признанного нынче на Земле  принципиально
возможным,  однако  не   получившего   практического   подтверждения   из-за
примитивного уровня современной науки.
   Клонирование.  Взять  обычную  клетку  какого-нибудь   кролика.   В   ней
содержатся все гены и весь  набор  хромосом,  присущие  данному  конкретному
животному. Исходя  из  этой  клетки,  можно  восстановить  все  его  базовые
характеристики. А исходя из базовых характеристик,  можно  продублировать  и
самого кролика. Ученые, таким  образом,  будут  изготавливать  точные  копии
биологических организмов. А если сейчас они еще не  могут  это  сделать,  то
когда-нибудь непременно научатся. И точно так же, как  кролика,  они  смогут
продублировать и человека. Замечательно красивые люди позволят ученым  -  за
деньги, разумеется, - продублировать себя, пожертвовав ради этого всего лишь
одной из своих бесчисленных клеток. А уж  затем,  по  мере  развития  науки,
пересадка человеческого мозга со всеми его воспоминаниями и серым  веществом
из одного тела в другое станет самой что ни на есть тривиальной операцией.
   Так  что,  возможно,  когда-нибудь  ему  самому   будет   дано   изведать
чувственные наслаждения. Нет, слово "возможно" здесь неуместно. Не возможно,
а  наверняка.  Когда-нибудь  он  обзаведется  любовницей,  похожей  на   эту
негритянку, да  и  любой  другой  любовницей,  какую  ему  только  захочется
завести. И тогда во всем  опыте,  накопленном  человечеством,  для  него  не
останется неизведанных областей. Он станет  первым  по-настоящему  свободным
человеком во всей истории рода человеческого.
   А сейчас, при всех его сверхчувственных способностях, он еще не свободен.
И нечего обманывать самого себя, делая вид, будто это не так.
   Тимоти вернул книги на полки, поставив каждую на ее место.
   За час, прошедший с тех пор, как Тимоти покинул сознание  Лиланда,  он  в
очередной раз столкнулся с собственной ущербностью, но не спасовал перед нею
и - пусть всего лишь на какое-то время  -  сумел  ее  подавить.  Нет  смысла
желать того, что пока  останется  для  тебя  недоступным.  За  долгие  века,
которые ему предстоит провести в обществе инопланетян, он  забудет  о  своей
ущербной сексуальности. А когда он вернется в свое тело и вновь  почувствует
дразнящее,  несбыточное  желание,  человечество,  наверное,  уже   изобретет
что-нибудь, способное ему помочь.
   Боль и тоска рассеялись, теперь Тимоти дышалось куда легче. Он вспомнил о
гладком теле негритянки. Однако боль не вернулась.
   Улыбнувшись, он вызвал  из  памяти  адрес  последнего  "крестного  отца",
представил себе его дом, в котором он должен будет завершить свою миссию. На
душе у него было сейчас легко. Тимоти уже прошел через  самое  худшее  -  по
меньшей мере физически. Но, как выяснилось, его последняя жертва приготовила
ему самый страшный сюрприз...

Глава 18

   По сравнению с другими  "крестными  отцами",  у  которых  Тимоти  побывал
нынешней ночью, Джейкоб Вестхолм жил скромно. Конечно, не совсем скромно  по
стандартам среднего американца,  но  с  учетом  многомиллионного  состояния,
которое Вест-холм, как и другие "крестные отцы" Братства, сколотил  за  годы
противозаконной деятельности. Его девятикомнатный дом в окрестностях Олбани,
под Нью-Йорком, был построен в тюдоровском стиле. Солидная кирпичная кладка,
окантованные черным оконные рамы и  ставни,  стрельчатое  окно  в  гостиной,
которое в настоящее время  заливал  мягкий  янтарный  свет,  струившийся  от
единственной горящей в комнате лампы.
   Тимоти понаблюдал за домом с определенного расстояния, расположившись  на
улице, застроенной особнячками, подобными тому, в котором жил сам  Вестхолм.
Дом Вестхолма  стоял  на  участке  площадью  примерно  в  три  акра,  однако
достаточно близко  от  соседних  особняков,  чтобы  у  "крестного  отца"  не
возникло необходимости держать целую армию охранников. Тимоти  телепатически
обыскал  округу,  улавливая  витающие  в  воздухе  мысли,  и  обнаружил  три
странных,  практически  девственно-чистых  мозга,  какими  обладали   только
прошедшие через  лоботомию  боевики.  Тимоти  "вырубил"  всех  троих,  затем
пересек  улицу,  открыл  замок  чугунных  ворот  и  оказался   на   участке,
принадлежащем Вестхолму.
