и все странно смотрели на меня, когда я шел по нему. Конечно, они знали, кто я такой. Все знают о Хертерах-Холлах, и моя фотография передавалась на ПВ вместе с ними. Не сомневаюсь, что в этот момент выглядел я странно - потный и сердитый.
     Когда я ввалился в свой номер, компьютерный пульт был полон разноцветных огней. Прежде всего я направился в ванную и через плечо, сквозь открытую дверь крикнул:
     - Харриет! Задержи на минуту все сообщения и дай мне Мортона. Я не хочу отвечать, мне нужно только отдать приказ. - В углу экрана появилось маленькое лицо Мортона. Выглядел он обеспокоенно, но готов был слушать. - Мор-тон, я только что виделся с Боувером. Я сказал ему все, что смог придумать, и это ничего не дало, поэтому мне нужны частные детективы. Я хочу просветить всю его жизнь, как это никогда не делалось раньше. Уверен, что этот сукин сын где-нибудь да споткнулся. Я хочу его хорошенько поприжать. Даже если обнаружится десятилетней давности штраф за нарушение парковки, я раздую это дело до вселенских масштабов и сломаю его. Действуй немедленно.
     Мортон молча кивнул, но не исчез. Это значило, что он уже занялся делом и хочет что-то сказать, если я разрешу. Над ним виднелось большое лицо Харриет. Она ждала, пока истечет минута отсрочки.
     Я вернулся в комнату и сказал:
     - Ладно, Харриет, давай. По степени важности и по одному за раз.
     - Да, Робин, но... - Она заколебалась, делая быструю оценку новостям. - Есть два срочных вызова, Робин. Первый. Альберт Эйнштейн хочет обсудить с вами захват группы Хертеров-Холлов, по-видимому, хичи.
     - Захват? Какого дьявола ты... - Я замолчал, сообразив, что, очевидно, она не могла мне сообщить, потому что я весь день был недосягаем. А Харриет не стала ждать, пока я закончу, и продолжила:
     - Однако, я думаю, вы предпочтете вначале услышать сообщение доктора Лидерман, Робин. Я уже связалась с ней, и она готова поговорить с вами немедленно, не в записи.
     Это меня остановило.
     - Давай, - приказал я. И понял, что от личного сообщения, даже не в записи, Вильмы Лидерман ждать хорошего нечего. - В чем дело? - спросил я, как только она появилась.
     На ней было вечернее платье с орхидеей на плече. Впервые я видел ее такой после нашего венчания.
     - Не паникуйте, Робин, - сказала она, - но у Эсси рецидив. Она снова на полной машинной поддержке.
     - Что?!
     - Ну, дело не так плохо, как звучит. Эсси не спит, в сознании, не испытывает боли, состояние ее стабильное. Мы можем держать ее так бесконечно...
     - Переходите к ?но?!
     - Но у нее отторжение почки, и ткани вокруг не регенерируют. Ей понадобится много новых трансплантатов. Примерно два часа назад отказала система мочеиспускания, теперь производится искусственный диализ. Но это еще не самое плохое. У нее так много новых органов и кусков по всему телу, что вся ее иммунная система не выдержала. Нам придется всюду отыскивать подходящие для замены ткани, и все равно понадобится долго подавлять иммунитет, чтобы не было отторжения.
     - Вздор! Прямо как в средние века! Она согласно кивнула.
     - Обычно мы подбираем очень точную замену, но не для Эсси. Не в этот раз. Прежде всего у нее очень редкая группа крови, вы знаете. Она русская, и ее тип в этой части света встречается редко...
     - Ради Бога, так добудьте в Ленинграде!
     - Я как раз собиралась сказать, что мы проверяем банки тканей по всему миру. Подберем близкие. Очень близкие. Но все равно сохраняется определенный риск.
     Я внимательно посмотрел на нее, вслушиваясь в тон ее голоса.
     - Риск не точно подобрать? - Она мягко покачала головой. - Вы хотите сказать, риск умереть? Я вам не верю! Для чего тогда Полная медицина?
     - Робин, она уже умерла от этого, вы знаете. Мы ее оживили. Есть пределы шока, который она выдержит.
