кта, спираль начинает светиться и тогда вы уже точно знаете, что выживете.
     Все это время, несколько недель, я провел дома, чтобы, если Эсси захочет меня видеть, я оказался рядом. И все это время какая-то часть меня, которая согласилась на брак, негодовала из-за этого ограничения и желала, чтобы я был свободен.
     Как это понять, я не знал. Тут все основания для чувства вины, а это легко приходит ко мне, как постоянно говорил Зигфрид - моя старая психоаналитическая программа. Когда же я отправлялся на свидание с Эсси, выглядевшей как собственная мумия, радость и тревога заполняли мое сердце, а вина и негодование сковывали язык. Я отдал бы жизнь за ее здоровье. Но это не казалось мне разумным выходом, по крайней мере я не видел возможности заключения подобной сделки. Зато другая моя половина, та, что испытывала вину и враждебность, хотела, чтобы я был свободен и мог думать о Кларе и о возможности вернуть ее.
     Но несмотря ни на что, Эсси приходила в себя. И ее выздоровление шло довольно быстро. Ямы под глазами постепенно превратились в темные пятна. Трубки извлекли из ее ноздрей. Ела она часто и помногу, как поросенок. У меня на глазах Эсси прибавляла в весе, грудь ее полнела, бедра начинали приобретать силу и стать.
     - Мои поздравления врачу, - сказал я Вильме Лидерман, когда перехватил ее на пути к пациентке.
     - Да, она неплохо продвигается, - мрачно ответила Вильма.
     - Мне не нравится, как вы об этом говорите, - проговорил я. - В чем дело?
     - Да ничего, Робин, - смягчилась она. - Все анализы хорошие. Но Эсси так торопится!
     - Ведь это хорошо?
     - До определенной степени. А теперь, - добавила она, - я должна идти к пациентке. В любой день она может встать, а недели через две вернуться к нормальному образу жизни.
     Это было для меня новостью. И как неохотно я ее услышал.
     Все эти недели что-то нависало надо мной. Висело, как рок, как шантаж старого Пейтера Хертера, которому человечество ничего не могло противопоставить, как гнев хичи из-за нашего вторжения в их комплекс и внутренний мир. Правда, последнее иногда представлялось мне новыми возможностями, умопомрачительными технологиями, новыми надеждами и вполне реальными чудесами, ждущими исследования и использования. Вы решите, что я делаю различия между надеждами и тревогами? Неверно. И то и другое почему-то отчаянно пугало меня. Как говаривал старина Зигфрид, у меня большие способности не только к чувству вины, но и к тревогам.
     Если подумать, то мне было о чем беспокоиться. И причиной была не только Эсси. Когда достигаешь определенного возраста, сам не замечая того, начинаешь рассчитывать на некую стабильность в жизни. Например, на то, что у тебя все время будет столько денег, сколько ты привык тратить. Я давно уже не представляю себя без своих миллионов, а теперь моя юридическая программа говорит, что я должен подсчитывать каждый пенни.
     - Но я пообещал Хансу Боуверу миллион наличными, - ответил я, - и в ближайшее время собираюсь заплатить. Продай что-нибудь.
     - Я уже продал, Робин! - Мортон не сердился. Он просто не был запрограммирован для этого, но он вполне способен напускать на себя вид несчастного человека и таким и выглядел.
     - Продай еще что-нибудь. От чего нам лучше избавиться?
     - Ни от чего ?лучше?, Робин. Пищевые шахты обесценились из-за пожара. Рыбные фермы еще не оправились от потери мальков. Через месяц-два...
     - Через месяц-два деньги мне не понадобятся. Продавай! - в сердцах рявкнул я. А когда я отключил его и вызвал на связь Боувера, чтобы узнать, куда присылать миллион он выглядел искренне удивленным.
     - Ввиду того, что Корпорация ?Врата? начала действовать, - медленно проговорил он, - я думал, вы расторгнете наш договор.
     - Договор есть договор, - как можно беспечнее ответил я. - Юридические формальности могут подождать. Они не имеют особого значения.
     Он мгновенно что-то заподозрил. Почему люди всегда подозревают меня именно в тех случаях, когда я стараюсь быть предельно честным?
