Никто из домашних Модеста Никандровича не знал, что, как только
наступает ночь, больной поднимается с постели, торопливо надевает халат и,
стараясь не производить шума, идет в свою рабочую комнату.
   В кабинете Цесарского, по совету врача, переставили мебель, убрали
некоторые фотографии, спрятали заграничные журналы и книги: ничто не
должно было напоминать больному о причинах его глубокого потрясения.
   Цесарский садится за письменный стол, осторожно открывает ящик,
вынимает оттуда бумагу и начинает писать. Это происходит почти каждую ночь.
   Как-то поздно вечером Модест Никандрович потребовал, чтобы к нему
прислали курьера. Он вручил ему синюю папку с бумагами и кратко объяснил,
что ее надо передать в лабораторию электроразведки, Павлу Павловичу
Чибисову. Курьер обещал инженеру выполнить все в точности.
   Однако ни Павла Павловича, ни других сотрудников в лаборатории не
оказалось.
   Служебный кабинет Цесарского, теперь занимаемый Павлом Павловичем,
прибирала уборщица. Она взяла у курьера папку и спрятала ее в ящик
письменного стола.
 
    
 
   На следующий день, рано утром, Ольшанский - светловолосый юноша с
голубыми глазами - явился к Павлу Павловичу.
   Ознакомившись с поставленной перед ним задачей, он заявил, что для
решения ее ему потребуется десять дней. Павел Павлович предложил
математику расположиться за столом Цесарского. Работа требовала полной
тишины, и кабинет Модеста Никандровича, по мнению Чибисова, был самым
подходящим местом.
   Сегодня вечером предполагалось провести испытание аппаратуры, и к нему
необходимо было подготовиться самым тщательным образом. В хлопотах и
бесконечных заботах прошел весь день. Павел Павлович оставил в лаборатории
только несколько человек.
   На длинном столе стоит сложный макет прибора, опутанный паутиной тонких
и толстых электрических проводников, круглый экран - глянцевая стеклянная
поверхность большой катодной трубки - и ящик, наполненный утрамбованной
землей.
   Какую же задачу решают экспериментаторы?
   В технике известно несколько способов, позволяющих "просвечивать"
насквозь непрозрачные предметы. Рентгеновская дефектоскопия,
ультразвуковая и ряд других в большей или меньшей степени нашли в этом
практическое применение.
   Но не "просвечивать", а видеть "со стороны", что заключено в
непрозрачном предмете, до настоящего времени могла только радиолокация -
техника "электрического зрения", позволяющая летчику или моряку сквозь
мглу и туманы видеть очертания берегов, вражеские корабли, самолеты. К
сожалению, ультракороткие радиоволны, применяемые в радиолокации, хорошо
отражаются от поверхности земли, и их нельзя заставить уходить вглубь
земли, с тем чтобы рассмотреть ее геологические пласты, обнаружить ее
богатства.
   Экспериментаторы строят прибор, по идее схожий с радиолокатором,
прибором, позволяющим видеть "со стороны". Для этого они применяют не
радиоволны, которые земля задерживает и не пропускает, а ультразвук
определенного тона, неплохо распространяющийся в земле. Ведь используется
же ультразвук для "просвечивания насквозь" металлических отливок - так
почему бы не использовать его для видения со стороны?
   Ультразвук применяется в морском деле. Еще задолго до появления
радиолокации на пароходах существовали ультразвуковые установки,
работающие следующим образом: мощный пучок звуковых волн направляется в
воду. Его излучает специальный прибор, расположенный на носу корабля, под
водой. Звук, отраженный от дна, возвращается обратно и принимается
чувствительным микрофоном. По времени, требующемуся для возвращения звука,
с большой точностью определяется глубина.
   Но перед строителями подземного звукового локатора стоит другая,
несомненно более сложная задача. Нужно построить такую аппаратуру, которая
бы не только указывала при помощи ультразвука на существование какого-либо
предмета впереди, но и позволяла определить его формы, что, как уже
