Хэролт обучил  Лэпторна  устройству  ходовой  части.  Считается,  что
управлять переходным устройством не представляет трудности. Но  Хэролт  не
давал Лэпторну даже думать о том, что он может стартовать, не зная  всего,
что надо было знать. Если бы не Хэролт, мы никогда не попали бы в  космос.
Если бы не Хэролт, мы никогда не продержались бы там так долго. Мы бы даже
не оказались на этой заброшенной скале на краю неизвестности. Я благодарен
Хэролту за все, что он для нас сделал и пытался сделать. Мне жаль, что все
кончилось таким образом, то же почувствовал бы и Хэролт, если бы знал.
     Новые лица.
     На Пениэле была девушка по имени Миан. На Рокхолте  была  Доркас,  на
Алхагаеле была Джоан, на Дорениконе была Офиния. Не  слишком  внушительный
список. И не имеющий большого  значения.  Больше  нет  никого,  достойного
воспоминаний, и даже эти - не самые дорогие из них. Он мог бы  заталкивать
в себя деликатесы воспоминаний до бесконечности. Но для меня они ничего не
значили.
     Алахак был моим другом. Он был торговцем с Хормона. Я как-то спас ему
жизнь не Бенето. Он спас жизнь Лэпторну на Бэкхофене, Лэпторн  спас  жизнь
мне  на  Сан-Калоджеро.  Я  не  уверен,  что  все  происходило   в   такой
последовательности. Долгое время мы были вместе - Алахак и я.  Не  потому,
что вместе летали и не потому,  что  перехватывали  друг  у  друга  грузы.
Просто потому, что мы думали одинаково.
     Алахак с его инженером Кувио - были полной противоположностью  нам  с
Лэпторном. Его корабль - "Гимния" - представлял собой  сверкающий  корабль
планеты Хормон.
     Я купил "Джевелин", потому что она была больше  похожа  на  "Гимнию",
чем любой из кораблей, построенных человеком. Алахак был одним из немногих
людей, которые мне когда-нибудь нравились, и  один  из  немногих,  которых
высоко ценил Лэпторн. Даже бродягам необходимо иногда любить  кого-нибудь,
ради кого они могут пойти на риск. Иметь кого-то, на чью помощь они  могут
надеяться.
     Я снова проснулся, а не следовало бы. Все еще  темно,  и  я  не  имею
никакого права просыпаться среди ночи. Что-то  разбудило  меня?  Наверное,
это снова упал крест Лэпторна. Ветер здесь, и он  хватает  меня  за  лицо,
протягивает холодные пальцы к моим глазам. Я не буду слушать его.  Я  хочу
только одного - скорее заснуть.
     - Тебе придется слушать, - говорит он. - Я могу до тебя добраться,  и
ты это знаешь. Я могу коснуться тебя, когда захочу. Я весь внутри тебя.
     Это неправда. Ничто и никогда не  касается  меня.  Нет  чужого  мира,
чужеродного существа, чуждого чувства, которое может оставить след в  моем
сознании.
     - Я могу.
     Я  действительно  слышу  что-то?  Может  быть,  мне  нужно  встать  и
всмотреться? Может, это животное или насекомое? Оно было и уже исчезло.
     - Я не исчез, - говорит шепотом ветер. - Я сейчас с  тобой.  Я  знал,
что тебе придется меня впустить, и ты впустил. Я больше не ветер, я  голос
в твоей голове. Я весь здесь. Теперь ты не можешь удирать  от  меня,  даже
если вернешься обратно к звездам. Теперь я часть тебя, я внедрился в  твой
мозг. Ты никогда не сможешь освободиться от меня.
     Сон снова возвращается ко мне.
     Люди.
     Бенвин, Квивира, Эмерис, Ротгар...
     Ротгар... Сейчас стоит немного подумать  о  Ротгаре.  Этого  человека
легко запомнить. Я подумал, что он значительный, большой человек в хрупкой
оболочке. Ужасный пьяница. Доставлял неприятности большинству кораблей, на
которые его брали, потому что немногие капитаны могли управлять им  и  еще
меньшее их число могло его выносить. Он знал все двигатели и  мог  отлично
справляться с ними на более чем ста типах  кораблей  -  больших  лайнерах,
П-шифтерах,  рэмродах,  даже  на  дрэджерах  планеты  Хормон  и   кораблях
галласелиан. В этом отношении он был гений. Но какой толк от  гения,  если
не хватает характера использовать его? Он  был  самым  стоящим  человеком,
которого только мог желать иметь пилот в нижней части своего  корабля.  Он
добавлял энергию именно тогда, когда она была особенно нужна,  давал  тебе
импульс, когда ты просил,  заставлял  ходовую  часть  делать  невозможное,
чтобы пройти через опасную зону. И тем не менее, он был  обречен  провести
полжизни, околачиваясь по космодромам и портам в поисках работы.  Зато  он
принадлежал самому себе. Никто не имел  прав  на  Ротгара,  разве  что  на
небольшой отрезок времени.  Никто  не  мог  испугать  его.  Никто  не  мог
заставить его делать то, что он не  хотел.  Ротгар  был  самым  непокорным
человеком, которого я когда-либо знал.
