тому просто сидел и ждал, а напряжение непрерывно возрастало. Болезнь, голод, одиночество, переутомление, негодование, страх. Гнев! Вот во что в конечном счете все сплавилось. В гнев, который имел множество векторов. И один общий.
     К тому времени, как появились изготовленные Верой таблетки, гнев поглотил все остальные чувства. Пейтер жадно проглотил таблетки и вернулся в свой угол, чтобы посмотреть, что из этого выйдет.
     Таблетки как будто подействовали. Пейтер лежал, чувствуя, как стихает жжение в желудке. Затем он ощутил непреодолимую сонливость.
     Проснувшись, Пейтер почувствовал себя лучше. Он умылся, вычистил зубы, расчесал жидкие седые волосы и только тогда заметил целое рождественское дерево требовательных огней на панели управления Веры. На экране ярко-красными буквами было написано: ?ПРОШУ НЕМЕДЛЕННОГО РАЗРЕШЕНИЯ ВЕРНУТЬСЯ К НОРМАЛЬНОМУ СОСТОЯНИЮ?.
     Пейтер про себя усмехнулся. Он забыл отменить свой приказ об отмене всех заданий. Пейтер тут же приказал компьютеру вернуться к исполнению своих функций, и вслед за этим сразу послышались звонки, вспыхнули сигнальные огни, из принтера потекли документы и раздался голос. Голос его старшей дочери, записанный Верой:
     - Привет, папа! Прости, что мы не можем с тобой поговорить. Мы благополучно прибыли. Сейчас отправляемся на разведку. Подробности обсудим позже.
     Пейтер Хертер любил свою семью, известие о ее благополучном прибытии заполнило его сердце и поддерживало в хорошем настроении в течение многих часов. Почти два дня. Но радость не живет в соседстве с раздражением и беспокойством. Пейтер разговаривал с Ларви дважды, но не более чем по тридцать секунд каждый раз. С продолжительными передачами Вера просто не справлялась. Ей доставалось больше, чем Пейтеру: она была лишена многого необходимого, вела одновременно разговоры с Землей и Небом хичи, отбирала среди приказов те, которые нужно передать в первую очередь. Единственная линия связи между фабрикой и Небом хичи не выдерживала напряжения, и простая болтовня отца с дочерью была недопустима.
     ?Это несправедливо, - после очередного разговора решил Пейтер. - Они обнаружили такие чудеса! Несправедливо то, что я не принимаю в этом участия. Несправедливо, что Вера находит время передавать мешанину идиотских приказов, предназначенных мне. В них же нет ничего разумного. Некоторые из них просто невозможно выполнить?.
     И действительно, приказы не отличались ни новизной, ни здравым смыслом: ?Заново развернуть двигатели?, ?произвести инвентаризацию CHON-пищи?, ?в ответном сообщении представить полный анализ пищевых пакетов в красной и светло-зеленой оболочке размером 2 на 3 на 12,5 сантиметра?, ?не производить бесполезных анализов?, ?немедленно сообщить химический анализ сплава, из которого сделана кушетка для снов?, ?не пытаться производить физическое изучение кушетки для снов?, ?опросить Мертвецов о работе двигателей кораблей хичи?, ?опросить Мертвецов о контрольных приборах кораблей?... И это далеко не все.
     Легко приказать! И как трудно выполнить. Мертвецы часто отвечали бессвязно, ругались, бормотали какую-то ерунду и жаловались. К тому же Пейтер иногда не слышал их, а чаще ему просто невозможно было пользоваться перегруженным каналом радио-быстрее-света. Одни приказы с Земли противоречили другим, на всех были бессмысленные указания о срочности исполнения. Некоторые распоряжения вообще не доходили до него. Память Веры была сильно перегружена, и она пыталась облегчить положение, печатая некоторые приказы на принтере и не загружая их в свою память. Это лишь усугубляло проблемы Пейтера, потому что система рециклирования у него и принтера была одна и та же, и органики не хватало везде. Пейтеру приходилось постоянно бросать в туалет пакеты с CHON-пищей.
