различал светлое, с коричневыми
    пятнами  брюхо  гигантской  лягушки. Глаза животного закрылись, по бокам
    вздулись, как паруса, огромные пузыри.

    Урр-рр!..  -  раздался  оглушительный,  потрясающий рев, вызвавший тупую
    боль в ушах.

    Борис  медленно  попятился,  не сводя глаз с исполинской морды. Несмотря
    на  опасность  положения, где-то в глубине сознания возникло и затаилось
    воспоминание   о   вчерашнем  испуге  от  этих  громоподобных  звуков  -
    воспоминание,  вызвавшее в нем припадок судорожного нервного смеха. Звук
    так  же  внезапно  прекратился. Гладь воды прочертила темная тень, точно
    снаряд  промчался  под  поверхностью. Морда исчезла. В покрасневшей воде
    расходились круги.

    Борис  поспешно  отошел  от  берега и снова погрузился в сумрак зарослей
    тростника. Его охватило гнетущее чувство острого беспокойства.

    "Как  я  мог  так забыться? Что же я делаю? - упрекал он себя. - Скорей,
    скорей... Догонять Павла и искать Женю... Ни минуты не теряя..."

    Он  шел  торопливыми шагами, путаясь в переплете корней. Часы показывали
    девять.  Иногда  под  ногами  метались какие-то живые существа, проворно
    расползаясь  в  стороны.  Но  он  уже не останавливался, и только, когда
    сквозь  зеленые  стволы  тростника  замелькали бурые сухие стебли курая,
    Бориса задержало новое зрелище.

    Это  была  колония грибов, напоминающих типичных обитателей сырых темных
    мест,   известных  под  названием  поганок,  но  только  увеличенных  до
    размеров   гигантских   зонтиков.  Борис  с  любопытством  заглянул  под
    нависшую  шляпку,  постучал  лопаткой  по  высокой  тонкой  ножке. Грибы
    издавали  резкий,  удушливый  запах,  от  которого  кружилась голова. Но
    задерживаться  было  некогда. Борис с сожалением отказался от подробного
    осмотра грибов и зашагал дальше.

    Через  каждые  пять-десять минут он останавливался и прислушивался. Было
    тихо.  Чуть шелестели метелки сушняка под слабым ветром. Но ни один звук
    не  доносился  с  той  стороны,  куда,  вдогонку  за пропавшей девушкой,
    направил свой путь Павел.

    Наконец  заросли  сушняка  кончились. Борис очутился в полосе предгорий,
    покрытых  гигантскими  альпийскими  растениями.  Он  осмотрелся.  Вокруг
    пестрели   красные  и  желтые  цветы  астрагалов.  Поднимались  высокие,
    пушистые  стебли  ковыля, зеленели подушки камнеломки. Никаких признаков
    покинутой  им  площадки с брошенным в панике около полуобнаженных корней
    кок-сагыза  заплечным  мешком...  Но  искать  потерю не хватало времени.
    Борис  впился  взглядом в красно-бурый склон гор с вьющейся в нем ниткой
    ущелья,  по  которому  отряд  опустился  в  долину.  Там  не  замечалось
    никакого  движения.  Правда, расстояние было не близкое. Борис определил
    его, как и раньше, в пять-шесть километров. Он попробовал крикнуть:

    - Ого-оо!

    Ему   ответило   только  многоголосое  эхо  скал.  Он  подождал  минуту,
    прислушиваясь, и снова пустился в путь.

    Солнце  стояло высоко и палило нещадно. Он уже два раза откупоривал свою
    фляжку,  отпивая  по  глотку.  Но  теплая,  застоявшаяся вода не утоляла
    жажду.  У  него  поднималась  злость  на  Павла,  на  его  легкомыслие в
    кустарной   организации   этой   экспедиции,  досада  на  себя,  что  он
    согласился в ней участвовать, и все росло беспокойство за девушку.

    -  Аа...  аа...  -  услышал  он  наконец слабый крик, несущийся словно с
    безоблачного неба.

    Горы ответили дружно и внятно:

    - Аа... аа...

    Павла  еще  не  было  видно.  Но Борис был уверен, что он поднимается по
    крутизне  наперерез  руслу потока, и двигался напрямик, рассчитывая если
    не  догнать,  то, во всяком случае, установить связь с Павлом. Огромная,
    двухметровая  ящерица  метнулась  у  него  из-под  ног,  скрывшись между
    кустами  камнеломки.  Борис даже не взглянул на нее, увлеченный желанием
    как  можно  скорее  добраться до подножия скал. Альпийские луга остались
    уже позади. Он шел по крутому склону между огромными обкатанными камнями...

