от долдон вдобавок еще произносит густым басом:
     - Привет, Корней.
     - Привет, Драмба, - говорит ему Корней. - Выходи.
     Тот выходит. И опять - чего я ожидал?  Что  от  его  шагов  весь  дом
затрясется. Чудище ведь, статуя! А он вышел, как  по  воздуху  выплыл.  Ни
звука, ни шороха - только что стоял в  нише,  а  теперь  стоит  посередине
комнаты и эти свои уши-фары на меня навел. Я чувствую: за лопатками у меня
стена, и отступать дальше некуда. А Корней смеется, бродяга, и говорит:
     - Да ты не трусь, не трусь, Бойцовый Кот! Это же робот! Машина!
     Спасибо, думаю. Легче мне стало оттого, что это машина, как же.
     - Таких мы теперь больше не  делаем,  -  говорит  Корней,  поглаживая
долдона по локтю и сдувая с него какие-то там пылинки. - А вот мой отец  с
такими хаживал и на Яйлу, и на Пандору. Помнишь Пандору, Драмба?
     - Я все помню, Корней, - басит долдон.
     - Ну вот, познакомьтесь, - говорит Корней. - Это  -  Гаг,  парень  из
преисподней. На Земле новичок, ничего здесь не  знает.  Переходишь  в  его
распоряжение.
     - Жду ваших  приказаний,  Гаг,  -  басит  долдон  и  как  бы  в  знак
приветствия поднимает широченную свою ладонь под самый потолок.
     В общем, все кончилось благополучно.  А  глубокой  ночью,  когда  дом
спал, я прокрался в тот самый  коридор  и  под  математическими  формулами
написал: "Кто ты, друг?"



                                    4

     Когда они вышли к заброшенной дороге, солнце уже поднялось высоко над
степью. Роса высохла, жесткая короткая трава шуршала  и  похрустывала  под
ногами. Мириады кузнечиков звенели вокруг, острый горький запах поднимался
от нагретой земли.
     Дорога  была  странная.  Совершенно  прямая,   она   выходила   из-за
мутно-синего горизонта, рассекала круг земли напополам и уходила снова  за
мутно-синий горизонт, туда, где круглые сутки, днем и ночью, что-то  очень
далекое и большое невнятно вспыхивало, мерцало, двигалось, вспучивалось  и
опадало. Дорога была широкая, она матово отсвечивала на солнце, и  полотно
ее как бы лежало поверх степи массивной, в несколько сантиметров толщиной,
закругленной  на  краях  полосой  какого-то  плотного,  но   не   твердого
материала. Гаг ступил на нее и, удивляясь неожиданной упругости, несколько
раз легонько подпрыгнул на месте. Это, конечно, не был бетон,  но  это  не
был и прогретый солнцем асфальт. Что-то вроде  очень  плотной  резины.  От
этой резины шла прохлада, а не душный зной  раскаленного  покрытия.  И  на
поверхности дороги не было видно никаких следов, даже пыли не было на ней.
Гаг наклонился и провел рукой по  гладкой,  почти  скользкой  поверхности.
Посмотрел на ладонь. Ладонь осталась чистой.
     - Она сильно усохла за последние восемьдесят лет, - прогудел  Драмба.
- Когда я видел ее в последний раз, ее ширина была больше двадцати метров.
И тогда она еще двигалась.
     Гаг соскочил на землю.
     - Двигалась? Как двигалась?
     - Это была самодвижущаяся дорога. Тогда было много таких  дорог.  Они
опоясывали весь земной шар, и они текли - по  краям  медленнее,  в  центре
очень быстро.
     - У вас не было автомобилей? - спросил Гаг.
     - Были. Я не могу вам сказать, почему люди увлеклись созданием  таких
дорог. Я имею только косвенную информацию. Это было  связано  с  очищением
среды.  Самодвижущиеся  дороги  очищали.  Они  убирали  из  атмосферы,  из
воздуха, из земли все лишнее, все вредное.
