Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
и проглатывают вс„,
что им ни преподнеси. Сегодня они идут за тобой, а завтра они кричат, чтобы
тебя распяли, прич„м, и то и другое делают искренне.
- Это от того, что они не имеют воли. Что может сказать мертвец о жизни?
Они всего лишь служат тому, кто повелевает ими сегодня. Что будет с ним
завтра? Сегодня они возводят ему статуи, а завтра сокрушат их. Это очень
утомительное зрелище, вы не находите?
И он рассказал, что когда-то был увлеч„н идеей великого синтеза
творческого гения.
- Но это синтез небесный,- сказал он.- Его может осуществить лишь Бог, и
осуществляет. В этом смысле, вполне обоснованно называть Его Небесным
Диктатором, есть такое определение, вы знаете. Но я займусь Земл„й,-
закончил он несколько неожиданно.
Я спросил его, что он хочет сказать этим.
Он сказал: "Вот дорога, по ней движется колонна солдат. Вдруг в небе
появляется ангел. Солдаты замерли, заворож„нные его пол„том. Но вот
разда„тся окрик офицера, ангел скрывается из виду, и колонна продолжает сво„
шествие".
Я опять спросил, что это значит.
- Когда вы проповедуете людям,- сказал он,- они слушают вас, но это вовсе
не значит, что они становятся такими, как вы, и осознают то, что осознали
вы. Отнюдь. Они лишь наблюдают ваш пол„т. Вы не можете увеличить количество
себя, действуя таким образом.
Я возразил, что и не стремлюсь к этому.
- А я стремлюсь,- сказал он.
- Зачем?- спросил я.
Он пожал плечами.
- Я люблю жизнь. Она должна принадлежать мне всецело, расти во мне.
Когда-нибудь мне будет принадлежать весь мир.
То, что он произн„с, было так странно, что я не знал, что и думать.
Он посмотрел на часы и сказал: "Сейчас вы е„ увидите".
- Кого?- не понял я.
Он не успел ответить. Я услышал, как открылась входная дверь.
Он вышел из комнаты.
Вернулся он не один - с ним вошла женщина. Я поднялся к ним.
И тогда я увидел Леди.
Она заговорила.
Я был словно бы под гипнозом, странное чувство охватило меня, как будто я
вдруг вспомнил что-то, что всю жизнь тщетно пытался вспомнить, и не могу
высказать, и волнение переполняет меня, и... нет уже ничего, только
совершенный покой... и странное томление... Это было похоже на гипноз...
Или, может быть, сон... Следующее, что я помню, это как я иду по улице, а на
меня все оборачиваются, и я не могу взять в толк, почему, пока не замечаю,
наконец, что смеюсь и громко разговариваю сам с собой.
Да, да, я знаю, что каждая женщина по-своему красива, и всякая красота
по-своему неповторима и уникальна. Но неповторимых и уникальных много.
А Леди была одна.
Наверное, это самое главное - понять это, значит, начать понимать, кем же
она была, Леди...
Когда мне становится грустно,- может быть, это усталость,- и что-то
тоскливое зажигается во мне, крохотный светильник посреди кромешной пустыни
ночи, и я понимаю бессилие слов высказать это чувство, я думаю о ней... Нет.
Это она приходит ко мне.
Она была солнцем мира, и солнце мира погасло.
Какого покоя она искала? Что знал об этом Король? Он сказал: "Она всегда
оставалась снаружи, и я раздвигал стены своего дома, догоняя е„, и не мог
догнать".
Неужели наш мир такой старый, что солнце его искало покоя!
"Что мне до мира",- говорю я себе.- "Он м„ртв и лишь пытается создать
иллюзию жизни, и, подражая, той, которая никогда уже не верн„тся, делает это
вс„ хуже. Он забывает, какой она была. Так распадались формы на критских
монетах - я разгадал тайну Кносса, с кем поделиться мне своим открытием? Я
остался один..."
Сколько дворцов было на этой Земле, в этой Вселенной!
Только Леди была одна.
Король обещал мне, что наши пути не пересекутся, но он ошибался, или
просто не договаривал всего, ведь он не умел ошибаться.
Она была единственным живым человеком в его м„ртвом мире, и он не мог не
убить е„, ведь править вполне можно лишь м„ртвыми.
Теперь, когда е„ больше нет, и те, кто пытаются подражать ей, делают это
вс„ хуже и хуже, у меня больше нет пути вернуться назад.
Он лишил меня права на малодушие, мне некуда вернуться больше.
Потому так грустно становится мне, когда мною овладевает усталость.
И тогда я думаю о Леди.
Вторая наша встреча произошла более чем год спустя, весной, в Афинах. Я
безмятежно грезил, л„жа на кровати в сво„м гостиничном номере, может быть, я
спал,- мне предстояло пробыть здесь ещ„ неделю или две, в зависимости от
обстоятельств, суть которых представлялась мне непонятной и загадочной, что,
впрочем, нисколько меня не беспокоило,- как вдруг дверь распахнулась, и
вош„л Король. Он взял меня за руку и вывел из комнаты на улицу, не дав себе
даже труда объяснить мне, что происходит.