    "Откуда  здесь  такие  валуны?" - по привычке подумал он. Поднял голову.
    На   страшной   высоте   ледяная   шапка  круто  нависала  над  обрывом.
    "Ледниковые", ответил он себе и продолжал путь.

    Наконец  шипы  горных ботинок застучали по камню. Наклон горы у подножия
    достигал  сорока  пяти градусов. Борис поднимался довольно быстро. Здесь
    было  много  выветрившихся  расщелин,  занесенных пылью, в которой нашли
    приют мощные лишайники. Неровности облегчали подъем.

    Уже  не  менее  трехсот  метров  скал осталось внизу. Борис остановился,
    разминая  затвердевшие  мышцы  ног.  Опять прислушался. В воздухе дрожал
    едва  различимый  гул. И на его фоне он услышал высоко над собой осипший
    голос Павла.

    - Женя-аа,..

    Борис  запрокинул  голову  я медленно обвел глазами крутой скат горы. Он
    не  сразу  увидел  Павла за неровностями, обрывами и расщелинами скал. И
    только,  когда  снова  услышал  его  крик,  различил  крошечную фигурку,
    словно  прилипшую  к  камням. От ущелья, где шло сухое русло потока - их
    дорога   в  долину  чудес,  -  его  отделяло,  казалось  Борису,  совсем
    небольшое  расстояние.  Но  Павел  не  двигался.  Даже  на таком большом
    расстоянии  Борис  чувствовал,  каким  страшным  напряжением  полна  эта
    крошечная фигура, и не понимал, почему Павел остановился. Гул усиливался.

    -   Женя-аа...   наза-аад...   -   донесся   до   слуха  Бориса  сиплый,
    прерывающийся голос Павла.

    И  внезапно  ужасная догадка озарила сознание Бориса. Он увидел и понял.
    Его   сердце  замерло,  "Обвал",  -  прошептал  он  трясущимися  губами.
    Двигаться дальше было бесполезно.

    С  равномерным  шумом,  подскакивая  и  поднимая  облака красной пыли на
    неровностях,  катились  со  страшной  высоты по обрыву обломки скал. Они
    появлялись  у  линии  льдов  и  стремительно  неслись по крутому склону,
    скатываясь  в  ущелье  и  поднимая  гам  тучи каменных брызг. Глухой гул
    перешел  в  грохот.  Чуть  заметно  сотрясалась  вся  гора  от  движения
    огромных камней. Борис чувствовал, что вся кровь отлила от его лица.

    "Если Женя в ущелье, она погибла!" - пронеслось в его голове.

    Он  не мог оторвать глаз от грандиозной картины обвала. Камни сыпались в
    ущелье  непрерывным  потоком.  Фигура  Павла  скрылась  в облаке красной
    пыли. Сквозь грохот продолжал доноситься его безнадежный крик:

    - Женя-аа... наза-аад...

    В   этот   момент  на  глазах  Бориса  обрыв  горы  потемнел.  Очевидно,
    прорвалась  вода  из  нагорных ледниковых озер. Пыль рассеялась. Бешеные
    потоки обрушивались в ущелье, поднимая фонтаны сверкающих на солнце брызг.

    Было  ясно:  надежда  на  спасение  девушки исчезла. Борис с содроганием
    увидел, как Павел схватился за голову и упал ничком на скалу.
                                      10.

    ОНИ  молча  посмотрели  друг  другу  в глаза. То, о чем они думали, было
    понятно  обоим.  Начинать  другой  разговор  казалось оскорбительным для
    памяти погибшей девушки.

    -  Ты уверен, что она пошла этой дорогой? - коротко спросил Борис. Павел
    пожал плечами.

    - Другой дороги она не знала.

    Он  тяжело  опустился  на  камни  рядом с Борисом. Его лицо как-то сразу
    осунулось  и  потемнело.  Кожа  обтянула  резко  выступившие  скулы.  Он
    отстегнул  фляжку  от  пояса,  взболтнул  -  вола  плеснулась  на дне, -
    отвернул  пробку,  приложил  горлышко к губам и выпил все, что осталось.
    Борис не решился его останавливать.

    Так   сидели   они   около   получаса,   безмолвно  смотря  перед  собой
    неподвижными   глазами.  Высоко  над  их  головами  звучал  приглушенный
    расстоянием рев потока и слышался грохот катящихся камней.

