а помог ему раздеться, а Киото сделал
перевязку бинтом, который всегда носил с собой на случай поранения в шахте.
Фролов караулил Борского, стоявшего с опущенной головой у стены.

- Что он вам сделал? За что вы хотели убить его? - спросил Фролов с
негодованием.

- Сначала я хотел испортить его шахту, осрамить его перед всеми. Проклятый
Киото помешал. Черт принес его не вовремя вниз!

- Не черт, а предусмотрительность! - отпарировал Киото. - Я давно слежу за
вами, со времени порчи насосов, которая тоже была задумана вами, я теперь
уверен.

- Да, я устроил ее! - сознался Борский. - Но мне не повезло и в тот раз.

- Ну, теперь марш вниз! - скомандовал Фролов, когда Ельникову помогли
одеться. - Но при первом подозрительном движении я вас пристрелю.

Теперь все один за другим спустились по лестницам, которые уже осветил
поднявшийся снизу запальщик. Сдав преступника под надзор рабочих и велев
связать ему руки, которые при подъеме в клети были ему не нужны, Киото
пригласил Фролова, Терияма и желающих членов правления подняться назад на
три лестницы к камерам насосов, чтобы показать им, что подготовил
злоумышленник.

После этого Киото вернулся с ними вниз, где ждали Ельников, арестованный и
запальщики. Последние хотели было приступить к своей работе по заряжению
шпуров, но инженеры запретили это. При взрыве на дне шахты могли взорваться
также от детонации жестянки злоумышленника, которые нельзя было удалить до
прихода следователя. Последний был уже вызван по телефону. В ожидании его
прихода Киото рассказал, как он накрыл преступника.

- Я стал следить за ним со времени первой порчи насосов. Из всех инженеров
и штейгеров шахты только Борский внушал мне подозрение, и я поручил одному
из своих слесарей наблюдать за ним все время, пока он находился в шахте. Он
чувствовал, что за ним следят, и вел себя очень осторожно. Так мы прожили
благополучно семь месяцев, и я начал уже успокаиваться. Но сегодня мне
донесли, что Борский не ночевал дома. Я спускался в шахту два раза вместе
со слесарями и обходил все камеры насосов, но ничего подозрительного не
нашел. Приближалось время возобновления работ, и я подумал, что нужно
осмотреть насосы еще раз, так как для выполнения какой-нибудь гадости
наступал крайний срок. Поэтому я, спустившись с вами в шахту, сейчас же
полез наверх, не зажигая огня. Уже снизу я заметил, что в камере горит
почему-то слабый огонь и там должен кто-то быть. Когда я был почти уже у
люка, тот услышал; что лезут вверх, потушил свой огонь и в темноте стал
спасаться по лестницам, надеясь уйти. В камере насосов я зажег фонарик,
увидел, что подготовлена катастрофа, и погнался за злоумышленником уже с
фонарем; это дало мне преимущество, я настиг его и схватил за ногу на
шестой лестнице. Он выхватил револьвер, но я успел потушить фонарь и
переменить положение, так что в темноте он дал промах. Тогда я стащил его с
лестницы, и в темноте началась борьба, закончить которую вы мне вовремя
помогли.

Слушатели сердечно поздравили Киото, своей предусмотрительностью и
неустрашимостью спасшего шахту и захватившего злоумышленника.

Прибыл следователь с тремя полицейскими для охраны арестованного; после
осмотра места происшествия и опроса Киото, Ельникова, Фролова и Терияма
жестянки были осторожно удалены из камеры и отправлены в лабораторию; все
общество поднялось наверх, Борского отправили в тюрьму, и в шахте началась
обычная работа.

11. Ледяная баня

К середине февраля шахта достигла 1118 м глубины и температура на ее дне
повысилась до 61€, так что геотермическая ступень в среднем определилась в
29 м. Выводы Терияма как будто подтверждались, и можно было рассчитывать на
дальнейшее уменьшение ступени, так как последнее повышение температуры на
один градус произошло уже на протяжении 25 м. Кроме того, породы, которые
прорезала шахта, становились все более и более измененными и представляли
теперь уже блестящие слюдистые и гнейсовидные сланцы с частыми прожилками
кварца.