говорилось, достигнуто в усовершенствованных радиолокаторах.
   Убедившись в полной готовности к опыту, Чибисов включает рубильник.
   Постепенно на экране появляется расплывчатое изображение. Павел
Павлович вращает ручки регуляторов. Сотрудники внимательно следят за
показанием измерительных приборов.
   Но все напрасно. Изображение не становится четче.
   Чибисов прекращает опыт. Он начинает размышлять о причинах неудачи. Их
может быть очень много. В сложнейшем электрическом организме, состоящем из
сотни проволочных катушек и конденсаторов, малейшая несогласованность во
взаимодействии двух даже самых мелких деталей приводит к нарушению работы
всей схемы.
   Сравнив показания приборов, Павел Павлович вернулся к мысли о том, что
необходимо как можно скорее получить математический расчет, к которому уже
приступил Ольшанский. Думая, что хоть начальные наброски, сделанные
математиком, помогут ему строить свои предположения, он пошел в кабинет
Цесарского. Убедившись, что на столе нет никаких бумаг, Павел Павлович
открыл ящик.
   Сверху лежала небольшая синяя папка. Раньше он никогда не видел ее.
   Конструктор торопливо развязал тесемки и начал внимательно
просматривать бумаги.
   - Ничего не понимаю, - наконец проговорил он. - Это именно то, что нам
нужно. Как же так? Я ведь спрашивал его в конце рабочего дня. Он ответил,
что приступил к первой части работы, но до конца еще далеко. А тут,
поглядите.
   Люди смотрят и не верят своим глазам. Перед ними большой математический
труд, изложенный кратко и сжато. В цифрах и буквенных алгебраических
знаках, стоящих косо и нестройно, словно писал их маленький школьник,
заключено изящно выполненное математическое решение.
   - Это невероятно! - волнуется Павел Павлович. - Или Ольшанский поистине
гениальный математик, или я ничего не понимаю... Как можно за один день
человеку, который впервые сталкивается с данным вопросом, справиться с
такой работой?
   - Действительно, нужно быть гением, - подтверждает один из сотрудников.
   - Конечно, гениальный человек, - говорит второй. - И обратите внимание,
какой скромный: эту работу он считал еще незаконченной!
   - Все гениальные люди скромны. Такой незаметный на вид...
   Обрадованные неожиданным решением сложной задачи, строители с жаром
приступают к новым опытам. Они работают с увлечением, забывая о времени.
   Все ближе и ближе экспериментаторы конечной цели. Заменены катушки и
включены в схему другие конденсаторы, согласно новым расчетам. Все более
четким становится изображение на экране. Теперь конструкторы на правильном
пути. Увлекшись, они проработали всю ночь.
   К началу рабочего дня в лабораторию пришел Ольшанский. Инженеры
встретили его радостными восклицаниями.
   - Спасибо вам, дорогой! Все в полном порядке! - Павел Павлович,
продолжительное время не выпускал руки вошедшего. - Это поразительно! Как
вы могли так быстро? Вы просто гениальный человек.
   Ничего не понимающий математик долго смотрел на ликующих инженеров и
лишь спустя некоторое время решился спросить:
   - Скажите... Разве набросков, которые я успел сделать, оказалось
достаточно?
   Ведь расчеты еще не закончены.
   - Ничего себе "не закончены"! - закричал Павел Павлович. - Нарочно вы
скромничаете, что ли? Как вам нравится? - обратился он к окружающим. -
Товарищ считает свою работу незаконченной. А что показали опыты сегодня
ночью?
   Математик растерянно улыбнулся. Ему было непонятно, каким образом
несколько математических набросков, сделанных карандашом на пяти страницах
ученической тетради, смогли так сильно помочь инженерам.
   - Вы ошибаетесь, - наконец заявил он. - Моя роль явно преувеличена. Я
еще ничего не успел сделать.
   - Оставьте, оставьте! - решительным тоном перебил его Павел Павлович. -
Все совершенно ясно, больше от вас ничего и не требуется... Спасибо, еще
раз спасибо!
   "Удивительно, как мало им было нужно", - думал Ольшанский, покидая
лабораторию.
 
