оляюще  подрагивали ее колокольчики! И
ненавидела, и умоляла, и оскорбляла, и унижалась -- все  сразу.
Любовь, конечно. Нет, любовь не для таких местечек, как Ниобея.
Чудовищно  неделовое,  абсолютно несправедливое чувство! Кто-то
вдруг становится важней всех людей, чуть ли не  единственным  в
мире,  а  чем  он  лучше  миллиардов других? Для возвеличивания
одного способна губить целые народы -- вот что такое любовь!
   "Неделовое", "несправедливое",  "необъективное",  с  горечью
думал  я. "Не для таких местечек, как Ниобея!" А сам ты? Или не
влюбился? Или все, что делал на этих двух планетах, не шло' под
знаком несправедливого и  неделового  чувства?  Сучок  в  чужом
глазу  разглядел,  а  как  с бревном в собственном? Вот скоро к
тебе придет муж женщины, в которую ты  так  глупо,  так  горько
влюбился.  Что скажешь ему, сухой чинуша, бездушный космический
бюрократ, высокомерный вельможа? Что вдруг потерял голову, стал
необъективен, несправедлив, пристрастен, и от  таких  неделовых
чувств  погибла  молодая  женщина,  его  любимая женщина, столь
дорогая и тебе?.. Осмелишься ли на признание?  Найдешь  в  себе
силы на честный ответ?
   Виккерс  пришел,  когда закат отпылал и снаружи стало темно.
Он отворил дверь и сказал в темноту:
   -- Штилике, вы здесь?
   -- Входите, Виккерс,- сказал я.- Сами зажгите свет.
   Он зажег  свет  и  сел  против  меня.  Он  был  страшен.  За
несколько  дней, что мы не виделись, он постарел лет на десять.
Некоторое время мы молчали, потом он сказал:
   -- Она так и не пришла в сознание перед смертью.
   -- Она не пришла в сознание,- повторил я бесстрастно.
   Мы еще помолчали.
   -- Ничего не выйдет, Штилике,- сказал он с болью.- У вас  не
получится спокойствия, хоть и силитесь быть спокойным.
   -- Нет, почему же? -- сказал я неопределенно. Я хотел, но не
мог сказать что-либо ясней. Я не знал, зачем он пришел ко мне.
   -- Я хотел вас убить,- сказал он,- Я тешил себя этой мыслью:
надо, очень надо отомстить вам за гибель Ирины. Но вот гляжу на
вас  и  понимаю: не смогу вынуть оружие. Взял с собой пистолет,
но... не могу.
   -- Выше ваших сил стать убийцей?
   -- Глупости, Штилике! И рука не дрогнет, если захочу  убить.
Не  хочу  --  потому и не могу. Посмотрел на вас и понял: какая
это месть -- убить? Оставить вам жизнь -- это месть! Посмотрите
на  себя  в  зеркало,  Штилике,   вы   за   одну   неделю   так
переменились...  Вы  сами  мстите себе -- это горше, чем пуля в
сердце.
   -- Зачем вы пришли ко мне, Виккерс? Произошла  трагедия,  не
будем разжижать ее жалкими словами.
   --  Штилике,  ненавижу  вас! -- У него задрожал голос.- Всей
душой ненавижу. Но вижу и ваше горе. И знаю, что оно не  меньше
моего. Вы любили Ирину.
   -- Я не давал вам повода...
   --  Не  лгите! Вы влюбились в Ирину в тот самый час, когда я
привел ее к вам. Я это увидел тогда по вашему лицу,  услышал  в
голосе.
   -- Повторяю, я ничем не выдавал себя.
   --  Не  выдавали, верно. Но, значит, было что выдавать? Этим
одним вы выдаете себя. Штилике, я сам влюбился в Ирину с первой
встречи, с первого взгляда, с первого слова, сразу и  навсегда.
Мне ли не понять, что и с другим это может произойти?
   -- Я чист перед вами, Джозеф.
   Он горько покривился.