     - А почему она сейчас не движется? - спросил Гаг.
     - Не знаю. Все очень изменилось. Раньше на  этой  дороге  были  толпы
людей. Теперь никого нет. Раньше в этом небе в несколько  горизонтов  шли,
шли потоками летательные аппараты. Теперь в  небе  пусто.  Раньше  по  обе
стороны от дороги стояла пшеница в мой рост. Теперь это степь.
     Гаг слушал, приоткрыв рот.
     - Раньше через мои рецепторы, - продолжал Драмба монотонным  голосом,
- ежесекундно проходили сотни радиоимпульсов. Теперь я не  ощущаю  ничего,
кроме атмосферных разрядов. Сначала мне показалось даже, что я заболел. Но
теперь я знаю: я прежний. Изменился мир.
     - Может быть, мир заболел? - спросил Гаг живо.
     - Не понимаю, - сказал Драмба.
     Гаг отвернулся  и  стал  смотреть  туда,  где  горизонт  вспыхивал  и
шевелился. "Черта с два, - угрюмо подумал он. - Как же, заболеют они!"
     - А там что? - спросил он.
     - Там Антонов, - ответил Драмба. - Это город. Восемьдесят  лет  назад
его не было видно отсюда. Это был сельскохозяйственный город.
     - А сейчас?
     - Не знаю.  Я  все  время  вызываю  информаторий,  но  мне  никто  не
отвечает.
     Гаг смотрел на загадочное мерцание, и вдруг из-за горизонта  возникло
что-то невероятно огромное, похожее на косой парус невообразимых размеров,
почти такое же серо-голубое, как небо, может быть - чуть темнее,  медленно
и величественно описало дугу, словно стрелка часов прошла по циферблату, и
снова скрылось, растворилось в туманной дымке. Гаг перевел дух.
     - Видел? - спросил он шепотом.
     - Видел, - сказал Драмба удрученно. - Не знаю, что это такое.  Раньше
такого не было.
     Гаг зябко передернул плечами.
     - Толку от тебя... - проворчал он. - Ладно, пошли домой.
     - Вы хотели посетить ракетодром, - напомнил Драмба.
     - Господин! - резко сказал Гаг.
     - Не понимаю...
     - Когда обращаешься ко мне, изволь добавлять "господин"!
     - Понял, господин.
     Некоторое время они шли молча. Кузнечики сухими брызгами  разлетались
из-под ног. Гаг искоса поглядывал на бесшумного  колосса,  который  плавно
покачивался рядом с ним. Он вдруг заметил, что около  Драмбы,  совсем  как
давеча около дороги, держится своя атмосфера - свежести и прохлады.  Да  и
сделан был Драмба из чего-то похожего: такой же плотно-упругий, и  так  же
матово отсвечивали кисти его рук, торчащие из рукавов синего  комбинезона.
И еще Гаг заметил, что Драмба все время держится так, чтобы быть между ним
и солнцем.
     - Ну-ка расскажи еще раз про себя, - приказал Гаг.
     Драмба  повторил,  что  он  -   робот-андроид   номер   такой-то   из
экспериментальной серии экспедиционных  роботов,  сконструирован  тогда-то
(около ста лет назад - ничего себе старикашечка!), задействован  тогда-то.
Работал в таких-то экспедициях, на Яйле претерпел  серьезную  аварию,  был
частично разрушен; реконструирован и модернизирован тогда-то, но больше  в
экспедициях не участвовал...
     - В прошлый раз ты говорил, что пять лет простоял в музее, -  прервал
его Гаг.
     - Шесть лет, господин. В музее истории открытий в Любеке.
     - Ладно, - проворчал Гаг. - А потом восемьдесят лет ты торчал в  этой
нише у Корнея...
     - Семьдесят девять лет, господин.
     - Ладно-ладно, нечего меня поправлять... - Гаг  помолчал.  -  Скучно,
наверное, было стоять?
