ил на шею.

    - Павла? - удивился Петренко. - Да откуда вы взяли?

    -  Я  же  не  слепая, - сказала Женя сердито. - И вы и Анатолий Петрович
    так   относитесь   к  его  работе,  как  будто  он  занимается  каким-то
    баловством.  А  может  быть,  он  сумеет  сразу  получить  то, на что вы
    бесплодно тратите целые годы.

    -  То  есть найти в природе новые виды каучуконосов, более перспективные
    для культуры, чем кок-сагыз? - спросил Петренко серьезно.

    - Да.

    - Что же, как говорится, дай ему бог, - пожал плечами Петренко. - Только...

    - Что "только"?

    -  Признаюсь,  я  лично не питаю больших надежд на эти кустарные поиски.
    Нужно  привлекать  местных  жителей,  знающих  растения  и  их свойства,
    посылать  хорошо  оснащенные  экспедиции.  А  так,  по-моему,  работа по
    окультивированию   кок-сагыза   несравненно   более   перспективна,  чем
    романтические скитания в одиночку по горам.

    - Но почему? Что дает вам право так относиться к его работе?

    Она порывисто повернулась к Петренко.

    -  Рассуждение  здесь  очень  простое,  -  ответил  Петренко спокойно. -
    Основные  группы  каучуконосов  в  настоящее время хорошо изучены. Любая
    находка  будет  относиться  либо  к одной, либо к другой группе. Из всех
    этих  групп только одуванчики, к которым относится и кок-сагыз, пригодны
    для  массового  воспроизводства. С ними-то и нужно работать, переводя их
    из  дикого  состояния  в  культурное.  А если найдется новый каучуконос,
    более  продуктивный,  но  непригодный  для  культуры, то оправдает ли он
    труд  по  его  окультивированию  - бабушка надвое сказала. Проще говоря,
    лучше синицу в руки, чем журавля в небе...

    -  Бросьте,  Григорий  Степанович, просто вы боитесь нового, вам страшно
    покинуть ваше привычное место, менять хорошо освоенные методы... А ну вас!

    Девушка  забрала охапку растений со стола и, не глядя на Петренко, вышла
    из  лаборатории.  Звонкий стук босоножек прозвучал по коридору, хлопнула
    дверь - все стихло.

    Петренко  смотрел  на  то  место, где только что стояла Женя, со смешным
    выражением  досады и восхищения. Уголки его губ дрожали от сдерживаемого
    смеха.  Так молча он стоял, пока не затихли ее шаги за дверью. Улыбка на
    его  губах  исчезла.  Он  вздохнул, покачал головой и сел за свой стол к
    микроскопу.

    Но  работа явно не ладилась. Он часто приподнимал голову, прислушивался.
    Наконец   встал,  закрыл  микроскоп  колпаком.  Медленно  набил  табаком
    трубку.  Зажег  спичку,  но  не закурил, - спичка погасла в его руке. Он
    машинально бросил ее в пепельницу.

    -  А  ведь она его любит, - сказал он наконец в глубоком раздумье. - Что
    ж, этого следовало ожидать.
                                       3.

    ДОРОГА до станции отняла почти двое суток.

    Павел  Березов  проявил  себя  энергичным  и  расторопным  руководителем
    поездки.  Да  и передвигаться оказалось легче, чем предполагал Борис. Он
    был  в  этих  местах  еще  во  время  войны  и  запомнил  все  трудности
    передвижения,  начиная  с  нехватки  машин  и  вьючных  лошадей и кончая
    низкой  квалификацией  шоферов... Теперь все было иначе. До Рыбачьего их
    доставил   великолепный  многоместный  автобус,  совершавший  регулярные
    ежедневные   рейсы.  Далее  они  устроились  на  машине  Академии  наук,
    отправлявшей  груз  в  Тянь-шаньскую  базу.  Трудной была только вьючная
    тропа  через  перевал,  где  передвигаться  можно  было только верхом на
    лошадях.  Но  Павел  нашел  в  поселке  знакомых  людей,  договорился  о
    лошадях,  и  к  вечеру  второго  дня  путешествия их отряд остановился в
    ущелье Кыз-Булак среди необозримых стад курдючных овец.

    Косматые  собаки,  захлебываясь  истерическим  лаем,  бросились под ноги
    лошадям.  Из  юрты  вышел старый киргиз в полосатом халате, подпоясанном
    красным   платком,   и   отогнал  собак.  В  сумраке  неожиданно  быстро
    опустившейся  ночи  пергаментно-смуглое лицо старика под пушистой лисьей
    шапкой казалось совсем черным.