   --  Знаю,  все  знаю. Ирина перед отлетом на Ниобею сказала,
что вы полная энциклопедия всех предписанных добродетелей. Даже
страшно быть рядом с таким  безгрешным,  так  она  сказала.  Но
видите  ли,  Штилике,  ее  покоряло  все  удивительное.  А  что
удивительней, чем нестарый мужчина с ангельскими крылышками  на
плечах  и  с  громкой  славой звездопокорителя? Я ревновал вас,
Штилике. Я боялся потерять Ирину. И потерял ее. И вы виновны  в
том, что ее нет ни для меня, ни для нее самой, ни даже для вас.
   -- Трагичные обстоятельства...
   --  Обстоятельства  были  подвластны  вам.  Я разговаривал с
Мальгремом. Вероятно, ему ампутируют ногу, левая рука  тоже  не
скоро  поправится.  Но  сознание  у  него не ампутировано. И он
рассказал, как уговаривал и Ирину, и вас, чтобы она  не  ходила
на  мерзкое  пиршество каннибалов. Вы могли запретить ей, но не
захотели.
   -- Я не оправдываюсь, Джозеф.
   -- У вас нет оправданий! И если я не  убиваю  вас,  то  лишь
потому,  что  сознание  своей вины вам горше, чем расставание с
жизнью. Вам предстоят мучения, куда тяжелей обычной  смерти.  Я
жалею вас, Штилике, что назначаю вам такую безмерную кару, хоть
вы и не поймете моей жалости, такие чувства вам неведомы.
   Я не выдержал:
   --  Чего  вы  хотите,  Виккерс? Давайте кончим нашу странную
беседу.
   -- Мы только начинаем ее, Штилике.- В его  глазах  загорелся
злой  огонь.- Совершено злодеяние, надо мстить. Или вам и такое
человеческое чувство незнакомо?
   -- Вы только что сказали, что отказываетесь от мести.
   -- От мести вам! Ибо вы и без моей мести неизбывно наказаны.
   -- Вы хотите мстить бедным нибам?
   -- Не бедным, а подлым! Хоть  на  час  станьте  обыкновенным
человеком,  вы же не статуя святого, вы же пока живой. Взываю к
вашей чести! К вашей любви к Ирине, наконец!
   Он уже не говорил,  а  кричал.  Я  приказал  себе  соблюдать
сдержанность.
   --  Как  же  вы собираетесь мстить, Джозеф? Разыщете, кто из
нибов  напал  на  нас,  и  устроите  космический  показательный
процесс?
   Виккерс в бешенстве топнул ногой, на губах вскипела пена. Он
размахивал руками и наступал на меня.
   --  Истребить  всех! Земля запретила являться вооруженными к
аборигенам планет. Но  для  каждого  правила  есть  исключения.
Лететь  с  оружием  на  Ниобею  и  пустить оружие в дело! Потом
можете арестовать меня, Штилике, но сейчас не мешайте. Молю вас
вашим чувством к Ирине  --  не  мешайте  мне  отплатить  за  ее
гибель!
   Он  выкричался  и  умолк.  Вряд  ли  он хорошо помнил, что в
неистовстве наговорил. Но намерение его было ясно. Я сказал:
   -- Я арестую вас раньше, чем вы отправитесь на Ниобею.  Пока
у меня в руках власть, я не дам вам воли на преступление.
   Виккерс  быстро  пришел  в  себя. У этого человека бешенство
редко бывало горячим, он чаще леденел,  впадая  в  исступление.
Только  что  он кричал и судорожно дергал руками. Теперь каждым
размеренным словом веско подчеркивал угрозу:
   -- Доктор Штилике, не становитесь  у  меня  на  дороге.  Это
опасно,  поверьте.  За смерть Ирины я вас уже простил. А что до
дальнейшего, то предупреждаю: и рука не дрогнет, если  появится
нужда...