     - Не понимаю вопроса, господин.
     - Экая дубина... Впрочем, это никого не интересует. Ты мне лучше  вот
что скажи. Чем ты отличаешься от людей?
     - Я всем  отличаюсь  от  людей,  господин.  Химией,  принципом  схемы
управления и контроля, назначением.
     - Ну и какое у тебя, у дубины, назначение?
     - Выполнять все приказания, которые я способен выполнить.
     - Хе!.. А у людей какое назначение?
     - У людей нет назначения, господин.
     - Долдон ты, парень! Деревня. Что бы ты понимал в настоящих людях?
     - Не понимаю вопроса, господин.
     - А я тебя ни о чем не спрашиваю пока.
     Драмба промолчал.
     Они шагали через степь, все больше уклоняясь от прямой дороги к дому,
потому что Гагу стало вдруг интересно посмотреть, что за сооружение торчит
на небольшом холме справа.  Солнце  было  уже  высоко,  на  степью  дрожал
раскаленный воздух, душный острый запах травы и земли все усиливался.
     - Значит, ты готов выполнить любое мое приказание? - спросил Гаг.
     - Да, господин. Если это в моих силах.
     - Ну, хорошо... А если я прикажу тебе одно, а... м-м-м...  кто-нибудь
еще - совсем противоположное? Тогда что?
     - Не понял, кто отдает второе приказание.
     - Ну... м-м-м... Да все равно кто.
     - Это не все равно, господин.
     - Ну, например, Корней...
     - Я выполню приказ Корнея, господин.
     Некоторое время Гаг молчал. Ах ты скотина, думал он. Дрянь этакая.
     - А почему? - спросил он наконец.
     - Корней  старше,  господин.  Индекс  социальной  значимости  у  него
гораздо выше.
     - Что еще за индекс?
     - На нем больше ответственности перед обществом.
     - А ты откуда знаешь?
     - Уровень информированности у него значительно выше.
     - Ну и что же?
     - Чем выше уровень информированности, тем больше ответственности.
     "Ловко, - подумал Гаг. - Не придерешься. Все верно. Я здесь как  дитя
малое. Ну, мы еще посмотрим..."
     - Да, Корней - великий человек, - сказал он. - Мне до него,  конечно,
далеко. Он все видит, все знает. Вот мы сейчас идем с тобой, болтаем, а он
небось каждое наше слово слышит. Чуть что не так, он нам задаст...
     Драмба молчал. Шут его знает, что происходило в  его  ушастой  башке.
Морды, можно сказать, нет, глаз нет - ничего не понять. И голос все  время
одинаковый...
     - Правильно я говорю?
     - Нет, господин.
     - Как так - нет? По-твоему, Корней может что-нибудь не знать?
     - Да, господин. Он задает вопросы.
     - Сейчас, что ли?
     - Нет, господин. Сейчас у меня нет с ним связи.
     - Что же он, по-твоему, не слышит, что ты сейчас говоришь? Или что  я
тебе говорю? Да он, если хочешь знать, даже наши мысли слышит! Не  то  что
разговоры...
     - Понял вас, господин.
     Гаг посмотрел на Драмбу с ненавистью.
     - Что ты понял, раздолбай?
     - Понял, что Корней располагает аппаратурой для восприятия мыслей.
     - Кто тебе сказал?
     - Вы, господин.
     Гаг  остановился  и  плюнул  в  сердцах.  Драмба   тоже   сейчас   же
остановился. Эх, садануть бы ему промеж ушей, да ведь  не  достанешь.  Это
надо же,  какая  дубина!  Или  притворяется?  Спокойнее,  Кот,  спокойнее!
Хладнокровие и выдержка.
     - А до меня ты этого не знал, что ли?
     - Нет, господин. Я ничего не знал о существовании такой аппаратуры.