    -  Как  ты  думаешь,  -  прервал  наконец молчание Борис, - вода пошла в
    Батырлар-джол?

    Павел отрицательно покачал головой.

    - Нет, поток прорвался выше. Путь, я думаю, свободен.

    Опять помолчали...

    - Ну, что будем делать? - спросил Павел.

    Борис  посмотрел  на  него  испытующе.  Лицо  Павла  застыло в выражении
    глубокой сосредоточенности.

    -  Я  думаю,  -  сказал  Борис,  -  что  следует  идти  за  людьми. Надо
    продолжать поиски. Пока мы не нашли труп, надежда еще не потеряна.

    - Хорошо, - кивнул Павел.

    -  Только  знаешь,  -  с  некоторой  долей смущения сказал Борис, - надо
    поискать мой мешок. В нем веревки. Я оставил его там. Помнишь?

    Он  махнул  рукой  по  направлению  к  склонам  предгорья,  где  желтели
    альпийские луга. Лицо Павла чуть-чуть оживилось.

    - А кок-сагыз? - спросил он быстро.

    - Не успел выкопать, - ответил Борис.

    Павел  закусил  губы.  Борис  не  стал  рассказывать,  что было причиной
    задержки,  да  Павел  и  не  расспрашивал  больше  ни  о чем. Он глубоко
    замкнулся в себе.

    - Ну, пошли, - сказал Борис поднимаясь.

    Он  долго  смотрел  вниз,  выбирая  направление.  Очевидно,  нужно  было
    спуститься  до  кромки  сушняка,  забирая  левее русла потока, и идти по
    нижнему  краю  альпийских  лугов.  Это  направление исключало бесплодное
    блуждание:   брошенная   Борисом   площадка   должна   была  обязательно
    встретиться по пути...

    Павел встал, скрутил папиросу, жадно затянулся и бросил.

    И  снова  они  двинулись  в  путь  среди исполинских растений, раздвигая
    зеленые  ветки  чудовищных трав, топча распластанные на каменистой почве
    розетки  огромных  листьев,  ломая  сухие  стебли... Из всех переживаний
    необычайной  экспедиции впечатление этого перехода почему-то сохранилось
    в  памяти  Бориса как наиболее острое. Причиной этого было, по-видимому,
    продолжающееся   обострение   ощущений,   воспринимаемых  переутомленным
    мозгом.  Борис  двигался  как  во  сне.  Все  чувства  были напряжены до
    предела.  Одуряющий запах, издаваемый нагретыми солнцем цветами, вызывал
    странное искажение восприятия окружающего.

    Размеры  казались  еще более огромными, краски - еще более яркими, формы
    -  преувеличенно  причудливыми.  Много  дней  спустя преследовали Бориса
    видения   странствования   среди   фантастически   преображенного   мира
    исполинских  растительных  форм.  В  своих воспоминаниях он уже с трудом
    различал   подлинное  от  ложного  -  впечатления  сплелись  в  пеструю,
    подавляющую воображение картину.

    "Здесь   долго   нельзя   оставаться",   подумал   он,  вдыхая  горячий,
    затрудняющий  дыхание воздух, насыщенный терпким запахом неведомых трав.
    Но  мысль  пронеслась, не оставив следа в сознании. Его взгляд продолжал
    автоматически двигаться по сторонам, разыскивая потерянное растение.

    - Ничего? - вопросительно крикнул ему Павел.

    - Ничего! - отвечал он бодро. - Сейчас найдем, не сомневайся... Сейчас...

    И  слова  застыли  на его губах. Он в самом деле неожиданно увидал перед
    собой  взметнувшиеся  над  розеткой  огромных  листьев  зеленые стебли и
    знакомые  желтые корзинки цветов. Белели корни, уходящие в глубь вырытой
    ямы.  У  края  ямы  валялся  брошенный им заплечный мешок. А над мешком,
    уткнув   в   пего  огромную  острую  морду,  возилось  гигантское  серое
    животное,  вид  которого  вызвал у Бориса неудержимую дрожь отвращения и
    страха.  Оно  напоминало  крысу,  увеличенную  до размеров коровы. Но по
    короткому  хвосту, длинной красно-бурой шерсти, крупным ушам Борис сразу
    определил  пищуху - типичного грызуна высокогорных районов Средней Азии.
    До  слуха  Бориса  доносился  противный  хруст  -  животное  с аппетитом
    уничтожало  продукты, лежавшие в мешке. Еще мгновение - и пищуха, двинув
    ухом,  молниеносно  повернула  через плечо голову к Борису. Теперь прямо
    на  него  смотрели  ее блестящие черные глаза, шевелилась длинная щетина
    усов.   Нос   быстро   двигался,   втягивая   воздух.   Борис   сохранял
    неподвижность.  До  слуха  зверя  донеслись шаги Павла. Пищуха повернула
    голову  в  его  сторону,  и в этот момент, превозмогая отвращение, Борис
    шагнул  вперед,  поднял  лопатку,  размахнулся  и  изо  всех  сил ударил
    животное  по носу. С пронзительным писком, от которого зазвенело в ушах,
    пищуха  рванулась  в  сторону  и бросилась бежать. В лицо Борису ударили
    мелкие  камешки, вырвавшиеся у нее из-под ног. Зашумели растения - и все
    стихло.

