ю,  но  на  удивление   чистую
комнатку, сели в  кресла.  Юмор  убрал  волосы  с  глаз,  его  лицо  стало
выглядеть совсем по-другому. Словно не с ним я встретился в дверях.
     Выслушав рассказ и просьбу о помощи, Юмор  принялся  раскачиваться  в
своем кресле-качалке. Что за черт? Мы ведь сели в одинаковые  обыкновенные
кресла. Или этот абстракционист на меня галюки напускает: не было полозьев
изогнутых, так выросли.
     - Рута - хорошая девочка. Я ее даже помню, - сказал Юмор. -  Наивная,
чистая.  Не  стоило  им  ее  захватывать,  не  стоило.  Завтра   в   шесть
встречаетесь? Как бы не забыть, как бы не забыть...
     Откуда-то из-за спины Юмор вытащил кисть.  ("Он  что,  в  самом  деле
художник?" - подумал я). Встал,  прошелся  по  комнате,  нашел  подходящее
место на стене, уверенно нарисовал здоровенную шестерку. Немного подумал и
обратился ко мне:
     - Адрес!
     Я  назвал  адрес,  который  мгновенно  был  записан  под   шестеркой.
Непонятного  происхождения  красная  краска   словно   горела   огнем.   Я
предположил, что она с добавлением фосфора. Не подобные ли знаки появились
у Валтасара на стене?
     - Иди на встречу, - обратился ко мне Юмор, - неси деньги.  Веди  себя
смирно. Увидишь меня - тоже веди смирно. А потом вместе с  Рутой  убирайся
подальше. Нервный я что-то стал, разойтись могу.
     Нельзя  сказать,  чтобы  я  ушел  обнадеженный.  Ничего  смешного   и
страшного я не заметил. Ну,  трюк  с  креслом,  краска  необычная,  манеры
странные... Достаточно ли таких фокусов для нашей защиты? Тип этот юморной
в себе уверен, но разве мало самоуверенных болванов?
     Вернувшись домой, я по инерции продолжил свое запойное чтение.  Сутки
не растягивал, спал, с незапомнившимися кошмарами, но спал.  На  следующий
день книги уже не читались. Еда не лезла в горло.  Хотелось  побродить  по
городу, и все же, во  избежание  непредвиденных  осложнений,  я  решил  не
выходить из комнаты.  Меня  так  и  подмывало  выпить  самую  малость  для
храбрости, однако и этот соблазн я преодолел.
     Без пяти минут шесть я со вздохом отложил пистолет (толку от него  не
было никакого), взял чемоданчик с  деньгами  и  вышел  из  комнаты.  Через
минуту неторопливой ходьбы  перед  моими  глазами  уже  стояли  колпинские
новостройки. Мафия, как ей и  полагалось,  не  дремала:  меня  ждали  двое
"Жигулей",  грузовой  фургон  с  надписью  "Продуктовый"  и  шесть  бравых
молодцов рядом. Один из них с широкой улыбкой на лице пошел мне навстречу.
     - Пунктуальный человек, дорогой, - сказал он, - уважаю.  Наверное,  и
деньги принес?
     Подавив желание двинуть "дорогого" по  морде,  я  поднял  чемоданчик,
подержал на весу, опустил и спросил:
     - Где Рута?
     - Вот она, твоя родная-любимая, бери, пользуйся, но далеко от  машины
не уходи. И деньги давай!
     Приоткрыв  чемоданчик,  парень  крякнул  и   направился   к   голубым
"Жигулям", около которых стояли  другие  бандиты.  Я  двинулся  к  зеленой
машине,  где  на  переднем  сиденье  успел  заметить  Руту.  Моя  подружка
выглядела неважно, хотя единственным  заметным  доказательством  непорядка
был небольшой фингал под правым глазом. Я хотел было сесть в "Жигули", но,
увидев  на  заднем  сиденье  типа,  скалящего  зубы  в  мерзкой   ухмылке,
передумал.
     - Рута, лапушка, выйди, - попросил я.
     Вместо ответа она подняла  левую  руку.  На  ее  запястье  красовался
металлический браслет, от которого тянулась цепочка серебристого цвета.  Я
вскипел от бешенства. Шутники хреновы! "Далеко не уводи..." Ну,  я  теперь
эти рожи запомню... Пусть только попробуют не снять цепь!..
     Я повернулся крикнуть, но крик застрял в горле. Из-за соседнего  дома
выходил Юмор. Мысленно оценив длину цепочки более чем в метр, я предпочел,
чтобы Рута, даже прикованная, находилась не в машине, и громко произнес:
     - У меня есть чувство юмора. Давай-ка вылезай.