     Места.
     Их миллион. Маленькие  клочки  больших  планет.  Отдельные  фрагменты
необычных мест. Лишний день поиска тропинки через галактику,  лишний  день
до посадки на любой из планет, и я бы все  видел  иначе.  Были  бы  совсем
другие планеты, другие клочки тех  же  планет.  Никто  никогда  не  узнает
звездных миров, как бы много вы ни впитывали в себя. Они касаются вас,  но
только  самых  кончиков  ваших  пальцев.  Вы  имеете  дело  с   крохотными
фрагментами, а не с единым целым. Меня они коснулись меньше всего. Кое-что
в памяти у  меня  сохранилось,  но  все  это  очень  выцвело,  как  старые
фотографии. Нереально. Воспоминания Лэпторна были  бы  яркими,  как  белые
звезды. Он бы все  время  доставал  их  и  заботливо  полировал,  а  вдруг
какое-нибудь ему внезапно понадобится. Каждое было бы драгоценным камнем -
живой огонь. Что бы  это  значило  -  быть  Лэпторном?  Видеть  так  ясно,
чувствовать так глубоко? Интересно, является ли трагедией то, что я выжил,
а Лэпторн погиб?
     Может быть, кораблю следовало упасть носом вниз  вместо  того,  чтобы
шлепнуться на пузо? Или может быть, разбитая ходовая часть все равно убила
бы его? Был ли я виноват в том, что  Лэпторн  погиб?  Мог  ли  я  посадить
корабль так, чтобы Лэпторн остался жив, даже если  бы  это  означало,  что
погибну я? Стоило бы так поступить, если бы я мог?
     Но Лэпторн все равно умер бы  здесь  через  некоторое  время.  Он  бы
иссяк, превратился бы в серость и в абсолютное ничтожество. Для него  было
необходимо, чтобы планеты, чьи "Я" он старался вобрать  в  себя,  помогали
ему в этом. Ему нужен был свет особого типа. Да, он  нужен  был  Лэпторну.
Для него эта планета очень скоро превратилась бы  в  бесконечную  темноту.
Может, и со мной случится то же. Может, она  осточертеет  мне  до  смерти,
убьет меня своим присутствием.
     Это снова ветер.
     Пожалуйста,  убирайся  и  не  мешай  мне  спать.  Сегодня  он   такой
настойчивый, словно у него есть какая-то цель. Возможно,  он  все  так  же
проникает в меня. Может быть, он уже захватил мой мозг. Ни один человек не
может вечно выдерживать натиск. Может быть в конце концов я уступлю.
     - Дело не в том, что ты уступишь. Я с тобой, но я  настоящий.  Мы  на
настоящей планете.
     Может быть, и так, мой друг, отвечаю я. Может быть, сейчас, когда  ты
здесь, мне следует просто согласиться с фактом. Но я не могу сказать,  что
ты отнесся ко мне по-доброму...
     - Я должен был войти, - отвечает ветер. Это всегда нелегко.
     Иногда  я  готов  был  поклясться,  что  он  понимает  каждую  мысль,
пришедшую мне в голову. Это умный ветер. Образованный. Нуждающийся в  моем
внимании, как маленький ребенок. Но почему? Почему ты хочешь  быть  частью
меня? Почему ты хочешь жить в моем разуме?
     - Ты мне нужен.  Мне  необходимо  где-нибудь  находиться.  Мне  нужен
кто-то, кто будет моим хранителем. Мне нужен хозяин.
     Ты тоже один на этой планете, я думаю.
     - Да.
     Как это случилось?
     - Все остальные погибли здесь.
     Это не люди. Эта планета не нанесена на мою карту, на нее не  ступала
нога человека. Мы на самом краю Течения Алькионы. Течение - дурное  место.