     Даже когда у Веры находилось для Пейтера время, у него свободной минуты для компьютера не было. Следовало надеть костюм для выхода в космос. Затем выбраться из Пищевой фабрики, отрезать трубы и согнуть их. Потом втащить трубы на корабль. А главное, все время преодолевать раздражающее упрямое тяготение фабрики, которая двигалась неизвестно куда своим курсом. Пейтер лишь изредка успевал взглянуть на изображения, поступающие с Неба хичи. Вера показывала их по мере поступления, по одному кадру, но тут же этот кадр убирался, чтобы уступить место другому. Если Пейтера в этот момент не было рядом, кадр оставался незамеченным. И все же кое-что Пейтер успевал увидеть. Например, коридоры Неба хичи, и Древних - сердце Пейтера чуть не остановилось, когда он увидел на экране широкое бородатое лицо Древнего. Но у старика было время только для мимолетного взгляда, а потом кадр исчез, и он продолжил ненавистную работу. Надо было изготовить наплечный хомут - смастерить его из пластиковых покрытий ведра. Затем нетерпеливо сидеть на корточках у единственного функционирующего - едва функционирующего - крана и ловить в ведро дурно пахнущую воду. Потом тащить ведро назад, чтобы половину вылить в перегонный аппарат, а другую - в систему рециклирования. Спать ему приходилось урывками. Есть, когда удавалось себя заставить. А в промежутках, когда он слишком уставал от физической работы, Пейтеру надо было читать приходящие к нему личные послания.
     Пейтер получил одно официальное письмо из Дортмунда, на этот раз от трехсот муниципальных работников. Его страшно возмущало, что тупица Вера пропускает такой вздор.
     Затем пришло шифрованное сообщение от юриста - это означало, что ему придется потратить целых полчаса на расшифровку текста. И только после этого он прочитал: ?Пытаюсь договориться о более выгодных условиях. Но ничего не могу обещать. Тем временем советую выполнять все распоряжения?.
     - Что за свинья! - в сердцах воскликнул Пейтер. Ругаясь на чем свет стоит, он продиктовал ответ:
     - Полное исполнение всех приказов убьет меня, и что тогда?
     Ответ Пейтер послал не зашифровывая, решив, что пусть Броудхед и Корпорация ?Врата? думают что хотят!
     Скорее всего старик ничего не преувеличивал в своем сообщении. Из-за всей этой суеты и лихорадочной деятельности у Пейтера не было времени обращать внимание на свои болячки. Он ел CHON-пищу, а когда начала работать новая система рециклирования, поглощал и то, что она производила. И хотя вкус у этих блюд был неважный - иногда скипидара, а иногда плесени, - он не болел. Правда, легче ему от этого не становилось. Пейтер знал, что перенапрягается, действует на одном адреналине, и со временем ему придется за это платить. Но он не видел способа избежать этого.
     А когда наконец пищевой процессор начал работать относительно удовлетворительно, когда удалось разделаться с наиболее безапелляционными распоряжениями с Земли, Пейтер сел перед панелью Веры в полусонном состоянии и увидел величайшее из всех чудес. Не совсем понимая, что происходит, он вгляделся в экран. ?Что этот идиот парень делает с молитвенными веерами?? - с раздражением подумал он. На следующем кадре Вэн вставлял эти глупые безделушки во что-то, напоминающее вазу для цветов. И когда на экране появился следующий кадр, старик коротко вскрикнул.
     Неожиданно возникло изображение, что-то вроде книги, по внешнему виду - китайской или японской.
     Пейтер был на полпути к Traumeplatz, прежде чем сознание ясно сформулировало то, что подсознательно он понял сразу после появления картинки. Молитвенные веера содержали ценнейшую информацию о народе хичи. Пейтер даже не удивился тому, что информация давалась на одном из земных языков. Так по крайней мере ему показалось. Он думал только о главном - нужно было убедиться самому.
     Тяжело дыша, старик добрался до комнаты, где как попало валялись веера хичи, и поднял несколько штук.
     ?Как же это делается? - вертя в руках веер, нервничал Пейтер. - Почему, во имя Господа, я не досмотрел до конца, чтобы увидеть, как это делается??
