ощутимо  убавило  в
весе, хоть с виду и не ослабло. Что ж, я вновь запеленал младенца, встал
и направился было к своему тюфяку.
   - Гу-у, веэ.
   - Чего? - Я обернулся.
   - А, гу, гу.
   Я опять подошел к тюфячку, нагнулся и поднял младенца на руки. Глазки
его были открыты, он заглянул мне в лицо и расплылся в улыбке.
   - Ну что ты надо мной-то смеешься, уродец? Лучше бы на себя на самого
в зеркало полюбовался.
   Заммис разразился отрывистым смехом, а после загукал от удовольствия.
Я уселся на тюфяк и пристроил Заммиса у себя на коленях.
   - Гумма, бух, бух. -  Ручонка  ухватилась  за  клочок  змеиной  кожи,
служивший клапаном на моей рубашке, и потянула его на себя.
   - Сам ты гумма-бух-бух. Так-так, а теперь мы  чем  займемся?  Хочешь,
начну преподавать тебе родословную  семейства  Джерриба?  Все  равно  ты
никуда от нее не денешься, рано или поздно придется  зубрить,  а  потому
можно спокойно начать хоть сегодня.
   Родословная семейства Джерриба... Единственное, за что когда-либо  до
небес  превозносил   меня   Джерри,   -   это   за   добросовестное   ее
воспроизведение. Я посмотрел в глазенки Заммиса.
   - Настанет день, подведу тебя к архивам рода Джерриба, и ты  скажешь:
"Вот я стою пред вами - я, Заммис из рода Джерриба, рожденный от Шигена,
космоистребителя..."
   Я улыбнулся при мысли о том, сколько желтых бровей  поползет  кверху,
если Заммис продолжит так: "И дьявольски толковым истребителем был  этот
Шиген, доложу я вам. Чего уж больше, мне рассказывали, как  он  однажды,
получив серьезнейшие повреждения, успел катапультироваться, да еще перед
этим сбил одного сукина сына, кизлодда, всем и  каждому  известного  под
именем Уиллис Дэвидж..."
   Я сокрушенно покачал головой.
   - Если будешь излагать свою родословную по-английски, тебя за это  по
головке не погладят, Заммис.
   И начал снова:
   - Наата ну энта ва, Заммис зеа доэз Джерриба, эстай ва  Шиген,  асаам
наа денвадар...

***

   Восемь долгих дней и ночей я изнывал от страха, что дитя не  выживет.
Перепробовал решительно все подручные средства: коренья, сушеные  ягоды,
сушеные фрукты,  вяленую  змеятину  -  все  в  вареном,  пережеванном  и
перемолотом виде.  Заммис  упорно  воротил  мордашку.  Я  его  частенько
распеленывал, но всякий раз пеленки оказывались такими  же  чистенькими,
как и когда я впервые завернул в них младенца. Заммис  убавлял  в  весе,
зато, по-видимому, день ото дня набирался силенок. На девятый день  дитя
вовсю ползало по полу пещеры. А пещера, даже при горящем очаге,  никогда
толком не прогревалась. Я боялся, как бы младенец не простыл, разгуливая
голышом, а потому облачил его в крохотные костюмчик и шапочку из змеиной
кожи, собственноручно  сшитые  Джерри.  Надев  все  это  на  Заммиса,  я
поставил его на  пол  и  окинул  взглядом.  У  малыша  уже  выработалась
непередаваемо озорная улыбка; в сочетании с плутоватыми искрами в желтых
глазенках, с костюмчиком и шапочкой она  придавала  Заммису  сходство  с
эльфом. Поначалу я руками удерживал  Заммиса  в  стоячем  положении.  Но
малыш, похоже, вполне твердо держался на ногах, и я убрал  руки.  Заммис
улыбнулся, взмахнул исхудалыми ручонками,  потом,  рассмеявшись,  сделал
неуверенный шажок ко мне. Я перехватил малыша,  не  дав  ему  упасть,  и
маленький драконианин взвизгнул.