   Он  быстро  повернулся и ушел. Я не успел ничего ему сказать
вдогонку. Да и не хотел что-либо говорить. Виккерса  надо  было
вывести   из  тяжелого  состояния.  Косморазведчик,  потерявший
душевное равновесие, непригоден на дальних планетах. Но он впал
в ярость, любое  мое  слово  могло  лишь  усилить  неистовство.
Завтра,  послезавтра,  думал  я,  отправят тело Ирины на Землю,
будет еще время встретиться, что-то по-доброму решить. "Завтра,
послезавтра..." Я постепенно цепенел от душевной усталости, все
мысли выветривались из головы. Так и заснул,  не  выбираясь  из
кресла.
   Утром  Ирину  укладывали  в саркофаг с консервирующим газом,
чтобы нетленным доставить тело на Землю. В прозрачном саркофаге
она выглядела красивей, чем в жизни, я долго не мог оторвать от
нее глаз. И как десять лет  назад,  когда  умирала  Анна,  я  с
горечью  думал о том, как несправедлива судьба: лучшее, что мне
было начертано в программе жизни, я уже выполнил, а ей бы  жить
и  жить.  Нет,  выбрали  ее, а не меня! Непереносимо, чудовищно
несправедливы были эти две смерти, две  скорбные  вехи  в  моей
жизни.
   В  морг вошел Виккерс, холодно поклонился. Я смотрел, прошла
ли ярость. Он не пожелал встретиться  взглядами  --  глядел  на
одну  Ирину.  Ярости нет, ожесточение не прошло, думал я, уходя
из морга. Потом заперся в номере и два дня никуда не выбирался.
Даже на звездолеторемонтные и механические заводы -- я  на  них
еще не бывал -- идти не хотелось. Вокруг меня на Платее густела
атмосфера  вражды,  я  не  имел противогаза против носящегося в
воздухе яда. Мальгрем  эвакуировал  Ниобею,  его  работники  --
геологи,  шахтеры,  строители,  охрана  --  заполнили  поселок.
Видеть их мрачные физиономии было выше моих сил.
   С очередным звездолетом Ирину отправили на Землю. Я не пошел
на печальные проводы. Не помню,  как  провел  этот  день.  Знаю
лишь, что был день, и была ночь, и настало утро. Утром на стене
засветился  экран.  Это  был  Барнхауз. Он всматривался в меня,
словно сомневался, я ли это. Я раздраженно сказал:
   -- Что еще? Я не просил вас...
   -- Вы здоровы, Штилике? -- ответил он вопросом на вопрос.
   -- Вполне.
   -- Тогда разрешите прийти к вам. Важное сообщение.
   Не люблю принимать у себя таких, как Питер Барнхауз, в своем
доме не всякому скажешь: "Довольно,  уходите".  А  если  сам  в
гостях, в любую минуту можно удалиться. Я сказал:
   -- Иду к вам.
   Агнессы  Плавицкой  в  приемной  не  было.  Барнхауз  нервно
прохаживался  по  обширному,  как  старый   городской   дворик,
кабинету.  Думаю,  скорее его, а не меня надо было спрашивать о
здоровье -- так он сдал за несколько дней. Но следов отравления
уже не было видно. Я сел в кресло и молча ждал, что он скажет.
   -- Важное сообщение с Земли, коллега Штилике,начал  он.-  Вы
даже не представляете себе его важность!
   -- Почему же не представляю? Трижды важное -- вот какое!
   -- Трижды важное? -- удивился он,- Почему трижды?
   --  Теперь  четырежды:  вы  ровно  четыре  раза помянули его
важность. Не мямлите, Барнхауз, оглушайте!
   Больше ничего не сказав, он протянул депешу. В ответ на  его
рапорт  Земля  извещала,  что  полностью согласна с его оценкой
положения на  Ниобее.  Ему  предписывалось  всемерно  расширять
добычу  руд, новые производства на Земле невозможны без сырья с
Ниобеи. Всем его требованиям на материалы, механизмы и  рабочую
силу   присваивался  высший  приоритет.  Он  может  планировать
значительное увеличение работ.
