Вы в этом уверены? - вступил в разговор Ногаро.
   - Простите? - удивленно воскликнул Пейн.
   - Я спросил вас, откуда у вас уверенность в том, что Бетельгейзе  лучше
знает, что вам больше подходит?
   Низкий  голос  Ногаро  звучал  глуховато,  словно  доносился  издалека,
отражаясь от многочисленных стен и просачиваясь сквозь невидимые трещины.
   Алган наклонился вперед и даже перестал жевать.
   - Не знаю, - медленно протянул Пейн. - Я простой матрос. Я  шатаюсь  по
космосу и старею. Люди на Бетельгейзе принимают решения. Я не знаю, хороши
они для меня или нет. Если  мне  велят  отправиться  на  новую  планету  и
расчистить ее, я не спорю. Мне не важно, кто ее  заселит,  что  там  будет
расти, я делаю дело, раз мне приказали. Так делаю я, так делал  мой  отец.
Мы не чувствуем привязанности к какой-то одной планете. Мы свободные люди,
а потому прыгаем с одной планеты на другую.
   - Хорошо, - усмехнулся Ногаро, обнажив длинные зубы. - А вы, Алган? Что
вы думаете по этому поводу? Как вы относитесь к политике Бетельгейзе?
   Алган уперся ладонями в стол и глубоко вздохнул.
   - Я ненавижу Бетельгейзе, - с расстановкой, но достаточно громко, чтобы
его слышали за соседними столиками, процедил он. -  Я  ненавижу  все,  что
исходит от Бетельгейзе, и у меня нет никакого доверия к ее политике.
   Все взгляды обратились в его сторону. Вокруг воцарилась тишина.
   - А можно узнать почему? - осведомился Ногаро.
   - Я родом из древнего Дарка, - ответил Алган, - и не скрываю этого. Я -
человек города и требую лишь одного: оставьте меня в покое. Зачем покорять
новые миры, когда мы не в  силах  освоить  те,  которые  подготовили  наши
предки?
   Люди за соседними столиками  внимательно  прислушивались  к  разговору.
Одни глядели на Алгана со страхом и отвращением, в глазах других  читалось
нескрываемое восхищение.
   - Это длинный разговор, - перебил его Ногаро. - Мы поговорим  об  этом,
но не сейчас и не  здесь.  Мы  должны  быть  могущественны,  Алган,  очень
могущественны. Я тоже родом с древней планеты  и  знаю,  как  относятся  к
таким, как вы. Мы оба чудаки в этом мире,  хотя  наше  отчуждение  вызвано
разными причинами. Может  быть,  наши  странности  взаимно  дополнят  друг
друга.
   -  Да  будет  так,  -  произнес  Алган,  невольно  вспомнив  мимолетные
дружеские связи, которые неожиданно возникали у него на древней Даркии.


   Ногаро  был  человеком  удивительным.  Он  до  тонкостей  знал  историю
Освоенной  Галактики,  в  его  памяти   хранилось   множество   рассказов,
относящихся к любому из составлявших ее миров. Казалось, он избороздил все
пространство и путешествует с незапамятных времен.  В  отличие  от  Пейна,
который нередко пересказывал одно и то же,  Ногаро  поражал  разнообразием
знаний. У него накопился невероятный опыт. Но страстью его,  похоже,  было
освоение космоса. Ногаро говорил о мирах, словно  о  крохотных  молекулах,
перемещающихся в ограниченном пространстве. "Он  сумасшедший,  -  повторял
про себя Алган, - сумасшедший потому, что  ему  довелось  созерцать  нечто
необъятное, но его  сумасшествие  величественно  и  заразительно".  Ногаро
особенно увлекала проблема разнообразия населяющих Галактику рас. В  своих
странствиях он встречал их множество. И все они  имели  общие  черты.  Эта
странная общность так  поразила  Ногаро,  что  он  задался  целью  открыть
совершенно иную расу, отличную от человеческой.  Легенды,  ходившие  среди
звездоплавателей,  крепили  его  уверенность  в  том,   что   такая   раса
существует. Он осаждал вопросами всех, кто забирался в неизведанные края.
   От  Ногаро  Алган  узнал,  что  Освоенная  Галактика  отнюдь  не   была
монолитной - власть Бетельгейзе оспаривали. У нее  имелись  противники,  и
расстояния обостряли борьбу. Правда, Бетельгейзе умела выжидать. Мятежники
исчезали, а пурпурная звезда по-прежнему продолжала  светить.  Бетельгейзе
владела временем и знаниями.
