- ба! А кто. То там такой  знакомый  маячит  на
горизонте событий? Кто это там такой изящный, с горделивой улыбкой господа
бога вечером шестого дня творения? Чья это там такая знакомая  белоснежная
эспаньолка? Мистер Флеминг, сэр!  Откуда  вы  здесь  взялись,  сэр?  А  не
соизволите  ли  проследовать  на  ковер,  сэр?  Во  Всемирный   Совет,   в
Чрезвычайный Трибунал!
     Согласитесь, это был бы не самый скверный вариант, - заметил Тойво.
     - Еще бы! Хотя иногда мне кажется, что я предпочел бы  иметь  дело  с
десятком Странников, нежели с одним  Флемингом.  Впрочем,  это,  наверное,
потому, что Странники - существа почти гипотетические, а Флеминг со  своей
эспаньолкой  -  бестия  вполне  реальная.  Удручающе  реальная  со   своей
белоснежной  эспаньолкой,  со  своей  Нижней  Пешей,  со  своими  научными
бандитами, со своей распроклятой мировой славой!..
     - Я вижу, тебе его эспаньолка в особенности жить мешает...
     - Эспаньолка его мне как раз не мешает, - возразил Гриша с ядом. - За
эспаньолку мы его как раз можем взять. А вот за что мы возьмем Странников,
если окажется, что это все-таки они?
     Тойво аккуратно засунул стило в карман,  поднялся  и  встал  у  окна.
Краем глаза он видел, что Гриша внимательно на него смотрит, расплетя ноги
и даже подавшись вперед. Было тихо, только слабо попискивало в терминале в
такт сменам промежуточных таблиц на экране дисплея.
     - Или ты надеешься, что это все-таки не они? - спросил Гриша.
     Некоторое время  Тойво  не  отвечал,  а  потом  вдруг  проговорил  не
оборачиваясь:
     - Теперь уже не надеюсь?
     - То есть?
     - Это они.
     Гриша прищурился.
     - То есть?
     Тойво повернулся к нему.
     - Я уверен, что Странники на Земле и действуют.
     (Гриша  потом  рассказывал,  что  в  этот  момент  он  испытал  очень
неприятный шок. У него возникло ощущение ирреальности  происходящего.  Все
дело здесь было в личности Тойво Глумова: эти  слова  Тойво  Глумова  было
очень трудно состыковать с личностью Тойво Глумова.  Слова  эти  не  могли
быть шуткой, потому что Тойво никогда не шутил по поводу Странников. Слова
Тойво не могли  быть  суждением  скоропалительным,  потому  что  Тойво  не
высказывал скоропалительных суждений. И правдой эти слова никак  не  могли
быть, потому что они никак не могли быть правдой. Тойво мог ошибаться...)
     Гриша спросил напряженным голосом:
     - Биг-Баг в курсе?
     - Все факты я ему доложил.
     - И что?
     - Пока, как видишь, ничего, - сказал Тойво.
     Гриша расслабился и снова откинулся на спинку кресла.
     - Ты просто ошибся, - сказал он с облегчением.
     Тойво промолчал.
     - Черт бы тебя подрал! - воскликнул вдруг Гриша. - До  чего  ты  меня
довел со своими мрачными фантазиями! Меня  же  сейчас  как  ледяной  водой
окатило!
     Тойво молчал. Он снова отвернулся к окну.  Гриша  закряхтел,  схватил
себя за кончик носа и, весь сморщившись, проделал  им  несколько  круговых
движений.
     - Нет, - сказал он. Я не могу, как ты, вот в чем дело. Не  могу.  Это
слишком серьезно. Я от этого весь отталкиваюсь. Это  же  не  личное  дело:
я-де верю, а вы все - как вам угодно. Если  я  в  это  поверил,  я  обязан
бросить все,  пожертвовать  всем,  что  у  меня  есть,  от  всего  прочего
отказаться...   Постриг   принять,   черт   побери!   Но   жизнь-то   наша
многовариантна! Каково это - вколотить ее целиком  во  что-нибудь  одно...