Должно  быть,  оно  свалило  нас.  Это  либо  радиация,  либо  искривление
пространства. И того, и другого здесь хватает.  Но  ни  один  человеческий
корабль никогда не пытался составить карту Течения. Если ты прибыл сюда на
корабле, это корабль чужаков.
     - Это был корабль чужеродцев, - согласился ветер.
     Наконец-то я понял, что я не один, что  голос  принадлежит  какому-то
иному здравомыслящему существу. И это совсем не ветер - не  совсем  ветер.
Это чужеродный паразит  сознания,  а  я  -  его  новый  хозяин.  Не  знаю,
радоваться мне или огорчаться. Я думал, что ты  не  хочешь,  чтобы  я  был
здесь. Я думал, что это ты все время сдувал крест на могиле Лэпторна.
     - Я должен был проникнуть внутрь тебя, - объясняет ветер. - Я  должен
был сделать так, чтобы ты меня заметил.
     А что ты такое, ведь сейчас ты внутри  меня?  Может  быть,  ты  душа,
которой, как говорил Лэпторн, у меня нет? Может ты голос моей совести? Что
ты такое, чужеродный ветер? Из чего ты сделан?
     - Я сделан из тебя. Я - это ты. Но я не буду беспокоить тебя. Я  буду
разговаривать с тобой, может быть, помогать тебе,  если  смогу.  Но  я  не
собираюсь причинять тебе беспокойства.
     А если я вышвырну тебя?
     - Ты не можешь меня вышвырнуть. В этом случае ты станешь неподходящим
хозяином. Сейчас я должен жить с тобой, а ты со мной.
     Дело идет к утру.  Встает  солнце.  Несмотря  на  плохой  сон,  я  не
чувствую усталости. Я думаю, нужно встать и выйти из корабля.  Я  чувствую
себя получше, чем некоторое время до этого, и  не  знаю  почему.  Довольно
странно, не потому ли  это,  что  ветер  воздвигает  стену  между  мной  и
одиночеством? По правде говоря, я не слишком беру  в  голову  этот  ветер.
Может, он будет беспокоить меня, а может, и нет. Но он сейчас здесь,  и  я
ничего не могу поделать. Но мне не нужен ветер. Я не Лэпторн. Меня в  себе
все устраивает.
     Яркое красное  утро.  Солнце  застенчиво  искрится.  Серебряное  небо
вместо серого. Но черные склоны такие же угрюмые.  Ничто  их  не  изменит.
Обрывки туч бредут с востока на запад. Что-то светящееся, словно маленькая
звездочка, приближается ко мне.
     Это корабль.
     Теперь я знаю, что разбудило меня ночью.  Это  был  корабль,  летящий
надо мной, пытающийся сесть на мой радиосигнал. А сейчас они поймали его и
спускаются на равнину. Я свободен.
     - И я с тобой. На всю жизнь.
     Мне все равно. Я лечу домой. Вот только  подойду  и  выпрямлю  крест,
который отмечает место, где похоронен Лэпторн.



                                    1

     Корабль, который меня подобрал, назывался "Элла Марита" и принадлежал
компании "Карадок". Капитаном его был уроженец Пенафлора по  имени  Аксель
Циран. Смею заметить, что если бы вам довелось встретить Цирана  в  добром
расположении духа, он произвел бы на вас впечатление разумного,  простого,
довольно добропорядочного космонавта. Я же  никогда  не  имел  возможности
увидеть его с хорошей стороны. Работа на банду головорезов типа  "Карадок"
испортит  кого  угодно.  "Карадок"  -  один  из  сотни  торговых   союзов,
обладающих незначительным космическим  флотом.  Каждый  из  них  старается
организовать, упрочить, монополизировать  какую-нибудь  крохотную  область
галактической торговли.
     К этому  времени  ручеек  из  стремившихся  перебраться  с  Венца  во
Внутреннее Кольцо превратился в поток, волна процветания повлекла всех,  у
кого были деньги. Центральные планеты, -  особенно  Пенафлор,  Валериус  и
Новая Александрия - были заинтересованы в надежности торговых линий. Как и
все остальные, компания "Карадок" пыталась создать себе имя. Многое стояло
у нее на пути. Например,  вольные  торговцы  -  тысячи  или  около  этого,
небольших кораблей, которые имели хорошие связи, установившиеся  контакты,
и  упрямо  отказывались  сотрудничать  с  компаниями.   Поэтому   компания
"Карадок" не любила независимых  торговцев.  Особенно  же  она  не  любила
людей, которые были вожаками тех, о которых  они  больше  всего  говорили.
