Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
он, Род прошел тяжелое испытание. Совершенно спокойно Род нараспев
произнес:
- Всю эту неделю, сэр, я думал, что уже избежал все проблемы.
- Что ты имеешь в виду собственник Мак-Бэн?
- Вы помните... - Род не смел упомянуть Сад Смерти, тот факт, что
Беаслей был одним из тайного совета, кто признал его годным к жизни.
Тогда заговорил Беаслей:
- Некоторые вещи, мы не упомянем, парень. И этому я вижу, ты хорошо
обучен.
Он остановился и внимательно посмотрел на Рода с выражением лица
человека, глядящего на необычный труп перед тем как перевернуть его, чтобы
идентифицировать. Род тяжело воспринял такой взгляд.
- Садитесь, парень, садитесь, - сказал Беаслей, командуя Родом в его
собственном доме.
Род присел на скамейку, так как Беаслей занял единственный стул -
огромный резной стул из другого мира, принадлежавший еще прадеду Рода. Он
сел. Род не любил, когда ему приказывали, но был уверен, что Беаслей
заботится о нем и, возможно, делает невероятные усилия говоря с помощью
горла и рта.
Беаслей снова посмотрел на Рода особым выражением - смеси симпатии и
отвращения.
- А теперь встань, парень, посмотри вокруг, чтобы быть уверенными,
что тут точно никого нет.
- Этого можно и не делать, - возразил Род. - Моя тетушка Дорис уехала
сразу после того как я был оправдан, работница Элеанор забрала телегу и
отправилась на рынок, а у меня на ферме всего две пары рук.
Обычно, несущая богатство гниль гигантских полупарализованных овец
поглощала все внимание любых двух встретившихся Норстралийских фермеров,
несмотря на различия в возрасте и положении.
Но не в этот раз.
На уме у Беаслея было что-то серьезное и неприятное. Он выглядел так
загадочно, что Род почувствовал реальную симпатию к этому человеку.
Беаслей повторил:
- Сходи посмотри.
Род не спорил. Он послушно пошел к задней двери, заглянул за южный
угол дома, никого не увидел, обошел дом вдоль северной стороны, снова
никого не увидел и вошел в дом через переднюю дверь. Беаслей не
пошевелился, разве только налил немного больше горького пива из бутылки в
свой стакан. Род поймал его взгляд. Без всяких слов, Род сел. Если человек
так сильно интересуется им (а Род думал именно так), и если человек умен
(о чем Род знал точно), стоило выполнить его требования и послушать, что
же он скажет. У Рода до сих пор было приятное ощущение, что его сосед
любит его - ощущение слабо проступало на честных лицах ожидающих его
Норстралийцев, когда Род вышел снова на свой задний двор из фургона Сада
Смерти.
Беаслей заговорил так, как он говорил бы о необычной пище или редкой
выпивке:
- Мальчик, для этого разговора есть несколько причин. Если кто-то
подслушает его, он не сможет просто так выкинуть его из головы, понятно?
Род на мгновение задумался, потом искренне ответил:
- Я слишком молод, чтобы быть уверенным, но я никогда не слышал о
ком-то подслушивающем произнесенные слова, когда он может "услишать" их
мысленно. Кажется, или то, или другое. Вы же никогда не говорите, когда вы
"гаварите"?
Беаслей кивнул.
- Это так. Я хочу рассказать тебе кое-что из того, что не рассказал,
и, конечно, когда я стану рассказывать тебе, я постараюсь говорить потише,
так чтобы никто не мог подслушать нас, понятно?
Род кивнул.
- Так в чем же дело, сэр? Что-то неправильно с моим титулом
наследника?
Беаслей стал пить, не сводя взгляда с Рода, глядя на него поверх
кружки.
- В этом тоже есть проблемы, парень, но хоть все здесь не так плохо,
об этом я могу поговорить с тобой и с другими опекунами. Тут дело более
личное. И похуже.
- Пожалуйста, сэр! В чем же дело? - закричал Род, почти раздраженный
всей этой таинственностью.
- Очсек заинтересовался тобой.
