ивилизаций,  на  те  опасные  ситуации,  в   которых   разум,
взрываясь, начинает строить вторую природу в отрыве от  своих  естественных,
предопределенных происхождением корней. Хенк любил  приводить  слова  брата:
"Прежде чем вмешиваться в природу - пойми ее!"
   У Хенка было место,  где  он  всегда  чувствовал  себя  особенно  хорошо.
Свайный домик стоял на берегу крошечного лесного озера, за озером, как рыжие
облака, пылали осенние лиственницы, не закрывая собой далекого  Енисея.  Еще
дальше поднимались горы, даже в самые жаркие  дни  вызывающе  поблескивающие
ледяными вершинами... Хенк водил студентов по саду, обращал их  внимание  на
тот или иной куст, на тот или иной иногда слабый, но всегда ощутимый аромат;
он, Хенк, разбил на Енисее самый северный сад  роз,  в  котором  белые  шары
древних, как история, Блан Дубль де Кубер и благородные Галлики росли  прямо
на земляных грядках, а желтые и светлые дамасские розы,  пережившие  Римскую
империю и последующие двадцать пять веков, оставались столь  же  упругими  и
свежими, как во времена Цезаря... Хенк гордился зеленоватыми чайными, аромат
которых и впрямь  напоминал  крепкий  чайный  букет,  карамзиновыми  Дюк  де
Монпасье, огненно-алыми Амулетами.  Он  любил  свои  редкие  бархатистые,  с
розовым ободком, Кримсон Глори, бледно-желтые Луны и высокие бутоны  Мистрис
Арон Уор, всегда влажные, в капельках светлой росы, - не верилось,  что  это
розы, не звезды, и Хенк всегда поднимал глаза горе, ему нравилось, что цветы
и звезды так схожи.
   Иногда он водил гостей к низкому пластиковому забору, отделявшему его сад
от  территории  северной  птицефермы.  Но  здесь,  у  грядок,  над  которыми
золотились древние Мадам Жюль Граверо, желтели буйные Маман Коше и  лучились
сквозь плотную  кожистую  листву  блестящие,  словно  бы  покрытые  восковым
налетом, алые пернецианские, - прогулки, как правило, заканчивались. В самый
глухой уголок сада Хенк предпочитал приходить один.
   Под пластиковым забором,  привитая  на  простой  шиповник,  белела  самая
обычная на вид парковая роза. Но она была  единственной,  над  которой  Хенк
работал почти пятнадцать лет. Он не резал и не формировал ее куст, он просто
помогал розе развиваться и разве лишь осенью снимал с веток листья, чтобы не
привлекать к кусту внимания прожорливых северных мышей. Он берег розу не  от
холодов, он берег ее от  жесткого  северного  солнца.  Отзываясь  на  раннее
весеннее тепло, верхняя часть куста, привитого к шиповнику, торопливо шла  в
рост, тогда как корневая система еще спала, - Хенк укрывал розу  от  солнца.
Со всем остальным куст справлялся сам.
   Хенк хотел, чтобы эта роза всегда оставалась живой, чистой и  ярко-белой.
Ни разу за пятнадцать лет он не увидел на ее цветах ни крапинки, ни  ободка,
роза была, как свежий снег, Хенк с  удовольствием  выкашивал  вокруг  траву,
даря розе покой. Он сидел вечерами рядом с розой, а  когда,  случалось,  шел
дождь, когда слезились темные окна, капли тяжко  били  в  рамы  парников,  а
листва карликовых берез обвисала страшно и сыро, он, Хенк, без плаща  мчался
в сад - не повредил ли ливень его белую, как снег, красавицу?..
   Нет, роза не была безымянной, Хенк давно дал ей имя.
   Р о у л и!
