се  башни
пульсировали, быстро меняли форму. Какое-то мгновение казалось, что победа
останется за разумом и на распоясавшуюся  стихию  будут  наконец  накинуты
узы. Пульсация башен  достигла  предела  -  и  все  явственнее,  продолжая
разлетаться,  пульсировала  ответно  звезда.  Она  еще   расширялась,   но
медленнее и толчками; толчки постепенно впадали в ритм башен, это была уже
синхронизация. Вероятно, в этот миг Андрей и крикнул: "Помогите!"
     Минутная надежда  исчезла,  новый  взрыв  оборвал  пульсацию.  Братья
увидели, как распадается регулирующая  планета,  как  вся  она  становится
пламенем, дымом и газом. А в пламени и дыму, медленно наклоняясь и  падая,
продолжали пульсировать рушащиеся башни...
     Экран погас. Расшифрованных передач больше не было.



                   Глава пятая. Проблемы Семелы и Зевса


                                    1


     Рой с волнением всматривался в бледное лицо Андрея. Семь  дней,  семь
долгих дней оно было лишь безжизненной маской, муляжом, окостенившим  одно
из  тысяч  непрестанно  сменяющихся  выражений  этого  прежде  удивительно
подвижного лица, - окаменевшая гримаса страдания и боли.  Сейчас  к  щекам
возвращалась кровь, затрепетали веки, дыхание делалось глубже.
     Араки предостерегающе положил руку на плечо Роя, властно шепнул:
     - Соблюдайте спокойствие! Он не должен видеть, как вы волнуетесь.
     Рой откинулся в кресле, постарался, чтобы с усилием вызванная  улыбка
не казалась вымученной. Андрей безучастно смотрел в  потолок.  Во  взгляде
была пустота, отрешенность от внешнего. Больной был уже в сознании, но еще
погружен в себя. Он вяло привыкал к своему  телу.  Он  должен  был  раньше
осознать, что существует, потом лишь дознаваться - как и среди  кого?  Все
шло, как предсказывал Араки. Минут через пять Андрей повернется  и  узнает
Роя, нужно терпеливо ждать.
     Андрей повернул голову уже через минуту, поглядел на Роя - с  той  же
безучастностью вначале, с постепенно нарастающим интересом потом. В пустом
взгляде внезапно зажглось удивление - первое  осмысленное  выражение,  оно
знаменовало возвращение к сознанию. Сознание пробудилось  скачком.  Андрей
приподнялся на кровати, Рой  и  Араки  поспешно  схватили  его  за  плечи,
принудили снова лечь - он не должен был делать резких движений.
     Андрей с радостным удивлением прошептал слабо и сипло, но внятно:
     - Вот те раз, жив! Я-то ведь думал, погиб!
     - Если б погиб, то ни о чем бы и не думал, - радостно возразил Рой.
     Араки сделал предостерегающий жест. Рой глазами  показал,  что  будет
соблюдать  объявленные  ему  условия.  Араки  хмуро  усмехнулся,   покачал
головой. Условия не выполнялись - слишком много радости звучало  в  словах
Роя, дальше будет не лучше. Араки, впрочем, уже и сам не был уверен, лучше
ли то, что раньше представлялось лучшим: возвращение больного  в  сознание
было неожиданно быстрым.
     - Рой, аппаратура?.. Не пострадала? Такой удар! - прошептал Андрей.
     - Удар нанесен страшный, - подтвердил Рой. - Трудно оценить его силу.
Но аппаратура в целости. И расшифровка сигналов продолжается. Хотя  ничего
тебе не известного пока не получено, - поспешно добавил он,  заметив,  что
Андрей сделал новую попытку приподняться.
     Больной некоторое время отдыхал. Слабая улыбка оживила  его  лицо.  В
глаза Андрея возвращался прежний блеск.
     - Не было удара извне, - внятно проговорил он. -  Разряд  в  мозгу...
Вот отчего аппаратура... Что-то случилось со мной... Со мной одним, так?
     Рой взглядом посоветовался с Араки. Тот решил, что настал  его  черед
разговаривать:
     - Вы совершенно правы, произошло сильное  внутриклеточное  потрясение
мозга. Причины неясны, сразу хочу вас информировать. И еще  одно:  разрыва
клеток не было, вы скоро вернетесь в нормальное свое состояние.
     Андрей опустил веки. Рою показалось, что он  засыпает.  Рой  тихонько
приподнялся, чтобы уйти, но Андрей снова раскрыл глаза. Теперь  он  глядел
на Араки.