    
 
   Вечером Павел Павлович и два сотрудника, принимавшие участие в удачном
завершении опытов, сидели у кровати больного.
   Модест Никандрович больше, чем обычно, был оживлен и слушал все, что
ему говорили, с повышенным интересом.
   - Прошлой ночью мы добились, наконец, четкого изображения, -
рассказывал Павел Павлович. - Изображение настолько ясное, что и желать
больше нечего.
   - На каком расстоянии?
   - Судя по всем данным, можно смело утверждать - метров на триста.
Завтра собираемся выехать в поле.
   - Очень хорошо... Очень хорошо...
   Посетители уловили во взгляде Модеста Никандровича живой интерес и как
будто даже радость.
   - Вот еще что, - продолжал Павел Павлович, - очень сильно нам помог
математик Ольшанский. Да вы его, наверное, знаете?
   - Очень мало. Чем же он помог?
   - Это замечательная история! Надо иметь в виду, что Ольшанский раньше
совершенно не был в курсе нашей работы. И, представьте себе, в течение
буквально одного рабочего дня он произвел сложнейший математический анализ!
   Работа огромная, просто непостижимо, как он сумел так быстро сделать...
Все поражаются.
   - Сегодня только о нем и говорят в институте, - вставил один из гостей.
   - Очень интересно... Расскажите, как это произошло.
   - Работаем мы ночью, - начал Павел Павлович. - Чувствую, что с режимом
анодного сопротивления в последнем каскаде неладно. Вспомнил про
математика, - ведь он уже приступил к вычислениям. Дай, думаю, взгляну!
Может быть, успел кое-что сделать более или менее подходящее для нашего
случая. Подхожу к письменному столу. Открываю ящик. И что же вы думаете!
Вижу синюю папку, заглянул в нее - батюшки! Огромнейший математический
труд, целая диссертация! И вопрос, заметьте, поставил немного иначе, чем у
нас он ставился раньше...
   Павел Павлович остановился, так как заметил, что лицо Модеста
Никандровича вытянулось и приняло растерянное выражение.
   - Очень талантливый математик, - добавил один из сотрудников.
   - Да... удивительно... - неопределенно произнес Цесарский, странно
улыбаясь.
   Присутствующие поняли, что подобный разговор волнует больного и
замолчали.
   Для них стало ясно: Модесту Никандровичу трудно свыкнуться с мыслью,
что не он, а кто-то другой приобрел славу человека талантливого, сумевшего
помочь делу строительства подземного звуколокатора.
 
    
 
   На следующее утро в дверях служебного кабинета Цесарского появился
Ольшанский.
   - Заходите, заходите! - обрадовался Павел Павлович.
   - Извините, но мне надо выяснить... Произошло недоразумение.
   - Какое? - Чибисов заметил, что гость чем-то обижен и смотрит на него
не совсем доброжелательно.
   - Видите ли, - продолжал математик, - у меня появилось подозрение, что
я не заслужил той благодарности, которой вы меня щедро наградили.
   - Ничего не понимаю.
   - Еще раз благодарю за высокое мнение обо мне, но вынужден, к
сожалению, просить у вас разрешения заглянуть в ящик письменного стола - я
там кое-что забыл...
   Павел Павлович, пожимая плечами, отодвинул свой стул.
   - Смотрите, пожалуйста.
   Ольшанский наклонился, открыл один из ящиков и вынул тоненькую
ученическую тетрадку.
   - Вы это видели?
   - Нет, - признался Павел Павлович.
   - Так и знал... - сказал Ольшанский, облегченно вздохнув. - А не можете
ли вы показать мне "мой" труд, - добавил он, делая ударение на слове "мой".
   - Вот он, - с готовностью произнес Чибисов, извлекая из другого ящика
плотную синюю папку.
   Ольшанский взял ее, неторопливо раскрыл и принялся внимательно
рассматривать содержимое.
   - Замечательная работа! - проговорил он, хитро улыбаясь.
   Дверь отворилась, и в кабинет вошел молодой конструктор, ближайший
помощник Павла Павловича.
   - Замечательная работа! - повторил Ольшанский, обращаясь к только что
вошедшему конструктору.
   Инженер удивленно посмотрел на него. Трудно было поверить, что
Ольшанский, человек бесконечно скромный, хвалил собственную работу.
   - Конечно замечательная... - подтвердил Павел Павлович, - какие могут
быть сомнения?
   - А я и не сомневаюсь! - воскликнул математик. - Вы только поглядите!
Ведь это же монументальный труд! Его мог создать лишь человек, много лет
знакомый с той областью техники, о которой здесь идет речь.
   - Вот это-то и удивило меня больше всего... - начал было молодой
конструктор, но Ольшанский перебил его:
   - Ничего удивительного нет. Труд принадлежит человеку, действительно
знающему в совершенстве эту область техники, а... не мне. Опозорили вы
меня, товарищи, - грустно продолжал Ольшанский. - Посмешище из меня
какое-то сделали. Вчера слышу разговор: речь идет о формулах, будто бы
выведенных мною, а я этих формул и не выводил. У меня закралось
подозрение, решил проверить, и вот видите, как нехорошо получилось... Я не
хочу, чтобы мне приписывали чужие заслуги! Придет время, будут у меня
свои, может быть, не менее значительные.
   - Так что же это за чертовщина! - воскликнул Павел Павлович, хватаясь
за синюю папку.
   - Почерк какой-то странный... - проговорил он, внимательно рассматривая
загадочную рукопись. - Словно ребенок писал! Обратите внимание, какие
кривые буквы!
   - Действительно, ребенок или больной... - добавил молодой конструктор.
   Павлу Павловичу почерк казался знакомым, но его мучило сомнение. Слово
"больной" произвело на него магическое действие. Он выпрямился и перевел
взгляд с Ольшанского на своего помощника.
   - Цесарский! - наконец сказал он. - Это его работа...
 