    - Он? - тихо спросил Борис.

    Павел кивнул головой и сошел с лошади. Борис последовал его примеру.

    Было  холодно,  как  всегда  в горах после захода солнца. У входа в юрту
    трещал  дымный  костер,  над  которым  висел огромный закопченный котел.
    Старик  сел  на корточки перед огнем, протягивая к языкам пламени сухие,
    с синими жилами, темные руки.

    - Салам, карыя', - сказал Павел подходя к костру.

    -  Салам,  - ответил с достоинством старик, поднимаясь навстречу гостям.
    - Здравствуй, Павел.

    Из  юрты  выглянула  голова  с  темными  припухшими глазами, блеснувшими
    детским любопытством.

    -  Внук.  Мемире,  - кивнул старик в сторону появившейся головы, которая
    сейчас же скрылась.

    -  Товарищ мой, Борис Карцев, - сказал Павел, отступая на шаг, чтобы его
    спутник был виден старику при мерцающем свете костра.

    -  Здравствуй,  Борис,  -  с  тем  же  выражением  глубокого достоинства
    протянул руку старик. - Павла друг - мой друг.

    Борис  и  Павел  сели  на  корточки  перед  огнем. Их молчаливый спутник
    занялся лошадьми, спутывая им ноги.

    - На станцию идешь? - спросил старик, выдержав небольшую паузу.

    - Да. А завтра опять к тебе. Пойдем туда...

    Павел махнул рукой на восток. Борис внимательно смотрел на старика.

    Тот  ответил не сразу. Его узкие глаза совсем скрылись под опустившимися
    щетинами бровей. Он долго смотрел на огонь, часто моргая.

    -  Ой, джаман, - сказал он наконец. - Не иди, Павел. Плохое место. Опять
    больной будешь.

    - Теперь сухо, - ответил Павел - Подняться можно?

    Старик  продолжал  качать  головой и щелкать языком, но ничего не сказал
    больше.  Неожиданно  из  котла  пошел  пар, на огонь с шипением полилась
    вода.  Запахло  бараниной.  Старик  потянул  тонкий шест, повешенный над
    костром. Котел поднялся над пламенем.

    - Кушать будем, - сказал старик.

    Он  встал,  крикнул  что-то  по-киргизски  в юрту. Из отверстия проворно
    выбрался  мальчик,  державший в руках нож и большое металлическое блюдо.
    Старик  одной  рукой  отгонял  пар,  другую погрузил в котел. Показалась
    баранья  голова. Старик, дуя себе на пальцы и перебрасывая голову с руки
    на руку, поднес ее Борису.

    - Что делать? - испуганно спросил Карцев Павла.

    - Возьми, поблагодари и положи на блюдо.

    Борис  принял  голову  и передал ее мальчику, который поспешно подставил
    под нее блюдо.

    Вслед  за головой последовала задняя нога Старик, все так же обжигаясь и
    дуя  на  пальцы,  поднес  ее  Павлу, который торжественно поблагодарил и
    тоже положил на блюдо.

    Вторая  нога  была  предложена  проводнику и последовала на то же место.
    Затем  были  вытащены  и  положены  на  блюдо  еще две части, после чего
    старик  снова сел и с необычайным проворством принялся строгать баранину
    тончайшими  ломтиками.  Это  заняло не более пяти минут. От баранины шел
    аппетитный  запах,  напоминавший  Борису  что последний раз он ел восемь
    часов назад.

    - Что же это такое? - спросил он Павла.

    - Беш-бармак, - тихо ответил тот, - традиционное киргизское блюдо.

    Старик услышал и, довольный, закивал головой.

    - Беш бармак беш-бармак, - проговорил он, широко улыбаясь.

    Баранина  была нарезана, кости вынуты. В заключение старик полил кушанье
    соком из котла.

    - Это еще не все, - сказал Павел.

    Мальчик  вытащил  из юрты большой медный чайник и лоскут какой-то ткани.
    Каждому полил из чайника на руки и подал лоскут для вытирания.

    - Кушай - сказал хозяин.

    Борис посмотрел вопросительно на Павла.

    -  Ложек  не  будет,  - сказал тот с усмешкой. - Беш-бармак значит "пять
    пальцев". Это блюдо полагается есть руками.

    Борис  храбро  запустил  руку  в кушанье, захватывая мясо полной горстью
    Сок потек по его пальцам.