   Она, утверждал Ногаро, похожа на паука, который  из  центра  гигантской
паутины ощущает малейшее содрогание в каждой ячейке своей сети, но никогда
не нападает. В сознании собственного старшинства и силы  она  выжидает  до
тех пор, пока мятежник не сможет шелохнуться  в  подготовленной  для  него
западне. По словам  Ногаро,  бывшего  в  курсе  всех  слухов,  ходивших  в
Освоенной Галактике, это был непогрешимый паук,  ибо  он  был  бессмертным
самообучающимся созданием - комплексом громадных машин,  которые  в  своих
бетонных убежищах писали историю планет в  полном  соответствии  со  своей
неумолимой логикой. И люди соглашались с  властью  холодных,  бесстрастных
машин,  лишенных  человеческих  амбиций  и  воображения,  которые  нередко
заводили человека в дебри пустых замыслов. Люди принимали их  власть,  как
принимают реки и горы, и Даже уважали их, ибо машины эти сотворил человек,
хотя и в незапамятные, почти мифические времена.
   "А что,  если  все  это  ложь?  -  часто  думал  Алган.  -  Может,  вся
Бетельгейзе была чудовищной ложью, а за машинами  скрывалась  какая-нибудь
могущественная династия, сумевшая обеспечить себе многовековую власть  под
защитой мощных стен пространства и глубочайших рвов времени?"
   "Какое место занимает в этой паучьей  сети  Ногаро?  -  спрашивал  себя
Алган. - И какое место занимаю я? И все те, кто живет, покоряет, осваивает
миры и умирает, не зная, в чем смысл их дел, и прыгая с клетки  на  клетку
по космической шахматной доске?"
   Какое место занимал наивный Пейн? Какое - циничный Ногаро, с холодными,
хитрыми глазами, расчетливой молчаливостью, отточенной речью? Какое - Жерг
Алган, человек с древней планеты, представитель миров, обращенных скорее к
прошлому, нежели к будущему, которые  упиваются  запыленной  славой  и  не
желают слышать о грядущих победах?
   Или для них не было места?  Может,  они  были  лишними?  Золой,  пеплом
неукротимого человеческого пламени, пожиравшего пространство?
   Последние дни путешествия перед посадкой на  Эльсинор  Алган  провел  в
библиотеке, но ни книги, ни магнитные записи, ни фильмы не дали ему  новых
знаний. Может, мир был устроен очень просто и Алган ненавидел  его  именно
за это? Или имелась  скрытая  сторона,  тайная  действительность,  которую
следовало открыть и которая была истинной реальностью или ее фрагментом.
   Но скорее всего, никто в Освоенной Галактике не ведал истины. Алган был
недоверчив по натуре, и, слушая записи, читая книги и просматривая фильмы,
он, словно охотник, крадущийся за неизвестным и, похоже,  опасным  зверем,
особым чутьем угадывал неведомый след. Он шел вперед, никого не  видя,  но
зная, что и человек, и зверь умеют  ходить  тихо,  не  касаясь  веток,  не
всколыхнув воздуха, не оставляя следа.
   А может, Ногаро прав? Может, спасение принесет иная,  отличная  от  нас
раса, которая обогатит нас своим  опытом?  А  если  она,  эта  иная  раса,
принесет гибель и разрушение?
   По мере приближения  к  Эльсинору  у  Алгана  пробуждался  все  больший
интерес к планетам пуритан. Он почти  ничего  не  знал  о  них,  ему  были
известны лишь легенды, услышанные  в  притонах  Дарка.  Об  этих  планетах
рассказывали мрачные истории, они пользовались худой  славой,  но  никаких
достоверных сведений ему раздобыть не  удалось.  События  теряют  остроту,
когда  рассказ  о  них   пересекает   бездны   времени   и   пространства.
Преемственность традиций  невозможна,  когда  каждый  изолирован  в  своем
собственном времени. А звездоплаватели не любят говорить о минувших делах.
Бывают на редкость словоохотливые первопроходцы, но им мало что  известно.
И Бетельгейзе предпочитает, чтобы так и было. Бетельгейзе  стремится  быть
единственным связующим звеном между разными мирами.
   Триста лет назад по локальному времени, когда первопроходцы  высадились
на планеты, которые впоследствии стали  пуританскими,  они  столкнулись  с
суровой враждебной природой. Она оказала влияние на  характер  поселенцев.