     - Почему вы так легкомысленно относитесь к законности? - спросил он и потер свою лысую макушку, которая выглядела как обгоревшая головешка.
     - Я никак не отношусь к законности, просто нет никакой разницы, вы или Корпорация. Как только вы отзовете свой судебный иск, его тут же навяжет мне Корпорация ?Врата?.
     За хмурым лицом Боувера на экране появилась моя секретарша. Она была похожа на доброго ангела, что-то шепчущего на ухо Боуверу. На самом же деле Харриет сказала мне:
     - Через шестьдесят секунд истекает срок ультиматума мистера Хертера.
     Я совсем забыл, что старый Питер дал нам еще одно четырехчасовое предупреждение.
     - Пора подготовиться к следующему удару Питера Хертера, - сказал я Боуверу и отключился. На самом деле меня нисколько не тревожило, помнит ли этот старый бродяга о предстоящей экзекуции или нет. Я просто хотел закончить разговор.
     Очень уж большая подготовка к лихорадке не требовалась. Крайне предусмотрительно и даже любезно со стороны Питера было каждый раз предупреждать нас о своем издевательстве и потом педантично наносить удар точно в указанное время. На таких домоседах, как я, это почти не отражалось. Другое дело пилоты и автомобилисты.
     Однако оставалась Эсси. Я на всякий случай заглянул к ней, чтобы убедиться, что в данный момент ее не моют и не кормят, что к ней не подсоединены катетеры. Ничего подобного я не обнаружил - Эсси спала нормальным CHON здорового человека. Ее красивые золотистые волосы были рассыпаны по подушке вокруг головы, и она слегка похрапывала.
     По пути к своему удобному стулу перед коммуникационным терминалом я ощутил у себя в мозгу этого старого шантажиста - Питера Хертера.
     Я давно сделался настоящим ценителем вторжения в мозг. Ну, это не особая редкость. Вот уже двенадцать лет, как все человечество стало таким. С тех пор как этот глупый мальчишка Вэн начал свои полеты на Пищевую фабрику. Его приступы были самыми тяжелыми и длились подолгу. Этот маленький дикарь делился с нами своими сумасшедшими фантазиями.
     Мечты обладают властью. Мечты - это нечто вроде высвободившегося безумия. По контрасту со снами Вэна легкое прикосновение Джанин Хертер было почти неощутимо, а педантичные двухминутные дозы Питера Хертера напоминали уличный сигнал: останавливаешь машину, нетерпеливо ждешь, пока сменится красный свет на зеленый, и едешь дальше своим путем.
     Я чувствовал то же, что и Питер: возраст, иногда голод или жажду, а один раз - угасающий гневный сексуальный порыв одинокого старика.
     Поудобнее усаживаясь в кресло, я напомнил себе, что и на этот раз ничего особенного не будет. Что-то похожее на л„гкое головокружение, когда слишком засидишься в одной позе и, вставая, приходится немного подождать, пока это ощущение уйдет. Но на этот раз оно не уходило. У меня все начало расплываться перед глазами из-за того, что я как бы одновременно смотрел двумя парами глаз. Невыразимый гнев, беспредельная тоска одинокого старика, и все это без слов, как будто кто-то шепчет мне на ухо, а я не могу разобрать слова.
     А оно все продолжалось и продолжалось. Туман у меня перед глазами усилился. Я начал терять пространственную ориентацию и впадать в какое-то наркотическое состояние. Это второе зрение, которое никогда не становилось ясным, вдруг стало показывать что-то невообразимое. Такого я раньше никогда не видел. Это не имело никакого отношения к реальности. У меня в мозгу возникали фантастические видения. Женщины с клювами хищных птиц. Большие металлические чудовища, которые катятся внутри моих глазниц. Фантазии. Сны.
     На этот раз обещанной двухминутной дозы не получилось. Сукин сын основательно уснул прямо на кушетке.
     Хвала Господу за бессонницу стариков. Сон Питера Хертера не продолжался восемь часов, как у всякого нормального человека, а всего лишь около часа. Но это были неприятные шестьдесят минут. Когда непрошеные сны бесследно исчезли из моей головы, я побежал к Эсси. Она не спала, сидела, прислонившись к подушке.