- Что такое Очсек? - спросил Род. - Я никогда о таком не слышал.
- Ни что, а кто, - сумрачно сказал Беаслей. - Очсек как ты знаешь -
парень в правительстве Содействия. Человек, который хранит книги для
Зампредседателя. Это - Поч. Сек. (что означает Почетный Секретарь или
что-то доисторическое). Так его называли, когда мы впервые ступили на эту
планету. Но теперь все называют его Очсеком и пишут, как и говорят. Он
знает, что не может дать обратный ход приговору, вынесенному в Саду
Смерти.
- Никто не может! - закричал Род. - Такого никогда не было. Каждый
это знает.
- Они могут знать это, но есть гражданский суд.
- Как они могут судить меня гражданским судом, если мне даже
обвинение не предъявлено? Вы сами знаете...
- Никогда, парень. Никогда не говори, что Беаслей что-то знает, или
чего-то не знает. Говори только, что ты думаешь, - даже в частной беседе,
только между ними двумя, - Беаслей не хотел нарушать фундаментальную тайну
слушанья в Саду Смерти.
- Это только так говорится, Господин и Собственник Беаслей, -
разгоряченно заговорил Род, - что гражданский суд есть нечто, что
применяется к собственнику, если соседи долгое время жалуются на него. Но
ведь у них не было ни времени, ни повода жаловаться на меня?
Беаслей задержал руку на чашке. Произносить слова было для него
настоящей мукой. Капли пота проступили у него на лбу.
- Предположим, парень, что я знаю, - печально сказал он, - через
собственные каналы о том, как проходило судилище в том фургоне... там! Я
скажу, что как-то узнал об этом... и я точно знаю, что Очсек ненавидит
иностранного джентльмена, который мог быть в трейлере в роли...
- Повелителя Красная Дама? - прошептал Род, в конце концов
потрясенный фактом, что у Беаслея хватило сил говорить, о чем обычно даже
не упоминали.
- Конечно, - кивнул Беаслей. Его гордое лицо едва не расплылось от
слез. - Я уверен, что Очсек знает о тебе и чувствует, что закон нарушен,
все нарушено, что ты - уродец, который может причинить вред всей
Норстралии. И что же мне делать?
- Я не знаю, - сказал Род. - Возможно, все мне рассказать?
- Никогда, - сказал Беаслей. - Я - гордый человек. Дай мне еще
выпивки.
Род пошел к серванту, принес еще бутылку горького пива, удивляясь,
где и когда он может найти Очсека. Он никогда не имел никаких дел с
правительством; его семья - в первую очередь его дед, всю жизнь, а потом
его тети и кузины - брали на себя заботы обо всех официальных бумагах,
разрешениях и прочих вещах.
Беаслей сделал большой глоток пива.
- Это хорошее пиво. Говорить - тяжелая работа, даже если это -
хороший способ сохранить секрет, если ты совершенно уверен, что никто не
сможет заглянуть в наши головы.
- Я его не знаю, - сказал Род.
- Кого? - спросил Беаслей, мгновенно прервав ход своих мыслей.
- Очсека. Я не знаю никакого Очсека. Я никогда не был в Новой
Канберрии. Я никогда не видел официальных представителей, нет, даже
никаких инопланетян, я никогда не встречал джентльмена, о котором мы
говорили. Как может Очсек знать меня, если я не знаю его?
- Ну, ты даешь, парень. Он не был тогда Очсеком.
- Во имя овец, скажите мне, кто он! - спросил Род.
- Никогда не произноси имя Повелителя, если говоришь о Повелителе, -
мрачно сказал Беаслей.
- Сожалею, сэр. Я - извиняюсь. Кто это?
- Хоугхтон Сум сто сорок девятый, - сказал Беаслей.
- У нас нет соседа с таким именем, сэр.
- Да, - грубо сказал Беаслей, так словно приближался к концу дороги
неразрешимых тайн.
Род смотрел на него, по-прежнему недоумевая.
Далеко-далеко по дороге за Холмами Подушки, заблеяла гигантская овца.
Возможно, это означало, что Хоппер передвинул на новое место ее платформу,
так чтобы она смогла дотянуться до свежей зелени.