Кроме того,  они  были  первыми  представителями  подлинной  галактической
цивилизации. До них освоение велось людьми,  чтившими  старые  традиции  и
любившими родной мир. Эти планеты  обживали  зрелые  люди,  большую  часть
отведенных им лет проведшие на борту тихоходных  звездолетов,  бороздивших
неисследованные просторы Галактики. Они привыкли к темпоральным искажениям
и не могли представить себе мир, который бы не знал  этих  искажений,  где
время было бы стабильным. На исходных планетах они ощущали себя  чужаками,
ибо были современниками тех людей, которые умерли век, а  то  и  два  века
назад. Они искали новый мир, в котором время обрело бы новую ценность, где
жизнь зависела бы  не  от  современников,  а  от  будущих  поколений.  Они
отыскали десять планет, вращавшихся вокруг соседних звезд, и  создали  там
свою цивилизацию.
   Позже в космосе возникли и другие  сообщества.  Реакция  на  окружающую
среду, положившая начало миру пуритан, лишилась смысла, ибо образ мышления
изменился. А пуританские миры, бастионы  древней  традиции,  единственной,
которая существовала в Освоенной Галактике наряду с традицией Бетельгейзе,
выжили, сохранив особую организацию и суровую мораль,  а  также  странные,
чуждые  для  инородцев  обычаи.   Космопорты,   возведенные   Бетельгейзе,
существовали и на планетах пуритан, но здесь, как и на  древних  планетах,
их  едва  терпели.  Порожденные  пространством,   пуритане   ощущали   его
воздействие  и  с  подозрением  относились  ко  всему  новому,  что  могло
поколебать сложившийся порядок...



4. МИРЫ ПУРИТАН

   На вратах космопорта ярко блестело звонкое слово "Эльсинор". Это легкое
и певучее имя  пришло  из  древних  времен,  его  окружала  поэзия  мифов,
волнующая, смутная память о былом.
   Сразу за  высокими  бронзовыми  вратами  начинались  окраины  города  -
вначале Алган увидел лишь  море  крыш  со  змеящимися  щелями  улочек.  Но
присмотревшись, он различил вдали громаду нового города.
   Алган несколько дней мог полностью располагать собой:  ему  разрешалось
ходить  где  угодно,  нельзя  было  только  покидать  планету.  Он   знал,
правительство Бетельгейзе не беспокоилось  за  своих  первопроходцев;  оно
понимало, что жизни на этой планете они предпочтут  жизнь  на  звездолете:
пуритан не любили.
   Алган натянул черные перчатки и  надел  мрачную  маску,  скрывающую  от
постороннего взгляда рот, уши и нос.  Тончайшая  ткань  пропускала  звуки,
воздух и запахи. Открытыми оставались лишь глаза и лоб.
   Алгана  предупредили,  что  на  Эльсиноре  ношение  маски  обязательно.
Открытое лицо здесь приравнивалось к тяжкому  публичному  оскорблению  как
сознательное нарушение пристойности.  Виновнику  грозила  серьезная  кара,
даже если его защищала всесильная администрация Бетельгейзе.
   Алган бродил по старым улочкам,  где  уже  давно  не  ходил  транспорт,
разглядывал растрескавшиеся белые стены зданий, за которыми таилась тихая,
едва приметная жизнь. Ему здесь нравилось. Он ощущал  сходство  с  древним
укладом, и, хотя пуритане осуждали образ  жизни  на  старых  планетах,  он
подмечал в городе те же следы развитие и упадка, что и в Дарке.
   Он вспоминал слова Ногаро, который сказал ему перед  самым  выходом  из
звездолета: "Миры пуритан одержимы страхом состариться, и этот страх столь
велик, что они изначально взвалили себе  на  плечи  груз  долгих  прожитых
лет". Бродя по городу, он понял, как справедливы  слова  Ногаро.  Пуритане
стремились создать  вечную  цивилизацию,  они  замыслили  ее  как  жесткую
систему, а потому с самого ее  рождения  над  ней  повисло  проклятье,  ее
уделом был повсеместный склероз.
   Пуритане занимались торговлей. Им удавалось первыми завладеть всем, что
было ценного на новых планетах, а потом с выгодой перепродать  добытое.  В
их портах можно было найти любые  товары,  имевшие  хождение  в  Освоенной
Галактике.