Хотя, конечно, иногда мне становится стыдно и страшно, и тогда я смотрю на
тебя с особенным восхищением... А иногда - как  сейчас,  например,  -  зло
берет на тебя  глядеть...  На  самоистязание  твое,  на  одержимость  твою
подвижническую... И тогда хочется острить, издеваться хочется  над  тобою,
отшучиваться от всего, что ты перед нами громоздишь...
     - Слушай, - сказал Тойво, - чего ты от меня хочешь?
     Гриша замолчал.
     - Действительно, - проговорил он. - Чего это я от тебя хочу? Не знаю.
     - А я знаю. Ты хочешь, чтобы все было хорошо  и  с  каждым  днем  все
лучше.
     - О! - Гриша поднял палец.
     Он хотел сказать еще что-то, что-то легкое, что смазало  бы  ощущение
неловкой интимности, возникшей между ними  за  последние  минуты,  но  тут
пропел сигнал окончания программы, и на стол короткими  толчками  поползла
лента с результатами.
     Тойво просмотрел ее всю, строчку за  строчкой,  аккуратно  сложил  по
сгибам и сунул в щель накопителя.
     - Ничего интересного? - осведомился Гриша с некоторым сочувствием.
     - Как тебе сказать... -  Промямлил  Тойво.  Теперь  он  действительно
напряженно думал о другом. - Снова весна 81-го.
     - Что именно - снова?
     Тойво прошелся кончиками  пальцев  по  сенсорам  терминала,  запуская
очередной цикл программы.
     - В марте 81-го года, -  сказал  он,  -  впервые  после  двухвекового
перерыва зафиксирован случай массового самоубийства серых китов.
     - Так, - нетерпеливо сказал Гриша. - А в каком смысле - снова?
     Тойво поднялся.
     - Долго рассказывать, - проговорил он.  -  Потом  сводку  прочитаешь.
Пошли по домам.

                                - - - - -

     ТОЙВО ГЛУМОВ ДОМА. 8 МАЯ 99 ГОДА. ПОЗДНИЙ ВЕЧЕР.
     Они поужинали в комнате, багровой от заката.
     Ася   была   в   расстроенных   чувствах.    Закваска    Пашковского,
доставлявшаяся на деликатесный комбинат прямиком с Пандоры (в живых мешках
биоконтейнеров,  покрытых  терракотовой  изморозью,  ощетиненных  роговыми
крючьями испарителей, по шесть килограммов драгоценной закваски  в  каждом
мешке),   закваска   эта   опять   взбунтовалась.   Вкусовой   запах    ее
самопроизвольно перешел в класс "сигма", а горькость  достигла  последнего
допустимого градуса. Совет экспертов раскололся. Магистр потребовал впредь
до  выяснения  прекратить  производство  прославленных  на   всю   планету
"алапайчиков", а Бруно - дерзкий болтун,  мальчишка,  нахал  -  заявил:  с
какой это  стати?  Никогда  в  жизни  он  не  осмеливался  пикнуть  против
Магистра, а сегодня вдруг  принялся  ораторствовать.  Рядовые  любители-де
такого изменения во вкусе попросту не заметят, а что касается знатоков-де,
то он голову дает на отсечение - по  крайней  мере  каждого  пятого  такая
вкусовая вариация приведет-де в восторг... Кому это нужна  его  отсеченная
голова? Но ведь его поддержали! И теперь непонятно, что будет...
     Ася распахнула окно, села на  подоконник  и  стала  глядеть  вниз,  в
двухкилометровую сине-зеленую пропасть.
     - Боюсь, мне придется лететь на Пандору, - сказала она.
     - Надолго? - спросил Тойво.
     - Не знаю. Может быть и надолго.
     - А зачем, собственно? - спросил Тойво осторожно.