     - Не надо быстро возвращать здоровье, - произнес он. С  каждой  новой
фразой он говорил ясней и тверже. - Хочу поболеть...
     - Не волнуйтесь, все в порядке, - поспешно сказал Араки.  -  Мы  свое
дело знаем, можете не сомневаться. И все, что потребуется...
     - Нет. Не понимаете... - Он с мольбой посмотрел на Роя. - Ведь больше
не повторится!.. Рой, пойми!
     Рой знал теперь, что ничего от Андрея скрывать не нужно.
     - Все твои видения записываются, Андрей. И могу тебя заверить, что мы
делаем это гораздо тщательнее, чем когда  болел  Генрих.  Ни  одна  минута
твоей болезни не была для нас потеряна.
     - Я ничего не открыл в  бреду?  -  с  надеждой  прошептал  Андрей.  -
Помнишь математические откровения Генриха...
     - Нет,   открытий   не   было,   но   выяснено    много    интересных
закономерностей. Мы познакомим тебя с ними, когда ты окрепнешь. Этого  уже
не так долго ждать.
     Лицо Андрея снова выразило неудовольствие. Он  по-прежнему  не  хотел
быстрого возвращения здоровья. Из его то ослабевающего, то возвращающегося
к внятности шепота Араки и Рой уловили, что Андрей  просит  лекарства,  не
подавляющего, а усиливающего  бред.  Он  все  снова  повторял,  что  такой
редкостный случай терять нельзя: видения его порождены мощными  силами,  в
природу которых надо обязательно  проникнуть.  Его  личная  неудача  может
явиться счастливым событием.  Он  требовал,  чтобы  ему  ввели  стимулятор
безумия,  усиливающий  болезнь,  -  без  угрозы  конечному  выздоровлению,
погибать он отнюдь не хочет.
     - Ни о каких специальных стимуляторах безумия и речи быть не может! -
категорически объявил Араки. - Любой препарат такого рода станет  для  вас
смертельным ядом. Повторяю, не беспокойтесь,  вы  с  самой  первой  минуты
явились для нас не только объектом лечения, но и объектом изучения.
     Андрей снова повернул лицо к Рою и горестно прошептал:
     - Рой, та цивилизация... Неужто погибла?
     - Новых передач нет, старые повторно изучаются.
     Андрей снова впал в беспамятство.  Араки,  поднявшись,  попросил  Роя
идти с ним. Рой молча прошагал несколько помещений, примыкавших к  палате,
где лежал  Андрей.  Приборы,  записывающие  работу  мозга  больного,  были
размещены в кабинете Араки. Добрую треть стены занимал экран, изображавший
расшифрованные картинки недавнего бреда  Андрея.  Рой,  бросив  рассеянный
взгляд на  пульсирующие  фигурки  и  линии,  подошел  ко  второму  экрану,
вмонтированному в стену несколько поодаль.
     Он  долго  стоял  перед  этим  небольшим,  два  метра   на   полтора,
полупрозрачным, полутемным листом в рамке из светлого пластика.  Посредине
экрана  струилась  широкая  серебристо-золотая  река.  Она  бежала  справа
налево: то вспыхивала яркими точками, то приглушалась, края ее изгибались,
из общего потока выдвигались заливчики, вызмеивались  тонкие  параллельные
ручейки - и снова возвращались в главное русло.  Река  неслась  как  бы  в
постоянно меняющейся бахроме и кружевах. Удивительный поток - его  открыли
три столетия назад, но долго не могли выразить  формулами  и  кривыми;  он
оставался логической категорией, общественным  понятием,  несомненным,  но
неизученным, скорее психическим, чем физическим полем, его так и называли:
общественное пси-поле. Не прошло  и  двух  десятилетий  с  того  дня,  как
Альберт Боячек продемонстрировал найденные им математические  формулы  для
пси-поля, и стало  возможным  моделировать  творческий  уровень  общества.
Духовный потенциал человечества, прежде нечто неосязаемое,  превратился  в
предмет точного измерения. Картина на экране в кабинете Араки была  копией
непрерывно фиксируемого  в  Управлении  Государственных  машин  потенциала
пси-поля - Араки разрешили продублировать  его  у  себя  для  исследований
психики Андрея.