   Спустя еще двое суток Заммис бодро  ходил  и  совался  повсюду,  куда
только можно. Возвращаясь в пещеру после недолгого отсутствия, я  каждый
раз  проводил  немало  тревожных  минут,  обшаривая  в  поисках   малыша
глубинные закоулки пещеры. В один прекрасный день, перехватив Заммиса  у
самого выхода (малыш на всех парах мчался наружу), я решил, что  с  меня
довольно. Смастерил из змеиной кожи шлейку, снабдил ее длинным  поводком
из той же змеиной кожи, а свободный конец поводка  прикрепил  к  выступу
скалы над своим тюфяком. Заммис по-прежнему совался повсюду,  но  теперь
его по крайней мере можно было без труда разыскать.
   Минуло четыре дня с тех пор, как дитя выучилось ходить, и вот  теперь
оно попросило еды. Пожалуй, во всей Вселенной не найдешь детишек удобнее
и практичнее драконианских. В течение трех  или  четырех  земных  недель
драконята существуют за счет подкожных  жировых  отложений,  и  все  это
время у них  отсутствуют  естественные  потребности.  А  вот  научившись
ходить и,  стало  быть,  обретя  возможность  добраться  до  какого-либо
обусловленного,  взаимоприемлемого  местечка,  они  начинают  испытывать
голод и жажду, а также выводить из организма  отходы  жизнедеятельности.
Один-единственный раз показал я малышу, как надо  пользоваться  мусорным
ящичком, который я специально на такой предмет изготовил, и второго раза
уже не  понадобилось.  После  пяти-шести  уроков  Заммис  самостоятельно
снимал и  надевал  штанишки.  Следя  за  тем,  как  растет  и  обучается
маленький драконианин, я понемногу начал понимать  тех  ребят  из  нашей
эскадрильи, которые изводили  друг  друга  -  да  и  всех  окружающих  -
бесчисленными фотокарточками омерзительных малюток, причем каждый снимок
сопровождался тридцатиминутными россказнями-пояснениями.  Еще  до  того,
как начал таять лед, Заммис заговорил. Я приучил его звать меня дядей.

***

   Тот сезон, когда тает лед, я за неимением  лучшего  термина  окрестил
весной. Много воды утечет, прежде чем зазеленеет низкорослый лес и  змеи
рискнут высунуться  из  ледовых  нор.  Небо  по-прежнему  было  затянуто
вековечной пеленой злых студеных туч, по-прежнему мела  снежная  крупка,
решительно все обволакивая скользкой твердой глазурью. Однако на  другой
же день глазурь таяла, а теплый воздух пробивался в глубь почвы  еще  на
один миллиметр.
   Я понял, что теперь самое время заготовлять дрова. В канун зимы мы  с
Джерри  не  сумели   заготовить   впрок   достаточное   их   количество.
Быстротечное лето придется посвятить  сбору  и  заготовке  продуктов  на
следующую зиму. Я надеялся соорудить  более  прочную  дверь  у  входа  в
пещеру и поклялся себе, что изобрету какую-никакую домашнюю  сантехнику.
Как ни говори, а снимать штаны на морозе в разгар  зимы  -  удовольствие
ниже среднего, да вдобавок опасное. Вот чем была у меня  забита  голова,
когда я, развалясь на тюфяке, глядел, как сквозь щель в  кровле  улетает
дым очага. Заммис в каком-то из закоулков играл в камешки, которых я ему
насобирал  специально  для  забав,  а  сам  я,  должно  быть,  задремал.
Проснулся я оттого, что малыш тряс меня за руку.
   - Дядя!
   - А? Что, Заммис?
   Я повернулся на бок - лицом к маленькому драконианину. Заммис  поднял
свою ладошку, растопырив пальчики.
   - В чем дело, Заммис?