     - Тогда к дьяволу операцию! Вы сказали, у нее стабильное состояние!
     Вильма взглянула на свои сжатые руки, потом снова на меня.
     - Она пациент, Робин, а не вы.
     - Что это значит?
     - Это ее решение. Она уже решила, что не хочет вечно быть привязанной к машинам. Завтра утром новая операция.
     Я сидел, глядя на опустевший экран, сидел очень долго. Уже давно исчезла Вильма, появилась моя секретарша, терпеливо ожидая приказов.
     - Харриет, - сказал я наконец, - я хочу ночью лететь домой.
     - Да, Робин, - ответила она. - Я уже заказала вам билет. Прямого рейса нет, вам придется пересаживаться в Каракасе, и в Нью-Йорке вы будете около пяти утра. Операция назначена на восемь.
     - Спасибо. - Она продолжала молча ждать. Внизу в правом углу виднелось лицо Мортона, крошечное и упрекающее. Он молчал, но время от времени прочищал горло или сглатывал, чтобы напомнить мне, что ждет. - Мортон, - устало обратился я к нему, - разве я не велел тебе исчезнуть?
     - Я не могу сделать это, Робин. У меня неразрешимая дилемма. Вы дали приказ относительно мистера Боувера...
     - Да. Если я так не могу с ним справиться, то, может, просто убью.
     - Вы можете не беспокоиться, - торопливо ответил Мортон. - Для вас есть сообщение от его адвоката. Он решил принять ваше предложение.
     Я смотрел на него широко раскрыв глаза.
     - Я ничего не понимаю, Робин.
     - Не понимают и его адвокаты, - быстро ответил Мортон. - Они очень расстроены. Но есть личная записка вам, может, она что-нибудь объяснит.
     - Что за записка.
     - Цитирую: ?Может быть, он все-таки поймет?. Конец Цитаты.
     В моей путаной жизни, которая вдруг неожиданно стала сложной, было много трудных дней, но этот оказался особым. Я забрался в горячую ванну и пролежал в ней полчаса, пытаясь совершенно опустошить мозг. У меня ничего не вышло.
     До самолета оставалось три часа. Я не знал, что мне с ними делать. Вообще-то дела у меня были: Харриет пыталась привлечь мое внимание, Мортон желал подтвердить контракт с Боувером, Альберт - обсудить биоанализ отходов хичи, подобранных кем-то. Все хотели говорить со мной обо всем. А я ничего этого не хотел. Я застрял в своем растянувшемся времени, глядя, как мир проносится мимо. Но и это была иллюзия - он не проносился, он полз.
     Хорошо, что Боувер решил, будто я что-то понял. Хорошо бы также, он объяснил, что именно я должен понять.
     Спустя какое-то время я набрался достаточно энергии, чтобы позволить Харриет передать мне самые настоятельные дела, требовавшие немедленных решений. И я принимал эти решения, а после этого, держа в руках молоко и крекеры, прослушал сводку новостей. В основном говорили о захвате Хертеров-Холлов - обо всем этом я мог бы узнать у Альберта куда больше, чем по ПВ.
     Неожиданно я вспомнил, что Альберт хотел поговорить со мной, и почувствовал, что у меня есть цель в жизни. У меня есть на кого орать.
     - Придурок! - рявкнул я, как только он материализовался. - Магнитным записям уже больше ста лет. Почему ты не мог прочесть их?
     Он спокойно смотрел на меня из-под своих густых седых бровей.
     - Вы имеете в виду так называемые молитвенные веера, не так ли, Робин? Конечно, мы пытались их прочесть, и даже много раз. Мы испытывали разные виды магнитных полей: постоянные и осциллирующие, осциллирующие с разной скоростью. Мы испробовали одновременно даже микроволновое излучение, но, как выяснилось, неправильного типа...
     Я был по-прежнему разъярен, но не настолько, чтобы не заметить его намека.
     - Ты хочешь сказать, что есть правильный тип?
     - Конечно, Робин, - простодушно улыбнулся он. - Получив запись приборов Хертеров-Холлов, мы ее просто продублировали. Та самая микроволновая радиация, что пронизывает Пищевую фабрику, поток в несколько микроватт эллиптически поляризованного микроизлучения в миллион ангстрем. И тут же получили сигнал.
