обнаружить у Мишеля одно соседствующее сознание, а  может  быть  в
нем  сосуществуют  и  другие,  оказавшиеся  за  пределами  наших   средств
обнаружения, и они-то Колдуна и шокировали.
     Я: - Вас второй мир этого Десмонда не шокирует?
     ЛОГОВЕНКО: - Понимаю вас. Нет решительно нет, но должен вам  сказать,
что тот ментоскопист, который впервые заглянул в этот мир и разглядел его,
испытал сильнейшее  потрясение.  Главным  образом,  конечно,  потому,  что
решил, будто  Мишель  -  замаскированный  агент  каких-нибудь  Странников,
Прогрессор из чужого мира.
     Я: - Как установили, что это не так?
     ЛОГОВЕНКО: - На этот счет  можно  быть  спокойным.  Между  поведением
Мишеля  и  функционированием  второго  сознания  нет  никакой  корреляции.
Соседствующие  сознания  полиментала  никак  не  взаимодействуют.  Они   в
принципе не могут взаимодействовать, потому  что  функционируют  в  разных
пространствах. Вот грубая аналогия. Представьте себе  театр  теней.  Тени,
проецируемые на  экран,  не  могут  взаимодействовать.  Конечно,  остаются
разнообразные   фантастические   соображения,   но   именно    и    только
фантастические.
     На этом моя беседа с Д. Логовенко закончилась, и меня  познакомили  с
Б. А. Гайдаем.
     (Гайдай Богдан Архипович,  магистр  психологии.  Родился  10.06.55  в
Середине-Буде. Образование: Институт психологии, Киев;  специальные  курсы
высшей  и  аномальной  этологии,  Сплит.  Основные  работы  -  в   области
метапсихологии. С 89 года - сотрудник  отдела  психопрогностики,  с  93  -
заведующий отдела  приборного  обеспечения,  с  94  -  заведующий  отделом
интрапсихической техники).
     Отрывок из беседы:
     Я:  -  Как,  по-вашему,  что  более  всего  интересовало  Колдуна   в
Институте?
     ГАЙДАЙ: - Вы знаете, у меня такое впечатление, что  этот  Колдун  был
просто неверно информирован. Это и не удивительно, даже здесь,  на  Земле,
многие неправильно представляют себе нашу работу,  а  уж  что  говорить  о
Прогрессорах, с которыми  Колдун  имел  дело  у  себя  на  Саракше?  Меня,
помнится, сразу удивило, почему это Колдун, инопланетянин, на  всей  Земле
пожелал увидеть только наш Институт... Мне кажется, дело вот в чем. У себя
на Саракше он, так сказать, король мутантов, и  в  связи  с  этим  у  него
наверняка  масса  проблем:  они  вырождаются,  их  надо   лечить,   как-то
поддерживать их. А наши "чудаки" - это ведь тоже своего рода мутанты,  вот
он и вообразил, будто сможет почерпнуть в Институте  полезную  информацию,
решил, наверное, что у нас здесь что-то вроде клиники.
     Я: - И поняв свою ошибку, повернулся и ушел?
     ГАЙДАЙ: - Вот именно. Немножко слишком резко повернулся,  пожалуй,  и
немножко слишком поспешно ушел, но, в конце концов, возможно,  у  них  там
такие манеры.
     Я: - О чем он с вами говорил?
     ГАЙДАЙ: - Ни о чем он со мной не говорил. Я вообще  только  один  раз
услышал его голос. Я спросил его, что он хотел бы у нас  осмотреть,  и  он
ответил:  "Все  что  покажете".  Голос  у  него,  надо  сказать,  довольно
противный, как у сварливой ведьмы.
     Я: - Кстати, на каком языке вы с ним говорили?
     ГАЙДАЙ: - Представьте себе, на украинском!
     По свидетельству Гайдая, Колдун встретился в Институте всего с  тремя
клиентами. Мне пока удалось поговорить с двумя из них.
     Равич Марина Сергеевна, 27 лет,  по  образованию  ветеринарный  врач,
ныне  -  консультант  Ленинградского   завода   эмбриосистем,   Лозаннской
мастерской по реализации П-абстракций, Белградского  института  ламинарной
позитроники и главного  архитектора  Якутского  региона.  Скромная,  очень
застенчивая и грустная женщина. Обладает уникальной и пока не  объясненной
способностью (этой способности еще даже не успели дать научное  название).
