лота "Сузы".
   Что-то, однако, было не так. По звуку можно было  решить,  что  самолет
нуждается в серьезном ремонте. К тому же, это  немощное  тарахтение,  едва
различимое на фоне оркестра, никак не мог издавать  "Кэртисс  Хеллдайвер",
бомбардировщик, на котором летали герои ЭРС.
   Резина заскрипела по гудрону, будто обиженная чайка; на мгновение шасси
опять оторвалось от полосы, и аэроплан неловко плюхнулся обратно.  Зрители
шептались, издавали удивленные возгласы, кое-кто смеялся.
   Сейчас было самое время нарушить приказ. Чарли скосил глаза вправо.
   Кативший  по  посадочной  полосе  летательный  аппарат  был  вовсе   не
стремительным "Хеллдайвером", а крошечным бипланом, который не  распадался
на части лишь чудом. Более позорную посадку невозможно было и  вообразить.
Чихая и стреляя черным дымом, машина хромала и  виляла,  роняя  из  мотора
какие-то запчасти. Могло показаться, что  она  летала  как  в  песне:  "на
клятве верности Революции". Наконец двигатель фыркнул в последний  раз,  и
двухлопастной деревянный пропеллер замер. Если это  была  ЭРС,  то  жители
Роузвилла что-то неправильно поняли.  По  фюзеляжу  биплана  шла  надпись:
"АДСКИЕ АНГЕЛЫ ХЬЮЗА - ВЫСШИЙ ПИЛОТАЖ И ОБРАБОТКА ПОСЕВОВ (ДЕШЕВО)".  Курс
"Распознавание  силуэтов  самолетов"  не  включал  в  себя  это   летающее
недоразумение.
   Никто ничего не понимал, но и рисковать никому не  хотелось,  поскольку
если это действительно были революционные герои, малейший неверный шаг мог
стать для провинившегося билетом на Аляску в один конец. Поэтому, когда из
разболтанного аэроплана выбрались  два  пилота,  военный  оркестр  заиграл
последний по счету национальный гимн. Оба авиатора были  в  рваных  летных
кожанках и в промасленных  штанах.  Тот,  что  выглядел  помоложе,  выудил
из-под переднего сиденья биплана гитару в футляре.  Старший,  которому  на
вид было лет пятьдесят с лишним, расстегнул куртку и, к едва сдерживаемому
ужасу зрителей, принялся вытаскивать из внутреннего  кармана  бутылку.  Не
без труда справившись с этой задачей, он  выдернул  пробку  зубами,  после
чего надолго и с удовольствием присосался  к  горлышку.  Если  не  считать
Мелвина Янделля, Чарли еще не приходилось видеть,  чтобы  кто-то  публично
распивал спиртные напитки - а о том,  что  в  бутылке  содержалось  именно
спиртное, Чарли не сомневался, -  хотя  потихоньку  Сухой  закон  нарушали
почти все.
   Старый пилот передал бутылку товарищу,  и  в  этот  момент  на  красную
ковровую дорожку  ступила  молоденькая  девушка.  Она  шла  приветствовать
Эскадрилью  Революционной  Солидарности  от  имени   благодарных   жителей
Роузвилла и несла букет цветов, оформленный в виде зажигательной  бомбы  в
честь берлинской победы генерала Паттона.
   Девушка не очень уверенно держалась  на  непривычных  для  нее  высоких
каблуках и покраснела как кумач, когда  Мелвин  Янделль  выкрикнул  что-то
нецензурное насчет "техасских ножек". Это была Пэтси,  сестра  Пегги  Сью.
Несмотря на техасское  происхождение,  она,  несомненно,  являлась  первой
красавицей города, почему и была избрана в Комитет по встрече героев.  Все
привыкли видеть ее в шортах или в юбочке звеньевой, сейчас же на ней  было
модное розовое платье, стоявшее торчком от обилия крахмала. Юбка  отходила
от талии под углом девяносто градусов и загибалась  к  земле  только  фута
через три. Прикинув, будет ли Пегги Сью года через три сложена так же, как
Пэтси, Чарли ощутил, как его шея под галстуком краснеет и  становится  еще
более потной. Ему оставалось лишь пытаться думать  о  председателе  Капоне
верхом на унитазе и надеяться, что мысленная невоздержанность  не  слишком
растянет ширинку его идеально выглаженных шортов. Впрочем,  как  он  понял
позднее, в этот момент он вполне мог засунуть в  них  хоть  Б-29  генерала
Паттона, и никто не обратил бы внимания.