   Улицы становились оживленней. Все чаще встречались  полные  достоинства
фигуры в одеждах из черного или синего бархата - в  зависимости  от  ранга
или должности владельца, на их масках сверкали драгоценные камни. Прилавки
магазинчиков, несмотря на строгость  здешних  нравов,  ломились  от  самых
разных товаров - старинной резной утвари с Атлана, шелковистых,  невесомых
мехов Альдрагора, изделий аборигенов, цветастых шалей,  стеклянных  шаров,
внутри  которых,  как  в  калейдоскопе,  сменяли  друг  друга  многомерные
изображения, бронзовых табличек с  непонятными  символами,  причудливейших
форм и цветов кристаллов.
   Богатства  Освоенной  Галактики  были  неисчислимы,  и  все,  что  было
лучшего, продавалось на Эльсиноре.


   Жерг Алган чувствовал  себя  здесь  особенно  одиноким.  Листал  ли  он
древние книги или любовался мягчайшими тканями, его не  покидало  ощущение
одиночества, которого прежде он не испытывал. Впервые в жизни он  попал  в
другой мир, а рядом не было ни друга, ни даже проводника, который помог бы
ему найти верный путь, а в случае надобности и встать на защиту. К тому же
он утратил свободу.
   Он отбросил ткань на прилавок к  великому  огорчению  торговца  -  даже
безликая маска не скрыла жадного  блеска  его  глаз.  Скупость  у  пуритан
считалась добродетелью, ее относили к числу достоинств,  в  то  время  как
высокие человеческие чувства считались пороками.
   Среди груды  многоцветных  тканей  и  роскошных  фолиантов  в  парчовых
переплетах Алган заметил старинную шахматную доску. Он сдвинул  в  сторону
легкие ткани  и  стал  внимательно  рассматривать  ее.  Шестьдесят  четыре
клетки, казалось, были сделаны из дерева двух пород  -  темно-синего,  как
ночь, и нежно-розового, будто кожа  юной  девушки;  так  выглядели  многие
доски, но эта отличалась  тончайшими  гравюрами,  выполненными  на  каждой
клетке. Именно эти рисунки и привлекли внимание Алгана.
   Они поражали тонкостью проработки  каждой  детали.  Вряд  ли  их  могла
выполнить  человеческая  рука.  Рисунки  были  едва  различимы,  так  что,
вероятно, сделаны были не для украшения. К тому же они не  имели  никакого
отношения к игре в шахматы. Это заинтриговало  Алгана.  Он  вспомнил,  что
когда-то слышал о чем-то  подобном.  Эти  символы  относились  к  какой-то
древней науке, вернее, религии... Нет,  скорее,  к  суеверию,  оно  носило
название астрологии. Некоторые из знаков напоминали изображения созвездий.
Эти рисунки были известны с незапамятных времен, когда  люди  еще  верили,
что их судьбы начертаны на небосводе.
   Некоторые знаки представляли собой сложные  геометрические  фигуры  или
изображали фантастических  существ,  чуждых  человеческой  мифологии.  Эти
рисунки тоже не имели никакого отношения  к  шахматам.  Кое-какие  из  них
напоминали  магические  квадраты,  которые  любили  рисовать  художники  и
граверы глубочайшей древности.
   Алган  кончиками  пальцев  погладил  полированную  поверхность   доски.
Похоже, ее изготовили не из дерева, а из  какого-то  другого  материала  с
более тонкой структурой, а потому она отличалась необычной игрой света  на
темных и светлых клетках.
   Алгана удивили и размеры доски. Ее можно было накрыть  двумя  ладонями.
Он решил, что доска принадлежала какому-нибудь  звездоплавателю,  случайно
попавшему на эту планету, и столь же  случайно  в  результате  обмена  или
кражи перешла в руки торговца. Он  сделал  знак  владельцу  лавки,  и  тот
поспешно подошел.
   - Откуда эта доска? - небрежным тоном осведомился Алган.
   - Это очень древняя вещь, - поспешно  отозвался  торговец.  Глазки  его
хищно блеснули. - Очень древняя вещь. Ей, наверно, тысяча лет, а может,  и
десять тысяч. Вы коллекционер?
   - Не может ей быть десять тысяч лет! - возмутился Алган. -  Освоение-то
космоса  когда  началось?   Чем   вы   можете   подтвердить   ее   древнее
происхождение? Хотите обманом подсунуть мне залежалый товар?
   Алган говорил все это, но сам не верил своим словам. Он знал, честность
- отличительная черта пуританских торговцев. Пуританин никогда  не  станет
расхваливать несуществующие качества своих  товаров,  хотя,  случалось,  и
забудет упомянуть об их недостатках.