   - Смотри. - Дитя показало мне все три пальчика  поочередно.  -  Один,
два, три.
   - Ну и что?
   - Смотри. - Схватив мою ладонь, Заммис оттопырил мне пальцы. -  Один,
два, три, четыре, пять!
   - Значит, ты научился считать, - кивнул я.
   Драконианин нетерпеливо отмахнулся кулачком.
   - Смотри. - Дитя схватило мою вытянутую руку, а свою положило поверх.
Другой ручонкой Заммис показал сперва на свой палец, потом  на  один  из
моих:
   - Один, один.
   Желтые глазенки воззрились на меня  вопрошающе,  стремясь  убедиться,
все ли я понимаю.
   - Так.
   - Два, два, - вновь показало дитя, подняло на  меня  глазенки,  затем
перевело взгляд мне на руку и опять показало:
   - Три, три. - Потом малыш схватил два моих лишних пальца.  -  Четыре,
пять! - Он выпустил мою руку, затем ткнул себя в ладошку. - Четыре, пять
- где?
   Я тряхнул головой. Заммис,  которому  и  четырех  земных  месяцев  не
сравнялось,  частично  уловил  разницу  между  драконианами  и   людьми.
Человеческий детеныш начинает задавать подобные вопросы  лет...  ну,  не
знаю, лет в пять, шесть, семь. Я вздохнул.
   - Заммис!
   - Да, дядя?
   - Заммис, ты драконианин. У всех дракониан на руке только три пальца.
Я поднял правую руку и пошевелил пальцами. - А  я  человек.  У  меня  их
пять.
   Я мог бы поклясться, что глаза ребенка  наполнились  слезами.  Заммис
вытянул свои ручонки, поглядел на них, качнул головой.
   - Вырасти четыре, пять?
   Я сел лицом к малышу. Заммис не мог  взять  в  толк,  почему  у  него
отсутствуют целых четыре пальца.
   -  Слушай-ка,  Заммис.  Мы  с  тобой   разные...   разные   существа,
понимаешь?
   Заммис затряс головой.
   - Вырасти четыре, пять?
   - Нет, не вырастут. Ты ведь драконианин. - Я стукнул себя по груди. -
А я человек. - Впрочем, такое объяснение ни к чему не приведет.  -  Твой
родитель, тот, что дал тебе жизнь, был драконианин. Понял?
   - Драконианин. Что это - драконианин? - нахмурился Заммис.
   Меня так и  подмывало  прибегнуть  к  старому  доброму  спасительному
приему "вырастешь - узнаешь". Однако я  не  пошел  по  пути  наименьшего
сопротивления.
   - У дракониан на каждой руке по три пальца. У твоего родителя было на
руках по три пальца. - Я поскреб бороду. - Мой родитель был человеком  и
имел на каждой руке по пять пальцев. Вот почему у меня на руках тоже  по
пять пальцев.
   Опустившись коленями на песок, Заммис  принялся  изучать  собственные
пальцы. Посмотрел на меня, на свои ладошки, опять на меня.
   - Как это - родитель?
   Тут уж я  принялся  изучать  малыша.  У  него  не  иначе  как  кризис
становления личности.  Единственное  разумное  существо,  им  когда-либо
виденное, - это я, а у меня на каждой руке по пять пальцев.
   - Родитель - это... такая штука... - Я опять поскреб  бороду.  -  Вот
смотри сам: все мы откуда-то беремся. У меня были  мать  и  отец  -  два
разных человека, они и подарили мне жизнь; так получился я, понял?
   Заммис окинул меня взглядом,  в  котором  ясно  читалось:  что-то  ты
больно много о себе разболтался.
   - Это трудно объяснить, - вздохнул я.
   Заммис ткнул себя в грудь.
   - А моя мать? Мой отец?
   Я развел руками, уронил их на колени, поджал губы, почесал бороду - в
общем, тянул время как мог. А Заммис  ни  на  миг  не  отводил  от  меня
немигающих глаз.