     - Чертовски замечательно, Альберт! И что же это вам дало?
     - Ну, - сказал он, снова набивая трубку, - пока немного. Запись голографическая, сжатая во времени. Мы получили тучу обрывочных символов, прочесть которые не в состоянии. Это язык хичи. Но теперь это просто криптография, так сказать. И нам нужен только Розеттский камень.
     - И долго ждать?
     Он пожал плечами, развел руки и его изображение замерцало.
     - Ну ладно, - немного подумав, проговорил я. - Пока оставим это. Теперь другое. Я хочу, чтобы все данные об этом: частота микроволн, схемы - все было сообщено моей юридической программе. Все, что можно запатентовать, должно быть запатентовано.
     - Конечно, Робин. Гм. Хотите послушать о Мертвецах?
     - А что о Мертвецах?
     - Ну, - сказал он, - не все они люди, Робин. В этих записях встречаются любопытные маленькие сознания. Мне кажется, именно их вы называете Древними.
     У меня поползли мурашки по коже.
     - Хичи?
     - Нет, нет, Робин! Почти человеческие. Но не совсем. Они плохо владеют языком, особенно самые ранние записи, и вы даже представить себе не можете, сколько требуется компьютерного времени, чтобы проанализировать и понять смысл этих записей.
     - Боже! Эсси будет захвачена, когда... - Я остановился. На мгновение я забыл об Эсси. - Что ж, - продолжил я, - это... интересно. Что еще?
     Но на самом деле мне уже не было интересно. Я использовал свои последние запасы адреналина и чувствовал себя обессиленным.
     Я прослушал остальные сообщения Альберта, но большинство просто пропустил мимо ушей. Стало известно, что захвачены три члена группы Хертеров-Холлов. Хичи привели их в веретенообразное помещение, где находится какая-то старая машина. Камеры ничего интересного не показывали. Мертвецы сошли с ума, ничего разумного от них добиться не удавалось. Местонахождение Пола Холла неизвестно, возможно, он пока находился на свободе. Возможно, был жив.
     Тонкая линия связи между Мертвецами и Пищевой фабрикой еще действовала, но неясно было, надолго ли ее хватит. Органическая химия тканей хичи оказалась поразительной - она куда больше походила на человеческую биохимию, чем можно было полагать.
     Я выслушал все это, но продолжать не просил и стал смотреть коммерческое ПВ. По одному из каналов показывали двух комиков, которые обменивались смешными репликами. К несчастью, на португальском языке, поэтому я ничего не понимал. Впрочем, сейчас это было не важно. Мне нужно было убить еще час, и я продолжал смотреть.
     Я восхищался прекрасной кариокой с фруктовым салатом в волосах, с которой комики время от времени стаскивали части скромного туалета.
     Неожиданно мое внимание привлек красный сигнал Харриет. Прежде чем я собрался ответить, картинка исчезла с экрана и мужской голос что-то сообщил по-португальски. Я ни слова не понял, но узнал тут же появившееся изображение. Это была Пищевая фабрика, снятая Хертерами-Холлами, когда они подлетали к ней. В короткой фразе диктора звучали слова: ?Пейтер Хертер?, ?Может быть?, ?Да, на самом деле?.
     Изображение не изменилось, но послышался голос старого Хертера, гневный и твердый.
     - Мое сообщение, - произнес он, - должно быть немедленно передано по всем каналам связи. Это двухчасовое предупреждение. Через два часа я произведу минутный приступ лихорадки, для чего лягу на кушетку и вызову необходимые... гм... проекции. Предлагаю всем принять меры предосторожности. Если вы этого не сделаете, ответственность ляжет на вас, а не на меня. - Затем он недолго помолчал и продолжил: - Помните, у вас два часа, начиная с этого момента. Не больше. После приступа я снова выступлю, расскажу о причинах, которые заставили меня сделать это, и скажу, что требую в качестве своего законного права, если вы не хотите, чтобы приступы продолжались. Два часа. Начинаются... сейчас.