Если перед нею ставят четко сформулированную и понятную ей  проблему,  она
принимается решать ее с  азартом  и  с  удовольствием,  но  в  результате,
совершенно помимо своей  воли,  получает  решение  иной  проблемы,  ничего
общего с поставленной не имеющей, выходящей, как правило,  за  пределы  ее
профессиональных интересов. Поставленная проблема действует на ее сознание
как катализатор для разрешения какой-либо иной  проблемы,  с  которой  она
когда-то  либо  бегло  ознакомилась  по  публикации  в   научно-популярном
журнале, либо случайно услыхав разговор специалистов. Определить  заранее,
какую именно проблему она решит,  видимо,  невозможно  в  принципе:  здесь
действует нечто  вроде  классического  принципа  неопределенности.  Колдун
появился у нее в кабинете в тот момент, когда  она  работала.  Она  смутно
помнит уродливую большеголовую  фигуру,  затянутую  в  зеленое,  и  больше
никаких впечатлений от Колдуна у нее не сохранилось.  Нет,  он  ничего  не
говорил. Какие-то обычные благоглупости о ее "даре" произносил  Богдан,  и
больше она не помнит никаких голосов. По словам Гайдая,  Колдун  пробыл  у
нее всего две минуты, она заинтересовала его, видимо, не более, чем он ее.
     Мишель   Десмонд,   41   год,   по   образованию   инженер-гранулист,
профессиональный спортсмен, чемпион Европы 88 года по тоннельному  хоккею.
Веселый мужчина, очень довольный, очень довольный  собой  и  Вселенной.  К
своему полиментализму относится с юмором и вполне безразлично. Он как  раз
собирался на стадион, когда к нему привели Колдуна. Колдун, по его словам,
имел болезненный вид и все  время  молчал,  шутки  до  него  не  доходили,
похоже, он плохо понимал, где находится и  о  чем  с  ним  говорят.  Было,
правда, мгновение - его Мишель запомнит  на  всю  жизнь,  -  Колдун  вдруг
поднял огромные свои, бледные веки и заглянул Мишелю прямо в душу, а может
быть, и глубже, в самые недра того мира,  где  обитает  тварь,  с  которой
Мишель вынужден делить общий объем ментального  пространства.  Момент  был
неприятный, но и замечательный. Вскоре после этого Колдун удалился, так  и
не раскрыв рта. И не попрощавшись.
     Сусуму Хирота, он же "Сэнриган",  что  означает  "Видящий  на  тысячу
миль",  83  года,  историк  религий,  профессор  кафедры  истории  религий
Бангкокского университета. Поговорить с ним  не  удалось.  В  Институт  он
вернется только завтра или послезавтра. По  мнению  Гайдая,  Колдуну  этот
ясновидец крайне не понравился. Во всяком случае,  достоверно,  что  исход
Колдуна исполнился именно во время их встречи.
     По словам всех свидетелей, исход этот выглядел так. Только что  стоял
Колдун посередине ментоскопического комбината, слушая, как  Гайдай  читает
ему лекцию о необычайных способностях "Сэнригана", а "Сэнриган"  время  от
времени   перебивает   лектора   очередным   разоблачением   его,   личных
обстоятельств, и, вдруг, не говоря ни слова, не предупредив действий своих
ни жестом, ни взглядом, этот зеленый гномик резко повернулся, зацепив Борю
Лаптева, и быстрым шагом, не задерживаясь нигде ни на секунду,  устремился
по коридорам к выходу из филиала. Все.
     В филиале Колдуна видели еще несколько человек:  научные  сотрудники,
лаборанты, кое-кто из административного персонала. Никто из них  не  знал,
кого они видят. И только двое, новички в Институте,  обратили  на  Колдуна
специальное внимание, пораженные его внешностью. Ничего существенного я от
них не узнал.
     Далее, я встретился с Борисом Лаптевым. Наиболее важная часть  нашего
разговора:
     Я: - Ты единственный человек, который был с  Колдуном  все  время  от
Саракша до Саракша. Тебе не бросились в глаза какие-нибудь странности?
     БОРИС: - Ну и вопрос! Это, знаешь, как у верблюда спросили: "Почему у
тебя шея кривая?" Так он ответил: "А что у меня прямое?"
     Я: - И все-таки? Попробуй вспомнить его поведение за все  это  время.
Ведь что-то же должно было случиться, раз он так взбрыкнул!