     - Так ты что  же,  дикобраз,  хочешь  сказать  -  что  такой  великий
человек, как Корней, не видит нас сейчас и не слышит?
     - Прошу уточнить: аппаратура для восприятия мыслей существует?
     - Откуда я знаю? Да и не нужно аппаратуры! Ты ведь умеешь  передавать
изображение, звук...
     - Да, господин.
     - Передаешь?
     - Нет, господин.
     - Почему?
     - Не имею приказа, господин.
     - Хе... Приказ не имеешь, - проворчал Гаг. - Ну, чего встал? Пошли!
     Некоторое время они шли молча. Потом Гаг сказал:
     - Слушай, ты! Кто такой Корней?
     - Не понимаю вопроса, господин.
     - Ну... какая у него должность? Чем он занимается?
     - Не знаю, господин.
     Гаг снова остановился.
     - То есть как это не знаешь?
     - Не имею информации.
     - Он же твой хозяин! Ты не знаешь, кто твой хозяин?
     - Знаю.
     - Кто?
     - Корней.
     Гаг стиснул зубы.
     - Странно как-то у тебя  получается,  Драмба,  дружок,  -  сказал  он
вкрадчиво. - Корней - твой хозяин, ты у него  восемьдесят  лет  в  доме  и
ничего о нем не знаешь?
     - Не так, господин. Мой первый хозяин - Ян, отец Корнея.  Ян  передал
меня Корнею. Это было тридцать лет назад,  когда  Ян  удалился,  а  Корней
выстроил дом на месте лагеря Яна. С тех пор Корней мой хозяин, но я с  ним
никогда не работал и потому не знаю чем он занимается.
     - Угу... - произнес Гаг и двинулся дальше.  -  Значит,  ты  про  него
вообще ничего не знаешь?
     - Это не так. Я знаю про него очень много.
     - Рассказывай, - потребовал Гаг.
     - Корней  Янович.  Рост  -  сто  девяносто  два  сантиметра,  вес  по
косвенным данным -  около  девяноста  килограммов,  возраст  по  косвенным
данным - около шестидесяти лет, индекс социальной значимости по  косвенным
данным - около ноль девять...
     - Подожди, - ошеломленно сказал Гаг. - Заткнись на минутку. Ты о деле
говори, что ты мне бубнишь?
     - Не понял приказа, господин, - немедленно откликнулся Драмба.
     - Н-ну... например,  женат  или  нет,  какое  образование...  дети...
Понял?
     - Сведений о жене Корнея не имею. Об  образовании  -  тоже.  -  Робот
сделал паузу. - Имею информацию о сыне: Андрей, около двадцати пяти лет.
     - О жене ничего не знаешь, а о сыне знаешь?
     - Да, господин.  Одиннадцать  лет  назад  получил  приказ  перейти  в
распоряжение подростка, по косвенным сведениям четырнадцати лет,  которого
Корней назвал "сын" и "Андрей". Находился в его распоряжении четыре часа.
     - А потом?
     - Не понял вопроса, господин.
     - Потом ты его видел когда-нибудь?
     - Нет, господин.
     - Поня-атно, - задумчиво произнес Гаг. - Ну и чем вы с ним занимались
эти четыре часа?
     - Мы разговаривали. Андрей расспрашивал меня о Корнее.
     Гаг споткнулся.
     - Что ты ему сказал?
     - Все что знал: рост, вес. Потом он меня прервал. Потребовал, чтобы я
ему рассказал о работе Яна на других планетах.
     Да-а. Такие, значит, дела... Ну,  это  нас  не  касается.  Но  какова
дубина! Уж о доме его и спрашивать нечего, совершенно ясно, что ничего  не
знает. Все планы мои разрушил, бродяга... Зачем все-таки  Корней  мне  его
подсунул? Неужели я ошибаюсь? Вот дьявол, как же мне  его  проверить?  Мне
ведь шагу нельзя будет ступить, если я его не проверю!