     - Все в порядке, Робин, - сразу успокоила она. - Был интересный сон. Приятная перемена по сравнению с моими собственными.
     - Я убью этого старого ублюдка, - пообещал я. Эсси, улыбаясь, покачала головой.
     - Это невозможно, - сказала она.
     Может быть. Но как только я убедился, что с Эсси все в порядке, я вызвал Альберта Эйнштейна.
     - Мне нужен совет. Можно ли как-нибудь остановить Питера Хертера?
     Он неторопливо почесал нос.
     - Вы имеете в виду непосредственные действия, Робиннет. В нашем распоряжении соответствующих средств нет.
     - Не нужно мне этого говорить! - возмутился я. - Должно найтись что-нибудь!
     - Конечно, Робин, - медленно ответил он, - но, мне кажется, вы спрашиваете не ту программу. Непрямые действия могут помочь. Как я понимаю, тут имеются некоторые не решенные юридические проблемы. Если вы решите их, то сможете подумать о требованиях Питера Хертера и таким образом остановить его.
     - Я уже пробовал. Это замкнутый круг, черт возьми! Если бы я мог остановить Хертера, то, может, Корпорация вернула бы мне контроль. А он тем временем сворачивает всем мозги, и я хочу это прекратить. Нельзя ли воспользоваться какими-нибудь помехами?
     Альберт пососал трубку.
     - Не думаю, Робин, - наконец проговорил он. - Я не очень понимаю ваше состояние.
     Это меня удивило.
     - Ты ничего не чувствуешь?
     - Робин, - терпеливо сказал он, - я ничего не могу чувствовать. Вам важно помнить, что я всего лишь компьютерная программа. И не та программа, с которой нужно обсуждать природу сигналов от мистера Хертера. В этом случае ваша психоаналитическая программа была бы куда полезнее. Аналитически я знаю, что происходит: в моем распоряжении все данные о поступающем излучении. Но на физическом уровне - ничего. Машинный разум не подвергается воздействию. Каждый человек что-то испытывает, я знаю это, потому что об этом приходят сообщения. Есть Доказательства, что и млекопитающие с большим мозгом: приматы, дельфины, слоны - испытывают беспокойство. Может, даже остальные млекопитающие тоже, хотя тут свидетельства слишком неочевидны. Но, еще раз повторяю, физически я ничего не испытываю... Что касается помех, которые глушили бы сигналы с Пищевой фабрики, что ж, это вполне возможно. Но каков будет результат, Робин? Вы же понимаете, что источник помех будет совсем близко от Земли, а не в двадцати пяти световых днях. И если уж мистер Хертер на таком расстоянии способен вызвать некоторую потерю ориентации у всего человечества, к чему же приведет более близкий сигнал?
     - Вероятно, будет плохо, - обескураженно ответил я.
     - Конечно, Робин. Возможно, гораздо хуже, чем вы предполагаете, но без эксперимента все равно сказать невозможно. А поскольку в этом эксперименте подопытными должны быть люди, я не могу предпринять его.
     За моим плечом Эсси вдруг не без гордости проговорила:
     - Да; не можешь! И лучше меня этого никто не знает.
     Она молча подошла сзади, босиком по толстому ковру. На ней был свободный халат, волосы убраны в тюрбан.
     - Эсси, почему ты встала? - воскликнул я.
     - Мне стало ужасно скучно в постели, - капризно ответила она, ущемив мне ухо пальцами, - особенно надоело спать одной. Какие у тебя планы на вечер, Робин? Если ты куда-то приглашен, я хотела бы пойти с тобой.
     - Но... - начал было я... - Эсси... - Я хотел сказать ей: ?Ты еще не должна этого делать!? или ?Ну не перед компьютером же!? Но она не дала мне возможности выбрать нужный упрек. Эсси прижалась ко мне щекой, возможно, для того, чтобы я почувствовал, что щека у нее снова налилась жизнью.
     - Робин, - сказала она с солнечной улыбкой, - я гораздо лучше себя чувствую, чем тебе кажется. Можешь спросить врача, если хочешь. Она расскажет тебе, как быстро я поправляюсь. - Эсси повернула голову, чтобы поцеловать меня, и добавила: - В следующие несколько часов у меня есть кое-какие дела. Пожалуйста, продолжай болтать со своей программой. Я уверена, у Альберта для тебя есть много интересного. Правда, Альберт?