     Взгляд  Руты  изменился.  Стараясь  не  демонстрировать  спешку,  она
принялась выбираться из машины со стороны руля, так как именно  к  нему  и
был прикован другой конец цепи. Я в меру сил пытался помочь.
     А наш странный знакомый приближался. Никто  не  обратил  внимания  на
покачивающегося человека в старом джинсовом костюме, измазанном  побелкой.
Нечесаные патлы неопределенного цвета свисали  на  лошадиное  лицо  Юмора.
Алкаш алкашом. Пьянь хроническая. Краса и гордость любой очереди за вином.
     Мерзавцы забеспокоились,  лишь  когда  "забулдыга"  оказался  от  нас
метрах в десяти. Двое направились ему наперерез. Рутин  "компаньон"  вылез
из машины.
     - Эй, ты, ..., стой! - крикнул один из бандитов.
     Юмор не откликнулся, продолжая с трудом переставлять ноги, словно шел
по глубокому песку. Он стал чуть ближе, а вот  двое  держиморд  как  будто
занимались ходьбой на месте и не продвинулись  ни  на  йоту.  Это  вызвало
беспокойство во вражьем стане. К нам  направилась  уже  вся  "великолепная
шестерка", а перед Юмором оказался парень, сидевший в зеленой машине. Юмор
приостановился и дунул. Лично я не почувствовал ни малейшего  ветерка,  но
парень   отлетел,   словно   воздушный   шарик,   подхваченный   ураганом.
Приземлившись в нескольких метрах  от  зеленых  "Жигулей",  он  больше  не
подавал никаких признаков жизни.
     А время вокруг нас потекло по  неизвестным  доселе  законам.  Бандиты
медленно-премедленно, как будто я наблюдал снятые рапидом кадры, лезли под
куртки за оружием. Юмор уже стоял передо мной и  Рутой.  Правой  рукой  он
сгреб за грудки меня, левой - ее. Я хотел крикнуть: "Цепь!", - но  боковым
зрением заметил, что ее звенья покатились маленькими ртутными шариками.
     - Домой! К мамам! - скомандовал Юмор и швырнул нас,  резко  распрямив
руки.
     Оказывается, взбесилось не только время, но и пространство.  Судя  по
ощущениям, мы падали. Судя по траектории  полета,  -  поднимались.  Больше
всего это  напоминало  движение  по  желобу  из  скользкого-прескользкого,
упругого и прозрачного до невидимости  пластика,  когда  кажется,  что  ты
стремительно падаешь, но земля не приближается, а отдаляется.
     Невидимый желоб доставил нас на третий или четвертый этаж строящегося
дома, прямо в незастекленное окно, да так деликатно, что  даже  деревянная
рама осталась незадетой. Мы безболезненно плюхнулись на  пол,  вскочили  и
бросились к окну досматривать спектакль.
     Внизу законы природы вроде бы пришли в норму. Молодчики уже почти все
были с пистолетами. Однако  бред  не  кончился.  В  руке  у  Юмора  возник
здоровенный подковообразный магнит, словно взятый  из  школьного  кабинета
физики. Юмор бросил магнит на землю между  собой  и  своими  противниками.
Оружие само вырвалось из их рук, и даже мы с Рутой услышали  металлический
лязг. Кучка пистолетов почти скрыла  под  собой  красно-синюю  поверхность
магнита.
     Где-то далеко, но очень громко, сломали ветку. Юмора качнуло, и тогда
я понял, что это не ветка треснула, а прозвучал выстрел какого-то сидящего
в засаде стрелка... На голубой куртке Юмора проступило багровое пятно. Мне
стало жутко. Мы-то с Рутой теперь в безопасности, а вот Юмор... Не был он,
оказывается, всемогущ.
     Раненый не проявил  заметных  признаков  беспокойства.  Он  пару  раз
провел по пятну ладонью, и пятно исчезло. Еще дважды прозвучал выстрел, но
Юмор уже был настороже. После каждого из выстрелов слышался звон от  удара
пули по металлу и визг рикошета. Похоже, что  пули  попадали  в  цель,  но
мишень изменила свои свойства.
     Стало понятно, откуда велся огонь. Этот дом стоял  немного  особняком
вдалеке,  напротив  нашего.  И  недавняя  мысль,  что   мы   находимся   в
безопасности, показалась мне преждевременной. Будь снайпер  поумней,  я  и
Рута, маяча в окне, как дураки, запросто могли получить по пуле.
     Юмор тем более "вычислил" стрелка. Он повернулся к нам спиной и лицом
к противнику, поднял вверх руки, как дирижер перед финальным  аккордом,  и
сделал жест, словно потянул на себя какой-то большой невидимый предмет.