     Голос смолк. Снова появился диктор, испуганный и растерянный. Он что-то лихорадочно говорил по-португальски. Мне не важно было что, я все равно не понимал ни слова.
     Зато я очень хорошо понял, что сказал Пейтер Хертер. Он восстановил кушетку для сновидений и собирался воспользоваться ею. Не по невежеству, как Вэн. Не для быстрого эксперимента, как эта девочка, Джанин. Он собирался воспользоваться ею как оружием. В его руках оказался пистолет, нацеленный в голову всему человечеству.
     Моей первой мыслью была: сделка с Боувером не состоится. Теперь все возьмет в свои руки Корпорация ?Врата?, и я не могу ее в этом обвинить.

10. Древнейший

     Древнейший медленно пробуждался, по одному оживляя свои органы. Вначале ожили пьезофонические внешние Рецепторы. Их можно свободно назвать ?ушами?. Они все-гда включены в том смысле, что звуки всегда достигают их. Колебания воздуха воспринимаются кристаллами, и если возбуждение соответствует тем звукам, которыми Древнейшего называют его дети, импульс передается дальше и активизирует то, что можно назвать периферической нервной системой.
     В этот момент Древнейший еще не проснулся, но знает, что его будят. Оживают его подлинные органы слуха, внутренние, те, что анализируют и интерпретируют звуки. Познавательные цепи исследуют сигналы. Древнейший слышит голоса своих детей и понимает, что они говорят. Но слушает он небрежно и невнимательно, как спящий слышит жужжание мухи. Он еще не ?раскрыл глаза?.
     На этой стадии Древнейшим принимается решение. Если причина вмешательства в сон кажется серьезной, он возбуждает остальные свои цепи. Если же нет - Древнейший продолжает спать. Человек тоже может проснуться лишь настолько, чтобы отмахнуться от мухи. Когда Древнейший считает недостойной причину своего пробуждения, он обычно ?отмахивается? от своих детей. Его нелегко разбудить. Но если он все же решит проснуться, чтобы действовать или наказать помешавших сну, Древнейший активирует главную внешнюю оптику, а вместе с ней целую систему информационно-процессорных систем и оперативную память. Тогда он просыпается полностью, как человек, после сна глядящий на потолок.
     Внутренние часы Древнейшего подсказали ему, что на этот раз сон был совсем коротким. Меньше десяти лет. Теперь следовало выяснить, насколько важно то, ради чего его побеспокоили, и либо ?отмахнуться?, либо окончательно пробудиться.
     К этому времени Древнейший полностью осознавал свое окружение. Внутренняя телеметрия получала доклады о состоянии всех, даже самых отдаленных сенсоров, всех десяти миллионов тонн массы, в которой живут он и его дети. Сотни вводов информации вовсю действовали в оперативной памяти: разбудившие его призывные слова, изображение трех пленников, которых подвели к нему его дети, небольшая поломка в секции 4700 ?А?, необычное оживление среди записанных разумов, температура окружающей среды, инвентарь, направление движения и энергия двигателей. Если возникнет необходимость, подключится долговременная память, которая все еще спала.
     Перед Древнейшим стоял самый мудрый из детей, и по его коже между редкими прядями волос на щеках и шее стекали ручейки пота. Древнейший увидел, что это новый вождь, что он ниже и моложе своего предшественника, который был десять лет назад. На нем, как положено, было ожерелье из свитков для чтения, которое символизирует его пост. Вождь ждал решения.
     Древнейший повернул к нему свои основные внешние линзы и приказал говорить.
     - Мы захватили незнакомцев и привели их к тебе, - сказал вождь и с почтительной дрожью в голосе добавил: - Правильно ли мы поступили?
     Древнейший обратил свое внимание на пленников. Один из них не был чужаком. Им оказался тот самый щенок, которого он позволил родить пятнадцать лет назад. Теперь же он выглядел почти взрослым. Остальные двое были чужаками, к тому же самками. Тут было над чем поразмышлять. Когда раньше в его владениях появлялись чужаки, он не воспользовался возможностью произвести новое племя. А потом стало поздно - они почему-то перестали появляться.