   Я вернул Барнхаузу депешу и направился к двери. Он  чуть  ли
не в испуге воскликнул:
   -- Штилике, вы куда?
   -- В гостиницу. Имеете возражение, Барнхауз?
   --  Позвольте,  мы  же  ничего  не  обсудили! Депеша требует
немедленных действий.
   -- Не вижу нужды что-либо обсуждать! -- сказал  я  намеренно
резко.-  И  если  вам  нужны  действия, да еще немедленные, так
действуйте. Но меня в ваши действия не впутывайте.
   Только  сейчас  до  него  дошло,  что  я  вовсе  не  склонен
поднимать вверх руки. Он медленно проговорил:
   --  Насколько  я  понимаю...  Вы  не собираетесь принимать к
исполнению директиву Земли?
   --  Запомните,  Барнхауз,-  отчеканил  я,-  Я   принимаю   к
исполнению только то, что предписывается лично мне. Сообщение с
Земли  адресовано  вам, обо мне в вашей депеше ни слова. Не так
ли?
   Ему все же не сразу  раскрылась  запутанность  ситуации.  Он
размышлял,  я  почти физически ощущал, с каким усилием он катит
мысли по своим мозговым извилинам. Агнесса Плавицкая схватывала
все не в пример быстрей. Будь она с нами, она подсказала бы ему
пути-выходы, сам Барнхауз до них  не  добирался.  Он  заговорил
снова:
   --  Мне  думалось  так.  Вы признаете, что новое предписание
Земли отменяет ваш приказ об  эвакуации  Ниобеи.  И  завтра,  в
полном  согласии  с вами, я возвращаю обратно всех, прилетевших
оттуда. Многие уже хотели вернуться на Землю  тем  звездолетом,
что  увез  саркофаг  Ирины  Миядзимо,  но  я  всех  задержал. Я
предчувствовал, что будет крутой поворот в событиях.
   -- Блестящая предусмотрительность! -- насмешливо бросил  я.-
Вам  ее  не подсказали? Во всяком случае, не могу не оценить ее
своевременности...
   И на этот раз ирония не дошла до него. Главный администратор
был сегодня невылазно туп. Он вслух рассуждал:
   -- Но ведь что получается, Штилике? Ведь ничего толкового не
получается! Я имею распоряжение усилить  горные  разработки,  а
вы...  Неужели  и  теперь  настаиваете  на  своем! Но ведь одно
несовместимо с другим -- ваш приказ и эта депеша мне!
   -- Очень рад, что вы это поняли, Барнхауз! Я своего  приказа
не  отменяю.  Остальное -- ваше дело. Можете поступать, как вам
подсказывает совесть и выгода.
   Барнхауз был по природе толковый космоадминистратор,  но  не
мятежник.  Бунт  не  импонировал  его  душе.  Он привык отлично
выполнять  распоряжения,  иногда  сам   предугадывал   их.   Но
уничтожать основы -- нет, это была не его стихия.
   --  Положеньице,- растерянно бормотал он. Даже его высокий и
резкий голос, так не гармонирующий  с  массивным  телом,  вдруг
переменился  от  огорчения:  уже  не дискант, а глухой баритон,
почти бас,- Мне надо посоветоваться, Штилике,  перед  такой  вы
меня поставили дилеммой.
   --  Советуйтесь.  Надеюсь,  Плавицкая  подскажет  вам что-то
путное.
   Он безнадежно махнул рукой.
   -- Что она подскажет? У нее одна цель: чтобы мне было лучше.
А что мне лучше? Надо бы  посоветоваться  с  Виккерсом.  Но  он
улетел.
   -- На Землю с саркофагом?
   --  Зачем  на  Землю?  Разве  вы  не  знаете? Он сказал, что
поставил вас в известность. Иначе я не выдал бы ему планетолет.
Джозеф хотел развеять горе,  такое  намерение.  Он  умчался  на
астероиды сегодня утром с Вильямом Петровым, это его пилот, они
летают уже третий год.