     Я весь покрылся испариной,  а  слабость,  ударившую  в  ноги,  вообще
описать невозможно. Дом, где  прятался  стрелок,  практически  построенный
дом, со стеклами, блестящими от вечернего  солнца,  словно  превратился  в
стопку гигантских костяшек домино.  Верхние  этажи-"костяшки"  поехали  по
нижним, накренив здание в нашу сторону, притом  деформация  произошла  без
малейшей  трещины.  Как  будто  весь  вид  из  окна  оказался   панорамой,
нарисованной на упругом холсте, и какой-то гигант  с  той  стороны  холста
навалился на него, выпятив рисунок дома в нашу сторону. Описание  процесса
часто занимает больше времени, чем сам процесс. Короче говоря, дом  поехал
- качнулся к нам, а  от  крыши  отделилась  и  полетела  вниз  малюсенькая
человеческая фигурка, ну никак не больше муравья, если смотреть из  нашего
окна. И громкий, совсем не муравьиный вопль разнесся над новостройками.
     Избавившись от снайпера, дом принял нормальный вид. Стоявшие внизу  и
наблюдавшие  за  поединком  бандиты  избавились  от   последних   остатков
любознательности и кинулись врассыпную. Но безуспешно.  Вначале  мы  могли
лицезреть уже известный "бег на месте". Потом бегущие вроде как бы  начали
помаленьку терять в росте. Я пригляделся повнимательней.  Мне  показалось,
что их ноги словно стачиваются о  почву,  как  мягкий  материал  о  грубый
напильник. Нет, это  их  почва  затягивает,  как  трясина.  Нет,  это  они
растекаются...
     Я отказался от попыток понять происходящее. Несложно было свихнуться.
Вопли неудачливых мафиози  несли  в  себе  страшную  боль.  Они  гибли,  и
спасения им не  было.  Вот  исчезли  ноги,  вот  туловища,  руки,  головы.
Жутчайший хор затих.
     - Пошли! - Я схватил Руту за руку и потянул. Ее трясло. - Пошли, Юмор
сам предупреждал. Это опасно!
     Но оторваться от страшного зрелища было  не  просто.  Внизу  как  раз
ожили голубые "Жигули". Затененные стекла  мешали  разглядеть,  кто  сидит
внутри. С визгом то ли колес, то  ли  мотора  машина  рванулась  с  места.
Недалеко. Мотор ревел, колеса крутились как бешеные, но из-под  них,  всех
четырех, только летела  в  стороны  жидкая  грязь.  Автомобиль  постепенно
проседал в вырытые вращением ямы.  "Что-то  я  не  слышал  о  "Жигулях"  с
четырьмя ведущими колесами", - подумалось мне.
     Юмор пошел к машине. Вернее,  не  пошел,  а  двинулся.  Это  движение
нельзя было назвать ходьбой, от него за версту несло мультипликацией: Юмор
исчезал и тут же появлялся через три-четыре метра, вновь исчезал  и  вновь
появлялся  таким  же  образом,  притом  исчезновения  казались   настолько
кратковременными, что их и исчезновениями-то  нельзя  был  назвать.  Через
несколько секунд Юмор уже стоял у голубых "Жигулей" и зачем-то вытирал  их
рукавом.
     Как картинка, нарисованная на стекле,  смывается  растворителем,  так
исчезали "Жигули" после джинсового рукава Юмора.  Это  было  уже  слишком.
Оставался  продуктовый  фургон,  неизвестно,  что  в  нем  скрывалось,   и
неизвестно, как Юмор мог его уничтожить. Я сгреб  Руту  поперек  туловища,
взвалил на плечо и побежал к лестнице.



                             16. КАПИТУЛЯЦИЯ

     Удобно устроившись на  диване,  я  смотрел  прямую  трансляцию  матча
"Наполи" - "Рома". Хотел прогуляться по Риму, сделал за окном вид  Вечного
Города, зачем-то включил телевизор и... не смог оторваться. Темпераментный
комментарий  на  непонятном  мне  итальянском  языке   воспринимался   как
своеобразная музыка. Ну, а зрелище в переводе не нуждалось. Я махнул рукой
на прогулку. Вечный,  он  вечный  и  есть,  денек  подождет.  А  футбол...
Хорошего футбола я не видывал целую вечность. Неплохой каламбур?
     "Рома" забила гол, сократив  разрыв  в  счете.  На  трибунах  гремели
петарды. У меня в комнате зазвонил телефон.