Включая и меня.
     Пиран не обрадовался, увидев меня. Он, казалось, думал, что я стою  у
него на пути. Он обозвал меня проклятым пиратом и сказал, что  из-за  меня
компания  угробила  приличные  деньги,  так  как  для  того,  чтобы   меня
подобрать, им пришлось изменить курс. Я поинтересовался, а зачем  он  меня
вообще подобрал, и уже было испугался, что он выбросит меня обратно.
     Я выразил свою искреннюю благодарность и даже извинения  за  то,  что
принес ему столько беспокойства. При этом удержался от  вопросов,  которые
могли бы показаться ему невежливыми - типа, какого  черта  его  занесло  в
Течение Алькионы вообще! Ко мне проявили  крайне  мало  участия.  В  конце
концов, я решил, что лучше не буду ни с  кем  разговаривать,  просто  буду
лежать на койке и принимать овсянку,  которую  они  вручали  мне  с  такой
радостью, на какую я только мог  рассчитывать.  Команда  присматривала  за
мной, как могла, но Пиран имел на меня зуб и вечно маячил за их спинами.
     Я видел - у капитана здесь, внутри Течения, было беспокойное время  -
а у кого было иначе - но даже несмотря на это, простить его поведение я не
мог. Я бы охотно заплатил ему за все хлопоты, но у меня не было ни  одного
су. Вещи, которые я засунул себе в рюкзак, когда собирался идти  встречать
"Эллу  Мариту",  были  барахлом.  Главным  образом,  барахлом  Лэпторна  -
сувениры и подарки. Даже у Лэпторна не было ничего ценного - нельзя возить
за собой в космическом корабле дорогую коллекцию, а  продав  то,  что  там
было, ни в одном космопорту галактики нельзя было купить и рубашки.
     Я намеревался смыться с корабля и исчезнуть, как только  мы  коснемся
посадочного поля, где бы мы ни были, но ничего не вышло. Рэмрод-базой  был
Холстхэммер, и до него мы добрались довольно быстро. Пирон все еще злился,
когда мы сели. Ему по-прежнему нужен был козел отпущения  в  связи  с  его
неудачным путешествием, а таковым был я. Он арестовал меня и переправил  в
П-шифтер, который во флоте "Карадок" служил для связи с базой на Земле.
     П-шифтер доставил меня на Новый Рим, где  юристы  компании  "Карадок"
привлекли меня к суду, требуя компенсации за вынужденное  изменение  курса
"Эллы Мариты" ради моего спасения. Должно быть, известие о том,  что  меня
подобрали, распространилось очень быстро, потому что на Новом Риме я  стал
предметом насмешек еще до  своего  фактического  приземления.  Сама  мысль
потребовать компенсацию за спасение космонавта казалась им смешной. Нельзя
сказать того же обо мне, особенно, когда я увидел, что  в  этом  деле  все
против меня. Законы  Нового  Рима  распространяются  на  всю  Галактику  -
неважно, каковы местные законы. Чтобы так было, он должен  быть  надежным,
осуществим  и  в  высшей  степени  справедливым.  Жители  Нового  Рима  не
утверждают, что их система имеет какое-нибудь отношение к справедливости -
это закон и только закон. Однако, главным образом он защищал все  же  наши
интересы в ущерб их интересам. Случай же с "Эллой  Маритой"  был  для  них
чистой победой. Двадцать тысяч - такой была затребованная  сумма,  и  все,
что бы я ни заработал, шло им на ее погашение. Я мог бы  чувствовать  себя
польщенным - никто до этого не говорил мне,  что  моя  шкура  стоит  таких
денег - но первые несколько дней мне было совсем не по себе.  Кроме  того,
компания "Карадок" застраховалась на случай невозвращения своих  денег,  и
страховые налоги должен был платить я.  Это  означало,  что  если  бы  мне
посчастливилось прожить сто лет, "Карадок" и страховое агентство делили бы
каждый пенни, который я зарабатывал, между собой, и даже если  бы  я  умер
через неделю, "Карадок" ничего не потеряла бы, ну разве что в случае, если
бы они убили меня сами.
     Все это не сулило  мне  хорошего  будущего.  По  крайней  мере,  пока
П-шифтер  находился  на  Новом  Риме,   я   был   удостоен   незначительно
медицинского внимания и начал превращаться в нечто, имеющее вид  разумного
существа. Алахак услышал, что меня нашли,  и  прислал  свои  поздравления.