    - Будь здоров, - сказал хозяин, передавая блюдо Павлу.

    Беш-бармак  пошел  по  кругу. Киргизы глотали мелко нарезанную баранину,
    почти не жуя. Борис и Павел не выдержали этого правила.

    Несмотря  на  своеобразный  способ  приготовления, блюдо оказалось очень
    вкусным.  Ели в глубоком молчании, пока не закончили ужин. Мальчик уполз
    обратно  в  юрту.  Проводник  свернулся  калачиком  и заснул здесь же, у
    костра.  Хозяин продолжал сидеть, слегка покачиваясь, перед огнем. Глаза
    его  были  полузакрыты, в узких щелях между веками чуть отражалось пламя
    костра.

    Борис  опять  посмотрел  вопросительно на Павла. Ему смертельно хотелось
    спать. Но, очевидно, следовало ждать приглашения хозяина.

    -  Не иди, Павел, - произнес вдруг старик негромко, не меняя своей позы.
    - Плохое место. Проклятое место. Джаман-су.

    - Так ведь высохло все, - возразил Павел.

    -  Собака  выпьет  - умирает, кой выпьет - умирает, ат выпьет - умирает.
    Не иди, Павел. Плохая вода. Джаман-су. - повторил старик.

    Из  темноты  послышалось  шуршанье,  тонко заблеяли овцы. Вдали залились
    звонким лаем собаки. Старик поднял голову, прислушиваясь. Снова все стихло.

    - Камень скатился с горы. - сказал Павел.

    Опять наступило молчание.

    -  Батырлар-джол,  -  опять  раздался негромкий голос старика. Его глаза
    широко   открылись,   и   в   них   блеснуло  красное  пламя  костра.  -
    Батырлар-джол. Не пройдешь, Павел.

    - Что это значит? - тихо спросил Борис.

    Павел пожал плечами.

    - Ну, дорога богатырей, великанов...

    - Это название ущелья?

    - Очевидно. Мне еще не приходилось слышать.

    Старик говорил тихо, точно сам с собой:

    - Никто не ходит туда... Никогда не ходит.

    Он  подбросил  в  огонь несколько сухих, колючих веток. Костер затрещал,
    задымил, вспыхнуло яркое пламя.

    - Да ты скажи, чон-ата, почему? - спросил Павел.

    Старик покачал головой.

    -  Никто  не  помнит...  Давно  было.  Эчак-эле. Мой ата и чон-ата и мои
    ата-бабалар знали. Нельзя туда ходить. Батырлар-джол.

    - Ну, а почему? - не унимался Павел.

    -  Была  большой  щель.  Стадо  гонял.  Большой  стадо гонял. Хозяин был
    батыр. Много батыр, целый народ. И путь был Батырлар-джол.

    Старик замолчал, задумчиво помешивая веткой в золе костра.

    - Что же с ним случилось? - спросил, наконец, Павел.

    -  Ата и чон-ата не уважал. И закрылся путь вниз. Щель узкий-узкий стал.
    И народ остался там. Давно было. Эчак-эле.

    Стало  совеем  холодно.  Поднимался  ветер.  От костра посыпались искры,
    разметавшиеся в темноте.

    - Здесь будем спать? - спросил Борис.

    - Зачем здесь? - отозвался старик. - Замерзнешь. Юрта иди.

    Павел поднялся.

    - Так завтра жди нас, карыя, - сказал он потягиваясь.

    - Идешь? - спросил старик.

    -  Пойду.  Зачем  сказкам верить? Мы ищем новый каучуконос. И найдем его
    там, откуда ты его притащил. Ведь ты его брал - не боялся?

    - Ой, боялся...

    - Ну, все-таки взял. А сказку будешь рассказывать своему мемире.

    - Зачем так говоришь, Павел? - сказал укоризненно старик.

    Он вскочил со своего места.

    - Постой. Увидишь!

    Полосатая  спина  его  халата  исчезла  в черном отверстии входа в юрту.
    Борис  с  Павлом  переглянулись.  Но,  прежде  чем они успели обменяться
    словом, старик показался снова в мерцающем свете костра.

    -  Смотри,  -  сказал он, развертывая темную тряпку с какого-то длинного
    предмета.

    Тряпка упала. В руках старика оказалось что-то желтовато-серое, вытянутое.

    - Смотри, - повторил он с торжеством в голосе.

    Павел взял в руки предмет, поднес к свету и обратился к Борису:

    - Ну, это, кажется, по твоей части. Кость.