     - Ты понимаешь, в чем дело... Магистр считает, что здесь,  на  Земле,
мы проверили все. Что возможно. Значит, не в порядке что-то на плантациях.
Может быть, там пошел новый штамм... А может быть, что-то  происходит  при
транспортировке... Мы не знаем.
     - Один раз ты у меня  уже  летала  на  Пандору,  -  проговорил  Тойво
мрачнея. - Полетела на недельку и просидела там три месяца.
     - Ну а что делать?
     Тойво поскреб ногтем щеку, покряхтел.
     - Не знаю я, что делать... Я знаю, что три  месяца  без  тебя  -  это
ужасно.
     - А два года без меня? Когда ты сидел на этой самой... Как ее...
     - Ну, вспомнила! Когда это было! Я был тогда  молодой,  я  был  тогда
дурак... Я был тогда Прогрессор! Железный человек - мышцы, маска, челюсть!
Слушай, пусть лучше твоя Соня летит. Она молодая,  красоточка,  замуж  там
выйдет, а?
     - Конечно, Соня тоже полетит. А других идей у тебя нет?
     - Есть. Пусть летит Магистр. Он эту кашу заварил, вот пусть теперь  и
летит.
     Ася только посмотрела на него.
     - Беру свои слова назад, - быстро сказал Тойво. - Ошибка. Просчет.
     - Ему даже Свердловска нельзя покидать! У него же вкусовые пупырышки!
Он четверть века своего квартала не покидал!
     - Учту, - пошел отчеканивать Тойво. - Навсегда. Больше не повторится.
Сморозил. Отмочил. Пусть летит Бруно.
     Ася еще несколько  секунд  жгла  его  негодующим  взглядом,  а  потом
отвернулась и снова стала смотреть в окно.
     - Бруно не полетит, - сказала  она  сердито.  -  Бруно  теперь  будет
заниматься  этим  своим  новым  букетом.  Он  его  хочет  зафиксировать  и
стандартизировать... Но это мы еще посмотрим... - Она  искоса  глянула  на
Тойво и засмеялась. - Ага! Поскучнел! "Три месяца... Без тебя..."
     Тойво немедленно поднялся, пересек комнату и сел у ног  Аси  на  пол,
прислонив голову к ее коленям.
     - Тебе же все равно в отпуск  надо,  -  сказала  Ася.  -  Ты  бы  там
поохотился... Это же ведь Пандора! Съездил бы в Дюны... Плантации бы  наши
посмотрел... Ты ведь даже представить себе не  можешь,  что  это  такое  -
плантации Пашковского!..
     Тойво молчал и только все крепче прижимался щекой к ее коленям. Тогда
она тоже замолчала, и некоторое время они не разговаривали,  а  потом  Ася
спросила:
     - У тебя что-то происходит?
     - Почему ты так решила?
     - Не знаю. Вижу.
     Тойво глубоко вздохнул, поднялся с пола и тоже сел на подоконник.
     - Правильно видишь, - угрюмо произнес он. - Происходит. У меня.
     - Что же?
     Тойво прищурясь,  разглядывал  черные  полосы  облаков,  перерезающие
медно-багровое зарево заката. Сизо-черные нагромождения лесов у горизонта.
Тонкие   черные   вертикали   тысячеэтажников,   встопорщенные   гроздьями
кварталов.  Медно  отсвечивающий,  исполинский  купол   Форума   слева   и
неправдоподобно гладкая поверхность Моря справа.  И  черные  попискивающие
стрижи, дротиками срывающиеся из висячего сада кварталом выше и исчезающие
в листве кварталом ниже.
     - Что происходит? - спросила Ася.
     - Ты удивительно красивая, - сказал Тойво. - У тебя соболиные  брови.