    - Что такое? - крикнул с беспокойством Павел.

    Борис  опустил  лопатку.  Ноги  его  ослабели от пережитого возбуждения,
    обостренного  каким-то  странным  чувством досады за испытанный им страх
    перед   зверем,   которого  он  до  сих  пор  знал  в  виде  ничтожного,
    безвредного  и  беззащитного  перед  человеком животного. Он сел на край
    выкопанной им ямы.

    - Ничего особенного, - ответил он подошедшему Павлу. - Непрошенный гость.

    Тот  не  стал  больше  расспрашивать.  Борис  видел,  что Павел снова во
    власти  азарта, который привел его в эту долину. Молча, взяв лопатку, он
    стал  быстро  копать,  справляясь  с  этой  работой  значительно быстрее
    своего товарища.

    Борис    поднялся.   Прошел   немного   дальше,   продолжая   машинально
    оглядываться  по  сторонам.  Пробрался через заросли гигантского ковыля.
    Вышел   на   открытую   площадку,  заросшую  большими  желтыми  цветами.
    Всмотрелся. И раскрыл глаза в изумлении:

    - Так это же... кок-сагыз... - прошептал он в возбуждении.

    Да,  это,  повидимому, была целая заросль гигантского каучуконоса. Борис
    подошел  к  ближайшему  растению:  огромные  желтые корзинки качались на
    уровне  его  лица.  Одни из них были в полном цвету. Ветер тихо шелестел
    желтыми  лепестками.  Другие закрылись. Из них виднелись нити сероватого
    пуха.  Борис  с  усилием оторвал одну закрывшуюся корзинку от ее стебля.
    Раздвинул  листья  обвертки.  Под  нитями  пуха  виднелись бурые семена,
    покрывающие  дно  корзинки.  Борис  запустил  руку  в корзинку. Семена с
    легкостью  отскочили  от  своего  ложа. Борис вытащил горсточку семян, с
    любопытством  разглядывая их у себя на ладони. Они были почти с кедровый
    орех величиной.

    Шаги  Павла послышались за era спиной. Рука опустилась на плечо Бориса и
    сдавила его в волнении.

    - Черт возьми! - прошептал Павел сдавленным голосом.

    Это  было  какое-то  сумасшествие.  Борис  понимал,  что  сбор  большого
    количества  растений  не  нужен, что он просто бесцелен, что лишний груз
    только  затруднит выход из долины. Но он уже не мог остановить Павла, да
    и  сам,  зараженный  его азартом, работал, как одержимый. Они выкапывали
    корень,   разрыхляя   грунт  лопаткой  и  ножом,  взвешивали  на  руках,
    продолжая  поражаться его размерам, кидали и принимались за следующий не
    останавливаясь.  Спина  Бориса  ныла,  мышцы рук и ног затекли, но он не
    прекращал  работы.  И  только, когда мешок Павла, освобожденный от всего
    остального  груза, наполнился до краев, они оба одновременно поднялись и
    посмотрели друг на друга.

    - Довольно! - сказал Борис, с трудом переводя дыхание.

    Павел приподнял мешок, оценивая его тяжесть.

    -  Да,  - согласился он с сожалением, - но вот что-то голова кружится, -
    сказал он тревожно.

    Постоял,  машинально  похлопал  себя  по  бокам,  ища табак и спички. Но
    рука, сунутая в карман, остановилась на полдороге.

    - Черт! - вырвалось у него сквозь зубы. - Совсем плохо. Я посижу немного.

    - Ты не пил воды из потока? - спросил с опасением Борис.