     Он подошел к устройству, напоминающему то ли подсвечник, то ли цветочную вазу, и сунул в него один из вееров. Но ничего не произошло. Тогда Пейтер стал экспериментировать. Он вставлял веера вначале узким концом, потом широким, а потом всячески, как только мог придумать, прежде чем ему пришло в голову, что, возможно, не все аппараты для чтения исправны. И как только старик сунул веер во второй аппарат, немедленно вспыхнуло сияние.
     Пейтер увидел шестерых танцоров в карнавальных масках и облегающих костюмах. Они пели песню, которую он не слышал уже много лет.
     ?Запись пьезошоу! - мысленно воскликнул он и тут же поправил себя: - Нет. Даже не это. Еще старше. Самые первые годы после открытия Врат?.
     Пейтера окатила волна воспоминаний. Тогда его вторая жена была еще жива, Джанин не родилась, а эта песня была совсем новой. Запись оказалась списана с простого старого телевидения, еще до того, как пьезоэлектрические устройства хичи начали применяться в коммуникационных системах. Должно быть, на веере была записана часть библиотеки какого-то старателя с Врат, и, несомненно, одного из Мертвецов.
     Старик испытал разочарование. Но он тут же вспомнил, что таких вееров тысячи и тысячи на Земле, в туннелях Венеры, на самих Вратах. В общем, везде, где побывали хичи, они оставляли эти голографические книги. И как бы ни появилась эта запись, большинство остальных должны быть оставлены самими хичи. ?А это одно, добрый Боже, - радостно подумал Пейтер, - это одно стоит дороже всей Пищевой фабрики, потому что веера - ключ ко всем знаниям хичи! Интересно, какой может быть премия за это открытие??
     Возбужденный, Пейтер попробовал другой веер и посмотрел отрывок из старого кино. Третий содержал в себе томик поэзии, на этот раз на английском, некоего Элиота. Затем ему попался веер, от которого его покоробило.
     - Отвратительно! - проворчал старик. - Если этот мальчишка Вэн получил представление о любви из порнозаписей, которые прихватил с собой какой-то развратный старатель, неудивительно, что он так себя ведет.
     Но долго сердиться Пейтер не мог. Открытие сулило слишком много благ, и это радостное событие заслонило собой все остальное.
     Старик выхватил веер из аппарата, и в наступившей тишине услышал звук срочного вызова Веры. Это был пугающий звук. Пейтер почувствовал страх еще до того, как добежал до корабля, как потребовал передавать сообщение, как услышал взволнованный голос своего зятя.
     - Срочное сообщение! Для Пейтера Хертера с немедленной передачей на Землю! Ларви, Джанин и Вэн захвачены хичи, и мне кажется, они идут за мной!
     Единственным преимуществом новой ситуации оказалось то, что с Неба хичи больше не было связи, и Вера была в состоянии справиться со своей перегрузкой. Пейтер терпеливо по очереди вызвал все полученные раньше изображения. Он увидел группу хичи в конце коридора, короткие картины схватки, несколько дрожащих кадров, на которых был виден только потолок, потом что-то похожее на затылок Вэна... и все. Или, вернее, нечто, что он не смог расшифровать. Старик не знал и не мог знать, что один из Древних сунул камеру себе под одежду. Он видел лишь какие-то пятна, что-то похожее на ткань.
     Мозг Пейтера работал четко. Но в нем образовалась пустота. Он не позволил себе сразу ощутить, как с исчезновением дочерей опустела его жизнь. Старик тщательно перепрограммировал Веру, получил все звуковые сообщения и выбрал самые важные из них. Он прослушал все и понял, что у них нет никакой надежды.
     Даже вновь оживший экран не принес ничего понятного. Перед ним прошли полдесятка бессмысленных кадров, возможно, кулак на объективе или участок пола. Потом в углу последнего кадра появилось что-то похожее на... на Sturmkampfwagen , какие он видел в своей ранней юности. Но тут изображение исчезло, камера оказалась нацелена на пустоту и оставалась такой в течение пятидесяти кадров.
     Совершенно определенно, никаких признаков его дочерей или Вэна здесь не было. Что касается Пола, то его исчезновение выглядело не менее таинственно - после своего отчаянного сообщения он исчез.
     В каком-то нежелательном, потаенном уголке сознания у Пейтера возникла мысль, что, возможно, он остался единственным выжившим участником экспедиции, а значит, его премия соответственно возросла многократно.