     На мгновение я задумался. Вроде бы не междугородный звонок, а в  Риме
я еще никого не знаю... Тут же дошло, что  для  Дома  звучание  звонков  -
сущая мелочь, и законы, по которым работают его  телефоны,  -  не  меньшая
загадка, чем все остальное.
     После таких вот основательных размышлений я снял трубку. Голос в  ней
показался  знакомым.  В  самом  деле.  Звонивший  представился.  Это   был
племянник и заместитель  Кардинала.  Он  хотел,  чтобы  я  его  немедленно
принял.
     Рим и футбол мгновенно вылетели из головы. Как ни прекрасен отдых, но
исламскую тему еще никто  не  снимал  с  повестки  дня.  А  как  расценить
случившуюся с собеседником метаморфозу? Он не слал больше  голографических
фантомов, не являлся в окружении дюжих костоломов, как хозяин всех и  вся.
Он смиренно просил его принять. Не  забавно  ли?  Я  вернул  за  окно  вид
вечернего Ленинграда и стал ждать звонка в дверь, попутно вспоминая давнюю
идею: комната с замаскированными пулеметами, где простреливается почти все
пространство. Приводишь опасных гостей, заходишь  сам  в  мертвую  зону  и
общаешься. А если что не так - нажимаешь нужную дощечку паркета. Вот  лень
проклятая! Нарисовал бы эскизик и был бы готов ко  встрече  со  всякими...
террористами. Жаль, поздно поумнел, не додумался  до  подобного  тогда,  с
Атлантом.
     Зазвенел дверной звонок, и я пошел открывать, на ходу прикидывая, где
надо разместить хотя бы спрятанные пистолеты. На всякий случай. Не верю  я
в перевоспитание фанатиков.
     Гость пришел один и уже не выглядел  бюрократом.  Галстук  и  жилетка
исчезли из его гардероба, а  в  глазах  появилось  выражение  загнанности,
явного страха. Хотя разве не бывает запуганных бюрократов? Вдруг  Кардинал
решил устроить  сокращение  штатов?  А  как  у  них  сокращают?  "Пиф-паф,
ой-ой-ой..."
     - Ты нас обманул, - с места в карьер  рванул  помощник  Кардинала.  -
Обвел вокруг пальца, как щенков. Сам щенком прикинулся.
     Я удивился и задумался. Как обманул? Промолчал кое о чем, это да.  Но
что случилось? И как себя вести, признавать обман или  отрицать?  Признать
опасно, но вдруг это признание какой-то силы, за которую меня зауважают  и
не тронут.
     - Мне плевать, - гость не дал мне  додумать,  -  на  причины.  Дураку
ясно, что тебе, молодому, нечего делить со старым хреном. И он так считал,
потому приказал тебя не трогать... "Люблю, - говорил, - идейных людей.  Их
всего-навсего надо переубедить". Да и твой третий этаж... Ему же цены нет!
Нас, из Дома, всего двое на все дело.  Старый  пень  ленился,  вечно  жить
хотел. А я ишачь! Вечный проводник... Да ты  мне  больше,  чем  Кардиналу,
нужен был! Ждали  мы,  когда  шпана  тебя  достанет  и  ты  у  нас  помощи
попросишь.  Это  не  я!  Кардинала  идея!  Дождался...  Довыпендривался...
Скрытым имамом себя вообразил!
     За короткий срок в моем мозгу  произошла  гигантская  работа.  Многие
детали оставались неясными, но кое-что... Пока болтун переводил дух  после
пылких оправданий, я пытался понять главное: какого черта он тут кается?
     -  У  меня  одна  просьба,  -  взмолился  гость,   -   убери   своего
киборга-убийцу! Ты хороший актер, ты и сейчас сидишь с невинным видом,  но
не смей повторять, что ты ничего не знаешь! Это ты его нам  подкинул,  еще
проследил, как мы его брали!
     - К-какой к-киборг? - Мое изумление было более  чем  неподдельным,  я
даже начал заикаться. - Седой, что ли?
     - Он седой, это  точно.  И  человек  он,  наверное.  Но  как  он  это
сделал?.. Ты хоть знаешь, что он Кардинала убил?
     - Что-о? Как?
     - Может, и не знаешь... Пес с тобой. Вчера убил. А как -  один  Аллах
знает. Вот я и назвал его киборгом. Человеку такие вещи  не  по  силам.  У
меня кассета...
     Недавний заместитель Кардинала, а ныне, надо  понимать,  новый  глава
организации, достал из кармана кассету, дрожащими руками сунул в  видик  и
стал перематывать пленку в поисках начала записи. А во время  перемотки  -
бормотал, бормотал, бормотал:
     - Его брали, там два се-узу были. И у  Кардинала  два  се-узу.  Слава
Аллаху, меня там не было. А что случилось - никто не знает. Только  трупы.
