наш инсектицид. Обернувшись  ко
мне, он опустил и мою сетку, свободно повисшую перед лицом. Потом мы пошли
дальше.
     Вскоре на нас кинулась новая стая, потом еще и еще. Затем  они  стали
попадаться через каждые несколько ярдов. Два раза  посыпались  с  нависших
кустов. Будь мы без сеток, они уже обволокли бы  нам  лица  своей  массой;
даже  и  теперь  было  несколько  неприятных  моментов,  прежде  чем   они
отцепились и спрыгнули.
     Мы шли дальше, и я постепенно понял, что наша тропа,  как  и  та,  по
которой мы пробивались с Камиллой, была старой и еще недавно  заросшей.  Я
не мог воспользоваться компасом, чтобы сориентироваться, но решил, что она
уклонялась примерно на несколько градусов севернее. Она была намного  шире
и просторнее, поэтому расчистить ее было проще.
     Вскоре я начал замечать в кустах  по  обеим  сторонам  нити  паутины.
Сначала они попадались нечасто, но очень скоро мы достигли местности,  где
они  были  уже  сплетены  в  небольшие  полотнища,   похожие   на   гамаки
неправильной формы, и перекидывались между ветвями одного куста или  между
соседними  кустами.  Эти  гамаки  встречались  гроздьями;  каждая  гроздь,
по-видимому,  принадлежала  группе  пауков,  которые  сидели  около  своих
ловушек, готовые в любой момент наброситься на  попавшую  туда  добычу.  В
почти  лишенной  насекомых  местности  вероятность,  что  в   их   гамаках
что-нибудь запутается, казалась ничтожной, да я и  не  видел,  чтобы  туда
попалась хоть мошка. Однако пауки сидели, приготовившись терпеливо ждать.
     Когда мы проходили поблизости и они замечали нас - видели или  как-то
по-другому реагировали на наши движения, то сразу же срывались с  места  и
спешили к нам по веткам или по земле наперерез. Но чаще всего не  успевали
добежать.
     Потом низко подвешенные паутинные гамаки стали  попадаться  реже.  Их
сменили более  плотные  и  широкие,  прикрепленные  к  ветвям  деревьев  в
десяти-двенадцати футах над землей - здесь в гамачки поменьше и  пониже  и
подавно ничего не могло попасть.
     Наконец мы вступили в такие края,  где  эти  большие  гамаки  уже  не
перекидывались больше  между  деревьями.  Они  свисали  клочьями,  которые
слегка  колыхались  от  движения  воздуха.  Казалось,  весь  лес  обвесили
шелковыми лохмотьями.
     Камилла, шедшая впереди, остановилась и огляделась кругом.
     - Жутко, - сказала она. - Лес, завешанный саванами.
     В тишине леса ее голос прозвучал очень громко.
     Мне пришло в голову, что призрачный вид окружающему отчасти  придавал
тусклый, рассеянный свет, и  я  посмотрел  наверх.  Неба  видно  не  было.
Вершины деревьев исчезли в пропускающем свет беловатом  тумане,  и  тут  я
понял, что мы, должно быть, находимся теперь под  белой  пеленой,  которую
наблюдали еще с берега.
     Казалось,  весь  лес  целиком  покрыли  тентом.  Паутина  непрерывным
покрывалом соединяла вершины деревьев, и сами пауки тоже поднялись наверх.
На земле их не было, и довольно давно, как я теперь понял.
     Кругом царила  жутковатая  тишина  полностью  покинутого  места.  Все
существа, даже пауки, оставили здешние леса,  где  остались  расти  только
травы,  кусты  и  деревья.  Никакого  живого  движения  -  лишь  колыхание
оборванных полотнищ паутины.
     - Вперед, - снова подал голос сопровождающий.
     Теперь местность начала подниматься, но еще примерно полмили вид леса
вокруг не менялся.
     Только однажды я уловил живое движение. Нашу тропу  пересекла  чья-то
тень. Взглянув вверх, я увидел темное пятно, медленно скользящее по белому
покрывалу - стая пауков промышляла добычу в своих горных владениях.