     Старик задумался над той мыслью и вскоре пришел к выводу, что это ничего не значит. У него самого не оставалось никаких надежд. Он был одинок, более одинок, чем замерзшая в своем корабле Триш Боувер. Пейтер не исключал, что ему удастся вернуться на Землю и потребовать свою награду. Возможно, он каким-то образом выдержит четырехлетний полет, сумеет не умереть. Единственное, что его сейчас волновало, - это как сохранить рассудок?
     Пейтеру потребовалось немало времени, чтобы уснуть. Он не боялся спать. Его страшило пробуждение. В первый момент день показался ему обычным, как и всякий другой, но после мирного потягивания и зевания он вспомнил, что случилось.
     - Пейтер Хертер, - сказал он себе вслух, - ты остался один в этом проклятом месте и умрешь здесь в одиночестве. - Тут он заметил, что говорит сам с собой, и горько усмехнулся.
     Соблюдая привычки всех этих лет, он умылся, вычистил зубы, причесал волосы и даже нашел время, чтобы выщипать волосы в ушах и у основания шеи. Выйдя из-за своей перегородки, старик раскрыл два пакета CHON-пищи и методично сжевал ее, прежде чем спросить у Веры, нет ли каких сообщений с Неба хичи.
     - Нет, - ответила она и по своему обыкновению добавила: - ...мистер Хертер, зато много срочных сообщений с Земли.
     - Позже, - отмахнулся он.
     Теперь для него это было не важно. Он знал, что, вероятно, они велят сделать то, что он уже сделал. Или прикажут выполнить то, что он и не собирался выполнять. Может, потребуют, чтобы он вышел наружу, переналадил двигатели и снова попытался спихнуть фабрику с ее орбиты. Но Пищевая фабрика будет по-прежнему отвечать на любое усилие аналогичным, направленным в противоположную сторону, и продолжать свое ускоренное движение к бог знает чему и бог знает зачем. Во всяком случае, ни один приказ с Земли за последующие пятьдесят дней не будет иметь отношения к новому положению вещей.
     ?А менее чем через пятьдесят дней...? - подумал он и сам себе ответил:
     - Что менее чем через пятьдесят дней? Ты так говоришь, будто у тебя есть выбор, Пейтер Хертер!
     ?Может, и есть, - продолжил он диалог с самим собой. - Догадаться бы только какой? А пока лучше поступать так, как привык. Сохранять педантичную аккуратность. Выполнять наиболее разумные задания и поддерживать установившиеся привычки. Кто знает, может, это и есть тот самый выход?.
     За несколько десятилетий своей долгой жизни Пейтер понял, что наилучшее время для опорожнения кишечника - минут через сорок пять после завтрака. Сейчас как раз было то самое время. Следовательно, Пейтеру пора было на унитаз. Сидя на нем, он ощутил легкий, еле заметный толчок и нахмурился. Во-первых, ему неприятно было иметь дело с явлениями, причины которых он не понимал. А во-вторых, это нарушало привычный порядок, мешало выполнять важное дело с обычной эффективностью. Конечно, ему не стоило особенно жаловаться на функционирование сфинктеров, купленных и пересаженных от какого-то несчастного или голодного донора, как, собственно, и на почти целиком пересаженный желудок. Тем не менее Пейтеру нравилось, что они функционируют хорошо.
     ?Такой интерес к собственным внутренностям - признак болезни, - сказал он себе, но на этот раз молча. И так же молча старик стал защищаться - Пейтеру казалось, что если не произносить слова вслух, разговор с самим собой не так странен. - Этот интерес оправдан, - подумал он. - Ведь не зря же биоанализатор всегда находится рядом. Три с половиной года он постоянно проверяет химический состав всех наших испражнений. Конечно, биоанализатор должен это делать! А иначе как он будет следить за состоянием нашего здоровья? И если машина может тщательно взвешивать и оценивать экскременты, то почему этого не в состоянии делать их создатель??
     - Du bist verruckt, Peter! - произнес он вслух и улыбнулся.