    Борис   посмотрел   на  кость  с  удивлением.  Взял  осторожно  в  руки,
    прикидывая  на  глаз ее длину. В ней было не менее метра. Она совершенно
    высохла.  Но  отнести ее к окаменелостям не было никаких оснований. Она,
    очевидно, пролежала под дождем и ветром десяток-другой лет, не больше.

    - Верблюд? - спросил Павел.

    Борис отрицательно покачал головой, продолжая рассматривать кость.

    -  Это  бедренная часть, несомненно, - сказал он наконец, - но только не
    копытного.

    - Что же это, тигр?

    Борис в смущении поскреб ногтем по головке кости.

    -  Ты  знаешь,  я много работал с грызунами. И если бы не эти чудовищные
    размеры,  я  был бы готов спорить на что угодно, что это бедро зайца или
    кролика. Отдашь нам или продашь? - обратился он к хозяину.

    -  Ай, нет, нельзя, - сказал тот, торопливо потянув кость из рук Бориса.
    -  Нельзя,  нельзя.  Хоронить надо... Стадо вниз пойдет, хоронить будем.
    Батыр кость. Нельзя продавать.

    Он завернул кость в тряпку и снова исчез в юрте.

    -  Любопытная  штука,  -  сказал  Борис.  -  Неужели  я  настолько забыл
    сравнительную анатомию, что не смог отличить бедро верблюда от бедра зайца?

    -  Ну,  будем  думать,  что  это  верблюд, - махнул рукой Павел. - Пошли
    спать.  На  рассвете  выедем...  Днем  будем на станции. А завтра в ночь
    начнем наш поход.
                                       4.

    НУ, как здоровье? - спросил директор, поднимаясь со своего места.

    -  В  порядке,  Анатолий  Петрович,  - ответил Павел, пожимая его тонкие
    пальцы своей широкой рукой.

    - Мы вас заждались, - продолжал директор, мельком взглядывая на Бориса.

    Павел заторопился его представить.

    -  Мой друг, Борис Карцев, зоолог. В связи с его приездом у меня опять к
    вам просьба, Анатолий Петрович.

    В голосе Павла зазвучала нотка смущения.

    - План новой экспедиции? - усмехнулся директор.

    -   Последней,  Анатолий  Петрович.  Есть  место,  куда  мне  одному  не
    пробраться. А вдвоем-втроем при некотором навыке в альпинизме можно.

    - Даже втроем?

    - Да, Анатолий Петрович. Если разрешите, Женя Самай тоже отправится с нами.

    Директор слегка нахмурил брови.

    -  Ну,  это  уже  компетенция  Григория  Степановича.  Если  нет срочных
    анализов, то он, вероятно, позволит ей отправиться с вами. Надолго?

    - На три-четыре дня.

    -   А   можно   спросить,   куда?   -   В  голосе  директора  прозвучала
    неодобрительная ирония.

    - На Мульма-Тау.

    Лицо директора выразило удивление.

    - Так вы уж там не раз бывали.

    -  Хочется  еще  побывать, - ответил Павел уклончиво. - Я не всюду успел
    пройти.  Есть  места,  можно  сказать,  неприступные,  где  подъем очень
    трудный. Там я рассчитываю на помощь своего приятеля.

    Борис  слушал Павла с легким недоумением. Ему казалось странным, что тот
    ничего  не  говорит  о  главном - о находке гигантского корня у подножия
    тех  "неприступных"  гор,  которые  Павел  собирался штурмовать вместе с
    ним.  Может  быть, Павел хотел сделать сюрприз директору станции? Он уже
    хотел   вставить   слово,   но  внимание  его  было  отвлечено  фигурой,
    появившейся в поле его зрения в раскрытом окне кабинета директора.

    ДЕВУШКА  с  пышными  темными  волосами,  отливающими  на солнце бронзой,
    медленно  прошла  через  широкий  двор  станции,  осторожно неся в руках
    длинную  стойку  с пробирками. У нее была легкая походка, словно несущая
    над  землей  стройную,  тонкую  фигуру,  и  эластичные,  мягкие движения
    загорелых  плеч,  открытых  низким вырезом пестрого платья. Борису очень
    хотелось  заглянуть  ей в лицо, но она двигалась так, что он видел ее со
    спины.  И  только  пройдя  весь  двор, на противоположном конце его, она
    заметила   лошадей,   которых   расседлывал   проводник,   и   порывисто
    повернулась.  На  солнце  блеснули ее белые зубы и белки глаз на смуглом
    лице.  Она спросила проводника о чем-то, просияв на его ответ улыбкой. И
    по  ее  взгляду,  брошенному в окно, Борис догадался, что приезд Павла -
    для  нее  большое  событие.  Он  искоса взглянул на Павла, продолжавшего
    свой разговор с директором, и вздохнул. Девушка ему нравилась.