     Неожиданно деревья кончились. Мы вышли на открытый  холмистый  склон,
поросший густым стелющимся  травянистым  кустарником,  доходившим  нам  до
колен и похожим на  вереск.  На  краю  леса  нам  опять  встретились  стаи
охотящихся пауков, а первые несколько футов  кустарника  густо  обтягивала
паутина, но дальше ее не было. Особенности ли почвы были тому причиной или
какие-то свойства "вереска", или  высота,  или  здесь  паукам  уже  совсем
ничего не попадалось - неизвестно, но как бы то ни было, вскоре они совсем
перестали встречаться.
     Мы продолжали взбираться по склону Мону, южной из двух  вершин,  пока
не достигли края кратера. Там наш похититель позволил нам сесть и  немного
отдохнуть.
     С этой точки был виден почти весь Танакуатуа, и нашему взору открылся
самый  захватывающий  из  виденных  прежде  и  самый  необычный  вид.  Все
восточное побережье до той точки, где северная вершина  заслоняла  его  от
нас,  было  затянуто   чуть   сверкающим   полотнищем   паутины,   которое
простиралось на юг и языком выдавалось на север  между  горой  и  лагуной.
Создавалось впечатление, что паутина как бы вытекла  с  востока,  обогнула
гору, а теперь ее северный рукав  покрыл  уже  около  половины  расстояния
между  горой  и  поселком.  Там   он   обрывался.   Полоса   незатронутого
пространства, отделяющего его от поселка, составляла примерно полторы мили
в ширину, свободно от паутины было и все западное  побережье.  Как  далеко
она вдавалась с востока в северную часть мы не могли видеть, но было ясно,
что покрывала она не меньше половины всего острова.
     Похоже было, что паутинное покрывало натянули,  а  потом  бросили  на
неровную  поверхность,  и  оно  вспучилось  в  тех  местах,  где  с  земли
поднимались деревья, а складки его отблескивали на солнце. Покров не везде
был сплошным. Местами, как оторванные от большого  савана  и  разбросанные
вокруг клочки материи, белели отдельные пятна, а за проливом, как бы желая
показать, что вода - не преграда, на островке Хтнуати виднелось  несколько
небольших участков паутины.
     Наш конвоир, сидевший рядом, заметил выражение наших изумленных глаз.
Он ухмыльнулся, но ничего не сказал.
     В двух или трех местах, как и в предыдущие дни,  к  небу  поднимались
слаборазличимые парообразные колонны.
     Камилла покачала головой и сказала:
     - Астрономическое число. Просто представить  невозможно,  сколько  их
тут.
     Мы перевели взгляд на лежащий под  нами  кратер.  Он  оказался  более
широким и мелким, чем я предполагал;  удивило  и  то,  что  трава  и  даже
небольшие кусты росли на его внутренних склонах почти до самого дна.  Там,
окруженное кольцом голого камня, клокотало грязевое озерцо.
     Вернее,  я  употребил  привычное  выражение,  а  это  озерцо   лениво
вздувалось и спадало.  Его  поверхность  неуверенно  подрагивала,  как  на
кадрах замедленной съемки, словно  оно  нехотя  собиралось  с  силами  для
некоего действия. Порой оно начинало выдувать большой пузырь. На это время
все остальное движение несколько затихало, как будто вся  энергия  уходила
на выдувание пузыря. Куполообразный пузырь вызывал  беспокойное  ощущение.
Невозможно было следить  за  его  ростом  и  не  чувствовать,  как  внутри
нарастает напряжение в ожидании взрыва. А когда пузырь лопался - это  было
очень невзрачно: негромкий усталый хлопок, и  вокруг  на  несколько  футов
разлетающиеся брызги. После этого озерцо  некоторое  время  колыхалось,  а
перед тем, как начать новый пузырь, оно для  практики  выдувало  несколько
мелких.
