венных продуктов. В свою очередь, мальчик сказал, чтобы в полет взяли побольше воды, и они наполнили его пластиковые мешки.
     На корабле Вэна не было кроватей, но он успокоил всех, сказал, что они и не нужны, потому что антиускорительные коконы во время маневров отлично предохраняют от перегрузок, а во время свободного полета можно спать, плавая в воздухе. Но это предложение отвергли и Ларви, и Пол. Они перенесли со своего корабля постели, а заодно и личные вещи: Джанин прихватила запас парфюмерии и книги, у Ларви была закрытая сумка, у Пола - карты для игры в солитер. Работа оказалась долгой и трудной, хотя они обнаружили, что можно ее облегчить, если просто толкать пластиковые мешки и другой груз по коридорам.
     Наконец все было готово к полету. Пейтер с мрачной физиономией сидел у стены в коридоре, смотрел на то, как они суетятся, и пытался сообразить, что же они забыли. В какой-то момент Джанин показалось, что они уже обращаются с ним, как с отсутствующим, если не мертвым. Испытывая жалость к отцу и чувство стыда, она подошла к нему и тихо сказала:
     - Папа. Не расстраивайся. Мы вернемся, как только сможем.
     Пейтер понимающе кивнул.
     - Сорок девять дней пути в один конец плюс время, которое вы захотите провести там. - Он оттолкнулся от стены, позволил Ларви и Джанин поцеловать себя, а затем с наигранной веселостью проговорил: - Счастливого пути. Вы уверены, что ничего не забыли?
     Ларви задумчиво осмотрелась.
     - Думаю, нет. Может, стоит сказать твоим друзьям, что мы летим, Вэн?
     - Мертвецам? - Он улыбнулся. - Зачем? Они ведь не живые. У них нет чувства времени.
     - Почему же ты тогда так их любишь? - спросила Джанин.
     Вэн уловил в ее вопросе нотку ревности и нахмурился.
     - Они мои друзья, - с некоторым укором, печально ответил он. - Их не всегда можно воспринимать серьезно, и они часто обманывают. Но я никогда их не боялся.
     От смущения и чувства вины перед мальчиком у Ларви перехватило дыхание.
     - О Вэн, - сказала она, притрагиваясь к нему. - Я знаю, мы не всегда были добры к тебе. Но ты должен понять, мы прилетели очень издалека и испытываем большое напряжение. На самом деле мы не такие плохие, какими тебе показались.
     После это сентиментальной .сцены старый Пейтер решил, что с него хватит.
     - Отправляйтесь же наконец! - громко рявкнул он. - Лучше докажите это ему, а не разговаривайте без конца. А потом вернитесь и докажите то же самое мне!

6. После лихорадки

     Меньше двух часов - приступ никогда не был таким коротким. И таким интенсивным. Один процент населения, наиболее восприимчивый к лихорадке, просто отключился на четыре часа, но и все остальные были сильно поражены.
     Я оказался одним из счастливчиков. Во время приступа отделался всего лишь шишкой на голове от падения и был заблокирован в своей комнате. Я не покалечился в разбившемся автобусе, не погиб в потерпевшем крушение самолете, не попал под поезд и не истек кровью на операционном столе, пока хирурги и сестры беспомощно дергались на полу. Все, что я испытал, это один час пятьдесят одна минута и сорок четыре секунды безумных видений, да еще ослабленных сознанием того, что эти мучения со мной разделяют одиннадцать миллиардов человек.
     Конечно, все эти одиннадцать миллиардов сразу попытались с кем-нибудь связаться, и все линии связи оказались надолго забиты. В это же время в своем голографическом пространстве нарисовалась Харриет и сообщила, что меня ждет по крайней мере двадцать четыре вызова: моя научная программа, программа-юрист, несколько бухгалтерских программ различных моих же предприятий, а также вполне реальные, живые люди. Но среди них, извиняющимся тоном сообщила Харриет, Эсси не было, все линии связи с Таксоном заняты, и я со своей стороны связаться тоже не мог.