   Он назвал розу именем своего брата, звездного разведчика Роули, погибшего
в районе катастрофического  взрыва  5С  16  -  космического  объекта,  долго
вызывавшего недоумение астрофизиков... Хенк не уставал верить, что рано  или
поздно слухи о смерти Роули будут опровергнуты, как это, пусть редко, но все
же случалось. Он не уставал верить, что пока его роза  остается  белой,  как
снег, звездный разведчик Роули жив, звездный разведчик Роули помнит о нем  -
о Хенке...

   4.
   Он долго не мог уснуть.
   Туп, как протозид. - Темен, как	протозид... Жесток, как протозид...
   Он  вспомнил  брезгливость  на  лице  бармена  Люке,  вспомнил  мгновенно
похолодевший взгляд  Ханса...  Туп,  темен,  жесток...  Так  могли  говорить
Арианцы, Цветочники, так мог  говорить  океан  Бюрге;  почему  так  говорили
земляне?  Разве  он,  Хенк,   не   разрушит   это   слишком   несправедливое
представление?
   Он протянул руку, нащупал  на  полке  коробку  с  кристаллами  памяти.  В
комнате было темно, но сейчас он не нуждался  в  свете.  Крошечный  проектор
включился сам от тепла ладони. "Маршрут", "Маяки", "Точки отсчета",  "Физика
нетипичной зоны"... Счетчик стрекотал, как кузнечик, - Хенк  искал  кристалл
"Протозиды". Он помнил: он сам бросил этот кристалл в коробку. Но  кристалла
в коробке не было!
   Включив внешний Инфор, Хенк попросил связь с Шу  и  обрадовался,  услышав
код вызова.
   - Как у тебя? - спросил он, не скрывая радости.
   - Нормально, - ответила Шу  своим  непостижимым  голосом.  -  Рассчитываю
будущий курс.
   - Но этим занят Расчетчик Преобразователя!
   - Я, конечно, не знала... - Он понял, что Шу обиделась.
   - Не надо, - попросил он. - Я вовсе не хочу ссоры.
   Тогда Шу спросила:
   - Как у тебя?
   Хенк вздохнул. Перед ним все еще стояли лица Люке и Ханса...
   - Шу, - спросил он, - почему они так не любят протозид?
   - Протозиды вне сообщества, Хенк.
   - Истребители звезд... - протянул Хенк. - Ты об этом?
   - Не только. Они - древние,  они  -  очень  древние,  Хенк.  Как  человек
относится к  тем,  кто  его  старше,  к  мокрицам,  змеям,  членистоногим?..
Протозиды еще древнее. Хенк. Они очень древние!
   Он кивнул. Он хотел бы уснуть, но понимал, что все  равно  не  уснет.  Он
обрадовался, когда Шу спросила:
   - Ты хотел спросить только это?
   - Нет, - сказал Хенк. И пояснил: он забыл на борту кристалл "Протозиды".
   - Ты его не забыл, Хенк...
   - Как? Я мог его потерять? Это невероятно!
   - Ты не потерял его, Хенк.
   - Но где же этот кристалл?
   - Я сама изъяла его из твоей коробки.
   Хенк помолчал. Он верил Шу, но не всегда понимал ее решения.
   - Зачем ты это сделала?
   - Запись "Протозиды" подлежит просмотру лишь на Земле.
   - С чего ты это взяла?!
   Шу не ответила. Он  не  стал  переспрашивать,  он  знал:  Шу  никогда  не
совершает ошибок.
   - Я все объясню на борту "Лайман альфы", Хенк.
   Еще минуту он смотрел на отключившийся экран. Он был удивлен, он был сбит
с толку, ко всему этому примешивалась неясная, но вполне ощутимая тревога...

   5.
   Разбудил его стук в дверь.
   Он не сразу понял - почему молчит Шу, кто может стучать на борту  "Лайман
альфы"? Лишь включив свет, вспомнил: это станция  Симма,  он  гость  станции
Симма. Не поднимаясь, ткнул в переключатель внутреннего  Инфора,  увидел  на
экране незнакомые лица.
   "Они просят разрешения войти", - просигналил Инфор.