     И сейчас Роя привлек к себе неподвижный пейзаж духовных  возможностей
человечества. На экране он  менялся  мало,  лишь  в  масштабе  десятилетий
обнаруживались  изменения;  прежде  довольно  частые,  скачки   гениальных
открытий становились все реже, подъем творческого  потенциала  все  больше
определялся суммарным старанием всего  человечества,  а  не  вдохновенными
порывами особо одаренных одиночек. "Все общество у нас теперь  одаренное",
- недавно резюмировал Боячек свои многолетние исследования. Рой так часто,
и до болезни Генриха, и особенно во время  ее,  всматривался  в  такую  же
развертку на экране, что для него в ней уже не было чего-либо неизвестного
или удивительного. И смотрел он не на  широкий  серебристо-золотой  поток,
всеми своими  бесчисленными  сияющими  точками  перемещающийся  на  экране
справа налево, а на тоненькую, как нитка, линию, змеившуюся у рамы,  -  на
языке медиков она называлась графиком психофакторов  Андрея.  И  хоть  Рой
хорошо знал, что тонкая  струйка,  протянувшаяся  ниже  широкой  реки,  не
выдаст так просто своих тайн, он все не мог оторвать  от  нее  глаза.  Так
всегда бывало, когда он  приходил  в  этот  кабинет:  часами  стоял  перед
экраном пси-поля, всматривался, вдумывался.
     Араки сказал, пожимая плечами:
     - Не могу понять, что вас так тревожит в пси-факторе Андрея Корытина!
     - Я уже объяснял вам, Кон, - сдержанно ответил  Рой,  присаживаясь  к
столу Араки.
     - Да, объясняли: больное  пси-поле  Андрея  может  воздействовать  на
духовный  потенциал  всего  общества.  Я  думал  над  вашим   объяснением.
Общественное пси-поле складывается из двенадцати миллиардов индивидуальных
пси-факторов...
     - Здоровых пси-факторов, Кон!
     - Также и десятков тысяч больных, Рой. Или  вы  думаете,  что  Андрей
единственный, кто находится на излечении? Травмы, старческие  недомогания,
хоть и редкие, но еще не изжитые полностью случаи атавизма и дегенерации -
все они тоже там! - Араки показал на экран. - Не они,  однако,  определяют
могучий уровень наших духовных возможностей.
     Рой недоверчиво усмехнулся:
     - Звучит убедительно. Но не для моего уха.  Да,  конечно,  пси-фактор
Андрея - капля, влитая в озеро. Но если  это  капля  яда?  -  Араки  хотел
возразить, Рой не дал. - Вы физиолог, Кон, ваша научная, ваша человеческая
задача - искать причины заболевания и ликвидировать их. А меня тревожит не
причина, а назначение заболевания  -  та  цель,  ради  которой,  возможно,
болезнь вызвана.
     - И это вы уже говорили: не скрывают ли гибель Спенсера, самоубийство
Гаррисона, несчастье с Андреем Корытиным  сознательное  зло,  передающееся
через них всему человечеству?  -  заметил  Араки.  -  Подготовленный  мной
эксперимент, возможно, даст какой-то ответ на этот ваш вопрос. И  все  же,
мне кажется, мы могли бы поспорить...
     Рой не хотел спорить. Спор ничего не даст, нужны опыты, а  не  слова.
Никем не доказано, что поражения индивидуальной  психики  могут  повредить
духовному потенциалу  общества,  но  ведь  не  доказано  и  обратное:  что
общественное пси-поле  застраховано  от  таких  ударов.  Духовный  уровень
общества отнюдь не арифметически связан с индивидуальными уровнями  людей.
Разве  не  отвечает  пси-поле  общества  всплеском  вверх   на   появление
Аристотелей, Ньютонов,  Эйнштейнов,  Шекспиров,  Нгоро,  Толстых?  Или  не
бывало в истории примеров того, как массами людей овладевает что-то  вроде
безумия? Разве не безумными кажутся нам теперь религиозные войны, разве не
актом социального безумия были кровавые преступления фашизма? И неужели не
болезненным психозом отдают теории  сверхлюдей,  высшей  расы,  того,  что
избранным, в отличие от массы, все позволено, что они  -  вне  морали?  Он
ставит вопрос: можно  ли,  воздействуя  на  психику  отдельного  человека,
нанести  болезненный  удар  пси-полю  общества?  Если  такая   возможность
осуществима, то реальна возможность гигантского злотворения. Тайный  враг,
коварно поразив мозг попавшего  в  его  тенета  простака,  способен  будет
привести  к  безумию  все  общество,  овладеть  им,   превратить   великое
содружество гордых, свободолюбивых индивидуумов  в  серую  массу  покорных
рабов!