И куда он скрылся - никто не знает, наружная охрана никого  не  выпускала.
Словно этот твой... Седой умеет Домом пользоваться.
     На экране телевизора появилось изображение незнакомого кабинета. Пол,
кресла,  ковер  -  везде  валялись  трупы.   Назойливо,   как   специально
размазанная краска, лезла в глаза кровь. Дрожание камеры в руках оператора
можно было объяснить  как  неопытностью,  так  и  чрезвычайным  волнением.
Однако, дважды прочертив комнату, объектив быстро нашел  чеканный  профиль
Кардинала. Крупный план... Оператор обошел покойного, чтобы  показать  его
анфас. Камеру бросало из стороны в сторону, ее хозяин в буквальном  смысле
слова шел по трупам.
     Я внимательно вглядывался в экран. Похоже, подвоха  не  было.  Совсем
недавние воспоминания перед глазами: отец  показывает  фотографию,  что-то
говорит... Словно полжизни я  ухлопал  на  войну  с  Кардиналом.  А  всего
прошло... Месяц или два? И какое время считать: растянутое,  нерастянутое?
М-да, поработал Седой, порезвился. И без папаши моего  не  обошлось,  кто,
как не он, помог Седому бежать?
     - Ну что, доволен? - спросил гость, выключив видик.
     Я помолчал секунд двадцать, не зная, что сказать. И от этого незнания
захотелось ответить вопросом на вопрос, да так лихо, чтобы  и  мне  узнать
хоть самую малость.
     - А где гарантия, что это не спектакль? Набрали  статистов,  измазали
томатным соком, мебели наломали. Одного загримировали Кардиналом...
     - Да как?.. Да зачем?.. - Собеседник даже вспотел от возмущения. -  А
если бы у тебя твой наймит сидел?
     - Нет наймита. Пришили вы его и прикидываетесь, что он  ушел.  А  кто
такие се-узу?
     - Живой он! Живой! Дай мне Аллах таким живым  быть.  -  Гость  достал
платок и вытер вспотевший лоб. - А се-узу - земляки его, Седого твоего. Из
одного мира, только из другой страны. Се-узу  -  примерно  как  суперагент
переводится. Специальная подготовка, сверхшпионы... Это  еще  с  древности
идет. Они мне рассказывали, что их шейх, учитель, значит, говорил: "В мире
может быть только сто один се-узу". Самые лучшие  считались  в  ОИРе  и  в
Чосоне, Корее по-нашему, если я не ошибаюсь. Вот... Восемь се-узу нам дали
и еще двадцать два простых офицера. А Седой, получается,  тоже  се-узу.  И
классом выше. Что нам теперь в ОИРе сказать?  Четырех  Седой  у  Кардинала
кончил. Из них трое - аристократы, из центра, корни к Рязанскому  халифату
уходят. И еще...
     Он посидел, помолчал, откинувшись в кресле, потом  вновь  взял  пульт
управления, принялся возиться с видиком и продолжил:
     - Говоришь, убили мы друга твоего Седого?  Ну,  ну...  Вот  тебе  еще
привет от него. Лагерь у нас был такой... Неважно, где. В средней  полосе.
Вроде как шабашники  в  нем  жили,  а  на  самом  деле  гости  из  ОИРа  с
обстановкой знакомились, русский язык учили, обычаи. А шабашники работали,
да. Накрыл их кто-то ракетами, я думаю, Седой... с тобой.
     - Нет-нет-нет, - я завертел головой так, что чуть не вывернул шею,  -
первый раз слышу, клянусь.
     - Не могу тебе это место показать, не сняли мы, гебешников там  много
набежало и военных. Да и ничего особенного там.  Выжженная  земля.  А  вот
другой лагерь у нас в  Средней  Азии  есть...  был,  так  там  видеокамеры
стояли, записывать могли. Не густо, но записали.
     На экране появилась картинка как из голливудского кинобоевика. С  той
только разницей, что здесь разобрать что-либо было  абсолютно  невозможно.
Ночная темень, прожектора, проволока, мечущиеся  фигуры,  в  том  числе  в
милицейской форме, сполохи взрывов.
     - Разница во времени, - продолжил  добровольный  комментатор,  -  три
часа.  Это  же  надо  таким  лосем  быть!  У  него  что,  личный   самолет
сверхзвуковой? Или его кто-то через Дом таскает? А ну давай говори!
     Пришел гость явно как проситель, но горечь  поражения,  а  главное  -
привычка  командовать  -  изменили  его  поведения.  Я  же