   - Понимаешь, Заммис, у тебя нет матери и отца. У  меня  есть,  потому
что я человек, но ведь ты-то драконианин. У тебя есть родитель -  только
один, ясно?
   Заммис покачал головой. Глядя на меня, коснулся своей груди.
   - Драконианин.
   - Верно.
   - Человек. - Он коснулся моей груди.
   - Опять верно.
   Заммис убрал ручонку к себе на колени.
   - Откуда получился драконианин?
   Господи помилуй! Малышу, которому еще и на четвереньках-то ползать не
положено, я вынужден объяснять, как размножаются гермафродиты!
   - Заммис... - Я приподнял было руку, но  тут  же  бессильно  опустил.
Смотри. Ты видишь, насколько я больше, чем ты?
   - Да, дядя.
   - Хорошо. - Я пригладил волосы, всячески выгадывая время  и  надеясь,
что ко мне придет вдохновение. - Твой родитель был такой же большой, как
я. Звали его... Джерриба Шиген. -  Странно,  какую  боль  вызывает  даже
простое произнесение имени. - Джерриба Шиген был похож на тебя:  у  него
на руках было только по три пальца. А ты вырос у него в  животике.  -  Я
ткнул Заммиса в живот. - Понял?
   Заммис хихикнул и прижал ручонки к животу.
   - Дядя, а как там вырос драконианин?
   Я переместил  ноги  на  тюфяк  и  улегся.  Откуда  берутся  маленькие
драконята? Посмотрев на Заммиса, я увидел, что ребенок ловит каждое  мое
слово. С недовольной миной я выложил ему чистейшую правду:
   - Черт меня побери, Заммис, если я знаю. Черт меня побери.
   Через полминуты малютка Заммис с упоением играл в камешки.

***

   Летом я показал Заммису, как ловить и свежевать длинных серых змей, а
после научил коптить их мясо.  Сидит  ребенок,  бывало,  на  отмели  над
какой-нибудь илистой лужицей, желтых глазенок не сводит со  змеиных  нор
ждет, чтоб хоть один из тамошних обитателей высунул голову.  Ветер  дует
вовсю, а Заммис и ухом не ведет. Но вот появляется  плоская  треугольная
голова  с  малюсенькими  синими  глазками.  Змея  внимательно  обследует
лужицу, поворачивается и обследует сперва отмель, потом небо.  Чуть-чуть
вылезет из норы - и опять все проверит заново.  Частенько  змеи  в  упор
смотрят на Заммиса, но маленький  драконианин  недвижим  словно  камень.
Заммис не шелохнется, пока змея не выползет из норы достаточно далеко и,
значит, уже не сумеет мгновенно улизнуть обратно, хвостом вперед.  Тогда
Заммис нападает - ухватит змею обеими руками чуть  пониже  головы.  Змеи
эти беззубы и неядовиты, зато энергичны и порой, случается,  уволакивают
Заммиса за собой в лужицу.
   Кожи  мы  расправляли  и  обертывали  вокруг   поваленных   деревьев,
закрепляя там для просушки. Бревна были  сложены  на  открытой  площадке
вблизи входа, но под скальным козырьком, обращенным прочь от океана. При
такой обработке около двух третей змеиных шкур  дубились,  остальные  же
сгнивали.
   За кожевенным цехом  располагалась  коптильня  -  обнесенная  камнями
каморка, где мы  развешивали  змеиные  тушки.  В  яме,  вырытой  в  полу
каморки, мы разжигали  костер  из  зеленых  веток,  а  после  заделывали
маленькое входное отверстие камнями и глиной.
   - Дядя, а почему мясо не портится, если его прокоптить?
   Я задумался.
   - Точно не могу сказать, но знаю, что не портится.
   - Откуда знаешь?
   Пожимаю плечами.
   - Знаю, и все. Читал, наверное.
   - Что значит "читал"?