     Ни одну из машин безумие не задело. Как всегда. С машинами случались разные неприятности, когда к ним подсоединялись живые люди для обслуживания или перенастройки. Но поскольку, по статистике, это происходило не менее миллиона раз каждую минуту, где-то в мире та или другая машина все равно отказывала, поэтому неудивительно, что требовалось время для наведения порядка.
     Прежде всего дела - следовало подсчитать убытки. Я дал Харриет перечень приоритетных вопросов, и она стала выдавать отчеты. Короткое сообщение с пищевых шахт: значительного ущерба нет. Недвижимость: несколько пожаров и наводнений -ничего особенного. Кто-то на рыбной ферме оставил открытой загородку, и шестьсот миллионов мальков уплыли и растворились в открытом море. Но мне там принадлежит немного акций. ?В целом, - подумал я, - лихорадка кончилась для меня запахом роз. Во всяком случае, я отделался гораздо легче большинства?.
     Лихорадка обрушилась на Индийский субконтинент ночью, а накануне днем на него же налетел самый сильный и разрушительный за последние пятьдесят лет ураган с Бенгальского залива. Погибло и пропало без вести огромное количество людей. Спасательные работы на два часа остановились. Десятки, может быть, сотни миллионов людей просто не могли выбраться из воды, и весь южный Бангладеш превратился в полное трупов болото. Прибавьте к этому взрыв нефтеочистительного завода в Калифорнии, крушение поезда в Уэльсе, несколько незарегистрированных катастроф - компьютеры еще не подвели окончательного итога, но каждую минуту приходили все новые ужасные сообщения.
     К тому времени, как я разделался с самыми срочными вызовами, пошли лифты. Я перестал быть пленником в собственном кабинете. Глядя в окно, я видел улицы Вашингтона - вид вполне нормальный. Но мой полет в Таксон откладывался. Большая часть реактивных самолетов два часа находилась в воздухе на автопилоте. Они истратили все горючее, и теперь им приходилось садиться в любом подходящем месте/Все расписания оказались сорванными. Харриет старалась изо всех сил, но смогла получить билет только на середину следующего дня. Я даже не мог дозвониться до Эсси, потому что линии по-прежнему были забиты. Но это лишь неприятность, а не проблема. Если бы я действительно захотел улететь, можно было бы это организовать - у богатых граждан есть свои привилегии. Но и свои удовольствия тоже, и я все же решил, что приятно будет удивить Эсси, неожиданно появившись у нее.
     А пока у меня есть несколько часов.
     И все время ко мне прорывается научная программа. Ну, это на десерт после шпината и печени. Я все откладывал Эйнштейна, пока не нашлось времени для основательного разговора. И вот это время настало.
     - Харриет, давайте его, - сказал я, и на экране тут же появился Альберт Эйнштейн. Вид у него был непривычно напряженный и несколько смущенный. - Что случилось, Альберт? - поинтересовался я. - Надеюсь, что-нибудь хорошее?
     - Конечно, Робин. Мы установили источник лихорадки. Это Пищевая фабрика!
     Это была моя вина. Если бы я сразу выслушал Альберта, то не был бы, вероятно, последним человеком на Земле, Узнавшим, что вся беда исходит от принадлежащей мне собственности. Это первое, что пришло мне в голову, и пока Альберт просвещал меня, я думал о возможной ответственности и преимуществах, которые давало мне новое положение. Первое и самое главное - источник на фабрике.
     - Если бы я только вовремя сопоставил данные, - винил себя Альберт, - мы бы установили источник годы назад. Было же и множество других намеков, согласующихся с их фотонной природой.
     - С какой природой?
     - Это электромагнитные колебания, Робин, - объяснил он. Альберт набил табак в трубку и потянулся за спичками. - Понимаете, дело во времени передачи. Приступ начался в тот момент, когда мы получили с фабрики сообщение о происшедшем.
     - Минутку. Ведь у хичи есть радио-быстрее-света. Почему же они его не использовали?
     - Ах, Робин! Если бы мы только знали это! - Он прикурил трубку. - Я могу лишь предположить, - пуф, пуф, пуф, - что этот особый эффект не совместим с их обычными способами передачи сообщений, но о причинах я не могу даже гадать. И, конечно, - продолжал он, - сразу возникает множество вопросов, на которые у нас пока нет ответов.