Несколькими минутами позже мы уже сидели под зонтиком тента и беседовали,
попивая охлажд„нную воду.
Я был плохо прич„сан, небрит и пребывал в настроении самом прескверном.
Он, кажется, не замечал этого или же делал вид, что не замечает, любезно
прощая мне скверное расположение духа и несколько излишнюю пытливость, с
которой я изучал его лицо, подслеповато щурясь от слишком яркого света,
который щедро разливало безоблачное весеннее небо.
Он почти не переменился с нашей прошлой встречи, разве что сделался ещ„
более неотразим и чуточку более насмешлив и высокомерен,- последнее,
впрочем, было почти незаметно.
Я поинтересовался о Леди.
Его губы едва уловимо дрогнули, но немедленно сложились в улыбку.
"Даже не знаю, где она в эту минуту. Она меняет свои апартаменты так
часто..."
Тогда-то он впервые и рассказал мне о сво„м неслыханном замысле.
- Я хочу облагородить человеческую расу, изменить е„ внешность,
направление мыслей... Идеальная красота души и тела, то, в ч„м древние
видели идеал, доступный лишь олимпийским богам.
- Неужели такое возможно!- невольно вскричал я.
Он сказал, что некоторое время назад ознакомился с результатами
экспериментов, проводившихся в сво„ время немецкими нацистами, и не без
любопытства.
- Но увы,- сказал он.- Они подходили к этому делу слишком прямолинейно,
не понимая, что тело - это своего рода проекция души на материю. Вы знакомы
с аналитической геометрией?
- Самую малость,- признался я.
- Если у вас есть некая фигура на плоскости, и вы хотите тем или иным
образом переместить е„ или изменить е„ форму, то вам приходится искать
соответствующее преобразование, с помощью которого вы сможете это сделать.
Но есть иной способ. Всякая плоская фигура - это проекция пространственного
тела, и иногда оказывается гораздо проще просто повернуть последнее, чтобы
изменить проекцию.
- То есть, вместо того чтобы пытаться растянуть тень от жерди, нужно
просто наклонить жердь?
- Да,- сказал он.
- И это возможно?
- А как вы полагаете?
- Я имею в виду людей.
- Я делаю это.
- Но как же вы управляете ими?
- Это просто,- сказал он.- Они лишь провода, по которым я пропускаю ток.
Ведь сами по себе они мертвы, я совершаю в них жизнь, которая всегда -
воплощение моей собственной, единственной реальной жизни.
- Но ведь они двигаются, ходят, говорят, едят, ложатся спать,
просыпаются, неужели вы отрицаете в них даже самую элементарную жизнь!
- Есть такие механические игрушки,- сказал он,- которые копируют движения
людей, порой презабавно - они танцуют, двигают руками и ногами, пастухи и
пастушки, арлекины, танцовщицы, барабанщики, рыцари - игрушки
Дроссельмейера. Вы назов„те их живыми?
Я не ответил.
- Когда они сражаются друг с другом,- продолжал он,- и когда одна кукла
изображает короля, а другая - вассала, они остаются куклами. Они всегда
остаются куклами.
- И они будут послушны вам?- недоверчиво сказал я.
Он улыбнулся.
- Вы не представляете, с какими занятными казусами мне приходится иногда
сталкиваться, ведь я не всегда знаю точно, как далеко простирается мой мир,
когда я должен отдавать распоряжения, а когда мои желания исполняются безо
всяких указаний с моей стороны. Так верный слуга предугадывает желания
хозяина. Вс„ это очень мило, однако... Вы не замечаете в них перемену?
Я несколько растерялся от неожиданности вопроса.
- Вы имеете в виду моду?- пробормотал я.
- Да нет же!- сказал он.- Внешность. Вы не замечаете этого, нет? Они
меняются, это уже теперь заметно.
- А вы не боитесь,- сказал я,- что все они станут на одно лицо, точную
копию вашего собственного?
- Не думаю,- сказал он.- У каждого из них своя роль, и в соответствии с
этим, различной должна быть и их внешность.
Он взглянул на меня.
- Но конечно, что-то должно передаться. Так Господь сотворил Адама по
своему образу и подобию,- добавил он задумчиво.
"Он полагает себя Богом!"- подумал я, замерев от ужаса.
- Я знаю, о ч„м вы подумали,- сказал он, пристально посмотрев на меня.-
Но вы ошибаетесь. Вечность меня не интересует, это по вашей части. Хотя ведь
и вы стремитесь вовсе не к тому чтобы стать Богом, а к тому лишь, чтобы быть
Ему абсолютно послушным. Это означает смерть, но это ваш выбор.
- Надеюсь,- сказал я,- вы не полагаете меня м„ртвым?
Он отн„сся к этому с серь„зностью, показавшейся мне странной.