   При приближении Пэтси закопченное  лицо  старого  авиатора  расцвело  в
желтозубой ухмылке. Он размотал то, что было когда-то белым летным шарфом,
и небрежно повесил этот  сомнительный  предмет  туалета  на  крыло  своего
аэроплана. Потом снял летный шлем и  очки  и  встряхнул  седой  шевелюрой,
которая сделала бы честь пещерному человеку.
   Пэтси была так занята балансированием  на  высоких  каблуках,  заботясь
лишь о том, как  бы  не  опозориться,  что  даже  не  заметила,  как  мало
соответствует внешность прилетевших описанию знаменитых героев. К тому же,
заметил Чарли, она была без очков и, скорее всего,  не  видела  даже,  где
кончается ковер, не говоря уже о том, чтобы разглядеть воздушного бандита,
которому вручала цветочную бомбу.
   Старый пьяница принял букет, хохотнул, швырнул цветы назад через  плечо
и сгреб Пэтси в охапку. Пока он покрывал ее лицо смачными  поцелуями,  его
рука шарила в  бесчисленных  складках  платья,  нащупывая  попку  девушки.
Социалистический герой безусловно не мог вести себя подобным образом - это
был яркий пример сексуальной невоздержанности. Мелвин крикнул было "Ура!",
но папаша цыкнул на него, и тот умолк.
   Справа кто-то крикнул, чтобы вызвали патруль.  Это  оказался  полковник
Холл, сурово и решительно направлявшийся по красному ковру к самолету.  Он
подошел как раз в тот момент, когда старый пилот, по  подсказке  молодого,
отпустил девушку. Пэтси сбросила неудобные туфли и  припустила  к  трибуне
босиком, вытирая на бегу губы  тыльной  стороной  ладони.  Она,  наверное,
поднялась в четыре утра, чтобы накраситься по всем правилам, а теперь  все
было испорчено.
   Биплан остановился слишком далеко от Чарли, чтобы  тот  мог  расслышать
все, что говорилось, но суть он уловил. Полковник Холл  потребовал,  чтобы
пилоты объяснили, кто они такие. Каким бы ни был их ответ, к ЭРС они  явно
не имели никакого отношения. Подоспевшему  патрулю  военной  полиции  было
приказано  арестовать  нарушителей.  Молодой  пилот  принялся  извиняться,
помогая себе  красноречивыми  жестами.  У  них  кончилось  горючее,  и  им
необходимо было сесть  хоть  где-то.  Полковник,  желавший  лишь  поскорее
уладить недоразумение,  сменил  гнев  на  милость  и  ограничился  строгим
предупреждением. Как знали все солдаты гарнизона, товарищ  полковник  Холл
был тряпкой. Старый бандит, узнав, что легко отделался, радостно завопил и
хлопнул командира сто девяносто четвертого по спине с такой силой,  что  у
того затряслось брюхо. Потом бродяга предложил хлебнуть из бутылки  одному
из патрульных.
   Прилетевших, как удалось расслышать Чарли, звали Джек и Хоуви.
   - Мы, американцы, очень ценим мобильность, мистер Лоу. Это одна из черт
национального характера, которую люто ненавидел Капоне, но с которой  даже
он не мог ничего  поделать.  Меченому  очень  хотелось  бы,  чтобы  каждый
гражданин ССША был накрепко привязан к  своему  заводу  или  колхозу,  но,
наверное, мы рождаемся с жаждой странствий  в  крови.  У  нас  ведь  такая
чертовски огромная страна. Тот, кто  много  путешествует,  превращается  в
своего рода героя.  Многие  становились  странниками  поневоле,  поскольку
находились в государственном розыске.  Что-то  вроде  этого  произошло  со
мной. Я, впрочем, не был первым  бродячим  музыкантом  в  социалистической
Америке. Еще в тридцатых годах по стране колесил один гитарист по  фамилии
Гутри. Он был шишкой местного значения в своем  колхозе,  но  однажды  ему
просто надоело наблюдать, как  Капоне  спускает  Революцию  в  уборную  по
клочкам, и он не выдержал и попытался рассказать всей стране о  гадюшнике,
в котором мы жили. Его поймали и повесили. Как, пробрало? Человека казнили
лишь за то, что он пел  песни.  Из  всех  преступлений  Капоне  это  самое
черное. Я, конечно, знаю о расправах над индейцами и неграми и о том,  как
Аль перестрелял своих бывших друзей,  будто  кроликов,  но  бедняга  Вуди,
раскачивающийся на стропилах во дворе иллинойской  школы,  стал  для  меня
символом,  собирательным  образом  всех  остальных  безвинно  загубленных.
Когда-то я написал песню о нем.