   - Кто они? - Хенку не хотелось вставать.
   "Они все объяснят сами".
   - Им придется ждать, я еще не принял душ.
   - У нас мало времени, - сказал один из тех, кого Хенк видел на экране.
   - Разве мои вопросы транслируются?
   - Ты забыл отключить внешний Инфор.
   - Извините, - сказал Хенк. - Входите и располагайтесь. Я вас не задержу.
   Они вошли в комнату и остановились у окна, будто их интересовал не  Хенк,
а ржавый пейзаж утренней Симмы. Хенк запоздало предложил:
   - Садитесь. - И вышел к ним, как был, в халате.
   - Извини, - сказал один из  вошедших.  Его  пронзительные  голубые  глаза
уставились прямо на Хенка. Слишком широко  поставленные,  они  не  могли  не
портить его широкое, мужественное лицо, тем  не  менее,  он  вызывал  больше
симпатии, чем его спутник - печальный красавчик, чуть тускловатый на вид, ни
на секунду не оторвавшийся от окна. На легких голубых куртках  своих  ранних
визитеров Хенк сразу увидел белый круг с молнией  и  звездой  -  официальный
знак звездного Патруля.
   - Итак?..
   Хенк сел, и кресло под ним скрипнуло уверенно и солидно.
   Гости не сели.
   - Приятель, - сказал голубоглазый, - мы хотим, чтобы ты нам помог.
   Хенк пожал плечами.
   - Инспектор звездного Патруля Петр Челышев, - голубоглазый протянул Хенку
жетон.
   Хенк не потянулся за жетоном. Он знал, пальцы его просто  пройдут  сквозь
листок фольги, как сквозь пустоту. Такой жетон является  индивидуальным,  он
материален только в руках владельца. Хенк видел круг,  молнию,  звезду,  это
его удовлетворило.
   - База Водолея? - спросил Хенк.
   Петр Челышев кивнул.
   - Хархад, - представился печальный красавчик, не  отводя  глаз  от  окна.
Ударение в имени он сделал на первом слове.
   - Хенк... Просто Хенк...- Он не знал, что к этому  добавить.  -  Я  очень
давно не видел землян.
   - Сколько лет ты отсутствовал?
   - По среднекосмическому  -  около  четырехсот...  Триста  семьдесят,  так
точнее... - Отрешенность  Хархада,  не  отрывающегося  от  окна,  раздражала
Хенка: - Что вы там видите?
   - Почтовая ракета... - Хархад обеспокоенно повернулся к Челышеву:  -  Это
ничего не меняет, Петр?
   - Как? Она пришла вовремя?!
   Теперь они смотрели в окно все трое.  На  центральной  полосе  космодрома
перед толпой суетящихся роботов медленно, бесшумно, как изображение на сырой
фотобумаге,  проявился  темный  корпус  приземистой  тахионной  ракеты.  Она
напоминала корабль Хенка, но была короче и  не  несла  над  собой  броневого
рога, в каком размещались мозг Шу и Преобразователь.
   - Что там делают роботы? - спросил Хенк.
   - Готовятся к выгрузке почты.
   - Не похоже. У них в руках духовые трубы.
   - Оркестр! - фыркнул Челышев.  -  Почтовая  ракета,  Хенк,  как  правило,
запаздывает; но эта пришла вовремя. Совершенно небывалое дело!
   - Она с Земли? - удивился Хенк.
   - Нет. С базы Цветочников.  Мы  держим  почтовую  связь  с  Землей  через
Цветочников. Обходится дороже, чем  хотелось  бы,  но  значительно  надежнее
прямых передач. К сожалению, у Цветочников, как  и  у  Арианцев,  -  Челышев
покосился на  Хархада,  -  свое  чувство  времени,  сутки-двое  для  них  не
опоздание... - Челышев наклонился к экрану Инфора: - Это сегодняшняя?
   Ответил диспетчер:
   - Не могу тебя обрадовать, Петр.