Я не знаю точно, что эти слова означают, но это сказано про  что-то  очень
красивое. Про тебя. Ты даже  не  красивая,  ты  прекрасная.  Миловзора.  И
заботы твои милые. И твой  мир  милый.  И  даже  Бруно  твой  милый,  если
подумать... И вообще мир прекрасен, если хочешь знать...  "Мир  прекрасен,
как цветочек. Счастьем обеспечены пять сердец, и девять  почек,  и  четыре
печени..." Я не знаю, что это за стихи. Они у  меня  вдруг  всплыли,  и  я
захотел их прочитать... И вот что я тебе скажу, запомни! Очень даже  может
быть, что вскорости я прилечу к тебе на Пандору. Потому что вот-вот у него
лопнет терпение и он действительно выгонит меня в отпуск. А может быть,  и
вообще выгонит. Вот что я читаю в его ореховых глазах. Явственно,  как  на
дисплее. А теперь давай-ка чайку.
     Ася проницательно посмотрела на него.
     - Ничего не выходит? - спросила она.
     Тойво уклонился от ее взгляда и неопределенно повел плечом.
     - Потому что с самого начала у тебя все было неправильно задумано,  -
сказала Ася горячо. - Потому что с самого начала  задача  была  поставлена
неправильно! Нельзя ставить задачу так, чтобы никакой  результат  тебя  не
устроил. Твоя гипотеза изначально была порочной  -  помнишь,  что  я  тебе
говорила? Если бы Странники  на  самом  деле  обнаружились,  разве  ты  бы
обрадовался? А теперь ты понимаешь, что их нет, и опять же тебе плохо - ты
ошибся, ты высказал неверную гипотезу, ты как  бы  в  проигрыше,  хотя  на
самом деле ты ничего не проиграл...
     - Я с тобой и не спорил никогда, - смиренно сказал Тойво. - Кругом  я
виноват, такая уж у меня судьба...
     - Видишь, теперь и он тоже в  этой  вашей  идее  разочаровался...  Я,
конечно, не верю, что он тебя выгонит, что за чепуху ты порешь, он же тебя
и любит, и ценит, это же все знают... Но ведь  в  самом  деле,  нельзя  же
столько лет гробить - и на что, собственно? Ведь у вас,  по  сути,  ничего
нет, кроме голой идеи. Никто не спорит: идея довольно любопытная, способна
нервы пощекотать кому угодно, но ведь не более того!  По  сути  своей  это
просто инверсия давным-давно  известной  человеческой  практики...  просто
Прогрессорство  навыворот,  больше  ничего...  Раз  мы  спрямляем   чью-то
историю, значит и  нашу  историю  могут  попытаться  спрямить...  Подожди,
послушай! Во-первых, вы забываете, что не всякая инверсия имеет  выражение
в реальности. Грамматика -  одно,  а  реальность  -  это  другое.  Поэтому
сначала это выглядело у вас интересно, а  теперь  выглядит  просто...  Ну,
неприлично, что ли... Знаешь, что мне вчера сказал один  наш  деятель?  Он
сказал: "Мы, знаете  ли,  не  комконовцы,  это  комконовцам  можно  только
позавидовать.  Когда  они  сталкиваются   с   какой-нибудь   действительно
серьезной  загадкой,  они  быстренько  атрибутируют   ее   как   результат
деятельности Странников, и все дела!"
     - Это кто же, интересно, сказал? - мрачно спросил Тойво.
     - Да какая тебе разница? Вот у нас закваска взбунтовалась. Зачем  нам
искать причины? Все ясно: Странники! Кровавая рука сверхцивилизации! И  не
злись, пожалуйста. Не злись! Тебе такие шутки не нравятся,  но  ты  же  их
почти никогда и не слышишь. А я их слышу постоянно. Один  только  "синдром
Сикорски" чего мне стоит... И ведь это уже не  шутка.  Это  уже  приговор,
милые вы мои! Это диагноз!
     Тойво уже справился с собой.
     - А что, - сказал он, - насчет закваски - это  мысль.  Это  ведь  ЧП!