   - О Джеке и Хоуви я тоже пел, но этих песен вы  наверняка  не  слышали.
Ранние потуги, довольно неудачные. А жаль, потому что двое этих бродяг  со
своим летучим гробом перевернули мою жизнь.
   - Джек был франкоязычным канадцем, хотя, я подозреваю, родился в  ССША.
Больше  всего  он  походил   на   красавчика   из   комиксов   -   вылитый
"Джек-весельчак" без усов. Он  начинал  больше  стихов  и  рассказов,  чем
успевал закончить, напивался  до  бесчувствия  восемь  вечеров  в  неделю,
прихватывая порой и утро, а  за  женщинами  ухлестывал  так,  будто  хотел
побить рекорд Эррола Флинна. Он писал книги и издавал  их  в  Канаде  и  в
Европе, а диссиденты провозили их в страну контрабандой.  Наверное,  скоро
выйдут первые официальные американские издания его романов: "В  полете"  и
"Жители подземелья, или Одинокий странник". Говорят, он спился и умер  лет
двадцать назад, но верить в это не хочется. К  тому  времени,  как  я  его
встретил, годы пьянства просто придали его  голосу  приятную  хрипотцу.  В
поэзии он был таким же, как лучшие ребята  в  музыке,  -  он  писал  стихи
потому, что не мог иначе. Слова сами зарождались у него в  голове  и  сами
выплескивались наружу. Жаль, что я помню так мало  из  того,  что  он  нам
читал, потому что я с удовольствием положил бы все на  музыку.  Он  глотал
патентованные лекарства, будто от этого зависела  его  жизнь,  и  старался
спать как можно меньше, считая сон  пустой  тратой  отведенного  на  жизнь
времени.
   - А Хоуви  -  это  настоящая  загадка.  Рассказывали,  что  он  родился
богатым, но все потерял в  Революцию.  И  будто  именно  он  наградил  Аля
шрамом, швырнув ему в рожу чернильный  прибор  во  время  штурма  фондовой
биржи. Поскольку для этого Капоне пришлось бы  принимать  непосредственное
участие в реальном бою, я считаю эту историю  чистой  фантастикой.  Кто-то
думал,  будто  Хоуви  был  дикарем-нефтяником,  воспитанным  апачами   или
койотами. Есть  даже  версия,  по  которой  он  якобы  добывал  пропитание
разработкой фасонов бюстгальтеров, но это  просто  смешно,  хотя  как  раз
такая работа наверняка пришлась бы ему по  душе,  поскольку  позволяла  бы
постоянно думать о женских сиськах.  Еще  одна  история  гласит,  будто  в
тридцатых он работал кинорежиссером и  нарушил  кодекс  Арбакла  во  время
съемок  авиационной  киноэпопеи  о  спасении  нашими  асами   американских
военнопленных из мексиканских лагерей после войны. Неприятности начались у
него потому, что  он  пытался  выкинуть  из  сценария  двенадцать  страниц
политических речей, чтобы заснять побольше самолетов. Впрочем, выгнали его
за то, что он обрюхатил дочку партийного цензора и  использовал  во  время
съемок боевые патроны, стремясь сделать эпизоды с воздушными  боями  более
реалистичными. Это сочли разбазариванием средств, а  его  поведение  -  не
соответствующим  социалистическим  принципам.  Партия   назначила   нового
режиссера, но во время  съемок  грандиозного  воздушного  сражения,  когда
работали все камеры, а в небе находилось миллиона на три бюджета картины -
с учетом  десятков  аэропланов  начала  века,  взрывающихся  дирижаблей  и
спецэффектов, - в кадр взлетел Хоуви на старом биплане, за которым тянулся
транспарант с надписью: "Режиссер  сосет  хуй".  Биплан  улетел  навстречу
заходящему солнцу, и больше его никогда не видели. Не знаю, правда ли это,
но верить хочется. Вы согласны?
   С востока донесся гул мощных авиадвигателей. На этот раз  это  был  тот
самый звук, которого ждал Чарли, - сдержанный рокот фантастических  машин,
сделавших  ССША  бесспорными  хозяевами  в  небе  Японии.  Ни  Лондон,  ни
Санкт-Петербург  не  были  в  состоянии  повторить  выдающиеся  достижения
американской военной техники и науки.