     - Напоминаю, - подал голос Драмба, - что вы намеревались  отправиться
домой.
     - Ну, намеревался. А в чем дело?
     - Мы все больше отклоняемся от оптимального курса, господин.
     - Тебя не спросили, - сказал Гаг. - Я хочу посмотреть, что это там за
штука на холме...
     - Это обелиск, господин. Памятник над братской могилой.
     - Кому? - с живостью спросил Гаг.
     - Героям последней войны. Сто лет назад археологи обнаружили  в  этом
холме братскую могилу.
     Посмотрим, подумал Гаг и ускорил шаги. Дерзкая и даже страшная  мысль
пришла ему в голову. Рискованно, подумал он. Ох, сорвут мне  башку!  А  за
что? Откуда мне знать, что к чему? Я здесь человек новый, ничего этого  не
понимаю  и не  знаю...  Да и  не выйдет,  наверное,  ничего.  Но  уж  если
выйдет... Если выйдет - тогда верняк. Ладно, попробуем.
     Холм был невысокий, метров двадцать - двадцать пять, и еще на столько
же возвышалась над ним гранитная плита, отполированная до  глади  с  одной
стороны и грубо стесанная со всех остальных. На  полированной  поверхности
вырезана была надпись - старинными  буквами,  которых  Гаг  не  знал.  Гаг
обошел обелиск и вернулся в тень. Сел.
     - Рядовой Драмба! - сказал он негромко.
     Робот повернул к нему ушастую голову.
     - Когда я говорю "рядовой Драмба", -  по-прежнему  негромко  произнес
Гаг, - надо отвечать: "Слушаю, господин капрал".
     - Понял, господин.
     - Не господин, а господин капрал! - заорал Гаг и вскочил на  ноги.  -
Господин капрал, понял? Корыто деревенское!
     - Понял, господин капрал.
     - Не понял, а так точно!
     - Так точно, господин капрал.
     Гаг подошел к нему вплотную, подбоченился и снизу вверх  уставился  в
непроницаемую матовую решетку.
     - Я из тебя сделаю солдата, дружок, -  произнес  он  ласково-зловещим
голосом. - Как стоишь, бродяга? Смирно!
     - Не понял, господин капрал, - монотонно прогудел Драмба.
     - По команде "смирно" надлежит сомкнуть  пятки  и  развернуть  носки,
выпятив грудь как можно дальше вперед, прижав ладони к бедрам и  оттопырив
локти... Вот так. Неплохо... Рядовой Драмба, вольно! По  команде  "вольно"
надлежит отставить ногу и заложить руки за спину.  Так  уши  твои  мне  не
нравятся. Уши можешь опустить?
     - Не понял, господин капрал.
     - Вот эти штуки свои, которые  торчат,  можешь  опустить  по  команде
"вольно"?
     - Так точно, господин капрал. Могу. Но буду хуже видеть.
     - Ничего, потерпишь... А ну-ка, попробуем... Рядовой Драмба,  смирно!
Вольно! Смирно! Вольно!..
     Гаг вернулся в тень обелиска и сел.  Да,  таких  бы  солдат  хотя  бы
взвод. На лету схватывает. Он представил себе взвод  таких  вот  Драмб  на
позиции  у  той  деревушки.  Облизнул  сухие  губы.  Да,  такого  дьявола,
наверное, ракетой не прошибешь. Я только вот  чего  все-таки  не  понимаю:
Думает этот долдон или нет?
     - Рядовой Драмба! - гаркнул он.
     - Слушаю, господин капрал.
     - О чем думаешь, рядовой Драмба?
     - Ожидаю приказаний, господин капрал.
     - Молодец! Вольно!
     Гаг вытер пальцем капельки  пота,  выступившие  на  верхней  губе,  и
сказал:
     - Отныне ты есть солдат его высочества герцога Алайского.  Я  -  твой
командир. Все мои приказания для тебя закон. Никаких рассуждений,  никаких
вопросов, никакой болтовни! Ты обязан с восторгом  думать  о  той  минуте,
когда наступит счастливый миг сложить голову во славу его высочества...