   - Чтение - это вот как я сажусь и читаю Талман.
   - А в Талмане объясняют, почему мясо не портится?
   - Нет. Я имел в виду - что читал в другой книге.
   - У нас есть другие книги?
   Я отрицательно покачал головой.
   - Читал до того, как попал на эту планету.
   - Зачем ты попал на эту планету?
   - Я  ведь  тебе  объяснял.  Мы  с  твоим  родителем  совершили  здесь
вынужденную посадку после боя.
   - Почему люди и дракониане воюют?
   - Все крайне сложно.
   Я неопределенно махнул рукой. У людей позиция  такова:  дракониане  -
это агрессоры, вторгшиеся в наш  космос.  Позиция  дракониан,  напротив,
сводится к тому, что люди - агрессоры, вторгшиеся в их космос. А где  же
правда?
   - Заммис, все объясняется колонизацией новых планет. Обе  расы  ведут
экспансию,  у  обеих  рас  издавна  сложилась  традиция   отыскивать   и
колонизировать  новые  планеты.  Насколько  я   понимаю,   с   какого-то
определенного дня наша экспансия пошла за счет друг друга. Понял?
   Заммис  кивнул  и  -  на  мое  счастье  -  умолк,  поскольку  глубоко
задумался. Главное-то я от драконьего детеныша познал:  существует  уйма
вопросов, ответ на которые мне неизвестен. При всем  том  я  был  весьма
доволен собой, ведь я успешно втолковал Заммису краткие сведения о войне
и  тем  самым  увильнул  от   необходимости   обнаруживать   собственное
невежество в вопросах, связанных с заготовкой мяса впрок.
   - Дядя!
   - Да, Заммис?
   - Что такое планета?

***

   К концу сырого, прохладного лета мы битком набили  пещеру  дровами  и
пищевыми припасами. Сбросив эти заботы с плеч долой, я вплотную  занялся
тем, как бы приспособить естественные озерца (в глубине пещеры  их  было
предостаточно) в качестве своего рода внутренней водопроводной  системы.
Сама-то ванна не составляла проблемы. Бросая раскаленные камни в одно из
маленьких  озер,  можно  довести  воду  до  терпимой  и  даже   приятной
температуры.  После  купания   с   помощью   полых   стеблей   растения,
напоминающего бамбук,  можно  удалять  из  пещеры  грязную  воду.  Затем
нетрудно вновь наполнить ванну  чистой  водой  из  вышележащего  озерца.
Проблема заключалась в том, куда отводить  грязную.  В  полу  нескольких
гротов  были  отверстия.  Мы  испытали  первые  три;  через   них   вода
просачивалась в нашу центральную жилую "залу",  стекая  при  этом  к  ее
порогу. Прошлой зимой мы с Джерри какое-то время подумывали использовать
одно из этих отверстий вместо уборной, беря воду для  слива  из  озерца.
Однако мы тогда воздержались, потому что не знали, куда именно она будет
сливаться.
   Четвертое же отверстие,  как  оказалось,  выводило  воду  за  пределы
пещеры, на скалу. Не идеально, но все-таки лучше,  чем  справлять  нужду
под градом, метелью или смесью того и другого. Мы  расширили  отверстие,
превратили его в слив для ванны и уборной. Готовясь  вместе  с  Заммисом
насладиться первым нашим теплым купанием, я стянул с себя змеиные  кожи,
попробовал ногой воду и окунулся.
   - Здорово! - Я обернулся к Заммису, ребенок  успел  раздеться  только
наполовину. - Иди же сюда, Заммис. Чудесная водичка.
   Заммис уставился на меня, разинув рот.
   - Что с тобой?
   Вытаращив глазенки, малыш взмахнул трехпалой ручонкой:
   - Дядя... что это такое?
   Я глянул вниз.
   - Ах это! - Я смущенно посмотрел малышу в лицо. - Заммис, я ведь  уже
объяснил тебе, ты не забыл? Я же человек.