     - Да, - согласился я, но не стал расспрашивать о них. Меня интересовало кое-что другое. - Альберт! Покажи корабли и станции, с которых ты получаешь информацию из космоса.
     - Конечно, Робин. - Всклокоченные волосы и морщинистое приветливое лицо растаяли, и экран заполнился объемным изображением околосолнечного пространства. Девять планет. Полоска пыли - это пояс астероидов. И далеко за всем этим порошковая оболочка - облако Оорта. И примерно сорок светящихся точек. Изображение было дано в логарифмической шкале, иначе оно бы не вместилось, поскольку размеры планет и искусственных сооружений были значительно увеличены. Голос.
     - Четыре зеленых корабля наши, Робин, - пояснил голос Альберта. - Одиннадцать синих объектов - установки хичи: круглые только недавно обнаружены, зеленые огоньки в форме звезд - объекты, на которых побывали люди, на большинстве из них есть экипажи. Остальные корабли принадлежат другим коммерческим организациям или правительствам.
     Я рассматривал голографическое изображение части нашей Галактики. Рядом с голубой звездой, обозначающей Пищевую фабрику, было не очень много зеленых огоньков.
     - Альберт? Если бы мы направили другой корабль к фабрике, какой из них долетел бы туда быстрее?
     Эйнштейн снова появился, но на этот раз в нижнем углу экрана. Он хмурился и покусывал мундштук трубки. Над его головой, возле Сатурна начал мигать золотой огонек.
     - Это бразильский крейсер. Он только что покинул базу на Тритоне. Мог бы долететь за восемнадцать месяцев, - сказал Альберт. - Я показал только те корабли, которые входят в мою радиолокацию. Есть еще несколько, - по всему экрану возникли новые огоньки, - они могли бы долететь быстрее, если у них достаточно горючего и припасов. Но ни один не доберется быстрее, чем за год.
     Я вздохнул.
     - Убери это, Альберт. Мы столкнулись с чем-то неожиданным.
     - С чем именно, Робин? - участливо спросил он. Эйнштейн снова заполнил собой экран и удобно сложил руки на животе.
     - Этот кокон, кушетка с сетчатым пологом. Не знаю, как все это себе объяснить. Я не понимаю, как он функционирует. Для чего он служит, Альберт? Ты можешь высказать предположения?
     - Конечно, Робин, - ответил он, оживленно кивая. - Мои лучшие версии имеют очень низкую вероятность, но это потому, что в уравнении слишком много неизвестных. Скажем так: допустим, вы - хичи, что-нибудь вроде антрополога, и вам надо последить за развитием цивилизации. Эволюция длится слишком долго, и вам недосуг все это время сидеть здесь. Вам хочется делать выборочные просмотры, скажем, через каждые несколько тысяч лет, что-то вроде контрольных срезов. Если у вас имеется такой кокон, вы можете посылать кого-нибудь на Пищевую фабрику один раз в несколько тысяч лет. Улегшись в кокон, исследователь мгновенно узнает, что происходит с подопытной цивилизацией. Это заняло бы какие-то минуты. - Раздумывая, Альберт немного помолчал и потом продолжил: - Далее я выскажу предположение, которое основывается на другом предположении. Я даже не стал бы вычислять его, вероятность слишком мала. Потом вы находите что-то интересное и тогда решаете заняться более глубоким исследованием. Вы можете даже пойти дальше и начать вмешиваться в развитие цивилизации, так сказать, вносить собственные коррективы. Внушать решения проблем, посредством того же внушения заставлять решать новые - нужные вам задачи. И так далее, и тому подобное. Кокон не только воспринимает, но и передает информацию, отсюда и приступы лихорадки. Предположим, он может передавать концепции. Мы знаем, что в истории человечества многие великие изобретения появлялись одновременно в нескольких странах и, по-видимому, независимо друг от друга. Не исключено, что это хичи внушили землянам с помощью кушетки.
     Он сидел, попыхивал трубкой и улыбался мне, а я в это время думал о его словах.