    Павел  отрицательно  мотнул  головой  и опустился на землю. Лег, положив
    голову   в  тень.  Закрыл  глаза.  Борис  догадывался,  что  неожиданная
    слабость  происходит не только от утомления, но и от действия одуряющего
    аромата   растений.   Необходимо  было  немедленно  уходить  отсюда.  Он
    нагнулся  над Павлом, чтобы поднять его, и к изумлению увидел, что Павел
    лежит не один. Лежали два человека. И каждый из них был Павлом.

    -  Чепуха!  -  громко  сказал  Борис  и  удивился странному звуку своего
    голоса. - Двоится в глазах...

    Он  протянул  руку к одному из лежащих. Рука встретила пустоту. Он хотел
    тронуть другого, но рука тоже не нашла опоры.

    Борис  присел на корточки и зажмурил глаза. В ушах шумело. Сквозь шум он
    слышал, как Павел произнес едва слышно:

    - Женя!

    Откуда-то, словно с неба, донесся слабый крик:

    - Паа-аавел!

    - Слуховые... галлюцинации, - пробормотал Борис.

    Огромные  листья  неожиданно  придвинулись  к  самому его лицу. Свет дня
    потускнел - и погас.
                                      11.

    ОН  открыл  глаза...  Перед  ним  в  недосягаемую глубину уходила черная
    бездна,  во  мраке  которой  медленно  плыли  блестящие  точки. Он повел
    руками,  инстинктивно  отыскивая  опору. Руки встретили холодную твердую
    землю. Он лежал на спине. Была ночь. Звезды продолжали плыть в темноте.

    "Головокружение", подумал он и позвал:

    - Павел!

    Но  голос  был так слаб, что он сам не услышал его звука из-за яростного
    звона  в ушах. Борис прислушался, медленно приходя в себя. Сквозь сон он
    разобрал   треск,   и  перед  его  глазами  пронесся  сноп  искр.  Потом
    прорвались звуки голосов. Он повернул голову.

    Треща,  горел  курай.  Перед костром застыл тонкий силуэт девушки. Линия
    мягкого профиля была ярко очерчена светом мерцающего за ее спиной огня.

    "Женя",   узнал  Борис.  Но  нисколько  не  удивился.  Его  затуманенное
    сознание  еще  не  выделяло  в  возникающих  в  голове образах того, что
    действительно   было   и   что   создавал  его  раздраженный  пережитыми
    впечатлениями мозг.

    "Не  вижу  оснований  оправдываться  перед тобой", - Борис понял наконец
    смысл последних слов, произнесенных девушкой.

    Он  с  волнением  ждал ответа ее собеседника. Пауза показалась ему очень
    долгой. Наконец из темноты прозвучал срывающийся голос:

    - Но ты не знаешь, как я тебя... как я к тебе... отношусь.

    "Павел", подумал Борис и облегченно вздохнул.

    -  Это  к  данной ситуации не имеет ровно никакого отношения, - ответила
    Женя с легким раздражением.

    - Я весь истерзался, когда ты исчезла, - продолжал Павел.

    -  Но  это  не  помешало  тебе  в тот момент, когда ты был уверен в моей
    гибели, поторопиться со сбором каучуконосов, - с горечью возразила девушка.

    Наступило молчание.

    "Моей  гибели...  -  думал  Борис,  оценивая  смысл  этих  слов.  - Моей
    гибели...  Чьей  гибели?  Моей  гибели?  Но  ведь я жив... Нет, я что-то
    путаю. Да, ее гибели. Но ведь она тоже жива..."

    В  сознании  медленно проплыли воспоминания длинного дня, проведенного в
    долине.  Из  мрака  выступило  ослепительно  яркое  видение: пылающая на
    раскаленном  солнце  красная стена скал. Катящиеся камни, пена бушующего
    потока... Он содрогнулся.

    -  Женя,  -  сказал  он, пытаясь приподняться. Костер заплясал перед его
    глазами.

    - Очнулись? - радостно повернулась к нему девушка.

    -  Все...  в  порядке,  -  с  трудом  произнес  Борис, медленно принимая
    сидячее положение.

    По  ту  сторону  костра  он  увидел  бледное, осунувшееся лицо Павла, на
    котором при виде очнувшегося товарища появилась слабая улыбка.

    -  Ну,  брат,  -  сказал  Павел тихо. - лежать бы нам на этих альпийских
    лугах до скончания века, если бы не она...

    Теперь уже все стояло на своих местах.

    Борис  вспомнил:  фантастические  раст