Почему не сообщили? - осведомился он строго. - Порядка не знаете? А вот мы
сейчас Магистра - на ковер!
     - Шуточки все тебе, - сердито сказала Ася. - Все кругом шутят!
     - И прекрасно! - подхватил Тойво. - Радоваться надо!  Когда  начнутся
настоящие дела, станет не до шуток...
     Ася с досадой стукнула кулачком по колену.
     - Ах ты, господи! Ну что ты передо мной-то притворяешься? Не  хочется
тебе шутить, не до шуток тебе, и вот это особенно  в  вас  раздражает!  Вы
построили вокруг себя  угрюмый  мрачный  мир,  мир  угроз,  мир  страха  и
подозрительности...  Почему?  Откуда?  Откуда  у   вас   эта   космическая
мизантропия?
     Тойво промолчал.
     - Может быть, потому, что все ваши необъясненные ЧП -  это  трагедии?
Но ведь ЧП - всегда трагедия! Загадочное оно или понятное, ведь на то  оно
и ЧП! Верно?
     - Неверно, - сказал Тойво.
     - Что - есть ЧП другие, счастливые?
     - Бывают.
     - Например? - осведомилась Ася, исполняясь яду.
     - Давай лучше чайку попьем, - предложил Тойво.
     - Нет уж, ты мне, пожалуйста, приведи пример счастливого, радостного,
жизнеутверждающего чрезвычайного происшествия.
     - Хорошо, - сказал Тойво. - Но потом мы попьем чайку. Договорились?
     - Да ну тебя, - сказала  Ася.  Они  замолчали.  Внизу  сквозь  густую
листву садов, сквозь сизоватые сумерки засветились разноцветные огоньки. И
искрами огней обсыпались черные столбы тысячеэтажников.
     - Тебе имя Гужон знакомо? - спросил Тойво.
     - Разумеется.
     - А Содди?
     - Еще бы!
     - Чем, по-твоему, замечательны эти люди?
     - "По-моему"! Не по-моему, а всем известно, что Гужон - замечательный
композитор, а Содди - великий исповедник...
     - А по-моему, замечательны они  совсем  другим,  -  сказал  Тойво.  -
Альберт  Гужон  до  пятидесяти  лет  был  неплохим,  но  не  более   того,
агрофизиком без всяких способностей к музыке. А Бартоломью Содди сорок лет
занимался  теневыми  функциями  и  был   сухим,   педантичным,   нелюдимым
человеком. Вот чем эти люди более всего замечательны, по-моему.
     - Что ты хочешь этим сказать? Что ты  в  этом  нашел  замечательного?
Люди скрытого таланта, долго  и  упорно  работали...  А  потом  количество
перешло в качество...
     - Не было количества,  Ася,  вот  в  чем  дело.  Одно  лишь  качество
переменилось вдруг. Радикально. В одночасье. Как взрыв.
     Ася  помолчала,  шевеля  губами,  а  потом  спросила  с   неуверенным
ехидством:
     - Так что же это, по-твоему, Странники их вдохновили, так?
     - Я этого не говорил. Ты предложила мне привести примеры  счастливых,
жизнеутверждающих ЧП. Пожалуйста. Могу назвать еще  десяток  имен,  правда
менее известных.
     -  Хорошо,  а  почему,  собственно,  вы  этим   занимаетесь?   Какое,
собственно, вам до этого дело?
     - Мы занимаемся любыми чрезвычайными происшествиями.
     - Вот я и спрашиваю, что в этих происшествиях чрезвычайного?
     - В рамках существующих представлений они необъяснимы.
     - Ну мало ли что на свете необъяснимо? - вскричала Ася.  -  Ридерство
тоже необъяснимо, только мы к нему привыкли...
     - То, к чему мы  привыкли,  мы  и  не  считаем  чрезвычайным.  Мы  не
занимаемся  явлениями,  Ася.  Мы  занимаемся  происшествиями,   событиями.