    -  Лошадей  я  взял  у  Юлаева,  -  говорил  Павел  - Он нас проводит до
    стойбища. А оттуда мы пройдем пешком.

    -  Ну,  желаю  успеха,  - сухо сказал директор. - Не задерживайтесь там,
    работы здесь много. Не забудьте посмотреть ваши участки.

    ...День  был  ослепительно  ясный.  Ветер  шевелил зелень посадок. Между
    рядами  растений  почти  до подножия гор трепетали тончайшие серебристые
    нити воды, непрерывным потоком льющейся из верхнего арыка. Был час полива.

    Павел,  хмурый  и  недовольный  разговором  с директором (видимо, у него
    такие   "беседы"   происходили   и   раньше),  сердито  рванул  дверь  в
    лабораторию.  Борис  увидел  большую  комнату  с  тремя высокими окнами,
    простые  деревянные  столы,  заваленные  кустами кок-сагыза, и человека,
    наклонившегося над микроскопом.

    - Здорово, Григорий!! - сказал Павел.

    Человек   медленно,   словно   нехотя,  оторвал  голову  от  микроскопа,
    обернулся,  и  рыжеватые  стриженые усы на загорелом лице раздвинулись в
    широкой улыбке.

    -  А,  Павел,  привет! - ответил он, поднимаясь со своего места. - Вижу,
    что выздоровел и снова рвешься в бой. Ведь так?.

    Павел, не меняя выражения лица, утвердительно кивнул головой.

    - Ну, вот видишь, я же тебя знаю, - засмеялся человек, посмотрев на Бориса.

    Тот назвал себя.

    - Петренко, - отрекомендовался человек, крепко пожимая Борису руку.

    - Заместитель директора и парторг, - сказал Павел.

    -  Не  скрываю,  -  улыбнулся  Петренко  - Ну, рассказывай... у Анатолия
    Петровича был?

    - Был.

    - План новой экспедиции?

    -Да.

    - Экий ты неугомонный! Ну, и как?

    -  В общем, - На лбу Павла появилась складка. - Договорились. Сегодня же
    к вечеру отправимся.

    - А твои посадки?

    -  Что ж посадки, - недовольно сказал Павел. - Им ничего не сделается за
    четыре дня.

    -  Не  четыре,  а  двадцать  четыре.  Смотри, Павел, сезон проходит. Вся
    весенняя работа может пройти впустую.

    Павел  слушал,  опустив  голову. Ноздри его раздувались. Но он ничего не
    ответил.

    - Где Самай? - спросил он отрывисто.

    - Вероятно, в химической. Ты еще ее не видел?

    - Нет, не видел. Можно мне ее взять с собой?

    - Что? - удивился Петренко.

    - С собой, в экспедицию. Что в этом удивительного?

    Петренко молча смотрел на Павла, прищурив глаза.

    -  Ну, брат, я тебя не понимаю, - сказал он наконец - Зачем тебе химик в
    горах?

    -  Во-первых,  -  мрачно  ответил  Павел, - есть методы полевого анализа
    каучука...

    - Ну?

    -  Во  вторых...  Постой,  ты  мне  ответь:  она  тебе здесь нужна? Есть
    срочные анализы?

    Петренко поднял брови.

    - Ну, допустим, есть.

    -  Вот,  так  прямо  и  скажи,  что  ты  ее  не можешь отпустить... - он
    выдержал паузу и добавил: - ...со мной.

    На щеках Петренко сквозь загар проступила краска. Улыбка сошла с его лица.

    -  Ну,  если  вопрос  стоит так, что в этой... экспедиции тебе одному не
    справиться,  то что же... В конце концов, с текущей химической работой я
    справлюсь и сам. А ты уверен, что Самай согласится поехать?

    - Это уж надо спросить у нее, - помрачнел еще больше Павел.

    Усы  Петренко  опять  раздвинулись  в улыбке. Но он ничего не сказал. По
    коридору  простучали  легкие  каблучки, и дверь лаборатории стремительно
    раскрылась.

    Из  полумрака  коридора,  в  раме  распахнувшихся дверей, сияя белозубой
    улыбкой,  девушка  в  своем  пестром  плать