   --  Идиот!  --  простонал я.- Нет, Барнхауз, это я о себе! У
вас есть второй планетолет?
   -- Есть, конечно.
   -- Немедленно подготовьте. Я полечу за Виккерсом.  Его  надо
вернуть, иначе большое несчастье!..
   Мясистое лицо Барнхауза изобразило сомнение.
   --  Позвольте  объяснить вам, вы не знаете обстановки... Там
же сотни объектов, темные глыбы в космосе... Где будете  искать
Виккерса? Равнозначная проблема -- иголка в стоге сена.
   --  Проблема  совсем иного рода, Барнхауз! Я лечу на Ниобею.
Виккерс вас обманул. Он отправился туда, а не на астероиды.
   Значение поступка Виккерса дошло  до  Барнхауза  сразу.  Тут
была его стихия -- оперативно действовать. Он быстро сказал:
   -- Вызываю пилота. Машина будет через час.
   Я  собрал в гостинице нужные вещи и прибыл на космодром. Там
уже ждали пилот и Барнхауз.
   --  Если  что  понадобится,  радируйте,-  сказал  Барнхауз.-
Подготовлю  здесь  партию  верных  людей  и  по  первому вашему
требованию пошлю вслед.  Будьте  осторожны,  Виккерс  в  ярости
страшен. Успеха, Штилике!
   Впервые за наше знакомство я дружески пожал его pуку.
   С  Базы  до  Ниобеи полета на скоростной машине около суток.
Пилот, угрюмый  мужчина  средних  лет,  объяснил  мне,  что  на
маленьких  машинах антигравитаторы работают не так надежно, как
на звездолетах, но  "сто  земных  ускорений"  пошагают  вполне,
после  часового  разгона будем нестись с рейсовой скоростью три
миллиона километров в  час.  Я  попросил  выжать  из  двигателя
максимум, пояснив, что на Ниобею умчался за десять часов до нас
человек,   замысливший   преступление,   нужно  нагнать  его  и
обезвредить. Пилот обещал постараться.  В  полете  я  уснул,  а
когда  проснулся,  планетолет вели автоматы, приборы показывали
скорость больше тысячи  километров  в  секунду,  пилот  дремал.
Когда  до  Ниобеи  осталось  около  часа, я разбудил пилота. Он
выверил курс и сказал, что посадит машину  без  оповещения:  не
стоит информировать преступника о погоне.
    На  посадочной  площадке стоял точно такой же планетолет. К
нам поспешил широкоплечий парень с добродушным лицом  --  пилот
Вильям  Петров,  тот,  что привез меня и Ирину на Ниобею, потом
отвозил нас обратно, а сегодня доставил сюда Виккерса. На этого
человека можно было положиться. Он спросил, давно ли мы с Базы,
и удивился: ну и мчались, за двадцать часов добрались! У них не
вышло такой прыти. Виккерс сердился, однако пришлось смириться.
Двадцать шесть часов -- вот такой получился  рейс.  Не  рекорд,
конечно,  но  тоже  неплохо.  Я  быстро  прикинул,  что Виккерс
опередил нас на четыре часа, и прервал словоохотливого пилота:
   -- Где Виккерс?
   -- Собрал, что ему требовалось, и ушел.
   -- Что собрал? Куда ушел?
   -- Проверил личное оружие, достал  со  склада  взрывчатку  и
бухту  каната. И ушел в заброшенный город. Объяснил, что пойдет
вон по той дороге. Если случится  встреча  со  взбунтовавшимися
нибами, то подаст сигнал тревоги, и тогда мне бежать на помощь.
До  сигнала  станцию  не  покидать. Он скоро вернется пополнить
запас  взрывчатки.  Вот  такие  были   распоряжения.   Да   что
случилось?
   Уже  не  было  смысла  что-либо  скрывать,  и я сказал обоим
пилотам:
   -- Виккерс готовит нападение на нибов.  Он  мстит  за  жену.