     - Любопытно, -  сказала  Камилла.  -  Как  и  множество  естественных
процессов, это немного отталкивающее зрелище, но мне вдруг стало  понятно,
как такое явление может стать  священным.  Неискушенному  уму  оно  вполне
могло показаться живым или почти живым, хотя и иным по сравнению с другими
живыми существами образом. Оно просто существует - можно себе представить,
что оно вот так вздымается и опадает уже несколько столетий. Больше ничего
не происходит, но все же внутри нарастает напряжение ожидания,  как  будто
озерцо способно на большее и в любой момент может проявить себя  по-иному.
Неудивительно, что люди испытывали склонность обожествлять их.
     Мы посидели еще немного,  наблюдая,  как  в  грязи  набухали  пузыри,
похожие на набиваемые едой животы каких-то мерзких существ, и хоть  в  нас
вздымалось отвращение, все же завороженно  ждали,  пока  они  с  хлюпаньем
лопнут. Казалось, наш похититель тоже не может отвести глаз от пузырей. Но
немного погодя он все-таки встал  и  движением  руки  с  пистолетом  велел
подняться и нам.
     Мы шли по кромке кратера до  седловины,  соединяющей  его  со  второй
вершиной. Тут мы повернули налево и пошли по гребню. По жесткой пружинящей
траве  идти  было  легко.  В  центре  седловины  из  камней   был   сложен
прямоугольный  постамент  примерно  трех  футов  в  высоту,   по-видимому,
намеренно расположенный под небольшим  углом  к  гребню.  Мы  с  интересом
смотрели на него. Это было первое сооружение прежних  обитателей  острова,
попавшееся нам на глаза со времени высадки, а  вполне  возможно,  что  оно
было и единственным. Возведено оно было тщательно, а сверху накрыто  двумя
плоскими камнями.
     - Уж не алтарь ли это? - предположила Камилла.
     Когда мы поравнялись с постаментом, сомнения отпали.  Сверху  на  нем
была темная запекшаяся кровь.
     Останавливаться и рассматривать его  времени  не  было.  Наш  конвоир
провел нас без задержки мимо.
     В  голову  мне  пришла  малоприятная  мысль.  Я  сначала  не  решался
высказать ее, но потом обратился к Камилле:
     - Не кажется ли вам?..
     Камилла оборвала меня. По-видимому, у нее раньше моего возникло такое
предположение.
     - Нет. Эта кровь тут уже неделю, не меньше. Кроме  того,  ее  не  так
много. - И помолчав добавила: - Все же интересно, что они могли тут найти,
чтобы принести в жертву?
     Гребень кончился. Перед нами  лежал  склон,  по  которому  надо  было
взбираться вверх около двух сотен  ярдов.  А  там  мы  оказались  на  краю
северного кратера.
     Он  явно  бездействовал  уже  очень  давно.   На   каменных   осыпях,
скатившихся со стен, осела  почва.  Сами  стены  подернулись  растительным
покровом, а дно густо поросло кустарником, над которым возвышалась  рощица
деревьев. Каменистая тропинка уступами вела к ней по стене кратера.
     Мы дернулись от громкого  крика  охранника,  гулко  отозвавшегося  от
противоположной стены.
     Скоро  из-за  деревьев   показались   два   темнокожих   человека   и
остановились у начала тропинки, глядя вверх.
     Охранник прокричал что-то непонятное и получил  не  менее  непонятный
ответ. Заткнув за пояс пистолет, он достал оттуда мачете. Им  он  разрезал
путы на наших руках, а потом подтолкнул нас к тропинке.
     Это было великодушно с его стороны.  Путь  был  крут,  местами  очень
труден. Я вряд ли смог его преодолеть со связанными руками.
     Спустившись, мы направились к тем двоим, что  все  еще  ожидали  нас.
Одного из них я узнал сразу. Он был самым старшим из  набранных  в  Уияньи
людей. По седине в курчавых волосах я его и отличил.  Без  этого  в  одной
набедренной повязке, да еще с костяным украшением в носу теперь я не  смог
бы его узнать. На его груди желтой краской был нанесен  узор,  похожий  на
грубо вып