Очевидно, он не знал о юридической западне, в которую я  попал.  До  Венца
новости доходят медленно.
     После всего от избытка душевной доброты люди "Карадок" позволили  мне
прокатиться на П-шифтере, когда он возвращался на  Землю.  Все  совершенно
бесплатно  -  проявление  настоящего  расположения.  Человек  должен  быть
благодарен за мелкие услуги.
     Возможно, более разумным было подождать, пока я смогу перескочить  на
Пенафлор, где были в основном сосредоточены все космические  линии  и  где
находились главные строительные верфи. Но попутные полеты  на  космических
кораблях   -   нелегкое   дело,   и   мне   пришлось   пожить   за    счет
благотворительности, пока я был на Новом Риме. По крайней мере,  "Карадок"
согласна была кормить меня овсянкой. В  обмен  на  свои  паршивые  деньги.
Кроме того, я чертовски устал и единственное, чего мне хотелось  -  удрать
домой и спрятаться. Земля - вот дом, который у меня был. Может быть,  меня
там никто не знал (кроме старого Хэролта), но я там начинал. Там я родился
(по крайней мере, я предполагал, что это так - хотя этому и нет  надежного
подтверждения, и вполне  возможно,  что  меня  туда  зашвырнула  в  раннем
возрасте).
     Так или иначе, путь мой окончился в Нью-Йоркском космопорту. Мелочи у
меня в кармане было ровно столько,  чтобы  купить  себе  пару  раз  еду  и
проехать на автобусе до города, вот и все. Дело было не в том, чтобы ехать
в сам Нью-Йорк - порт, практически,  тоже  был  городом,  и,  если  мне  и
суждено было найти работу, то, конечно же, здесь.
     Помня о том, что даже приговоренный к смерти имеет право  на  хорошую
еду, я нашел дешевую харчевню в северной части портового жилого  комплекса
и снова вкусил восторг от искусственной пищи. Можно сказать, что это  была
моя первая приличная трапеза за два года. Что ни говори,  а  на  вкус  она
была прекрасна, особенно в сравнении с  овсянкой,  обычной  в  космическом
полете, и чужеродной травой.
     После того, как я уделил время ублажению своего желудка, я  откинулся
назад, расслабился и позволил себе чуть-чуть пожалеть самого себя.
     Это отворило дверь.
     - Какой смысл горевать об этом?
     Я объяснил, что не горюю. Я ни в коей мере  не  являюсь  рабом  своих
эмоций. Я сказал ветру, что просто сожалею о наиболее  неудачных  сторонах
сложившейся ситуации, и думаю, что все изменится к лучшему.
     - Ты притворщик, Грейнджер,  -  сказал  ветер.  -  Железным  тебя  не
назовешь. Ты чувствуешь, то же, что и все остальные. Тебе просто стыдно  в
этом признаться.
     В то время ветер еще недолго находился со мной. Поэтому он  ошибался.
Он уютно устроился у меня в голове, но еще не  совсем  акклиматизировался.
Он все еще не знал меня, не говоря о том, чтобы меня понять.
     Оставь меня в покое, попросил я. Кончай спорить. С  этого  момента  я
решил думать о ветре, как об одушевленном существе. Я решил, что это будет
существо мужского пола. И не потому, что его голос и манеры были мужскими,
а просто потому, что придать ему женский  пол  означало  бы  внести  некие
сексуальные тона в это присутствие, кстати, совершенно  незаконное.  Ветер
так и не рассказал мне о себе ничего, кроме того, что он был  выброшен  на
скалу Течением Алькионы точно так же, как и я. Я ничего не знал ни  о  его
природе, ни о его истории. Только то, что он собирался остаться со мной на
всю жизнь и что он, казалось, был  настроен  уважительно  по  отношению  к
своему новому дому, чего заслуживает хороший дом. Мне  говорят,  что  дети
часто  разговаривают  с  несуществующими  друзьями,  но  с  возрастом  это
проходит. Иногда  мне  кажется,  что  просто  с  возрастом  они  перестают
рассказывать другим о своих несуществующих друзьях.
     Было поздно - около полуночи - и хозяин вышвырнул меня прежде, чем  я
успел насидеться у него на стуле. Оказавшись на холоде, я сразу  же  снова
нос к носу столкнулся со своими проблемами. Куда мне идти и что делать?
     Пришлось идти искать Хэролта. Никого другого у меня не было  на  всей
планете и, конечно, никого в  окрестностях  Нью-Йорка.  Естестве