Взрывчатка  ему понадобилась, чтобы уничтожить поселение нибов.
Я пойду искать его. Если он вернется за  взрывчаткой,  схватите
его.
   --  Чуть  покажется, задержим! -- заверил мой пилот. А пилот
Виккерса, ошарашенный сообщением, только кивнул.
   В  том,  что  они  исправно  выполнят  мой  приказ,   я   не
сомневался.  Теперь  предстояло  главное:  найти  и обезвредить
Виккерса. Он был на голову выше меня, гораздо сильней.  Схватка
один  на один закончится его победой -- это я понимал. И все же
решил идти в одиночку. Ведь у меня было немалое преимущество: я
знал, что Виккерс на Ниобее, он не знал, что я погнался за ним.
И в жажде мести он, возможно, будет таиться от нибов, но не  от
людей  -- стало быть, я сумею подкрасться к нему незаметно, тем
более что мне известно, куда он двинулся. Я проверил  оружие  и
выскользнул за ограду.
   Время  шло  к  ниобейскому полудню, Гармодий с Аристогитоном
ползли в зенит. Планета  вела  себя  отвратительно:  словно  по
приказу,  пробудились  все  вулканы,  со  всех  сторон гудело и
грохотало, клубы пара и дыма взметывались над планетой.  Воздух
был полон пыли и серных запахов.
   Уже  вскоре  я  пожалел,  что  не захватил противогаз: глаза
слезились, в  горле  першило,  хотелось  непрерывно  чихать.  Я
начинал  опасаться,  что  отравлюсь  вулканическими газами, как
Барнхауз.
   Быстро пробежав пространство перед станцией, я  углубился  в
лес.  Здесь  можно  было  идти  спокойней. До покинутого города
далеко, а поселения нибов -- где-то около них бродит Виккерс --
еще дальше. Тем не менее я старался не шуметь, хотя  за  гулом,
грохотом и взрывами пропадали все прочие звуки.
   Так  я  двигался с полчаса, а потом в тесноте кустов на меня
что-то обрушилось, и я потерял сознание.
   Не знаю, сколько времени  я  пробыл  в  беспамятстве.  Когда
очнулся,  то  увидел, что лежу на небольшой полянке, явно не на
том месте, где упал. Я был связан: ноги опутаны витками каната,
руки сдавлены такими же  петлями.  На  камне  сидел  Виккерс  и
наблюдал за мной.
   --  Добрый  день,  доктор  Штилике!  --  приветствовал  он.-
Впрочем, день не добрый, а  плохой.  Как  вы  себя  чувствуете,
дорогой  друг? Мне не хотелось бы причинять вам неудобств сверх
абсолютно необходимых.
   -- Немедленно развяжите меня! -- Я сделал  попытку  если  не
подняться, то пошевелиться, но и это было трудно.
   Виккерс надменно улыбнулся.
   --  Странное  желание,  доктор Штилике. Я подстерег и связал
вас вовсе не для того,  чтобы  снять  путы  по  первому  вашему
гневному   окрику.  Связанный  вы  мне  больше  нравитесь,  чем
свободный.
   Он издевался, но голосом серьезным, даже доброжелательным. И
внимательно наблюдал за  мной  не  с  намерением  помешать  мне
высвободиться  --  он  был  уверен  в крепости канатов,- просто
хотел знать, примирюсь ли я с поражением. Он  еще  надеялся  на
какое-то соглашение. Я сказал:
   -- Вы выслеживали меня, Виккерс? Не очень благородно...
   --  Зато  разумно. И что значит -- выслеживал? По-моему, это
вы пустились в погоню за мной,  а  не  я  за  вами.  Я  опытный
косморазведчик  и  заранее  принял  меры  защиты  против  вашей
агрессии.
   -- Моей агрессии? У вас диковинное представление о том,  что
такое агрессия, Виккерс. Я старался предотвратить преступление,
а вы готовитесь его совершить. Вы и есть агрессор.
   --  Преступление  --  убийство  м