    
 
   - Я поставил перед собой увлекательнейшую научную задачу! - возбужденно
говорил Катушкин.
   - Какую? - спросил Панферыч, раскуривая трубку. - Вы же знаете, вопросы
науки меня очень даже интересуют. Профессор Толмазов, когда мы ловили
крота, очень обстоятельно советовался со мной. Теперь вы просите поймать
летучую мышь для научных целей. Так почему не объяснить? Почему не
посоветоваться?
   Катушкин понял, что придется подчиниться старику, и тотчас уселся рядом
на лавочку.
   - Слушайте внимательно. Если чего не поймете - переспросите. Ученые
заинтересовались, - начал объяснять Катушкин, - почему летучие мыши в
совершенно темном помещении, например в пещере, где нет ни проблеска
света, летают свободно, быстро и не натыкаются при этом на стены или
какие-нибудь предметы? Стали исследовать. И что же оказалось? У летучей
мыши имеется специальный орган, с помощью которого она издает звук очень
высокого тона, не слышимый человеческим ухом.
   - Неслышимый звук?
   - Ну да! Называемый в науке ультразвуком. Этот звук, как и всякий звук,
распространяется в воздухе со скоростью триста тридцать три метра в
секунду, то есть быстрее, чем летит мышь.
   - Опережает ее, значит...
   - Опережает, достигает стены или предмета, находящегося на пути полета
мыши, отражается от препятствия и возвращается, словно эхо. Мышь слышит
этот отраженный звук и по нему определяет, что находится впереди. Разве
это не звуколокация?
   - Пожалуй, она самая и есть... - задумчиво протянул Панферыч. - Так
сколько вам нужно мышей? Одну, две?..
   - На первое время хотя бы одну! - обрадовался Катушкин. - А то что-то
слишком долго возятся с звуколокатором. Надо им помочь... Цесарский, -
может быть, слышали, - вернулся на работу. Говорят, совершенно другим
человеком стал.
   - То есть как это "может быть, слышали"? - обиделся Панферыч. -
Конечно, знаю! Или вы думаете, что меня интересуют исключительно научные
проблемы?
   Нет, люди важнее, товарищ инженер!
   - Ясно, Панферыч! Согласен с вами, - сказал Катушкин, поднимаясь и
протягивая старику на прощание руку.
 