     Рой, как и Араки перед тем, показал на экран пси-поля:
     - Кон, взгляните на могучий поток пси-потенциала общества. Внешне  он
схож с графиком наших энергомощностей. Безмерно велика энергосистема Земли
- триллионы киловатт. А управляют  ею  командные  аппараты,  а  командными
аппаратами управляют  люди.  Энергосистема  блестяще  защищена  от  всяких
трагических случайностей, в  ней  давно  не  происходит  аварий.  Но  если
дежурные инженеры, вдруг сойдя с ума, захотят вывести из  строя  командные
аппараты... Страшно и подумать, что произойдет тогда! И вот я хочу  твердо
знать:  возможен  ли  во  взаимоотношениях  пси-поля   с   индивидуальными
пси-факторами тот срыв равновесия, который  отнюдь  не  исключен  в  наших
энергосистемах. Дайте мне  наконец  ответ:  может  ли  психика  отдельного
человека  сыграть  роль  кнопки  пускателя,  приводящего  в  действие  или
останавливающего  исполинскую   энергосистему,   называемую   общественным
пси-полем? Вот о чем прошу!
     Рой редко выходил из себя, но сейчас так разнервничался, что невольно
повысил голос. Араки размышлял. Рой сердито  отвернулся  от  задумавшегося
ученого. Он сам попросил Боячека поручить Кону Араки исследование странных
психических  явлений,  число  которых  с  момента  гибели  звездолета  все
накапливалось. Рой оговорил, что оставляет своей лаборатории общую  физику
загадок, а психофизику передаст более  компетентным  экспериментаторам.  В
мире сегодня не существовало пси-физика крупней Кона Араки.  Давно  прошли
времена, когда исследователи были специалистами, знатоками  узкой  отрасли
знания - ущелья знаний, иронически говорил о таких людях Рой. Сам Рой  мог
послужить примером универсала, но и ему в этом отношении  было  далеко  до
Араки - блестящего медика, физиолога и психолога. Рой не  сомневался,  что
совместная работа пойдет прекрасно. Она шла трудно.  Араки  быстро  ставил
эксперименты, но не разделял сомнений и страхов Роя.  Он  вносил  какой-то
дух иронии даже в опыты, которые не оспаривал.  Целевую  же  установку  он
оспаривал. Рой ничего не мог  с  собой  поделать  -  такое  отношение  его
раздражало.
     - Я, собственно, не понимаю, почему вы так противитесь проверке  моей
гипотезы? - с возмущением  добавил  Рой,  когда  убедился,  что  Араки  не
собирается нарушать затянувшееся молчание.
     Араки медленно заговорил:
     - Я не противлюсь, нет, друг Рой. Я размышляю. Вы хорошо сказали:  не
причина, а назначение болезни... Вы видите в потрясениях психики,  которые
мы  исследуем,  зло,  творимое   человечеству,   попытку   взорвать   нашу
пси-систему. Но ведь возможна и обратная гипотеза: не  зло,  а  добро,  не
нападение, а защита. Вынужденная, уродливая форма защиты, но - защита!
     - Безумие как акт защиты? И вы можете это обосновать?
     - Нет. Могу лишь высказывать, а не доказывать. Согласен с  вами:  тут
нужны не слова, а факты. Добавлю  лишь:  уверен  в  прочности  пси-системы
человечества.  Уверен,   что   у   нее   имеются   могущественные   методы
противодействия  любому  испытанию  ее  прочности.  А  теперь   идемте   в
лабораторию синтеза  новых  форм  -  посмотрим,  как  подготовлен  опыт  с
Гаррисоном и Спенсером.
     Лаборатория синтеза новых форм помещалась в  другом  конце  Института
физиологии. Идти туда пришлось долго, Араки к тому же заглядывал то в одну
комнату, то в другую и каждый раз просил у Роя извинения, Рой  каждый  раз
лишь  выразительно  пожимал  плечами.  Когда  они  спустились  на  восьмой
подземный этаж и зашагали  по  гигантскому  бетонированному  коридору  без
дверей, Араки спросил, бывал  ли  Рой  здесь.  Рой  знал  все  лаборатории
института, бывал и там, где выводили синтетических живых  существ.  Работы
лаборатории синтеза до сих пор мало его интересовали. Ему хватает загадок,
создаваемых  естественными  существами,  чтобы  еще  добавлять  хлопот   с
искусственными.