     Болван, наверное, половины не понимает, ну да ладно. Важно вбить  ему
в башку основы. Дурь из него вышибить. А понимает он там или не понимает -
дело десятое.
     - Все, чему тебя учили раньше, забудь. Я твой учитель! Я твой отец  и
твоя мать. Только мои приказы должны выполняться, только мои  слова  будут
для тебя приказом.  Все,  о  чем  я  говорю  с  тобой,  все,  что  я  тебе
приказываю, есть военная тайна. Что такое тайна - знаешь?
     - Нет, господин капрал.
     - Гм... Тайна - это то, о чем должны знать  только  я  и  ты.  И  его
высочество, разумеется.
     Крутовато я взял, подумал он. Рано. Деревня ведь. Ну ладно, там видно
будет. Надо его сейчас  погонять.  Пусть  с  него  семь  потов  сойдет,  с
бродяги.
     - Смир-рна! - скомандовал  он.  -  Рядовой  Драмба,  тридцать  кругов
вокруг холма - бегом марш!
     И рядовой Драмба побежал. Бежал он легко  и  как-то  странно,  не  по
уставу и вообще не по-людски - не бежал даже, а летел огромными  скачками,
надолго зависая в воздухе, и при этом по-прежнему держал ладони  прижатыми
к бедрам. Гаг, приоткрыв рот, следил за ним. Ну и ну! Это было  похоже  на
сон.  Совершенно  бесшумный  полубег-полуполет,  ни  топота,  ни  хриплого
дыхания, и не оступится ведь ни разу, а там же  кочки,  камни,  норы...  и
ведь поставь ему на голову котелок с водой  -  не  расплескает  ни  капли!
Какой солдат! Нет, ребята, какой солдат!
     - Быстрее! - гаркнул он. - Шевелись, тараканья немочь!
     Драмба сменил аллюр. Гаг замигал: у Драмбы исчезли ноги.  Вместо  ног
под совершенно вертикальным туловищем видно было  теперь  только  туманное
мерцание, как у пропеллера на больших оборотах. Земля не  выдерживала,  за
гигантом потянулась, темнея и углубляясь на  глазах,  взрытая  борозда,  и
появился звук - шелестящий свист  рассекаемого  воздуха  и  дробный  шорох
оседающей  земли.  Гаг  еле  успевал  поворачивать  голову.  И  вдруг  все
кончилось. Драмба снова стоял перед ним по стойке "смирно" -  неподвижный,
огромный, дышащий прохладой. Будто и не бежал вовсе.
     Да-а, подумал Гаг. С такого, пожалуй, сгонишь пот... Но в разум-то  я
его привел или нет? Ладно, рискнем. Он посмотрел на  обелиск.  Гадко  это,
вот что. Солдаты ведь лежат... Герои.  За  что  они  там  дрались,  с  кем
дрались - этого я толком не понял, но _к_а_к_ они дрались - я  видел.  Дай
бог нам всем так драться в наш последний час. Ох, не  зря  Корней  показал
мне эти фильмы. Ох, не зря... В душе у Гага  шевельнулся  суеверный  ужас.
Неужели этот лукавый Корней еще тогда предвидел такую вот минуту? Да  нет,
ерунда, ничего он не мог предвидеть, не  господь  же  он  бог  все-таки...
Просто хотел тоненько мне намекнуть, с чьими потомками я  имею  дело...  А
они здесь лежат. Сколько  веков  уже  они  здесь  лежат,  и  никто  их  не
тревожил. Будь они живы - не допустили бы, шуганули бы меня отсюда...  Ну,
ладно, а если бы это были крысоеды? Нет, пожалуй,  все  равно  гадко...  И
потом, что за ерунда - крысоеды - трусы, вонючки. А это же солдаты бы