В середине марта глубина шахты достигла 1203 м, температура на ее дне -
65€, и ступень определилась в 21 м. Теперь можно было уже сказать с
достаточной уверенностью, что глубина шахты не превысит двух тысяч метров,
а вероятно, будет еще меньше. Породы представляли собой уже настоящие
гнейсы с многочисленными прожилками и жилами аплита и пегматита, которые,
по мнению Ельникова, свидетельствовали о том, что массивный гранит уже
недалеко. Это мнение было подтверждено Терияма, который остался
консультантом по сооружению шахты и которому посылались образчики всех
горных пород и данные о температуре, притоке и качестве воды и т. п. Приток
воды уже с конца января начал постепенно уменьшаться, так что в середине
февраля можно было остановить один из постоянных насосов, а с середины
марта и второй насос мог действовать только периодически, причем промежутки
между периодами работы, в течение которых в яме на дне шахты накапливалась
вода, становились все более и более длительными. Одновременно с уменьшением
количества воды улучшалось и ее качество - она становилась все менее и
менее солоноватой и, наконец, сделалась даже пресной; очевидно, шахта вышла
из области, в которую просачивалась вода из моря, так что предположения
Терияма о причинах сильного увеличения ступени вполне подтвердились.

Был уже конец марта, и весна была в полном разгаре. 30 марта шахта достигла
1250 м и температура на дне была уже 67,5€. Теперь даже усиленное вдувание
охлажденного воздуха помогало недостаточно. Для большего понижения
температуры на дне шахты и на платформе, где производились главные работы,
туда спускали жестянки с охлаждающими смесями, которые заменялись новыми по
мере того, как отдавали свой запас холода. Завод для изготовления
искусственного льда был построен еще осенью и за зиму наготовил лед для
набивки всех ледников города, а с середины марта перешел на выработку
охлаждающих смесей для шахты. Чтобы жестянки не мешали рабочим, их
подвешивали на цепочках с нижней стороны платформы. Для нагрузки и выгрузки
жестянок пришлось поставить специальных рабочих, и они составляли также
лишний груз для спуска и подъема. Но в шахте с начала марта уже действовала
вторая подъемная машина с двойной клетью, так как при постоянно
увеличивавшейся глубине, а следовательно, и продолжительности подъема и
спуска, одна машина уже не успевала обслуживать шахту.

Несмотря на все меры, принятые для охлаждения воздуха на дне шахты,
последний все-таки оставался еще настолько горячим, что пришлось сократить
продолжительность рабочей смены сначала до пяти часов, а потом до четырех;
но это сильно нарушало весь ход работ, приспособленный к шестичасовой
смене. Поэтому последнюю восстановили, но так, что рабочие оставались в
шахте всего три часа, затем сменялись другими и отдыхали три часа на
поверхности, после чего возвращались в шахту еще на три часа. Благодаря
двум машинам подъем и спуск лишних людей был вполне возможен.

[В седьмом часу утра 31 марта слуга Ельникова разбудил его и зловещим
шепотом сообщил, что шахту вместе с рабочими затопило кипятком, в который
"заехала смена и потонула"...]

- Что еще за история? - думал Ельников, одеваясь. - Откуда в шахте кипяток,
в котором погибла смена? Вчера еще было почти сухо!

Окончив наскоро туалет, он побежал к шахте; у входа в надшахтное здание уже
собралась небольшая толпа любопытных, но часовой никого не пускал внутрь.
Ельников протолкался и сразу наткнулся на ряд трупов.

В этот день в 6 часов утра, когда очередная смена рабочих спустилась в
шахту, чтобы после произведенных взрывов приступить к уборке породы, нижнее
отделение клети доверху погрузилось в горячую - 70€ - воду, затопившую уже
платформу и быстро прибывавшую. Шахта была наполнена паром, а воздух,
который по трубам продолжал вдуваться под платформу, производил такое
клокотание, что вода казалась кипящей.