     Но сколько я ни думал, яснее не становилось. Страшнее - может быть. Но успокоиться мне было не на чем. Мир фундаментально изменился с тех пор, как первые астронавты открыли на Венере туннели хичи, и чем дальше продолжаются исследования, тем больше мир преображается. Заброшенный ребенок, играя чем-то таким, чего сам не понимал, на целых десять лет вверг человечество в приступы безумия. Если мы будем и дальше продолжать играть тем, чего не понимаем, что еще покажут нам хичи? Не говоря уже о тошнотворном предположении Альберта, что эти богоподобные существа шпионят за нами сотни тысяч лет и, может, время от времени бросают нам крошки со своего барского стола, чтобы посмотреть, как мы распорядимся тем или иным изобретением.
     Я велел Альберту изложить мне все новости о том, что происходит на Пищевой фабрике, и пока он сообщал факты, вызвал Харриет. Она появилась в углу экрана, вопросительно взглянула на меня и получила заказ на обед. Альберт же продолжал говорить и демонстрировать кадры. Он получает сообщения круглосуточно и сейчас показывал мне отдельные сцены: юного космического робинзона Вэна, группу Хертеров-Холлов, закоулки фабрики. Проклятая махина продолжала упрямо двигаться по своему курсу. Оценки свидетельствовали, что она направляется к новому скоплению комет, в нескольких миллионах миль, и при нынешней скорости доберется туда через несколько месяцев.
     - И что тогда? - спросил я. Альберт виновато пожал плечами.
     - Предположительно, останется там, пока не переработает все содержащие CHON ингредиенты.
     - Мы можем передвинуть ее?
     - Неизвестно, Робин. Может быть. Кстати, у меня есть собственная теория об управлении нашими кораблями, которое практикуют хичи. Когда корабль достигает действующего артефакта - Пищевой фабрики, Врат или еще чего-нибудь, - открывается доступ к контролю, и корабль можно перепрограммировать на новый курс. Я считаю, что именно это произошло с миссис Патрицией Боувер. И тут, кстати, есть очевидные выводы.
     Не люблю, когда компьютерная программа считает себя Умнее меня.
     - Ты хочешь сказать," что по всей Галактике разбросаны застрявшие старатели с Врат, доступ к приборам у них открыт, но они просто не знают, как их настроить?
     - Конечно, Робин, - одобрительно ответил он. - Может, с этим и связано загадочное явление - то, что Вэн Называет Мертвецами. Мы, кстати, получили некоторые их разговоры. Иногда ответы иррациональны, и, конечно, нам мешает то, что мы не можем участвовать в разговоре. Но похоже, что они являются... когда-то были обычными людьми.
     - Ты хочешь сказать, что это не программы, а живые люди?
     - Конечно, Робин. Хотя бы в том смысле, в каком запись голоса Энрико Карузо представляет некогда жившего неаполитанского тенора. Живы ли они сейчас, это вопрос определения, что такое жизнь. То же самое можно сказать... - пуф, пуф, пуф... - и обо мне.
     - Гм. - Я подумал с минуту и затем спросил: - Почему же у них бывают такие нелепые ответы?
     - Я бы сказал, несовершенство записи. Но не это главное. - Я терпеливо дожидался, пока он выколотит трубку и сообщит мне, что же там все-таки главное. - Кажется несомненным, что осуществлялась эта запись на химическом уровне, с мозгов живых старателей.
     - Хичи убили их и поместили мозги в стеклянные сосуды?
     - Конечно, нет, Робин. Прежде всего я сказал бы, что старатели умерли естественной смертью, а не были убиты. Это изменило химический состав мозга и способствовало искажению информации. И конечно же, их несчастные мозги поместили не в стеклянные сосуды. Возможно, в какой-то химически аналогичный материал. Но самое главное, как это могло происходить.
     Я застонал.
     - Ты хочешь, чтобы я стер твою программу, Альберт? Все это я мог бы получить гораздо быстрее при помощи прямого изображения.
     - Конечно, можете, Робин, - экран замерцал, - но это будет не так интересно. Вопрос вот в чем, Робин: откуда у хичи оборудование для чтения человеческого мозга? Подумайте об этом, Робин. Кажется очень маловероятным, чтобы у хичи были те же химический состав и структура мозга, что и у человека. Близко - да. Мы знаем примерно, что они ели, чем дышали. Фундаментально их химизм похож на наш. Но пептиды - очень сложные молекулы. Крайне маловероятно, что химические составляющие мозга, соответствующие, скажем, умению исполнять Сибелиуса или пользоваться туалетом, были у них такие же, как у нас. - Альберт стал снова набивать трубку, поймал мой недовольный ожидающий взгляд и торопливо закончил свою мысль: - Следовательно, Робин, я заключаю, что эти машины были созданы не для мозга хичи. Он меня удивил.