   - Эта доска старше всех нас, вместе взятых, - торговец  погладил  маску
на лице. - Она старше этого города. Поверьте мне. Никто не знает, когда ее
сделали. Доска может стоить целое состояние. Но я  вынужден  расстаться  с
ней. Дела идут из рук вон плохо.
   - Что так? - усмехнулся Алган. - И сколько вы за нее просите?
   - Не будем говорить о цене. По крайней мере пока. Мы оба любим красивые
старинные вещи. Присмотритесь. Вы можете сказать,  из  чего  она  сделана?
Ходит немало древних легенд...
   - О легендах поговорим потом. А где фигуры?
   Торговец с подозрением посмотрел на него.
   - Фигуры? -  переспросил  он.  -  К  этим  шахматным  доскам  фигур  не
полагается. Я принял вас за знатока. Вы обратили внимание на рисунки?
   - А как же играть?
   - Не знаю.  Я  уже  говорил,  что  доска  старинная,  происхождение  ее
неизвестно. Никто не знает, как играть на этих  досках.  Они  существовали
еще до того,  как  человек  научился  передвигать  фигуры  по  шестидесяти
четырем клеткам.
   - Как она попала к вам?
   - Если не ошибаюсь, ее принес мне на продажу какой-то  звездоплаватель.
Он прибыл с границ Освоенной Галактики.  Не  знаю,  где  он  раздобыл  эту
доску. Он мне этого не сказал. Но известно, что это очень древняя вещь. Ее
древность не вызывает сомнений. Такие доски появились задолго до человека.
   - Значит, в Галактике и до человека существовали цивилизации?
   Торговец окинул Алгана печальным взглядом.
   - Что мне ответить? Я знаю не больше  вашего.  Первопроходцы,  те,  кто
были моими и вашими предками, встречались  в  разных  местах  с  разумными
расами, и гуманоидными и нет, но все они стояли на довольно низкой ступени
развития и еще не покидали своих планет. Но я верю... верю, что мы не были
первыми, кто опустился на  поверхность  некоторых  планет.  Думаю,  кто-то
наблюдает за нами. Ждет  нас.  Может,  эти  шахматные  доски  -  дело  рук
неизвестной расы.
   - Какой? - сухо спросил Алган.
   - Кому это ведомо? Во всяком случае, не бедному эльсинорскому торговцу,
который лишь трижды покидал  родную  планету.  Но  рассказывают  разные  и
весьма престранные истории.
   - Что это за истории?
   - Я не имею права говорить об этом. Это запретная тема. Однако я  вижу,
вы дружески настроены и дадите мне за эту древнюю вещицу хорошую цену.
   - Договорились!
   - Идите за мной, - сказал торговец.
   Алган бросил взгляд вокруг.  Оживленная  толпа  осаждала  прилавки,  по
улицам бесшумно скользили длинные черные  машины.  Но  все  происходило  в
абсолютной тишине, от которой становилось не  по  себе;  темные  одежды  и
маски придавали городу зловещий вид.
   Алган проскользнул в низкую дверь лавочки; заднее  помещение  оказалось
складом, где навалом лежали бесценные товары  -  легкие  красочные  ткани,
невесомые меха, изысканные металлические изделия.
   Торговец опустился на груду мехов, а Алгану указал на  высокое  кожаное
кресло. Глаза Алгана быстро привыкли к скупому свету, и он с  любопытством
огляделся.
   - Вижу, мое заведение вам по душе, - проговорил торговец. - Это  радует
мое сердце.
   Он наклонился к Алгану и с улыбкой спросил:
   - Вы когда-нибудь пробовали зотл?
   - Я только слыхал о таком  напитке,  -  вздохнул  Алган.  -  А  ведь  у
пуритан...
   - Пуритане - народ предусмотрительный. Вы, наверно, слыхали  пословицу:
"Для тех,  кто  не  переступает  порог,  важен  лишь  фасад".  Это  старая
пословица. Вы согласны с ней?
   Торговец взял с полки корень и сунул  в  машинку  для  выжимания  сока,
имевшую вид обычной статуэтки. Он подождал, пока  корень  обесцветится,  а
сок стечет в сосуд. Затем перелил его в два высоких серебряных бокала.
   - Подождите, - сказал он. - Не пейте все  разом.  Я  хочу  вам  кое-что
показать. Я знаю, что могу вам довериться.
   Голос торговца изменился. Исчезли любезность и  угодливость,  заз