     Араки рассмеялся.
     - С  точки  зрения   добавляемых   хлопот   мы   искусственников   не
рассматривали. Но  вот  создание  искусственного  мозга  для  Гаррисона  и
Спенсера хлопот доставило. Как вы знаете, того  миллиона  клеток,  которые
имелись в "Охранительнице" в качестве паспортов Гаррисона и Спенсера, было
слишком мало для нашего эксперимента.
     Рой молча кивнул. Машина, называемая "Охранительницей", имела лишь те
данные о каждом человеке, которые  нужны  для  безопасности  его  полетов,
передвижения по воде и суше, охраны его здоровья. И даже с этими  простыми
задачами она не справлялась, что и выявилось в  самоубийстве  Гаррисона  и
несчастье с Андреем; в аварии звездолета  обвинять  "Охранительницу"  было
нельзя,  зона  ее   действия   ограничивалась   Землей.   О   том,   чтобы
"Охранительница" крохотной клетушкой, отведенной в ней  каждому  человеку,
могла заменить живой мозг, и говорить не  приходилось.  И  то,  что  Араки
удалось из сохранившихся скудных данных воссоздать  работоспособный  мозг,
было таким успехом, что Рой, уговаривая Араки заняться этим,  не  очень  и
надеялся, что тому удастся выполнить его просьбу.
     Араки, подойдя к помещению, куда перенесли тела Спенсера и Гаррисона,
пропустил Роя вперед.
     Посреди зала  на  специальном  столе  возвышались  два  саркофага  из
свехплотного пластика. Сквозь прозрачные  стенки  были  хорошо  видны  два
трупа. Никаких изменений сравнительно с тем днем, когда  Рой  видел  их  в
последний раз, с ними не произошло. Гаррисон  был  крупнее  Спенсера,  тот
успел больше высохнуть, все остальное было одинаково: не  два  близнеца  -
два  тождества,  один  копировал  другого,  и  оба  были  как  бы   лишены
индивидуальности - средние, до того обычные, до того во  всем  повторяющие
всеобщие  черты,  что  лишь  одна  эта  непостижимая  всеобщность  и  была
удивительным индивидуальным отличием. И снова Рой думал о том  же,  о  чем
всегда думал, когда  вспоминал  их:  если  бы  существовал  могущественный
мастер, пожелавший сотворить искусственного  человека  для  наблюдения  за
людьми, то он сотворил бы того соглядатая именно таким,  из  одних  общих,
расчетных признаков, каждой внешней  черточкой  повторяющего  сразу  всех,
подражающего сразу всем...
     Перед Роем в прозрачных саркофагах лежали два мертвых человека  -  не
могло быть таких людей, они были немыслимы, он не мог в них поверить.  Это
были псевдолюди, а не люди. Псевдолюди  живут  среди  людей.  Сегодня  это
только его зловещая догадка,  завтра  она,  возможно,  станет  неоспоримым
фактом!
     Араки проворно ходил  вокруг  саркофагов,  придирчиво  трогал  руками
толстые кабели и гибкие трубки, опутывавшие постамент,  -  по  ним  должна
была поступать и отсасываться энергия, химические вещества, вода и газы. А
вдоль трех стен, гигантским  овалом  очерчивая  зал,  тянулись  механизмы,
регулирующие движение питательных веществ в оживленных телах.
     Два искусственных мозга - высокие цилиндры с кабельными  выводами  на
саркофаги  и  проводной  связью  со  всеми  питательными   механизмами   -
возвышались в центре овала.
     Араки положил руку на плечо Роя:
     - Завтра в двенадцать, друг Рой.  Приходите  с  Генрихом  и  Арманом.
Будет Боячек.
     Рой шел  пешком  по  Кольцевому  проспекту.  В  метеографике  сегодня
планировали ветер и дождь, ливень должен  был  хлынуть  после  обеда.  Рой
присел на скамью. На этой скамье он сидел месяц  назад.  Тогда  начиналось
бабье лето, было тепло и томно -  последняя  нега  природы  перед  осенним
угасанием. И тогда его  мучили  трудные  мысли,  со  всех  сторон  теснили
загадки, он терялся среди них, но верил, что пройдет день, другой, неделя,
все высветится, все станет понятно и закономерно.  Прошли  четыре  недели,
ничего  не  высветилось,   стало   темней.   Природа   перешагнула   порог
равноденствия, день скатывается, как ковер, ночь расширяется на две  трети
суток.