     Подобное упущение - досадный факт. На основании своего прошлого опыта Древнейший не должен был его упускать. Древнейший сознавал, что за последние несколько тысяч лет его способность принимать решения несколько Ухудшилась, его высказывания больше не являются уверенными. Он стал рассуждать куда медленнее. Допускает ошибки. Древнейший не знал, каково будет его личное наказание за эти ошибки, и не хотел знать.
     Древнейший начал принимать решения. Он обратился к Долговременной памяти за прецедентами и перспективами и обнаружил, что перед ним несколько альтернативных возможностей. Древнейший активировал подвижные эффекторы. Его большое металлическое тело приподнялось и двинулось мимо вождя, к помещению, где содержались чужаки. На ходу он услышал удивленные возгласы своих детей, мимо которых двигался. Все были потрясены. Некоторые молодые особи никогда не видели, чтобы он двигался, и пришли в ужас.
     - Вы хорошо поступили, - успокоил он детей и услышал общий вздох облегчения.
     Из-за своих размеров Древнейший не мог войти в тесное помещение, но длинными эффекторами из мягкого металла он по очереди прикоснулся к пленникам. Его не волновало, что они кричали от ужаса и метались по комнате. Древнейшего интересовало только их физическое состояние. Оно оказалось удовлетворительным у всех троих. Двое, включая самца, были еще совсем молоды и потому пригодны к многолетнему использованию. Как бы он ни решил их использовать. И все трое как будто здоровы.
     Что касалось общения с ними, помехой служило то обстоятельство, что их истерические выкрики и проклятия произносились на одном из тех неприятных языков, которыми пользовались и их предшественники. Древнейший не понимал этого языка. Впрочем, это не являлось непреодолимым препятствием, он всегда сможет поговорить с ними через записанные сознания предыдущих пришельцев. Даже его собственные дети вырабатывали свой язык, и он не смог бы разговаривать с ними, если бы каждые десять поколений не записывал одного-двух самых разумных, чтобы использовать их сознания в качестве переводчиков. Больше ни для чего их использовать было нельзя. К великому сожалению Древнейшего, его дети во многих отношениях были бесполезны. Так что эту простую проблему решить можно было легко.
     Тем временем факты казались ему вполне благоприятными. Образцы находились в хорошем состоянии, они были явно разумны, пользовались инструментами и даже технологичны. С этого момента пришельцы принадлежали ему, и он может использовать их по своему усмотрению.
     - Кормите их. Охраняйте. Ждите дальнейших инструкций, - приказал он толпившимся вокруг детям, после чего втянул внешние рецепторы, чтобы поразмыслить, как использовать пришельцев для продвижения к центральной цели своей очень длинной жизни.
     Как записанная в машине личность, Древнейший мог рассчитывать на очень долгую жизнь - несколько тысяч лет. Но этого было недостаточно, чтобы осуществить главные планы. Древнейший уже продлил эту жизнь, растянул ее на неопределенный срок. В пассивном состоянии он почти не старел. Большую часть времени Древнейший проводил с отключенной системой питания в полной неподвижности. Он не отдыхал в такие периоды и даже не спал. Всего лишь ждал своего звездного часа, тогда как дети его проживали жизни и исполняли его волю. Зато снаружи медленно развивались астрофизические события.
     Время от времени Древнейший просыпался по сигналу своих внутренних часов, чтобы проверять, поправлять и пересматривать. Иногда его будили дети. Им было приказано делать это только в случае крайней необходимости - и очень часто. Впрочем, часто не по масштабам их короткой жизни, а только когда такая необходимость возникала.
     Когда-то Древнейший был существом из плоти и крови, таким же животным организмом, как его нынешние дети и пленники, которых они привели. Время это было чрезвычайно коротким, всего лишь легким CHON между освобождением из потного напряженного лона матери и тем моментом, когда он, полный ужаса, беспомощно лежал на операционном столе, а иглы вливали ему в кровь забвение, и вращающиеся ножи начали трепанировать его череп. Когда хотел, Бессмертный мог очень отчетливо вспомнить это время. Он мог восстановить в памяти все в своей короткой жизни, и в долгой, последовавшей за ней псевдожизни. Конечно, если отыскать, где в колоссальных запасах информации хранятся эти воспоминания. А вот этого он не всегда