   - Но сейчас семь ноль-ноль!
   - Это вчерашняя ракета, Петр.
   Челышев отключил Инфор, повернулся к Хенку, и они рассмеялись. Рассмеялся
и Хархад, чем сразу расположил к себе Хенка.
   - Чем я могу помочь?
   - Выведешь "Лайман альфу" на  рассчитанную  нами  орбиту.  Расстояние  не
более сорока световых лет, для твоего корабля это разминка. - Челышев  остро
глянул на Хенка. - Сможешь?
   - Не хотел загружать Шу, но... если дело важное...
   - Шу? - перебил Челышев. - Кто это?
   - Мой бортовой компьютер. Я зову его этим именем... Моя цель?
   - Обязательно хочешь знать?
   - Это что, тайна?
   Челышев и Хархад переглянулись.
   - Боюсь, Хенк, наша цель тебе не понравится, - медленно сказал Челышев. -
Ты слишком долго отсутствовал и не знаешь положения, создавшегося в  Крайнем
секторе... То, что я тебе передаю как просьбу, на самом деле - приказ.
   Приказы звездного Патруля  не  обсуждаются.  Это  Хенк  знал.  За  спиной
звездного Патруля стоит, как правило, целая цивилизация, если не  две  и  не
три. Но Хенк не любил слепых приказов, он переспросил:
   - Цель?
   - Одиночный протозид, Хенк, - медленно ответил Петр Челышев. - Всего лишь
одиночный протозид.
   - Вы хотите войти с ним в контакт?
   - Нет, Хенк. Кому, как не тебе, знать: протозиды неконтактны.  -  Челышев
неожиданно улыбнулся: - Мы не собираемся входить в контакт с протозидом.  Мы
собираемся его уничтожить. Мы - Охотники.

   6.
   Хенк знал об Охотниках. Весьма  высококвалифицированные  специалисты.  Их
готовили в специальной закрытой школе... Он, Хенк, ни разу не  встречался  с
Охотниками, но много слышал о них. Слышал, например, об Охотниках с  системы
Гинапс. Они потеряли треть сотрудников, но сумели предотвратить столкновение
двух  воинственных  подрас  Гинапса,  найдя  приемлемые  для   них   условия
переговоров.
   Чем  же  мог  помешать  землянам   одиночный   гравитационный   организм,
равнодушно дрейфующий в разреженном пространстве нетипичной  зоны?  Хенк  не
мог не верить Петру  Челышеву  и  его  коллеге.  Оба  являлись  сотрудниками
звездного Патруля и, конечно, получили приказ с Земли. Каждый такой  приказ,
как правило, обсуждается всеми заинтересованными звездными  расами,  и  если
дело  доходит  до  его  исполнения,  он  наверняка  обсужден  и   исследован
стопроцентно, а значит,  должен  быть  выполнен.  Он,  Хенк,  обязан  верить
Охотникам, но все в нем протестовало. Истребители  звезд?..  Возможно...  Но
сейчас в районе квазара Шансон дрейфовал лишь одиночный организм. Нанеси они
вред протозиду, это сразу станет известно всей их многочисленной  расе,  ибо
каждый одиночный протозид часть единого коллективного организма...
   Хенк механически следовал за Охотниками. Он не видел смысла в предстоящей
Охоте, но должен был выполнять приказ. Он - землянин!
   Огромный  корпус  "Лайман  альфы"  столбом  возвышался  над  космодромом;
щелкнули замки, шипя выдвинулся дежурный пандус.
   - Привет, Шу! - сказал Хенк, проверяя шлюзы. - Как у тебя?
   - Работаю над расчетом.
   Охотники невольно задрали головы: голос Шу шел сверху.
   - Переключись на бортовую аппаратуру, -  хмуро  приказал  Хенк.  -  Через
двадцать минут стартуем.
   - Курс - Земля? - голос Шу изменился. - Ты получил разрешение?