Беаслей наклонился к Роду. Он зашептал, и смешно было видеть
нормального человека запутавшегося в собственных нашептываниях, из-за
того, что он не говорил своим голосом полгода. Его слова звучали тихо,
неразборчиво, так словно он начал рассказывать Роду крайне непристойную
историю, или задавал ему какой-то личный и очень неподходящий вопрос.
- Твоя жизнь, парень, в опасности, - прошептал он. - Я знаю, что у
тебя есть одна странность. Мне очень не хочется спрашивать тебя, но я
должен. Сколько ты помнишь о своей жизни?
- А, это? - сказал Род. - Я не думал, что кто-то спросит об этом,
даже если это неправильно. Я прожил четыре детства, с нуля до шестнадцати
лет. Моя семья надеялась, что я научусь "гаварить" и "слишать", как все
остальные, но я оставался самим собой. Конечно, я не был настоящим малышом
на третий раз, когда они стерли мою память. Я стал всего лишь безликим
идиотом в биологическом возрасте сорока восьми лет.
- Все это так, парень. Но можешь ли ты вспомнить те, другие жизни?
- Куски и фрагменты, сэр. Куски и фрагменты. Они не соединяются
вместе... - он прервался и вздохнул. - Хоугхтон Сум! Хоугхтон Сум! Горячий
и Простой. Конечно, я знаю его. Стреляный парень. Я знал его в свое первое
детство. Мы были хорошими друзьями, но мы сильно ненавидели друг друга. Я
был уродцем, и он - тоже. Я не мог "гаварить" и "слишать", он не мог
принимать струн. Это означало, что я никогда не пройду через Сад Смерти -
меня ждала хихикающая комната и великолепный гроб. А ему... ему было хуже.
Он мог прожить время, отпущенное Старой Землей - сто шестьдесят лет, или
около того, и потом - все. Должно быть, он сейчас самый быстро старящийся
человек. Бедняга! Как же он стал Очсеком? Какая сила сделала его Очсеком?
- Сейчас ты узнаешь это, парень. Он говорил, что он твой друг, и что
ему совсем не нравится делать это, но он должен проследить, чтобы ты был
убит. Для блага Норстралии. Он сказал, что это - его долг. Он собрался
стать Очсеком, потому что всегда отчитывался о своем долге, и люди мало
печалились о нем, потому что он должен был скоро умереть. Только одна
жизнь Старой Земли была дана ему, несмотря на то, что весь струн во
вселенной производят у его ног. Он не мог принимать его...
- Значит они так и не вылечили его?
- Не вылечили, - согласился Беаслей. - Сейчас он старик, и озлоблен
этим. И еще, он поклялся увидеть твою смерть.
- А он может сделать это? Повелитель Очсек, я имею в виду.
- Он может. Он ненавидит того иностранного господина, о котором мы
говорили, потому что тот инопланетянин назвал его провинциальным глупцом.
Он ненавидит тебя, потому что ты останешься жить, а он - нет. Как ты
называл его в школе?
- Горячий и Простой. Мальчишеская шутка.
- Он не горячий, и не простой. Он холодный, загадочный, жестокий и
несчастный. Если бы мы все не знали, что вскоре он умрет, через десять или
через сто лет, мы бы сами препроводили его в Хихикающую Комнату. Из-за
несчастья, которое он несет, и из-за его не компетенции. Но он - Очсек, и
он заинтересовался тобой. Я сказал тебе об этом. Хоть и не должен был.
Когда я увидел его лукавую физиономию, разглагольствующую о тебе, то
попытался как можно скорей предупредить тебя, парень, но ты пировал со
своей семьей и с соседями до последнего времени... Когда я увидел, что эта
белая, лукавая рожа подкрадывается, а ты не видишь этого... тогда я сказал
себе: Род Мак-Бэн не может быть убит официально, к тому же бедный парнишка
заплатил сполна за то, чтобы быть человеком, поэтому я все рассказал тебе.