Рабочие и штейгер в нижнем отделении клети, неожиданно погруженные в
горячую воду, хлынувшую со всех сторон через сетку, захлебнулись, едва
успев крикнуть о помощи. Рабочие, бывшие в верхнем отделении, услышав
страшный крик, быстро замолкший, и видя вокруг пар и клокочущую воду,
которая начинала уже заливать им ноги, растерялись и не знали, что делать.
Телефон к машинисту, находившийся на платформе, был уже затоплен; выйти из
клети и перебраться в отделение с лестницами было невозможно из-за кипящей
воды. Видя неминуемую гибель, они стояли молча, с ужасом глядя на то, что
творилось вокруг под лучами дугового фонаря, пробивавшимися через пар. Им
казалось, что в шахту прорвалась какая-то кипящая подземная река.

Наконец один из рабочих вспомнил, что в самой клети есть кнопка сигнала
тревоги, посредством которого клеть можно было остановить в любом месте
шахты. Он изо всех сил нажал на эту кнопку. Глаза погибающих обратились с
тревогой вверх. Что, если машинист, спустив их, отлучился на минуту или
провода сигнала испортились?

Прошло несколько секунд ужасного напряжения - клеть дрогнула и понеслась
вверх.

Наверху клеть встретил дежурный инженер, собравшийся спускаться в шахту и
встревоженный сигналом.

- Шахта полна кипящей воды! Все затоплено! Прорвалась подземная река! -
сообщили ему спасшиеся рабочие, выходя из клети.

Открыли нижнее отделение клети. В нем лежали грудой один на другом десять
погибших людей; вода еще вытекала струйками из их одежды.

Весть о катастрофе разнеслась быстро. Через несколько минут прибежал
запыхавшийся Киото, живший вблизи шахты, потом прибыли врач и Ельников,
поднятые с постели. Попытки оживить погибших остались безуспешными; хотя
они пробыли под водой только две или три минуты, но вода была слишком
горяча.

Теперь нужно было думать о спасении шахты. В последнее время единственный
действовавший насос работал только пять минут в течение часа - так мало
было воды. Во время производства взрывов его всегда останавливали. Шахту
потому и затопило так быстро, что ни один насос не боролся во время
катастрофы с хлынувшей водой. Теперь пустили в ход все четыре насоса. Из
них полилась вода с температурой 67€, так что о прорыве "кипящей" реки не
могло быть и речи. Прорыв можно было объяснить тем, что взрывами в дне
шахты была разрушена порода, отделявшая это дно от какой-нибудь большой
трещины, по которой текла вода, вероятно, под большим давлением.

Сначала следовало определить, как велик приток этой воды, могут ли
справиться с ним четыре насоса; не остановится ли приток сам, если
подземный резервуар имеет ограниченные размеры. Или, может быть, шахта
наткнулась на горячий источник с таким большим дебитом, что одолеть его
невозможно? Тогда придется просто использовать горячую воду для города и
считать предприятие не вполне удавшимся.

Когда все четыре насоса проработали час, Ельников и Киото решили спуститься
в шахту, чтобы посмотреть, не убыла ли вода, а если нет, то сделать метки
для дальнейшего наблюдения. Их сопровождали дежурный инженер и двое
рабочих. Во избежание вторичного несчастия они велели спустить себя не до
платформы, а до яруса на 200 м выше с тем, чтобы в зависимости от уровня
воды сделать по телефону распоряжение о дальнейшем спуске.

На уровне 1050 м клеть остановилась; исследователи выглянули из нее,
осветили глубину своими фонарями - вода еще не была видна, и даже пар не
поднимался так высоко. По телефону отдали приказ медленно спускать еще на
50 м, но остановить при первом же сигнале тревоги. Так продолжалось еще три
раза, пока не достигли уровня в 1200 м, где пар был уже довольно густой и
ясно слышалось клокотание воды в глубине.

Отсюда стали спускаться дальше по лестницам и, наконец на уровне в 1220 м
дошли до поверхности воды. Таким образом, несмотря на работу четырех
насосов, вода в течение часа поднялась приблизительно на 20 м, что
составляло метр в каждые три минуты. Если бы приток снизу продолжался с той
же силой, вся шахта в течение 61 часа должна была заполниться водой. Но,
принимая во внимание возрастающее давление столба воды в шахте по мере ее
наполнения, этот срок следовало увеличить в несколько раз.