   Вожатый Рук едва успел снова  поставить  пионеров  "смирно",  как  пара
"Кэртисс Хеллдайверов" внезапно возникла на фоне  солнца,  чтобы  с  ревом
пронестись  в  двухстах  футах  над  взлетно-посадочной  полосой.  Голубые
цельнометаллические чудо-машины ярко сверкали в солнечных лучах, казалось,
заполняя  собой  все  небо.   Ведомый   самолет   выпустил   полотнище   с
приветствием:  "ЭРС  восхищается  доблестным  трудовым  подвигом   жителей
Роузвилла". Канзасцы на трибунах и техасцы вокруг нее вскочили на  ноги  в
едином порыве и завопили так,  будто  великий  социалистический  герой  ди
Маггио только что выбил в аут очередного противника.
   Одномоторные бомбардировщики заложили вираж и снова прошлись над полем,
на этот раз  чуть  выше,  синхронно  провернув  по  три  "бочки".  Верхние
поверхности на правых крыльях и нижние на  левых  были  украшены  красными
серпами и молотами и белыми звездами. ЭРС работала на публику, но в данных
обстоятельствах это было вполне простительно.
   Чарли до крови закусил щеку  с  внутренней  стороны,  пытаясь  сдержать
навернувшиеся на глаза слезы. В такие моменты ему было искренне жаль  тех,
кто не был коммунистом и американцем. Он в миллионный раз  поклялся  себе,
что станет пилотом, даже если для этого придется  выучить  все  таблицы  у
окулиста   наизусть.   Сражаться   в   небе   против    империалистических
стервятников! Гражданин ССША не мог мечтать о лучшей доле.
   "Хеллдайверы" сделали еще круг, мягко приземлились, подрулили к  началу
ковровой   дорожки   и   замерли    рядом    с    уродцем-бипланом.    Его
пилоты-шаромыжники  наблюдали   за   эволюциями   современных   самолетов,
обмениваясь шуточками и  передавая  друг  другу  бутылку.  Полковник  Холл
совершенно напрасно не убрал  с  поля  эту  отвратительную  парочку  с  их
дряхлой летающей табакеркой.
   Пилоты ЭРС открыли удлиненные фонари остекления своих бомбардировщиков,
спустились на землю и сняли куртки и шлемы. Под теплой  одеждой  оказалась
парадная  форма.  Публика  приветствовала  каждого   из   героев   бурными
аплодисментами. Чарли с восторгом смотрел на лица своих кумиров, прекрасно
знакомые ему  по  журналам  и  кинохронике.  Хаббард  с  непокорной  рыжей
шевелюрой, Дюк Моррисон, человек-скала, Паттон с зажатой в зубах сигарой и
в  каске  с  пятью  звездами  и  Маккарти,  низенький,  толстенький  клоун
эскадрильи. Они построились в шеренгу  и  поклонились  публике.  Потом  из
своего  самолета  выбрался  Линдберг,  одетый  в  высотный  комбинезон   с
подогревом и сверкающий шлем, делавший его похожим на персонаж из  сериала
"Флэш Гордон освобождает Вселенную". Линдберг снял головной убор и обнажил
мужественное лицо, в котором, однако, было и что-то мальчишеское.
   Дирижер убедился, что вся пятерка гостей в наличии, и  оркестр  заиграл
государственный гимн.  Пилоты  автоматически  приняли  стойку  "смирно"  и
подняли правые руки со сжатыми кулаками в салюте солидарности.
   - О, скажи, видишь ли ты, - затянул чистый и звонкий одинокий голос,  -
в бледном свете зари то, что с гордостью мы...
   К поющему присоединились зрители.  Чарли  почувствовал,  как  волнующие
строки захватывают его, и сам непроизвольно открыл рот.
   - ...красные полосы и яркая звезда...
   У Чарли был хороший голос, но в школьном хоровом кружке его не  любили,
потому что, как  однажды  заявил  учитель  пения,  "он  слишком  увлекался
мелодией".
   - ...всполохи ракет и бомбовых разрывов...
   Музыка - любая музыка - порождала в нем какие-то странные чувства.
   - ...О, скажи, что реет еще звездный стяг...
   Пятеро героев были глубоко  тронуты.  У  Линдберга  и  Моррисона  глаза
увлажнились скупыми мужскими слезами. Маккарти спрятал нижнюю часть лица в
ладонях, и от волнения у него затряслись плечи.
   - ...над страною правды, над родиною храбрецов.
   Едва отзвучали последние ноты гимна, как к Паттону  подскочил  Хоуви  с
цветочной бомбой. Генерал неуверенно посмотрел на старика, но принял букет
и поднял его над головой на всеобщее обозрение. Кто-то  закричал,  военные
полицейские полезли за пистолетами. Из букета повалил дым, будто из адской
машины, готовой взорваться  и  засыпать  окружающих  лепестками  шрапнели.