Я могу дать тебе шанс, хоть и задену этим свою гордость, - вздохнул
Беаслей. Его ярко-красное лицо выглядело взволнованным. - Я могу нанести
вред своей гордости, а это плохо здесь в Норстралии, где человек может
жить сколько захочет. Но я счастлив здесь. С другой стороны, мое горло
болит от этого разговора. Принеси еще бутылку пива, парень, перед тем как
я встану из-за стола и уеду на своей лошади.
Без слов Род принес ему еще бутылку пива, и налил его с кивком
благодарности.
Беаслей не собиравшийся больше ничего говорить, мелкими глотками пил
пиво. "Возможно, - подумал Род, - он осторожно "слишает" вокруг, есть ли
поблизости какой-нибудь человек, который мог бы подслушать телепатически
весь их диалог.
Когда Беаслей поставил кружку и собрался уходить, Род не смог
сдержать последний вопрос, который произнес свистящим шепотом. Беаслей уже
настроился на мысленную речь, поэтому равнодушно посмотрел на Рода.
"Возможно, - подумал Род, - он просит меня "гаварить", но он забыл, что я
вовсе не могу "гаварить". Пауза возникла, поэтому Беаслей прочищал свое
очень грубое горло:
- В чем дело парень? Не заставляй меня говорить больше. Мое горло
исцарапанно, а моя гордость растоптана.
- Но, что же мне делать, сэр? Что мне делать?
- Господин и Собственник Мак-Бэн, это - твои проблемы. Я - не ты. Я
не знаю.
- А что бы вы делали, сэр? Предположим, вы стали бы мной.
На мгновение синие глаза Беаслей уставились на Холмы Подушки.
- Улетел бы с планеты. Улетел бы. Куда угодно. За сотни световых лет
или около того. Когда этот человек... он... он умрет, ты вернешься назад,
свежий, как только что распустившийся цветок.
- Но как, сэр? Как я могу это сделать?
Беаслей похлопал его по плечу, подарил ему широкую, безмолвную
улыбку, поставил ногу в стремена, запрыгнул в седло и посмотрел сверху
вниз на Рода.
- Я не знаю, сосед. Но удачи тебе. Больше того что я уже сделал для
тебя я ничего не сделаю. До свидания.
Он нежно хлопнул свою лошадь открытой ладонью и та рысцой выбежала со
двора. Выехав со двора, лошадь перешла на рысь.
Род стоял в дверях своего собственного дома, совершенно один.
4. СТАРЫЕ СОКРОВИЩА
После того как Беаслей ушел, печальный Род немного побродил вокруг
фермы. Он чувствовал, как не хватает ему деда, который был еще жив во
время его третьего детства, и который умер пока Род проходил через
четвертую попытку уничтожить препятствие телепатического общения. И еще
Род чувствовал как ему не хватает его тетушки Маргот, которая добровольно
ушла из жизни в возрасте девятисот двух лет. Зато осталось бесполезное
изобилие двоюродных сестер и родственников, у которых он мог попросить
помощи. Двое работали на ферме. Возможно, ему удастся увидеть саму Мать
Хиттон, потому что она некогда была замужем за его пра-11-дядей. Но сейчас
Род не хотел ни с кем общаться. Ему не о чем было говорить с людьми. Очсек
тоже был человеком... вообразите "горячий и простой" приобрел могущество!
Род знал, что эта борьба касается только его одного.
Его лично.
Что было его собственностью раньше?
Даже жизнь ему не принадлежала. Он мог вспомнить лишь отрывки
различных периодов своего детства. Он даже вспомнил отдельные неприятные
вспышки боли - время от времени родные возвращали его назад в младенческий
возраст, в то время как биологически он становился все старше и старше.
Это не он так решил. Дед приказывал делать это, или Заместитель
Председателя, или тетушка Маргот просила об этом. Никто особо его не
спрашивал, только говорил:
- Ты бы согласился...
Род разозлился.
Он был хорош... так хорош, что возненавидел их на все времена и
удивлялся если бы они узнали, как он ненавидит их. Ненависть его никогда
не остывала, потому что настоящие люди обладали полным набором чувств,
которые он так жаждал получить. Но Род и любил их тоже.