С другой стороны, угрожала опасность постепенной остановки насосов
вследствие затопления камер; оставляемые без смазки и работающие под все
более увеличивающимся давлением горячей воды механизмы должны были
испортиться и, остановившись, создавали бы препятствие для работы еще не
затопленных камер. Поэтому прежде всего нужно было позаботиться о том,
чтобы при приближении воды к каждому ярусу с камерами, последние заменялись
шлангами с сетками, защищающими насосы от засорения.

Ельников немедленно, распорядился, чтобы на уровень 1200 м, которому
грозило затопление, были спущены слесари со шлангами.

Условия работы в шахте были теперь очень тяжелы. Охлажденный воздух,
вдувавшийся под платформу, проходил через толщу горячей воды, вызывая ее
кажущееся кипение, но очень мало понижая ее температуру: из воды он выходил
уже согретый, так что над водой атмосфера породила на очень горячую баню,
наполненную парами, в которой люди не могли оставаться дольше четверти
часа. Поэтому одновременно с выключением камер приходилось пробивать
отверстия в обоих воздушных трубах, чтобы холодный воздух вдувался к месту
работы, а горячий воздух с паром высасывались. При этом, конечно, портилась
вся вентиляционная сеть.

Заметив уровень воды и время и сделав все необходимые распоряжения,
инженеры поднялись наверх, совершенно мокрые и обессиленные пребыванием в
горячей бане. На смену слесарей, заменявших камеры шлангами и пробивавших
отверстия в воздушных трубах, через каждые четверть часа спускались новые.
Тем не менее с некоторыми случались обмороки, и их приходилось отправлять
наверх.

По истечении второго часа отдохнувшие инженеры спустились опять. За этот
час вода поднялась на 15 м; работали одновременно только три насоса, так
как каждый из них поочередно останавливали для замены камеры шлангом.
Поэтому возникла надежда, что подземный поток, прорвавшийся в шахту, не так
силен, как казалось вначале, и с ним удастся справиться. Теперь вода только
на 5 м не доходила до камер насосов уровня 1200 м, а следующие насосы
находились на 55 м над водой, с их заменой шлангами можно было обождать в
надежде, что вода будет подниматься теперь все медленнее.

Еще через час вода поднялась только на 2 м при полной работе всех четырех
насосов. Надежды на благополучный исход окрепли еще больше.

Прошел еще час; вода прибыла на один метр. Очевидно, приближался момент
равновесия между притоком из подземного резервуара и отливом через насосы.
Действительно, в течение следующего часа прибыль была почти незаметна -
несколько сантиметров, а еще через полчаса совсем прекратилась.

При этом известии, переданном снизу по телефону, лица у всех, собравшихся
на площади у входа в надшахтное здание, просветлели. Здесь были и
горнорабочие всех смен, и горожане, любопытные или соболезнующие, которых
весть о катастрофе, распространявшаяся постепенно по городу, привлекала к
шахте. Молва, как всегда, преувеличивала размеры несчастья и искажала его.
Говорили о том, что на дне остались еще десятки рабочих, что в шахте
начался пожар, для прекращения которого ее залили водой, не узнавши, есть
ли там люди, а теперь откачивают воду; передавали, что поймали опять
человека, взорвавшего шахту и застрелившего Ельникова и Киото. Только
экстренный выпуск местной газеты, вышедший к полудню, положил конец
фантазиям горожан, изложив точно все случившееся и сообщив, что насосы уже
одолели приток воды и что шахта будет спасена.

Действительно, в этот час можно было констатировать совершенно точно, что
уровень воды больше не повышается. Теперь нужно было предполагать одно из
двух: или уровень будет оставаться постоянным и тогда для освобождения
шахты от воды придется установить новые насосы, что займет много времени;
или же вода постепенно пойдет на убыль и с ней справятся имеющимися
средствами.