   - Но для чего это?
   Я погрузился в теплую воду,  тем  самым  скрыв  из  виду  обсуждаемый
предмет.
   - Это для выведения из организма ненужной жидкости... ну  и  еще  для
кое-чего. А теперь живо мыться.
   Сбросив змеиные шкуры, Заммис окинул  взглядом  свое  гладкое  тельце
универсальную систему, - после чего скользнул в ванну. Малыш  погрузился
в воду по самую шейку, но желтых глазенок с меня не сводил.
   - Дядя.
   - Что?
   - Кое еще чего?
   Ну что ж, я объяснил. Впервые в жизни маленький драконианин,  похоже,
усомнился в правдивости моего ответа - раньше-то  он  принимал  на  веру
каждое мое слово. Откровенно говоря, я убежден: на сей раз Заммис решил,
что я вру... может быть, потому, что я действительно наврал  ему  с  три
короба.

***

   Зима  началась  с  того,  что  легкий  ветерок  осыпал  нас  хлопьями
снежинок.  Мы  стояли  возле  груды  камней,  которые   служили   Джерри
надгробием, я держал малыша  за  руку.  Заммис  запахнулся  поплотнее  в
змеиные шкуры - от ветра, склонил головенку, затем обернулся  ко  мне  и
поднял глаза.
   - Дядя, это могила моего родителя?
   - Да, - ответил я.
   Вновь повернувшись к могиле, Заммис тряхнул головой.
   - Дядя, а что я должен испытывать?
   - Не понял, Заммис.
   Ребенок кивнул в сторону могилы.
   - Я ведь вижу: когда ты здесь, тебе грустно. Мне кажется, ты  хочешь,
чтобы я тоже испытывал грусть. Хочешь?
   Я нахмурился, потом решительно сказал:
   - Нет. Я не хочу, чтоб тебе становилось грустно. Мне просто хотелось,
чтоб ты знал, где находится эта могила.
   - Теперь мне можно идти?
   - Конечно. Ты найдешь обратную дорогу к пещере?
   - Да. Боюсь, как бы мыло опять не переварилось.
   Я провожал взглядом малыша, пока он мелькал среди безлистых деревьев,
а после вновь обернулся к могиле.
   - Ну что, Джерри, как тебе показался твой  отпрыск?  Знаешь,  однажды
Заммис древесной золой оттирал с раковин жир, а потом  одну  из  раковин
снова поставил на огонь и налил туда водички, чтобы  откипятить  остатки
пригоревшей еды. Жир и зола. Я и глазом моргнуть не успел,  как  мы  уже
варили мыло. Первая партия у Заммиса вышла такая, что с нас  чуть  шкуру
не свезло, но детеныш неуклонно совершенствуется...
   Я глянул вверх, на облака, затем перевел взгляд  на  море.  Вдали,  у
горизонта, громоздились черные тучи.
   - Видишь? Тебе-то ясно, что там такое? Намечается ураган номер один.
   Ветер  крепчал;  я  присел  возле  могилы   на   корточки,   подобрал
откатившийся камень.
   - Заммис славный детеныш, Джерри.  Я-то  хотел  его  возненавидеть...
после твоей смерти. Хотел возненавидеть.
   Я положил камень на место, в надгробие, и опять оглянулся на море.
   - Не представляю, как мы выберемся с этой планеты, Джерри...
   Краешком глаза я уловил какое-то движение. Повернулся вправо,  глянул
поверх деревьев. На фоне серого неба отчетливо  виднелась  черная  точка
она стремительно уносилась прочь. Я провожал ее взглядом,  пока  она  не
скрылась за тучами.
   Я прислушался в надежде  уловить  рев  выхлопов,  но  сердце  у  меня
колотилось до того гулко, что расслышал я только ветер. Неужто  корабль?
Я встал, сделал несколько шагов в сторону исчезнувшего пятнышка, но  тут