Раздался треск, и  из  подношения  вырвались  язычки  пламени.  Пораженный
Паттон уронил букет, выплюнул сигару и выхватил револьвер с  перламутровой
рукоятью. Упавшие на ковер цветы внезапно полыхнули, будто на них плеснули
бензином.
   Хоуви принялся издавать притворно сочувственные звуки и заплясал вокруг
букета, затаптывая огонь. Кто-то  из  пионеров  звена  хихикнул,  и  Чарли
грозно зашипел. Щеки его пылали от стыда, но, к счастью,  вожатый  Рук  не
заметил вопиющего нарушения дисциплины. Через несколько мгновений на месте
происшествия оказались полковник Холл и два джипа с военными  полицейскими
в касках с белой полосой.  Двое  патрульных  схватили  Хоуви,  и  из  руки
старика выскользнула зажигалка, со стуком упавшая на ковер.
   На этот раз Чарли прекрасно расслышал все. Резким скрипучим голосом, от
которого кровь стыла в жилах, Паттон заявил, что еще никогда в  жизни  его
так не оскорбляли, "что даже  Роммель  не  пытался  разделаться  с  ним  с
помощью букета, вымоченного в авиационном горючем. Даже английский ублюдок
Монти не осмелился на это. В  лице  генерала  были  оскорблены  ВМС,  ВВС,
генеральный секретарь Капоне и весь американский  народ".  Полковник  Холл
извинялся с таким жаром, будто от  этого  зависела  его  карьера,  как,  в
сущности,  и  обстояло  дело.  Джек,  младший  из  пилотов  биплана,  стал
заступаться за напарника, делая упор на то, что старик являлся заслуженным
ветераном войны. Вид "Хеллдайверов" в полете напомнил Хоуви  о  товарищах,
погибших в небе над Тихим океаном, и  бедняга  не  выдержал.  Такое  часто
случалось.
   - Ведь он же настоящий коммунист - ничуть не хуже других. Его нужно  не
наказывать, а лечить.
   Джек вовсю сыпал словами, окрашенными певучим французским  акцентом,  и
мог бы убедить кого угодно и в чем угодно, хотя было совершенно ясно,  что
он беззастенчиво вешает слушателям лапшу на уши. Впрочем, на  Паттона  его
речь не произвела ни малейшего впечатления, и генерал упорно и  с  ледяным
спокойствием требовал, чтобы Холл немедленно расстрелял рецидивиста.
   Полковника пробирала дрожь. Он сомневался в том,  что  обладает  правом
расстреливать посторонних гражданских лиц.
   - Дьявол вас всех забери! - выругался Паттон, взводя курок  револьвера.
- Сейчас я сам разделаюсь с этим паразитом.
   - Э-э, генерал, но не можете же вы в самом деле,  -  сказал  полковник,
издав нервный смешок, в котором  слышался  панический  испуг.  Эта  фраза,
наверное, была самым смелым поступком в его жизни.
   - Холл, ты - тыквенная башка. Я уничтожал города!  Подумаешь,  прикончу
еще одного старого оборванца - какая разница?
   - У Хоуви серебряная заплата в черепе, - сказал Джек. - Фрицы сбили его
над Дрезденом, пытали, сожгли его ранчо...
   Джек говорил  просто  так,  заполняя  паузы  между  словами  Паттона  и
полковника.
   - Подождите, товарищ генерал, - вмешался  полковник  Линдберг.  -  Если
этот товарищ -  ветеран,  то  он  заслуживает  снисхождения.  К  человеку,
который сражался за свою страну, нельзя подходить с теми же мерками...
   - Черт побери, Линди, этот ублюдок пытался поджарить  нас.  Он  опасный
поджигатель!
   - Прошу вас, товарищ генерал, успокойтесь. Мы  же  не  хотим  испортить
всем этот чудесный праздник.
   -  Конечно,  сэр,  конечно,  -  подхватил  полковник  Холл,  испытавший
огромное облегчение, когда его неожиданно поддержал  Одинокий  Орел.  -  А
этого негодяя я посажу на гауптвахту и разберусь с  ним  позднее  по  всей
строгости.
   - Только чтоб я его больше не видел,  понял?  -  заявил  Паттон,  ткнув
полковника Холла в грудь незажженной сигарой.
   Потом прикурил ее и принялся сердито пыхтеть, а Линдберг не отходил  от
своего командира, и старался его успокоить. Патрульные, под  командованием
Холла, погрузили Хоуви в один из джипов. Наглец ухмылялся и  махал  руками
публике, будто сидел на праздничной самоходной платформе во  время  парада
Революционной  победы.  Он  успел