   Подошел к главному входу, проник в дом, закрыл за собой  дверь.  С  кухни
донеслись обрывки какой-то беседы. Протянув в нужном  направлении  мысленные
пальцы, он обнаружил дворецкого, уже снявшего ливрею, и шофера в футболке  и
джинсах. Они мирно потягивали пивко, сидя за кухонным столом.  Тимоти  столь
же мирно отправил их на боковую.
   Он обшарил весь дом, однако больше никого не обнаружил. Это означало, что
Джейкоба Вестхолма нет дома  и  Тимоти  следовало  отправиться  на  одну  из
явочных  квартир,  адреса  которых  он  извлек   из   сознания   седовласого
джентльмена в штате Айова. За одним из этих адресов скрывался  ночной  клуб.
Два других были ресторанами. Кроме того, он располагал адресом родного брата
Джейкоба Вестхолма, и этот, второй,  Вестхолм  тоже  был  членом  преступной
организации. Остальные одиннадцать адресов принадлежали женщинам.
   Однако  в  неожиданной  пустоте  дома  было  еще  кое-что  любопытное   и
настораживающее.  Неужели  такой  человек,  как   Вестхолм,   довольствуется
охраной, состоящей всего из трех постов наружного наблюдения?  Разве  он  не
посадил одного-двух боевиков прямо в доме, в порядке, так сказать, последней
оборонительной линии? Тимоти просто не  мог  поверить  в  то,  что  Вестхолм
подвержен мании преследования в меньшей  степени,  чем  остальные  "крестные
отцы", или, если угодно, в том, что он не трясется за  свою  жизнь,  -  ведь
враги, принадлежащие к некогда могущественным мафиозным кланам, были  у  них
наверняка одни и те же.
   Тимоти вплыл в кухню, где,  приклонив  головы  на  стол,  спали  шофер  и
дворецкий. Одна из жестянок пива свалилась на пол,  и  густой  пивной  запах
тяжело висел в воздухе. Тимоти решил начать с пожилого,  начинающего  седеть
отлично вышколенного дворецкого. Нырнув ему в сознание, он  принялся  искать
какую-нибудь зацепку, способную  подсказать,  где  находится  сейчас  хозяин
дома.
   Через несколько секунд Тимоти выяснил - Вестхолм  находится  в  больнице,
куда попал после небольшого кровоизлияния,  случившегося  как  раз  нынешним
утром.
   На мгновение Тимоти захотелось оставить Вестхолма  в  покое,  предоставив
болезни самой лишить "крестного отца" памяти, если не жизни. Но  он  был  не
вправе полагаться на слепой случай, особенно если учитывать важность  миссии
Тимоти не только для тысяч наркоманов, но и для него  самого.  Он  почерпнул
адрес больницы и ее внешний вид из памяти дворецкого, сосредоточился, закрыл
глаза и телепортировался...
   Он материализовался рядом со  зданием,  представляющим  собой  гигантское
сооружение из желтого кирпича и  алюминия.  Он  стоял  прямо  на  пешеходной
дорожке  с  каучуковым  покрытием,  две  полосы  которой  сами  двигались  в
противоположных направлениях. Тимоти упрекнул себя в безалаберности - до сих
пор он не задумывался о возможности  материализоваться  прямо  на  глазах  у
изумленных сограждан, подняв тем самым изрядный  переполох,  тогда  как  ему
надо было  сохранять  полную  анонимность.  В  конце  концов,  он  прибыл  в
общественное заведение, а вовсе не в ту респектабельную глухомань,  которую,
как правило, избирают для постоянного проживания "крестные отцы".
   Несколько мгновений спустя он уже плыл по главному холлу больницы, не без
отвращения вдыхая здешний  запах  -  тошнотворную  смесь  аромата  цветов  с
дезинфектантами. Он просмотрел больничную книгу в приемном покое  и  выяснил
месторасположение палаты, в которой лежал  Вестхолм.  Палата  находилась  на
восемнадцатом этаже,  однако  лифты  обслуживались  специальными  служащими,
которые требовали на входе в кабину пропуск, выписываемый в  соответствующем
бюро. И Тимоти прекрасно понимал, что никогда не  получит  такого  пропуска.