   - Нет... - сказал Хенк. - Нет... - И прежде чем  бросить  карту  курса  в
щель Расчетчика взглянул на Челышева.
   Челышев медленно покачал головой:
   - Ничего не могу сделать, Хенк. Мы прибыли на Симму за  сутки  до  твоего
появления. Приказ есть приказ, нас не всегда знакомят  с  подробностями.  Мы
ожидали новостей с сегодняшней почтовой ракетой, но ты видел -  она  еще  не
пришла... Ничего не могу утверждать  определенно,  однако  в  нашем  секторе
что-то случилось. Мы не знаем, в чем вина этого одиночного протозида,  лично
мне нет до него дела. Но  у  нас  есть  приказ  -  уничтожить  его.  Другими
словами: Межзвездное сообщество  посчитало  присутствие  этого  протозида  в
нашем секторе потенциально опасным. Может быть, крайне опасным. Возможно,  к
нашему возвращению на Симму придут необходимые пояснения. Но они могут и  не
придти, Хенк. Мы всего лишь исполнители.
   Хенк усмехнулся.  Он  сидел  у  дальномера.  "Лайман  альфа"  стартовала,
ослепив космодром Симмы мгновенной, тут же рассеявшейся вспышкой. Они шли  в
открытом  пространстве,  и  на  правом   экране,   почти   не   сдерживаемое
светофильтрами, яростно разметалось пламя квазара Шансон...
   Прошло семь минут, и гравилокаторы засекли протозида.  Ещ„  через  десять
минут  Хенк  увидел  его  на  экране  -  крошечная  запятая,   действительно
крошечная, чуть побольше его корабля, но с массой,  приближающейся  к  массе
нормальной планеты. "Лайман альфа" вполне могла совершить  посадку  на  тело
протозида. Крошечная запятая, такая невинная на фоне редких звезд...
   Хенк знал: протозид их видит.  Это  означало,  что  корабль  Хенка  видят
сейчас все протозиды, все до одного, где бы они ни  находились.  Разве  руки
Хенка не знали бы об опасности, попади в капкан его ноги?
   - Один протозид не опасен, - сказал Хенк. И уточнил: -  Ни  для  кого  не
опасен. Мы совершаем ошибку... Кто дал нам право отнимать жизнь  у  другого,
не родственного нам существа?
   - Межзвездное сообщество, - сухо ответил Челышев.  -  Оно  существует  не
первый год, и я никогда не слышал о его ошибках.
   Тяжелое молчание залило штурманскую обсерваторию "Лайман альфы".
   Случайные звезды, входя в поле обзора,  слепили  глаза,  -  Хенк  тут  же
стирал их разрядчиком. Теперь уже на  всех  экранах  отчетливо  определилась
массивная запятая протозида. Протозид плыл  в  пространстве,  одинокий,  как
Космос. С невольной завистью  Хенк  ощутил,  как  жгут  эту  темную  запятую
бешеные лучи квазара, как мощно всасывает в себя  каждую  случайную  пылинку
этот разумный, но замкнутый на себе организм. Кто они - протозиды? Чего  они
хотят? Что манит их к звездам? Почему он, Хенк, землянин, не может думать  о
них, как о чужих?.. У Хенка закружилась голова,  колющая  боль  ударила  под
лопатку. Он пытался вспомнить,  он  почти  вспомнил...  Что?..  Он  чуть  не
вскрикнул - боль, острая, режущая боль заставила его вжаться в кресло.
   Ладно... Он вспомнит...
   Хенк искал выход. Хенк не хотел беды протозиду. Он верил, что и  протозид
никому не хочет беды.  То,  что  он  идет  к  квазару  Шансон,  не  означает
угрозы... Хенк не хотел, чтобы этот протозид был убит, он искал  возможность
передать свою мысль протозиду.
   - Пристегнитесь, - приказал он Челышеву и Хархаду, пересаживаясь в кресло
дистанционного Преобразователя. И постучал пальцем по микрофону.