- Вы не мешаете мне,- сказал он.- Даже если вы захотите вдохновить людей
своими идеями,- да, я знаю, что вы хотите сказать, но мало ли,- то мне
гораздо проще сделать так, чтобы они не слушали вас, нежели сделать так,
чтобы вы не говорили. Но наши пути не пересекаются.
Я сказал, что теперь только начинаю понимать, что он хочет сделать с
миром.
- Нет, нет,- поспешил я перебить его.- Я о другом. Вы растите свой мир
как сад, но только сад этот - не более чем оранжерея экзотических цветов,
всегда под стеклянным колпаком. И это, может быть, трогательно, поэтично, но
если вам вс„ же удастся дойти до конца,- это не удавалось ещ„ никому, вы
знаете,- если вам вс„ же удастся, то это может быть страшно.
- Что же такого страшного в том чтобы выращивать цветы?- улыбнулся он.
- Вы лишите землю притока воды, и она превратится в пустыню.
- Почему же?
- Вы лишите е„ воды.
- Но вода, которая есть в этом мире, в н„м и пребудет. Цветы, если
накрыть их стеклянной банкой, не требуют полива. Это замкнутый цикл.
- Так поступают с цветами, когда хозяева отлучаются из дома,- сказал я.
- Вся наша планета - это космический корабль с замкнутой системой
водоснабжения,- сказал он.- А хозяин, как будто, в отлучке...
- Не думаю,- возразил я.- Наша планета - часть Вселенной, а часть
неотделима от целого, и все части взаимосвязаны и взаимозависимы. Почему вы
полагаете Землю замкнутой системой?
- И кто же хозяин этого мира? Бог?
- Да,- сказал я.
- Вы знаете, католики полагают папу наместником Бога на Земле.
- Я знаю.
- Вы не католик?- спросил он.
- Нет,- сказал я.- Я понимаю, о ч„м вы говорите. Но даже под стеклянным
колпаком цветы получают извне солнечный свет. Снаружи всегда что-то есть, не
забывайте об этом.
- Если вам это доставит удовольствие...- сказал он с улыбкой.- Я готов
даже записать ваши слова... ну хоть на этой салфетке. Чтобы не забыть.
Я извинился.
Мы расстались. Через два дня он покинул Афины, мне же пришлось
задержаться ещ„ почти на месяц.
После этой встречи мы долгое время не виделись.
Между тем я начал замечать, что в мире что-то меняется,- или, вернее, в
н„м появляется что-то новое,- не повсюду, но каждый раз, когда я чувствовал
это, ощущение было ясным и отч„тливым.
Этот мир вокруг всегда был чужим для меня - порой он бывал благодушен,
даже сентиментален, порой жесток и отвратителен в своей агрессии... Он в„л
себя как живой человек, туповатый, взбалмошный, иногда удивительно чуткий,
но умеющий всегда вс„ испортить в последний момент. Он провоцировал меня, и
я его недолюбливал, хотя никогда и не считал себя его врагом. Просто я
старался держаться от него подальше, впрочем, никогда не уходя слишком
далеко.
Есть мнение, что, умерев, человек не сразу осозна„т это, и думает, что
продолжает земную жизнь. Когда-нибудь у меня ещ„ будет возможность это
проверить, но здесь, на Земле, вступая в мир Короля, я всегда безошибочно
чувствовал эту грань, разделяющую мир живой и мир м„ртвый.
Иногда мне больше нравился первый, иногда второй.
Мир Короля был безразличен ко мне, не замечая самого факта моего
существования, и в этом было сво„ удобство, мне даже случалось искать
убежище в его прозрачных стенах - непроницаемые, они хранили тишину моих
кабинетов, покой в моих садах, никто не приш„л бы сюда помешать мне, и я
блаженствовал... Ах, если бы это могло продолжаться долго...
Последняя наша встреча произошла через три с половиной месяца после
известия о смерти Леди.
Он не был сонным или отреш„нным, когда мы стояли друг перед другом, и он
протягивал мне изящную папку с этими бумагами - ничего подобного. Он был
всего лишь м„ртв.
Я проезжал по этой дороге,- сам не знаю, почему я выбрал поехать по ней,-
его машина стояла у обочины, а он стоял рядом с ней, как будто ждал меня
здесь.
Я остановил машину и вышел к нему.
Он сказал: "Возьмите это. Мне нечего делать с этими записями".
Я стоял и смотрел на него, и не мог пошевелиться.
- Возьмите,- повторил он, протягивая мне папку, и я протянул руку и
принял е„.
- Вы верите в Страшный Суд?- спросил он.
- Да,- механически ответил я.
Он повернулся и пош„л к своей машине.
С неторопливой манерностью он открыл дверцу и исчез. Дверца с тихим
щелчком затворилась. Потом в окошке возникла его рука, бледная, с тонкими
пальцами, одетыми в перстни, и махнула мне на прощанье.
Он уехал, а я остался стоять, держа в руках папку.
Я ничего не изменил в этих записях, только немного упорядочил их.
Вот, кажется, и вс„.
И можно опускать занавес.
1990 - 2000 гг.