Чего-то не было, не было тысячу  лет,  а  потом  вдруг  случилось.  Почему
случилось? Непонятно. Как объясняется? Специалисты разводят руками.  Тогда
мы берем это на заметку. Понимаешь, Аська, ты неверно классифицируешь  ЧП.
Мы их не делим на счастливые и трагические, мы их делим на  объясненные  и
на необъясненные.
     - Ты что, считаешь, что любое необъясненное ЧП несет в себе угрозу? -
     - Да. В том числе и счастливое.
     - Какую  же  угрозу  может  нести  в  себе  необъяснимое  превращение
рядового агрофизика в гениального музыканта?
     - Я не совсем точно выразился. Угрозу несет в себе не  не  ЧП.  Самые
таинственные ЧП, как правило, совершенно безобидны. Иногда  даже  комичны.
Угрозу может нести в себе причина ЧП. Механизм, который  породил  это  ЧП.
Ведь можно поставить вопрос так:  зачем  кому-то  понадобилось  превращать
агрофизика в музыканта?
     - А может быть, это просто статистическая флуктуация?
     - Может быть. В том-то и дело, что мы этого не знаем... Между прочим,
обрати внимание, куда ты приехала. Скажи на милость, чем  твое  объяснение
лучше нашего? Статистическая флуктуация, по определению непредсказуемая  и
неуправляемая, или Странники, которые, конечно, тоже не сахар, но  которых
все-таки, хотя бы  в  принципе,  можно  надеяться  поймать  за  руку.  Да,
конечно, "статистическая флуктуация" - это звучит куда как более  солидно,
научно, беспристрастно, не  то  что  эти  пошлые,  у  всех  уже  на  зубах
навязшие, дурно-романтические и банально-легендарные...
     - Подожди, не ехидствуй, пожалуйста, -  сказала  Ася.  -  Никто  ведь
твоих Странников не отрицает. Я тебе не об этом совсем толкую...  Ты  меня
совсем сбил... И всегда сбиваешь!  И  меня,  и  Максима  своего,  а  потом
ходишь, повесивши нос на квинту, изволь тебя  утешать...  Да,  я  вот  что
хотела сказать. Ладно, пусть Странники на самом деле  вмешиваются  в  нашу
жизнь. Не об этом спор. Почему это плохо? - вот о чем  я  тебя  спрашиваю!
Почему вы из них жупел делаете? - вот чего я понять не могу! И никто этого
не понимает... Почему, когда ты спрямлял историю других миров -  это  было
хорошо, а когда некто берется спрямлять твою историю... Ведь сегодня любой
ребенок знает, что сверхразум - это обязательно добро!
     - Сверхразум - это сверхдобро, - сказал Тойво.
     - Ну? Тем более!
     - Нет, - сказал Тойво. - Никаких "тем  более".  Что  такое  добро  мы
знаем, да и то не очень твердо. А вот что такое сверхдобро...
     Ася снова ударила себя кулачками по коленкам.
     - Не понимаю! Уму непостижимо! Откуда у вас  эта  презумпция  угрозы?
Объясни, втолкуй!
     - Вы все совершенно неправильно понимаете нашу  установку,  -  сказал
Тойво, уже злясь. - Никто не считает, будто Странники  причинить  землянам
зло.  Это  действительно  чрезвычайно  маловероятно.  Другого  мы  боимся,
другого! Мы боимся, что они  начнут  творить  здесь  добро,  как  они  его
понимают!
     - Добро всегда добро! - сказала Ася с напором.
     - Ты прекрасно знаешь, что это не так! Или, может быть, на само  деле
не знаешь? Но ведь я объяснял тебе. Я был Прогрессором всего три  года,  я
нес добро, только добро, ничего, кроме  добра,  и,  господи,  как  же  они
ненавидели меня, эти люди! И они были  в  своем  праве.  Потому  что  боги
пришли, не спрашивая разрешения. Никто  их  не  звал,  а  они  вперлись  и
принялись творить