Проникнуть в палату к Вестхолму было труднее,  чем  на  прием  к  президенту
Соединенных Штатов.
   Пешеходные лестницы в это время  суток  были  закрыты,  тяжелые  пожарные
двери заперты на замок и на цепь. И хотя Тимоти мог бы отпереть эти замки  и
снять цепи, сделать это бесшумно было невозможно,  а  привлекать  чье-нибудь
внимание ему страшно не хотелось.
   По больничному плану он выяснил нужное направление и точное  расположение
палаты Вестхолма (план лежал на журнальном столике в холле для посетителей).
Но из холла, по которому беспрестанно сновали врачи и медсестры, нельзя было
телепортироваться, не обратив на себя всеобщее внимание. Тимоти отправился в
мужской туалет, заперся в кабинке с ее пованивающим аммиаком  оборудованием,
сосредоточился  на  расположении  необходимой  ему  палаты  и  провалился  в
несуществующую вселенную нуль-транспортировки.
   В палате у Вестхолма находилась сиделка. В ослепительно белом крахмальном
халате и поскрипывающих на ходу остроносых туфлях она расхаживала у постели,
следя за показаниями на бесчисленных мониторах и в особенности - на мониторе
электрокардиографа. Она отступила на пару шагов, протерла глаза,  как  будто
отказываясь верить им... И немудрено: человек или, по  крайней  мере,  нечто
похожее на человека внезапно возникло перед ней на пустом месте.
   Она успела открыть рот, собираясь закричать, но Тимоти тут же усыпил  ее.
Он не позволил ей "рухнуть на пол, а выслал вперед мысленные руки, осторожно
поддержал ее, закружил и опустил в кресло, в котором  она,  судя  по  всему,
сидела и раньше, коротая время за чтением любовного романа.
   В постели лежал не человек, а живая рухлядь, в тело которой было  всажено
множество иголок, насаженных на трубки, ведущие к  бутылочкам  с  прозрачной
жидкостью,  выставленным  на  полку  из   ослепительно   сверкающей   стали.
Внутривенное вливание продолжалось. Рот лежавшего на  постели  человека  был
разинут, как у мертвеца, хотя, конечно, в этом старом ублюдке жизни  хватило
бы и на десятерых.
   Тимоти запустил мысленные пальцы ему  в  сознание.  И  обнаружил  опухоль
головного мозга, достаточно, впрочем, незначительную.  Непораженные  участки
мозга взяли  на  себя  функции  этой  "мертвой  зоны"  то  ли  в  результате
компенсирующих усилий самого организма,  то  ли  под  воздействием  терапии.
Оставить этого человека в  покое,  положившись  на  то,  что  дело  забвения
совершит сама смерть, было бы слишком опрометчиво.
   Тимоти выработал визуальную метафору, соответствующую  сознанию  старика.
Это опять оказалась кладовая данных, размещенная в высоком здании без  окон,
и  в  этом  отношении  наличествовало  поразительное  сходство  с  сознанием
Леопольда (неужели властолюбивые  амбиции  и  безжалостность  сами  по  себе
способны сформировать совершенно одинаковых людей?). Тимоти нашел информацию
о космическом корабле и о происхождении  ПБТ.  Она  не  оказалась  стерта  в
результате поразившего сегодня утром Вестхолма инсульта.
   Тимоти проникал в одну базу  данных  за  другой,  убирая  оттуда  имеющую
решающее значение информацию. Но стены хранилища внезапно треснули,  дискеты
воспоминаний принялись омерзительно пищать, протестуя против  бесцеремонного
обращения с ними. Тимоти скоро понял, что его поиски тревожат мозг больного,
вызывая в нем ощущения тревоги и страха,  и  что  продолжение  этих  поисков
может обусловить еще одно кровоизлияние.  А  второе  кровоизлияние,  да  еще
сразу же после первого, почти наверняка убьет Вестхолма.
   Тимоти убрал мысленные пальцы  из  мозга  "крестного  отца",  вернулся  в
собственное тело и задумался над возникшей перед ним проблемой.