     Поднявшись с унитаза, Пейтер застегнул комбинезон и вымыл руки. Попутно он мысленно попытался дать объективную оценку своему необычному поведению:
     ?Да, я спятил. Но только по стандартам обыкновенных людей. Но когда это стандартный человек оказывался в подобной ситуации? Поэтому, когда говорится, что Пейтер Хертер сошел с ума, еще ничего не говорится. Какое отношение имеют шаблоны рядового гражданина к Черному Пейтеру. Меня можно мерить только стандартами необычных индивидов. А как пестро выглядит толпа нестандартных людей! Наркоманы и пьяницы. Предатели и нарушители супружеской верности. У Тихо Браге был гуттаперчевый нос, но его не считали из-за этого менее великим. Reichsfuhrer  не ел мяса. Великий Фридрих проводил много часов, которые должен был отдавать управлению империей, сочиняя музыку для камерных оркестров?.
     Закончив приводить себя в порядок, Пейтер подошел к компьютеру и спросил:
     - Вера, что это был за небольшой толчок? Компьютер помолчал, сверяясь со своей телеметрией.
     - Не могу ответить точно... мистер Хертер. Но момент инерции соответствует старту или стыковке одного из грузовых кораблей, которые замечены на фабрике.
     Пейтер вскочил и вцепился в сиденье.
     - Тупица! - испуганно закричал он. - Почему мне не сказали, что это возможно?
     - Простите... мистер Хертер, - извинилась Вера. - Но вы могли прочесть о такой возможности в одной из распечаток. Вероятно, вы ее не заметили.
     - Тупица! - повторил старик, и на этот раз он не был уверен, о ком идет речь.
     Конечно, это были корабли! Ведь ясно, что продукция Пищевой фабрики должна была куда-то отправляться. И так же ясно, что пустые корабли должны снова возвращаться за грузом. Вот только откуда? И куда?
     Хотя это сейчас казалось ему не столь важным. Важно было другое - они, очевидно, не всегда возвращаются пустыми. По крайней мере один корабль, прилетавший на Пищевую фабрику, теперь на Небе хичи. Если он вернется, кто или что будет в нем?
     Пейтер почесал начинавшую болеть руку. Он мог бы попытаться что-нибудь сделать. В его распоряжении оставалось несколько недель, пока корабль, возможно, вернется. Он мог бы... но что?
     Пока что ему пришло в голову только забаррикадировать коридор. Передвинуть механизмы, припасы - все массивное, чтобы перегородить его. И тот, кто прилетит в корабле - если это произойдет, - будет остановлен или по крайней мере задержан. Пейтеру понятно было, что начинать действовать нужно немедленно.
     Старик не стал откладывать, а сразу принялся за поиски материалов для баррикады. В низком тяготении Пищевой фабрики нетрудно было передвигать даже громоздкие агрегаты. Но все равно утомительно. Руки у него продолжали болеть. А вскоре, толкая по коридору большой голубой предмет, похожий на каноэ, Пейтер почувствовал странное ощущение, приходившее, казалось, от корней зубов. Рот его снова наполнился слюной.
     Пейтер остановился и начал глубоко дышать, заставляя себя расслабиться. Но это ему не помогло. Он знал, что не поможет.
     Через несколько секунд возникла боль в груди, вначале слабая, будто кто-то слегка нажал на грудную клетку полозьями санок, потом все сильнее, пока санки не наехали на него вместе со стокилограммовым саночником.
     Пейтер находился слишком далеко от Веры, чтобы получить от нее медицинскую помощь. Поэтому он решил переждать. Если это была ложная грудная жаба, он выживет. Если остановка сердца - нет.
     Старик сидел и терпеливо дожидался дальнейшего развития приступа, а внутри него нарастал гнев.
     ?Какая несправедливость! - мысленно рассуждал он. - В пяти тысячах астрономических единиц отсюда, спокойные и безмятежные люди планеты Земля продолжают заниматься своими делами и даже не знают и не думают о человеке, который принес бы им так много. Впрочем, уже принес. Они не беспокоятся, что этот человек умирает, один и в страданиях. Неужели же благодарность невозможна? Неужели у людей нет уважения к чужим заслугам и даже простого приличия??
     Пейтер решил, что он должен дать им возможность реабилитиро