   - Я готова, - не сразу, но откликнулась  Шу.  Казалось,  она  чувствовала
состояние Хенка. Или ее смущали  гости?  Это  были  первые  гости  на  борту
"Лайман альфы"... Хенк старался не думать об этом. Он  тронул  ногой  педаль
дальномера, и протозид сразу приблизился, занял собой почти весь экран.
   -  Три  градуса...  Четыре  градуса...  Пять  градусов...  -   размеренно
отсчитывала Шу.
   Хенк развел сферу охвата, и силуэт  протозида  полностью  вошел  в  круг,
вычерченный  локаторами  Преобразователя.  Координатная  сеть  туго   оплела
массивную запятую - осталось нажать на рычаг разрядника.
   Хенк медлил.
   Была надежда: протозид поймет, протозид сместит себя в иное пространство.
Он это мог... Но протозид оставался немым и ко всему равнодушным.  Он  видел
"Лайман альфу", но не испытывал к ней никакого интереса.
   - Почему ты тянешь? - не выдержал Петр Челышев. -  Почему  генераторы  не
переключены на гравитационную пушку?
   - На борту "Лайман альфы" нет пушек...
   - Вообще? - удивился Челышев.
   Хенк усмехнулся. Он вовремя  вспомнил  древнее  слово.  Он  произнес  его
вслух:
   - Я не пират. Мне не нужны пушки.
   - Как же ты собираешься воздействовать?..
   -  Для  хода  на  досветовых   скоростях   "Лайман   альфа"   оборудована
противометеорной защитой.
   - Ты говоришь не очень уверенно...
   - Мне не по душе ваш приказ.
   - Приказ Земли! - упрямо поправил Челышев.
   - Пусть так, но мне он не по душе.
   Хенк солгал Челышеву и Хархаду.
   На борту "Лайман альфы" не было гравитационных пушек, но не  было  на  ее
борту и противометеорной защиты. На "Лайман альфе" стоял Преобразователь. Не
стандартная машина Конечных станций, умеющая Арианца или  обитателя  Гинапса
одеть в квазичеловеческую плоть, а  мощный  прибор,  рассчитанный  на  любую
форму. Хенк радовался, что не успел зарегистрировать Преобразователь. Сейчас
это было ему на руку. Он нашел выход.
   - Пора! - требовал Челышев.
   И Хенк понял - пора, и нажал на рычаг разрядника.
   Они не отрывали глаз от экрана.
   Но ничего не произошло.
   Протозид, темный и  равнодушный,  висел  в  тугой  координатной  сети  и,
казалось, так ничего и не почувствовал. Но так лишь казалось. Хенк знал, что
пусть на долю секунды, на крошечную, ничтожную долю секунды,  но  даже  этот
ничего не чувствующий организм содрогнулся от боли и ужаса разрушения, и эти
боль и ужас разрушения ("преобразования" - поправил себя Хенк) на ту же долю
секунды испытал  каждый  другой  протозид,  как  бы  далеко  он  от  них  ни
находился.
   "Они знают, что это сделал я", - ужаснулся Хенк.
   Протозид исчез.
   На его месте, разматываясь, как смерч, вверх и  вниз  от  "Лайман  альфы"
расплывалась гигантская пылевая туча,  черный  шлейф,  перекрывший  мерцание
редких звезд, траурный свиток, развернутый его, Хенка, руками.
   - Дельная работа! - одобрил Челышев. - Протозид развалился на атомы.
   - Что дальше? - сухо спросил Хенк.
   - Дальше - Симма, - с облегчением вздохнул Челышев. -  У  тебя  есть  еще
двое суток, Хенк. Посети Аквариум, посмотри оффиухца, заходи к нам. В  наших
комнатах все, как на Земле. Когда работа  закончена,  нам  ничто  не  должно
напоминать о ней.
   - Я бы тоже не хотел о ней помнить...
   - Ну, ну, Хенк. Мы делаем  общее  и  нужное  дело.  Погоди,