     БОРИС:  -  Слушай,  я  с  Колдуном  знаком  два   наших   года.   Это
неисчерпаемое существо. Я давным-давно махнул  рукой  и  даже  не  пытаюсь
больше в нем разобраться. Ну, что я тебе скажу? Был  у  него  в  тот  день
приступ депрессии, как я это называю. Время от времени находит на него без
всяких видимых причин. Он становится молчалив, а если и открывает рот, так
только чтобы сказать какую-нибудь пакость, ядовитое что-нибудь.  Вот  и  в
тот день. Пока мы с ним летели с Саракша, все было прекрасно,  он  изрекал
афоризмы, шутил надо мною, даже напевал...  Но  уже  в  Мирза-Чарле  вдруг
помрачнел, с Логовенкой почти совсем не разговаривал, а когда мы вместе  с
Гайдаем двинулись по Институту, он и вовсе стал чернее тучи. Я  даже  стал
бояться, что он вот-вот кого-нибудь  обидит,  но  тут  он,  видно,  и  сам
почувствовал, что дальше так нельзя, и унес свои когти от греха  подальше.
А потом до самого Саракша молчал... Только вот  в  Мирза-Чарле  огляделся,
словно на прощанье, и противным таким, тоненьким голоском пропищал: "Видит
горы и леса, облака и небеса, но не видит ничего, что под носом у него."
     Я: - Что это значит?
     БОРИС: - Какие-то детские стишки. Старинные.
     Я: - А как ты его понял?
     БОРИС: - Да никак я его не понял. Понял, что он зол на весь мир, того
я гляди кусаться начнет. Понял, что надо помалкивать. Так мы с ним  оба  и
промолчали до самого Саракша.
     Я: - И все?
     БОРИС: - И все. Перед самой посадкой он еще буркнул - тоже ни к селу,
ни к городу. Подождем-де, пока слепые не увидят зрячего. А  как  вышли  за
Голубую Змею, сделал мне ручкой и, как говорится, растворился в  джунглях.
Не поблагодарил, заметь, и к себе не пригласил.
     Я: - Больше ты ничего не можешь сказать?
     БОРИС: - Что ты от меня хочешь? Да, ему на Земле  что-то  здорово  не
понравилось. Что именно - поделиться он не соизволил. Я же тебе говорю: он
существо необъяснимое и непредсказуемое. Может быть, и Земля  тут  ни  при
чем. Может быть у просто живот вдруг в тот день заболел - в широком смысле
слова, конечно, в очень широком, космическом...
     Я: - Ты считаешь, это случайность - в детском стишке  кто-то  там  не
видит ничего, а потом про слепых и зрячего?..
     БОРИС: - Понимаешь, про слепых и зрячих - это у них там на Саракше  в
Пандее есть такая поговорка - "Когда  слепой  зрячего  увидит".  В  смысле
"после дождичка в четверг" или "когда рак свистнет". Видимо, он хотел  про
что-то сказать, что оно никогда не произойдет. А стишок - это просто  так,
от общей ядовитости. Он его с явной издевкой прочитал,  непонятно  только,
над кем издевался. Очень может быть, что над  этим  утомительно-хвастливым
японцем.
     Предварительные выводы:
     1. Никаких данных, которые могли  бы  помочь  в  поисках  Колдуна  на
Саракше, получить не удалось.
     2. Никаких рекомендаций по дальнейшему  продолжению  поиска  дать  не
могу.
                                                                Т. Глумов.
     (Конец Документа 8)

                                - - - - -

     6 мая вечером меня принял наш Президент, Атос-Сидоров. Я  захватил  с
собой наиболее интересные материалы, а суть дела, равно как и  предложения
свои, изложил ему устно. Он уже  был  страшно  болен,  лицо  у  него  было
землистое, его мучила одышка. Я слишком долго тянул с этим визитом: у него
недостало сил даже удивиться по-настоящему. Он сказал, что  ознакомится  с
материалами, подумает и свяжется со мной завтра.
     7 мая я весь день просидел у себя в кабинете, ожидая его  вызова.  Он
меня не вызвал. Вечером мне  сообщили,  что  у  него  случился  сильнейший
приступ, его едва откачали, сейчас он в больнице. И снова все свалилось на
меня одного, да так, что затрещали бедные косточки моей души.
     8 мая я получил помимо всего прочего, отчет  Тойво  о  его  посещении
Института Чудаков. Я поставил в своем списке птичку  против  его  фамилии,
ввел его  рапорт-доклад  в  регистратор  и  стал  выдумывать  задание  для
Петеньки Силецкого. К этому дню в Институте не побывали у меня только он и
Зоя Морозова.
     Примерно  в  это  время  у  себя  в  рабочей  комнате  Тойво   Глумов
разговаривал с Гришей Серосовиным. Я привожу ниже реконструкцию их  беседы
для  того,  главным  образом,  чтобы   продемонстрировать   умонастроения,
владевшие в ту пору моими сотрудниками. Только качественно.  Количественно
соотношение прежним: на одной стороне  -  один  только  Тойво  Глумов,  на
другой - все остальные.