     - Конечно, миссис Броудхед, - согласилась программа, добродушно набивая трубку.
     - Значит, решено. - Эсси потрепала меня по щеке, повернулась и пошла к себе, и должен сказать, она совсем не выглядела больной. Халат на Эсси был не тесный и сшит по ее фигуре, а фигура у моей жены отличная. Мне не верилось, что исчезли все повязки с левого бока, от них не осталось ни следа.
     Моя научная программа тактично кашлянула за моей спиной, и я обернулся. По своему обыкновению Альберт набивал трубку, глаза его загадочно мерцали.
     - Ваша жена прекрасно выглядит, Робин, - с рассудительным видом констатировал он.
     - Иногда, Альберт, я не в состоянии поверить, что ты всего лишь компьютерная программа, - ответил я. - Ну что ж. Что интересного ты хотел мне рассказать?
     - Что вы хотите услышать, Робин? Продолжать ли мне обсуждать проблему Питера Хертера? Есть некоторые другие возможности заставить его прекратить сеансы транслирования своих снов на Землю. Например, физическое устранение мистера Хертера. Если отбросить юридические сложности, можно приказать корабельному компьютеру, известному под именем ?Вера?, взорвать топливные баки на корабле.
     - К дьяволу! - возмутился я, - Мы тем самым уничтожим величайшие сокровища, которые там обнаружили!
     - Конечно, Робин, и даже хуже. Вероятность того, что наружный взрыв повредит установку, которую использует мистер Хертер, весьма мала. Это может только рассердить его. И заточить на Пищевой фабрике до конца жизни. И тогда он станет совсем неуправляемым. Чего доброго, начнет мстить землянам.
     - Забудь об устранении. Неужели нет какого-нибудь более простого и бескровного способа?
     - Между прочим, Робин, как раз есть, - улыбнулся он. - Мы нашли наш Розеттский камень. - Альберт быстро превратился в облачко цветных искорок и исчез. А его место заняла светящаяся веретенообразная масса зеленого цвета, и вслед за этим послышался голос Альберта: - Это изображение в начале книги.
     - Но тут же ничего не видно! - пытаясь что-то рассмотреть, сказал я.
     - Я еще не начал, - объяснил он.
     Фигура на экране была выше меня и имела ширину в половину высоты. Она стала поворачиваться вокруг собственной оси, постепенно становясь прозрачнее, так что вскоре я мог видеть сквозь нее. Потом внутри нее появились одна, две, три точки. Огненно-красные точки вдруг начали медленно вращаться по спирали. Затем послышались печальные щебечущие звуки, напоминающие шум телеметрии или усиленный лепет мартышек. Наконец изображение застыло, щебет прекратился, и голос Альберта флегматично произнес:
     - Я остановил в этом месте, Робин. Возможно, звук -это речь, но мы не смогли еще выделить в ней семантические единицы. Однако смысл текста ясен. Таких огненных точек сто тридцать семь. Смотрите, пока я пропущу еще несколько секунд книги.
     Спираль из ста тридцати семи точек раздвоилась. От первоначальной линии отделилась еще одна, поплыла к вер-"шине веретена и там молча повисла. Затем снова послышался щебет, спираль растянулась, каждая точка начала самостоятельно двигаться по спирали. Когда трансформация завершилась, большая спираль состояла из ста тридцати семи дочерних спиралей, а эти, в свою очередь, из тех же ста тридцати семи огненных точек. Все изображение приобрело оранжевый цвет и застыло.
     - Хотите попробовать интерпретировать этот процесс Робин? - спросил голос Альберта.
     - Ну, я не могу так быстро сосчитать. Но похоже на сто тридцать семь... да, верно, сто тридцать семь.
     - Конечно, Робин. Сто тридцать семь в квадрате, что составляет восемнадцать тысяч семьсот шестьдесят девять точек. Теперь смотрите.
     Короткие зеленые линии разрезали спираль на десять равнозначных сегментов. Один из сегментов приподнялся, упал на дно веретена и покраснел.