Пытаясь обдумать все это, Род бродил осматривая свое имущество.
Большая овца лежала на платформе - навеки тошнотворное, навеки
гигантское создание. Возможно некоторые из них еще помнили те времена,
когда были ягнятами, когда могли свободно бегать по редкой траве, пробивая
головами плеофильмовые покрытия каналов и сами пили, когда им хотелось
пить. Теперь же они весили сотни тонн, и их кормили машины, за ними
смотрели сторожевые машины, их лечили автоматические доктора. Они питались
и пили при помощи рта, только потому что опыт показывал, что они станут
толще и проживут больше, если у них останется хоть какое-то подобие
нормальной жизни.
Тетушки Дорис, которая присматривала за домом Рода, до сих пор не
было.
Его работница Элеанор, которой он платил годовую сумму много больше,
чем другие планеты тратили на вооружение, задержалась на рынке.
Пастухов Билла и Хоппера тоже не было.
Да Род и не хотел говорить с ними.
Он хотел бы увидеть и поговорить с Повелителем Красная Дама, этим
странным человеком с другой планеты, с которым он встретился в Саду
Смерти. Повелитель Красная Дама выглядел так, словно знал больше чем
Норстралийцы; так словно он пришел из более великого, жестокого, мудрого
общества, чем то, которое знала большая часть людей на Старой Северной
Австралии.
Но ведь вы не можете спрашивать у Повелителя. В жизни такого не
бывает.
Род добрался до крайних пределов своей земли.
Дальше лежали земли Гемфри Лаусвита - широкая полоса бедных земель,
за которыми присматривали только отчасти - сложенные в строение ребра
давно мертвых овец. На закате они отбрасывали сверхъестественные тени.
Семья Гемфри по закону обладала этими землями сотни лет. Тем не менее
земля пустовала за исключением нескольких анонимных животных, которым
Государство позволяло бродить по любой земле, находящейся как в
общественном, так и в частном пользовании.
Род знал, что может зайти на эту землю только на два шага.
Все, что он мог сделать, это перешагнуть межевую линию и закричать,
мысленно обращаясь ко всем людям. Он мог сделать это, хотя по-настоящему
"гаварить" не мог. Телепатический призыв о помощи мог привести стражей с
орбиты в течение семи или восьми минут. Тогда Род смог бы только сказать:
- Клянусь. Я стал уже Господином и Собственником. Я требую, чтобы
Правительство защитило мою жизнь. Смотрите на меня, люди, а я еще раз все
это повторю.
Тройное повторение одного и того же сделало бы его Официальным
Бедняком, который не останется без надзора... но не было стражи, не было
заявления - ничего, иначе его ожидало скитание по Старой Северной
Австралии и та работа, которую бы он выполнял, когда хотел, и бросал,
когда хотел. Это была бы хорошая жизнь, свободная жизнь, лучшее, что
Правительство могло предложить собственникам, которые прожили долгие
столетия в трудах, ответственности и гордости. Это была великолепная
жизнь...
Но не мог Мак-Бэн принять этого, не мог из-за титула.
Не мог он.
Несчастным вернулся он в дом. Он прислушался к Элеанор "гаварящей" с
Биллом и Хоппером и одновременно накрывающей обед - огромное блюдо с
дымящейся бараниной, картошкой, круто-сваренными яйцами. Сваренное на
ферме пиво достали из кладовки. (Род знал, что существовали планеты, где
люди никогда, до самой смерти, так и не пробовали таких блюд. Они жили
питаясь обработанным картоном, который изготавливался из продукта уборных,
заново насыщенного питательными веществами и витаминами, с измененным
запахом, стерилизованного и выводившегося из организма на следующий день.)
Род знал, что это - хороший обед, но обед его не взволновал.
Как мог он говорить об Очсеке с этими людьми? Их лица пылали от
удовольствия, когда они появились справа от Сада Смерти. Они думали, что
Род счастлив остаться в живых и присоединиться к наиболее уважаемым
гражданам планеты. Роковая Ферма была хорошим местом, даже несмотря на то,
что она не была так велика.
В самый разгар обеда, Род вспомнил дар солдата-