   Если он оставит Вестхолма в покое, тот выживет. Сил у него было еще  хоть
отбавляй. И сердце в его груди билось ровно. А воля к жизни - Тимоти в  этом
не сомневался - была просто-напросто несокрушима. Но если он выживет, у него
сохранятся остаточные воспоминания о космическом корабле и о наркотике,  тем
самым сведя на  нет  все  усилия,  предпринятые  Тимоти  во  имя  проведения
операции по тотальной "зачистке". Но если Тимоти вновь запустит  в  сознание
Вестхолма свои мысленные пальцы и пошурует ими столько, сколько  потребуется
для ликвидации подлежащих уничтожению воспоминаний, он, скорее всего,  убьет
"крестного отца". Он подумал о том, не форсировать ли этот  процесс  самому,
устроив Вестхолму  обширный  инсульт..,  но  перспектива  сделаться  убийцей
показалась ему малопривлекательной. Куда  ни  кинь,  всюду  клин.  К  какому
решению ни придет Тимоти, оно заранее повергает его в отчаяние.
   Тимоти застыл на месте, вслушиваясь в мерное бульканье бутылки с глюкозой
и в периодическое похрапывание сиделки. Он убеждал себя в том, что  Вестхолм
- паразит и  преступник,  что  он  язва  общества,  что  он  был  паразитом,
преступником и язвой всю свою жизнь. Вест-холм, должно быть,  был  связан  с
прежней мафией, если вообще не являлся одним  из  ее  главарей,  прежде  чем
присоединиться к Братству и занять высокое место в его иерархии.  Кушанья  и
вина, которые он употреблял, одежда, которую он  носил,  дом  в  тюдоровском
стиле, в котором он жил, и даже лечение, которое он получал в этой роскошной
больнице, чтобы продлить свою никчемную жизнь, - все это было куплено  ценой
мучительной агонии и гибели других людей. Он охотился на слабых, он, по сути
дела, убивал и пожирал их.
   Бутылка булькала.
   Сиделка храпела.
   А в остальном в палате все было тихо.
   И хотя Тимоти был согласен с собственными доводами на сто процентов,  это
не могло оправдать хладнокровной расправы над Джейкобом Вестхолмом. Особенно
если учесть, что речь идет об  убийстве  человека,  не  причинившего  самому
Тимоти ровным счетом никакого вреда. С Клаусом Маргелем и его подручными все
было гораздо проще: они стреляли в него, они пытались его убить.  Той  ночью
он действовал в порядке самообороны, и у него не было времени на  колебания.
Но ведь именно этим  и  отличается  Тимоти  от  преступников.  Он  не  может
безжалостно убить другого человека, как  это  делают  гангстеры.  Умышленное
убийство.., нет, он на это не способен. Если не считать того, что...  Мысль,
возникшая у него в голове, была весьма дерзкой. И вместе  с  тем  постыдной.
Своего рода сделка с собственной совестью. Попытка  обмануть  себя,  попытка
обойти этическую проблему, которую ему предстояло решить. Подобное поведение
никогда не нравилось ему в других, а уж чтобы решиться на это самому...  Но,
черт побери, зато это может сработать!
   Он  запустил  мысленные  пальцы  в  сознание   Вестхолма,   спустился   в
подсознание, визуальной метафорой которого оказались подвалы  и  пещеры  под
исполинским хранилищем данных.
   Он  прошел  по  сырым  катакомбам,  по  стенам  которых  ползали   твари,
воплощавшие подсознательные желания и мечты;  эти  твари  страшились  света,
который нес с собой Тимоти.
   Они зашипели на него. Они зарычали. Они заскулили. Они попытались  задуть
свет, который нес с собой Тимоти.
   В те мгновения, когда луч или  сполох  падал  на  них,  они  содрогались,
тряслись, бились в корчах.
   Тимоти позволил ползучим, жалящим, кусающим зубами и  хватающим  клешнями
тварям из подсознания Вестхолма напасть на себя,  позволил  им  наложить  на
себя мокрые когтистые лапы, позволил запустить ядовитые усики себе в спинной
мозг. Но при этом он прислушивался к их голосам, пока, как  ему  показалось,
не начал понимать их язык. Он узнал все самые мерзкие, все самые  чудовищные
черты характера своей жертвы, заставил себя вникнуть в них и притерпеться  к
ним до тех пор, пока ему не стало по-настоящему невыносимо.