     - Тут не точно десятая часть числа, Робин, - сказал Альберт. - Если пересчитать, можно убедиться, что на дне тысяча восемьсот сорок точек. Продолжаю. - И снова центральная фигура изменила цвет, на этот раз на желтый. - Обратите внимание на верхнюю часть, Робин.
     Я посмотрел пристальнее и увидел, что первая точка сделалась оранжевой, а третья - желтой. Центральная фигура начала вращаться по вертикальной оси и превратилась в трехмерную колонну спиралей.
     - Теперь в центре изображения мы имеем сто семьдесят три в кубе точек. С этого момента, - доброжелательно проговорил Альберт, - становится скучновато смотреть. Я немного пропущу.
     Он так и поступил. Линии точек заметались, цвет их менялся от желтого к авокадо, от авокадо к зеленому, потом к цвету морской воды, к голубому и снова через весь спектр точки дважды повторили весь путь.
     - Что же мы видим, Робин? Три числа. Сто тридцать семь в центре, тысяча восемьсот сорок - на дне. Сто тридцать семь в восемнадцатой степени примерно равно десяти в тридцать восьмой степени. Это наверху. Три эти числа означают: константу тонкой структуры материи, отношение Массы протона к массе электрона и число элементарных частиц во вселенной. Робин, вы прослушали краткий курс теории элементарных частиц в изложении преподавателя хичи!
     - Бог мой! - тихо воскликнул я.
     - Совершенно верно, Робин, - на экране появился улыбающийся Альберт.
     - Но Альберт! Значит, мы можем прочесть все молитвенные веера?
     Лицо его несколько потускнело.
     - Только самые простые, - с сожалением проговорил он. - Этот как раз самый легкий. Но теперь будет легче Мы проигрываем каждый веер и записываем. Потом ищем соответствия в наших программах. Делаем семантические предположения и проверяем их на максимальном количестве контекстов... Ну, сделаем, Робин. Но потребуется некоторое время.
     - Я не хочу терять время!
     - Конечно, Робин, но вначале нужно определить местонахождение каждого веера, просмотреть его, записать, закодировать для сравнения с помощью компьютеров и только потом...
     - Не желаю слушать, - разнервничался я. - Просто сделай... в чем дело?
     Его выражение лица изменилось. Альберт смущенно потупил глаза и кашлянул в кулак.
     - Вопрос финансирования, Робин, - виновато пояснил он. - Потребуется очень много компьютерного времени.
     - Делай! Сколько сможешь. Я приказал Мортону продать акции. Что еще у тебя есть?
     - Кое-что приятное, Робин. - Альберт улыбнулся и уменьшился в размерах, превратившись в маленькое лицо в самом углу экрана. В центре загорелись огни - появилось изображение контрольного табло корабля хичи. Пять панелей светились, остальные пять оставались темными. - Знаете что это такое, Робин? Это общее всех известных полетов, которые заканчивались на Небе хичи. Во всех известных семи рейсах повторяются эти цвета. Остальные варьируются, но вероятность того, что они не имеют отношения к установке курса, очень велика.
     - Что ты сказал, Альберт? - Он захватил меня врасплох, и я почувствовал, что начинаю трястись. - Ты хочешь сказать, что если мы установим на панелях управления такой рисунок, то сможем полететь на Небо хичи?
     - Вероятность ноль девяносто пять, Робин, - кивнул он. - И я идентифицировал три корабля: два на Вратах и один на Луне, которые воспринимают такую установку.
     Я разделся и пошел в воду. У меня больше не было сил слушать Альберта.
     Дудочки заиграли какую-то завлекающую мелодию. Я сбросил туфли, чтобы ощутить ногами влажную мягкую траву. Невидящими глазами я посмотрел на мальчишек у наякского берега и подумал: ?Так вот что я купил, рискуя на Вратах жизнью. Вот за что я заплатил Кларой?.
     На какое-то время я забыл о воде и окружающем меня великолепии, какое может себе позволить далеко не каждый смертный на планете Земля. ?А хочу ли я снова рискнуть всем этим, рискнуть собственной жизнью? - продолжал размышлять я. - Хотя дело здесь не в желании. Если один из этих кораблей действительно отправится на Небо хичи и я смогу любыми путями пробраться на него, я полечу?.
     Меня спасло благоразумие - я понял, что все равно не смогу этого сделать. Я был уже не в