                                - - - - -

     ОТДЕЛ ЧП, РАБОЧАЯ КОМНАТА "Д". 8 МАЯ 99 ГОДА, ВЕЧЕР.
     Гриша  Серосовин  вошел  по  обыкновению  без  стука,  остановился  и
спросил:
     - Можно к тебе?
     Тойво отложил в сторону "Вертикальный прогресс" (сочинение анонимного
К. Оксовью) и, склонив голову оглядел Гришу.
     - Можно. Только скоро я ухожу домой.
     - Сандро опять нет?
     Тойво поглядел на стол Сандро. Стол был пуст и безукоризненно чист.
     - Да. Третий день.
     Гриша сел за стол Сандро и задрал ногу на ногу.
     - А ты где вчера пропадал? - спросил он.
     - В Харькове.
     - А, и ты побывал в Харькове?
     - Кто еще?
     - Да почти все.  За  последний  месяц  почти  весь  отдел  побывал  в
Харькове. Слушай, Тойво, я вот к тебе зачем. Ты ведь занимался "внезапными
гениями"?
     - Да. Только давно. В позапрошлом году.
     - Помнишь Содди?
     - Помню. Бартоломью Содди. Математик, ставший исповедником.
     - Вот-вот, он самый, - сказал Гриша. -  В  сводке  есть  одна  фраза.
Цитирую: "По имеющимся данным, Б. Содди незадолго до  метаморфоза  пережил
личную трагедию". Если сводку составлял ты, то два вопроса. Что  это  была
за трагедия, и откуда ты добыл эти данные?
     Тойво протянул руку  и  вызвал  свою  программу  на  терминал.  Отбор
информации закончился, программа  уже  считала.  Неторопливыми  движениями
Тойво принялся прибирать стол. Гриша терпеливо ждал. Он привык.
     - Раз там написано "по имеющимся данным", - сказал Тойво,  -  значит,
эти данные я получил от Биг-Бага.
     Он замолчал. Гриша подождал еще немного, поменял  местами  скрещенные
ноги и произнес:
     - Неохота мне  с  этой  мелочью  идти  к  Биг-Багу.  Ладно,  попробую
обойтись... Слушай, Тойво, тебе не кажется, что наш  Биг-Баг  в  последнее
время какой-то нервный?
     Тойво пожал плечами.
     - Может быть, - сказал  он.  -  Президент  совсем  плох.  Горбовский,
говорят, при смерти. А ведь он их всех знает. И очень хорошо знает.
     Гриша произнес задумчиво:
     - Между прочим, я  с  Горбовским  тоже  знаком,  представь  себе.  Ты
помнишь... Хотя тогда тебя у нас еще не было... Покончил с  собой  Камилл.
Последний из Чертовой Дюжины. Впрочем,  казус  Чертовой  Дюжины  для  тебя
тоже, конечно, так... Сотрясение воздуха. Я, например, в ту пору ничего  о
нем и не слыхивал... Ну, сам факт самоубийства, а точнее будет  сказать  -
саморазрушения, этого несчастного Камилла никаких сомнений не вызывал.  Но
непонятно было: почему? То есть понятно было,  что  жилось  ему  несладко,
последние сто лет своей жизни он был совершенно один... Мы с тобой  такого
одиночества и представить себе не способны... Но я  не  об  этом.  Биг-Баг
направил меня тогда к Горбовскому, потому что, оказывается,  Горбовский  в
свое  время  был  с  этим  Камиллом  близок  и  даже  как-то  пытался  его
приветить... Ты меня слушаешь?
     Тойво несколько раз кивнул.
     - Да, - сказал он.
     - Знаешь, какой у тебя вид?
     - Знаю, - сказал Тойво. - У меня  вид  человека,  который  напряженно
думает о чем-то своем. Ты мне  это  уже  говорил.  Несколько  раз.  Штамп.
Согласен?
     Вместо ответа Гриша вдруг выхватил  из  нагрудного  кармана  стило  и
метнул его прямо в голову Тойво - как дротик,  через  всю  комнату.  Тойво
двумя пальцами взял стило из воздуха в нескольких  сантиметрах  от  своего
лица и сказал:
     - Вяло.
     "Вяло", - написал он стилом на листке перед собой.
     - Вы меня щадите, сударь, - произнес он. - А щадить меня не надо. Это
мне вредно.