     - Значит, специально для людей? Но зачем? Каким образом? Откуда они знали? Когда...
     - Пожалуйста, Робин. Следуя вашей же инструкции, ваша супруга запрограммировала меня на создание гипотез из незначительных фактов. Я не могу защитить то, что говорю. Но, - кивая добавил он, - у меня есть свое мнение, да.
     - Боже! - Он, казалось, ничего не хотел добавить к своей теории, и я перешел к другой проблеме. - А что такое Древние? Они люди?
     Альберт выбил пепел из трубки и лениво потянулся за кисетом.
     - Я думаю, нет, - сказал он наконец.
     Я не стал спрашивать, какова альтернатива его заявлению. Не хотел слышать.
     Когда Альберт на время иссяк, я попросил Харриет включить программу-юриста. Но сразу поговорить мне не удалось, потому что принесли обед, а официантом оказался человек. Он стал спрашивать, как я перенес лихорадку, потом рассказывал, как тяжко пришлось ему, и это заняло Немало времени. Наконец я остался перед голограммой, Разрезал своего цыпленка и проговорил:
     - Давай, Мортон. Что за дурные новости?
     - Вы знаете, что Боувер подал иск? - извиняющимся тоном начал он.
     - Что за Боувер?
     - Муж Патриции Боувер. Или вдовец, в зависимости от точки зрения. Назначено было время разбирательства, но у судьи случился тяжелый приступ лихорадки... Ну, он, конечно, не прав, Робин, но судья отказал нам в назначении другого времени и сразу перенес вопрос на большое жюри.
     Я перестал жевать.
     - Разве такое возможно? - спросил я, пережевывая мясо настоящего цыпленка.
     - По крайней мере он так сделал. Мы, конечно, подали апелляцию, но дело несколько усложнилось. Адвокат Патриции получил возможность выступить и указал, что пропавшая Боувер отправила сообщение о своем открытии. Следовательно, возникает вопрос, на самом деле она завершила полет или нет. Тем временем...
     Иногда мне кажется, что Мортон ведет себя слишком по-человечески: он знает, как затягивать разговор.
     - Тем временем что? - нетерпеливо спросил я.
     - Ну, вследствие последнего... гм, эпизода возникли новые осложнения. Корпорация ?Врата? хочет выждать, пока не разберется с этим делом об источнике лихорадки, и согласилась с вынесенным судебным запретом. Ни вы, ни Корпорация ни в какой форме не должны продолжать исследования Пищевой фабрики.
     - Вздор, Мортон! - взорвался я. - Ты хочешь сказать, что если мы притащим эту штуковину сюда, то не сможем ее использовать?
     - Боюсь, что дело обстоит гораздо хуже, - извиняющимся тоном ответил он. - Вы не должны даже сдвигать ее с орбиты. Вы не имеете права вмешиваться в работу фабрики на протяжении всего судебного разбирательства. Боувер утверждает, что, передвигая фабрику, уводя ее из района комет, вы не даете ей производить пищу и тем самым ущемляете его законные интересы. Ну, с этим мы бы справились. Но Корпорация ?Врата? должна прекратить всякую деятельность, пока не будет окончательно ликвидирована возможность лихорадки.
     - О Боже! - Я отложил вилку. Больше мне не хотелось есть. - Хорошо, что они не могут меня заставить исполнять этот дурацкий запрет.
     - Да, Робин, потому что требуется много времени для связи с партией Хертеров-Холлов, - согласно кивнул он. - Однако...
     Он исчез. По диагонали соскользнул с экрана, и на нем появилась Харриет. Выглядела она ужасно. У меня добротные программы. Но они не всегда приносят хорошие новости.
     - Робин! - воскликнула Харриет. - Сообщение из Центральной больницы Аризоны. Относительно