   Тимоти отдавал себе отчет в том, что ни с чьим сознанием  и  подсознанием
нельзя обращаться подобным образом: искушая, провоцируя  и  в  конце  концов
расчленяя их. Если он не проявит предельной осторожности, это  вполне  может
закончиться его  собственным  безумием.  Накатывающие  волны  кровосмешения,
убийства, садизма, мазохизма, скотоложства, вампиризма,  ненависти,  страха,
властолюбия - вся эта адская смесь пороков и извращений не предназначена для
того, чтобы  полоскать  в  ней  мысленные  пальцы,  чтобы  изучить  и  затем
разложить на составные части. Но на помощь Тимоти, как  это  иногда  бывает,
пришел случай.  Тимоти  всколыхнул  самые  сокровенные  глубины  сознания  и
подсознания Джейкоба Вестхолма - жалкого старика,  лежащего  в  палате  люкс
дорогой частной клиники. Теперь  Тимоти  познал  Вестхолма  лучше,  чем  ему
доводилось познавать кого бы то ни  было  другого.  Конечно,  и  подсознание
самого Тимоти наверняка не было безгрешно, в нем  тоже  обитали  подавляемые
страсти и желания, да ведь подсознание любого из нас  является  трясиной,  в
которую проваливается  все,  что  мы  не  можем  вынести  на  уровне  нашего
сознания. Но Тимоти сейчас заставил себя забыть об этом, он  превратил  свою
ненависть в цветущий сад, воздвигнув в его середине монумент и поднимая  его
все выше и выше, выкладывая один ярус ненависти и презрения вслед за другим.
И наконец, очутившись на такой высоте, на которой он мог думать о  Вестхолме
в  точности  так,  как  подсказывало  подсознание  "крестного  отца",  когда
Вестхолм превратился в его глазах  в  низкоорганизованное  животное,  Тимоти
вернулся в хранилище данных и обратился к ячейкам, в которых  были  записаны
воспоминания о космическом корабле и о ПБТ.
   Он вынул из ниши нужную дискету.
   Стены хранилища - белый  пластик,  точно  такой  же,  как  в  сознании  у
Леопольда, - треснули от пола до потолка.
   Тимоти сконцентрировался на мысли о том, что Джейкоб Вестхолм - животное,
похотливое  и  одержимое  манией  величия  животное,  лишенное  человеческих
качеств, - именно такое, каким представляют монстров в дешевых комиксах.
   На мгновение Тимоти увидел пораженный кровоизлиянием  участок  мозга,  но
тут же "вырубил" это видение.
   Он приказал дискете самоуничтожиться.
   Он попытался сделать это как можно осторожнее, чтобы не повредить мозг  и
сознание. Ведь Тимоти не собирался убивать Вестхолма, ему нужно  было  всего
лишь стереть из его памяти кое-какую информацию. Если в ходе  этого  удастся
сохранить жизнь "крестному отцу" - что ж, пусть оно так и будет.
   Он  подумал,  что  неплохо  было  бы  вылечить  Вестхолма,  прибегнув   к
психотехнике. Но нет, мозг - слишком сложное и таинственное устройство, а  в
искусстве врачевания Тимоти остается еще младенцем. Да и  подобная  "мертвая
зона" в мозгу неизлечима.
   Свет померк.
   Трещины в стенах стали еще шире.
   Тимоти следил за самоуничтожением дискеты, хотя больше всего на свете ему
хотелось как можно скорее выбраться из окаянного хранилища. До сих  пор  ему
еще не приходилось присутствовать в умирающем чужом мозгу, и абсолютный ужас
разрушения едва не свел его с ума.
   В хранилище с грохотом обрушился участок крыши, все  помещения  заволокло
бурой пылью. Сквозь грохот  до  слуха  Тимоти  донеслись  слабые  отдаленные
стенания...
   Когда все закончилось и Тимоти покинул мозг мертвеца, уже не  заботясь  о
том, чтобы завершить самоуничтожение дискеты, он понял, что  придуманный  им
трюк - заставить подсознание человека  вывернуться  наизнанку  -  помог  ему
справиться с неизбежным злом, потому  что  этого  человека  необходимо  было
убить, но что этот самообман не позволит ему самому избавиться от  угрызений
совести в будущем. Потому что от этого не спасают никакие трюки.
   Электрокардиограф принялся издавать резкие тревожные сигналы.
   Сиделка спала.
   А в остальном в палате все было как всегда.
   Тимоти посмотрел на  труп  Вестхолма,  хотя  ему  этого  и  не  хотелось.
Хотелось  ему  лишь  одного  -  поскорее  выбраться  отсюда,  избавиться  от
больничных запахов, от белизны окружавших его стен,  от  стерильной  чистоты
халата, в который  была  одета  спящая  сиделка,  от  режущих  слух  звуков,
издаваемых кардиографом, каждый из которых твердил,