 
   Глава десятая 
 
   Только что закончилось обсуждение плана постройки могучей
подземно-движущейся машины и программы его осуществления.
   Участники совещания, шумно разговаривая, выходили из здания института.
   - Товарищи победители недр! Товарищи победители недр! - надрывался
Катушкин, стараясь овладеть всеобщим вниманием.
   Но люди, занятые разговором, шли, не обращая на него никакого внимания.
   - Победителями недр мы будем называться тогда, когда совершим в глубь
земли длительное путешествие, - возразил конструктору Ермолов.
   - Лодка, Наташа, будет опускаться на огромную глубину, - уверял девушку
Костя. - Нет ни малейшего сомнения, что нам удастся установить невиданный
рекорд. Мы проникнем в недра земли, где еще никогда не был человек. Ведь
охлаждение машины предусмотрено? Значит, повышение температуры на большой
глубине нам будет не страшно! Обязательно установим рекорд?
   - Путешествовать можно смело. В случае чего, будем выручать вас при
помощи шахтного бура, - говорил Трубнин идущему рядом с ним Крымову.
   - Товарищи, минуточку внимания! - прокричал Катушкин, забегая вперед. -
Представьте себе, мы идем под землей. Вдруг - подземное нефтяное озеро!
Что в этом случае нужно делать? - конструктор перевел дух и сам же ответил
на свой вопрос: - Нужно немедленно использовать драгоценную находку.
   - Как же ее сразу используешь? - с недоверием спросил Горшков.
   - Уверяю вас, товарищи, нет ничего проще... Ведь нефть под землей
обычно находится под страшным давлением! - принялся объяснять Катушкин. -
Подземная лодка погружается в озеро... Все бурлит кругом! Рычаг рулевого
управления я тяну на себя, и машина послушно направляется вверх. А за
лодкой... А за лодкой по широкому проходу, оставляемому ею в земле, под
страшным напором следует нефть. Она давит на хвостовое оперение и даже
помогает машине пробираться на поверхность... И вот представьте на минуту
картину. Машина выходит на поверхность, а за ней мощный поток нефти!
Тысячи тонн нефти!
   Образуется озеро! Разве это не сказка?!
   - Нефть под землей редко встречается в виде озера. Обычно ею пропитан
песчаный грунт, - заметила Зоя Владимировна и тут же добавила: - Хотя и в
этом случае нефть находится под давлением. Она последует за лодкой!
   - А вот еще пример... Внимание, товарищи! - снова начал Катушкин.
   Однако о другом примере конструктору так и не пришлось рассказать.
   Послышался отчаянный лай Джульбарса. Собака бросилась вперед и скрылась
за поворотом.
   - Не профессор ли приехал? Ведь его ожидают? - заволновался Костя. - Ни
на кого так не лает! Я побегу посмотреть.
   Костя оказался прав. Широко размахивая суковатой палкой, навстречу шел
Толмазов.
   - Георгий Степанович! Подземную машину начинаем строить! Целый корабль.
План уже утвержден. Следующей весной будет готова... - радостно говорил
Крымов, не выпуская руки профессора.
   - Знаю, знаю, друзья! Потому к вам и приехал. Узнал и приехал...
Поздравляю, товарищи, от души поздравляю!
   - Мы проникнем в такие глубины... - начал было Костя, но профессор не
дал ему договорить.
   - Стойте, стойте! Это все само собой... У меня имеется другое
предложение.
   На рекордную глубину успеете опуститься всегда! Первое испытание машины
должно преследовать иную цель... Сейчас расскажу по порядку.
   Кто-то предложил присесть и все расположились на маленькой полянке,
покрытой чуть пожелтевшей травой.
   - Я расскажу вам легенду, - начал профессор, - замечательную старинную
легенду! Слушайте внимательно... "Нет на земле страны прекраснее, чем
Аулиекиз. Она цветет круглый год, зимой там ветер весенний. Словно самый
светлый из райских источников, опоясывает ее золотою водою река Янгиер.
   Сладок отдых в тени ее кипарисов и мускусных ив. Радостен становится
каждый, кто попадает на ее благодатную землю". Это слова поэта, жившего в
двенадцатом столетии.
   - Замечательные строки! - воскликнул Катушкин.
   - Еще не все!.. - торжественно продолжал Георгий Степанович. - "Но
вдруг послышался страшный гул. Закачалась земля и стала опускаться вместе
с дворцами, храмами, людьми, находившимися в них... Река покинула
разрушенный край. Подули знойные ветры, и наступило царство смерти,
царство песка..."
   - Произошло землетрясение, - сделал предположение Костя.
   - Совершенно верно, землетрясение. И вот в результате этого река Янгиер
ушла под землю!
   - А легенда имеет реальную основу? - поинтересовался Крымов.