     - Ты понимаешь, Тойво, - проникновенно сказал Гриша, - я знаю, что  у
тебя хорошая реакция. Не блестящая, нет,  но  хорошая,  добротная  реакция
профессионала. Однако вид твой... Пойми, как  твой  тренер  по  субаксу  я
просто считаю себя обязанным время от времени проверять,  способен  ли  ты
реагировать на окружающее или на самом деле пребываешь в каталепсии...
     - Все-таки я сегодня  устал,  -  сказал  Тойво.  -  Сейчас  досчитает
программа, и пойду я домой.
     - А что у тебя там? - спросил Гриша.
     "У меня там", - написал Тойво на листке бумаги и сказал:
     - У меня там киты. У меня там птицы.  У  меня  там  лемминги,  крысы,
полевки. У меня там много малых сих.
     - И что они у тебя делают?
     - Они у меня гибнут. Или бегут. Они умирают, выбрасываясь  на  берег,
топятся, улетают с мест, где жили веками.
     - Почему?
     - Этого никто не знает. Два-три века назад это было обычным явлением,
хотя и тогда не понимали почему это происходит. Потом долгое  время  этого
не было. Совсем. А сейчас началось опять.
     - Позволь, - сказал Гриша. - Все  это,  конечно,  страшно  интересно,
однако при чем здесь мы?
     Тойво молчал, и, не дождавшись ответа, Гриша спросил:
     - Ты считаешь, что это может иметь отношение к Странникам?
     Тойво старательно, со всех сторон оглядел стило, вертя его в пальцах,
взял за кончик и почему-то поглядел на свет.
     - Все, что мы не умеем объяснить, может иметь отношение к Странникам.
     - Чеканная формулировка, - восхищенно сказал Гриша.
     - А может и не иметь, -  добавил  Тойво.  -  Где  ты  достаешь  такие
красивые вещицы? Казалось бы - стило. Что может быть банальней? А на  твое
стило приятно смотреть... Знаешь, - сказал он, - подари ты его  мне.  А  я
подарю его Асе. Я хочу ее порадовать. Хоть чем-то.
     - А я хоть чем-то порадую тебя, - сказал Гриша.
     - А ты хоть чем-то порадуешь меня.
     - Бери, - сказал Гриша. - Владей. Дари, преподноси, соври что-нибудь.
Дескать, сам спроектировал для любимой, ночами мастерил.
     - Спасибо, - произнес Тойво, засовывая стило в карман.
     - Но имей в виду! - Гриша поднял палец. - Здесь  за  углом  на  улице
Красных Кленов, стоит автомат и печет такие вот стилья.
     Тойво снова вынул стило и принялся его рассматривать.
     - Все равно, - грустно сказал он. - Вот  ты  этот  автомат  на  улице
Красных Кленов заметил, а мне бы в голову на пришло его замечать...
     - Зато ты заметил непорядок в мире китов! - сказал Гриша.
     "Китов", - написал Тойво на листке бумаги.
     - А вот, кстати,  -  проговорил  он.  -  Вот  ты  -  человек  свежий,
непредубежденный, - как ты думаешь?  Что  должно  такое  произойти,  чтобы
стадо китов, прирученных, ухоженных, обласканных, вдруг, как века назад, в
древние злобные времена, выбросилось на отмель  умирать?  Молча,  даже  на
помощь не позвав, вместе с детенышами... Можешь ты себе  представить  хоть
какую-нибудь причину для этого самоубийства?
     - А раньше почему они выбрасывались?
     - Почему они выбрасывались раньше - тоже неизвестно. Но  тогда  можно
было хоть что-то предположить. Китов мучили паразиты,  на  китов  нападали
касатки и кальмары, на китов напали люди... Было предположение даже, будто
они кончали с собой в знак протеста... Но сегодня!
     - А что говорят специалисты?
     -  Специалисты  прислали  запрос  в  КОМКОН-2:   установите   причину
возобновившихся случаев самоубийств китообразных.
     - Гм... понятно. А пастухи что говорят?
     - С пастухов все и началось. Пастухи утверждают, что китов  гонит  на
гибель слепой ужас. И пастухи не понимают, представить себе не могут, чего
именно могут бояться нынешние киты.
     - Н-да, - сказал Гриша. - Похоже, здесь и в самом деле без Странников
не обходится.
     "Не обходится", - написал Тойво,  обвел  слова  рамочкой  и  принялся
закрашивать промежуток между линиями.
     - Хотя, с другой стороны, - продолжал Гриша, - все  это  уже  бывало,
бывало и бывало. Теряемся в догадках, грешим  на  Странников,  мозги  себе
вывихиваем, а потом глянем