До 5 часов вечера вода не убывала, но затем обнаружилось медленное
понижение ее уровня - на метр в час. Перспективы становились благоприятными
- можно было надеяться, что через двое суток шахта будет откачана.

Ельников и Киото, спустившиеся вниз при известии о начавшемся понижении
уровня, заметили, что все, находившееся с утра под водой - стенки шахты,
трубы насосов и воздушные, направляющие клети, лестница, - было покрыто
беловатым слизистым осадком. Очевидно, вода была минеральная и содержала в
растворе какие-то вещества. Немедленно проба осадка и бутыль воды были
посланы в лабораторию, откуда вскоре сообщили, что осадок является
кремнеземом и что вода - минеральная, богатая кремнеземом.

Теперь можно было опасаться, что на предметах, бывших долго под водой, этот
осадок окажется очень толстым и его придется соскабливать.

- Но эта минеральная вода скоро засорит и испортит нам все насосы! -
воскликнул встревоженный Киото.

- Я не думаю, - возразил Ельников, - в насосах она движется слишком быстро,
так что образование осадка должно быть минимальное. А вот в трубах ниже
камер, замененных шлангами, где не было движения воды, осадок будет
наверное, и их придется прочищать.

К полуночи понижение уровня определилось в 7 м. Приходилось думать о
возобновлении работы нижних камер насосов; но когда одну из них опять
включили в сеть - она почти не подавала воды. Очевидно, на сетке ее шланга,
находившейся у дна шахты, образовался такой осадок кремнезема, который уже
не пропускал воду внутрь.

Поэтому пришлось, включая камеры в сеть, присоединять к ним новые шланги,
сначала непосредственно, а затем, по мере понижения уровня воды, при помощи
колен труб, освободившихся из-под воды. Последние предварительно прочищали,
так как осадок становился тем толще и тверже, чем дольше труба была в воде.

Ночью освободился от воды пол яруса 1210 м. При взгляде в этот ярус сверху
через люк можно было подумать, что в нем свирепствовала метель; железный
пол, стенки, трубы, лестница - все побелело, словно покрытое слоем чистого
снега. Иллюзия усиливалась еще тем, что на этом "снегу" ноги скользили;
этому противоречила только высокая температура.

Метр за метром освобождалась шахта из-под воды. На третий день после
катастрофы стала доступной уже платформа. Здесь имитация зимнего пейзажа
была поразительна: вагончик, ящики перфораторов, лебедка, направляющие,
фонарь, лопаты, стенки - все было покрыто белым осадком более 2 см толщиной
и приобрело настолько фантастический вид, что при вспышке магния были сняты
фотографии этой картины метели при 67€ тепла. С фонаря, направляющих,
выступов свешивались белые сосульки. Но сбивать и счищать эти украшения
было труднее, чем лед и снег.

К вечеру того же дня показалось из воды и дно шахты; наваленные последним
взрывом обломки породы были похожи на ледяные глыбы; заглядывая вниз через
люк платформы, можно было подумать, что находишься где-нибудь в Ледовитом
океане, среди торосов. Но отовсюду из промежутков между этими глыбами
большими и малыми ключами била горячая вода. Лестница, ведущая вниз и перед
взрывами поднятая к платформе, была неузнаваема от висевших на ней сосулек.
Шланги насосов казались толстыми стволами деревьев, покрытыми снегом, а
дуговой фонарь представлял собой большой снежный ком, прилипший к потолку.
Все отверстия трубы, по которой прежде поступал охлажденный воздух,
конечно, исчезли под толстым слоем осадка. Приходилось все очищать, а
работа в этой "ледяной" бане до полного восстановления вентиляции была
очень тяжела. Глыбы в щебень добытой породы были накрепко сцементированы
кремнеземом, и пришлось их взрывать, чтобы удалять по кускам.

Только через неделю после катастрофы шахта была очищена, водоотлив и
вентиляция налажены, но следы кремнеземистой метели виднелись еще везде; с
крепи шахты осадок вообще не удаляли, так как здесь он никому не мешал и
даже защищал железо от ржавчины.

Когда убрали всю взорванную породу, в дне шахты обнаружилась трещина в 5 -
8 см ширины, стен