егда и остались  "штатом,  который  не  смог  защитить  себя".  Я  был
прыщавым техасским мальчишкой, очкариком впридачу, так что мои ранние годы
трудно назвать безоблачными. Остальные техасские ребята  были  здоровяками
поперек себя шире, многие играли в футбол, а я рос  худой,  будто  скелет.
Естественно, меня выбрали главной мишенью для разных техасских шуточек.  В
школе  был  один  канзасский  парнишка  -  Мелвин  Янделль,  сын  местного
партийного бонзы, - который вечно колотил меня, а его приятели Чик  Уиллис
и Филли Уиспер с энтузиазмом помогали.
   - И поэтому вы стали диссидентом?
   - Черт побери, нет, конечно! От этого я  только  сильнее  хотел,  чтобы
меня приняли в компанию. Я думал, что если докажу свою верность Революции,
моим мытарствам наступит конец. Сейчас таких называют "нудилами".  Я  стал
ревностным членом Американской социалистической пионерской  организации  -
это что-то вроде бойскаутов, только с партийным уклоном. Из меня получился
образцовый юный коммунист. В свои двенадцать лет я удостоился  чести  быть
самым молодым звеньевым в Канзасе, а уж всяких  нашивок  заработал  просто
без счета. Каких у меня только не  было:  за  начальный,  промежуточный  и
основной курсы научного социализма, за личную гигиену,  за  эффективность,
за навыки юного следопыта и еще только Карл Маркс  знает  за  что.  Больше
всего  я  гордился  ленточкой   за   "Распознавание   силуэтов   вражеских
самолетов". Одного беглого взгляда мне  было  достаточно,  чтобы  отличить
реактивный "СИ-51" Сикорского от "Супермарин Свифта". Если бы  Черчилль  и
царь вдруг решили начать третью мировую войну, я находился в полной боевой
готовности...
   Холли рассмеялся:
   - Короче, я был маленьким гаденышем, мистер Лоу. Заглатывал все дерьмо,
что нам скармливали, и просил добавки. Но за одну вещь я пионерии  все  же
благодарен: за умение летать. Начинал я на планерах, потом освоил  учебные
самолеты, а один капрал из Форт Бакстера иногда брал меня с  собой,  когда
летал на разведчике. Да, в самолетовождении мне не было  равных  в  школе.
Если бы у меня было зрение  получше  и  не  было  бы  музыки,  я  стал  бы
летчиком.
   Трудно было представить  себе  тощего,  как  щепка,  трубадура  в  роли
небесного аса. Даже просто разговаривая об авиации, он  невольно  разводил
руки в стороны, будто мальчишка, играющий в самолеты.
   И   каким   же   образом,   подумал   Лоу,   образец   для   подражания
коммунистической молодежи превратился в изгоя и отщепенца,  большую  часть
своей взрослой жизни открыто  клеймившего  партию  в  песне  и  все  время
находившегося на волосок от близкого знакомства с ФБР?
   - Так что же случилось, Чарли?
   Холли вернулся на землю и наполнил рюмки.
   - Это довольно сложно. Когда мне исполнилось шестнадцать, папа  подарил
мне старенькую гитару, и все разом  изменилось.  Вы  помните  свой  первый
поцелуй?
   Лоу помнил. Николь Годелл - день Черчилля, тысяча девятьсот  шестьдесят
восьмой год.
   - Первая гитара была для меня тем же самым.
   Рука певца держала воображаемый гриф, пальцы бегали по струнам.
   - К тому  времени,  правда,  я  уже  и  так  начал  разочаровываться  в
пионерии. Одно событие, особенно, заставило меня крепко задуматься  -  как
раз незадолго до дня рождения. И, что интересно, оно тоже было  связано  с
авиацией. Я даже могу назвать точную дату: День Труда пятьдесят первого  -
получается, уик-энд перед первым понедельником сентября. Не знаю, как вам,
а мне в детстве лето казалось длиннее. Ну так вот: то мое лето - так и  не
закончилось...
   - Сейчас я с вами разделаюсь, подлые ревизионистские выродки! - крикнул
Дик Трейси, врываясь на  тайное  совещание  "Контрреволюционного  комитета
порабощения  народа".  Последний  из   буржуев-грабителей.   Толстомордый,
пискнул  от  страха.  Оглядев  жалкое   сборище,   Дик-Гранитная   Челюсть
расхохотался.
   Чарли затаил дыхание,  ожидая  момента,  когда  непобедимый  агент  ФБР
выхватит свой верный кольт и продырявит мерзавцев.
   - Приехали, джи-мен, - произнес хладнокровный издевательский голос  Бет
Дэвис. - Штука, которая уперлась тебе в спину, называется пистолет, и я не
слишком огорчусь, если мне придется спустить курок. Ну-ка, ручки к небу...
   - Дик Трейси, специальный агент ФБР, попал в переделку, -  взволнованно
сообщил диктор, когда заиграла музыка.  -  Сумеет  ли  он  вывернуться?  И
успеет ли бесстрашный  джи-мен  помешать  Толстомордому  и  его  подручным
уничтожить Нью-Йорк лучами смерти? Это и многое другое вы узнаете, если не
пропустите  следующую  захватывающую  передачу  из  серии   "Дик   Трейси,
специальный агент ФБР".
   - Ну, пап, каково? - спросил Чарли. - Я всегда  говорил,  что  дамочкам
нельзя доверять.
   - Весьма достойное  высказывание,  -  отозвался  его  отец,  набивавший
кукурузную трубку вирджинским "Виктори". Закончив,  он  выключил  радио  и
пересел поближе к Чарли, царапнув ножками кресла по доскам  пола.  Понизив
голос, чтобы не услышала мама на кухне, он сказал:
   - Послушай, сынок, скоро большой праздник, и тебе уже  достаточно  лет,
чтобы получить представление о...  э-э...  дамочках  не  по  одним  только
радиопередачам. У меня  идея...  -  он  умолк,  поднес  горящую  спичку  к
дешевому табаку и выпустил клуб густого вонючего дыма. - Твой отец, может,
и не многого добился, но он и не круглый идиот, если одно не  противоречит
другому. Я же вижу, как на тебя в последнее время поглядывает Пегги Сью из
соседнего дома.
   Чарли съежился на своем стуле. Отчасти в этом был виноват едкий дым, но
в гораздо большей  степени  то,  о  чем,  как  он  догадывался,  собирался
говорить отец.
   Ему было не по себе. Впрочем, настоящий пионер в таком  ни  за  что  не
признался бы.
   - Она симпатичная девочка, Чарли, и из хорошей техасской семьи  к  тому
же. Вы одногодки. Почему бы тебе не прогуляться до ее дома и не  спросить,
не хочется ли ей в кино? В Народном дворце показывают  "Спрута".  Картина,
говорят, хорошая, а ваш пионервожатый наверняка рекомендовал, чтобы все ее
посмотрели.
   Так оно и было. Вожатый Рук объявил, что  долг  каждого  пионера  -  не
пропустить "Спрута".
   - Железнодорожного магната играет Сидни Гринстрит, - продолжал отец,  -
а профессионального лидера - Джулиус Гарфинкл. Впрочем, вам, скорее всего,
будет не до того, что происходит на экране. Может, придется даже сходить в
кино еще разок, чтобы знать, о чем фильм.
   Открыв кухонную дверь  плечом,  в  комнату  вошла  мама,  державшая  на
вытянутых руках форменную  куртку  Чарли,  украшенную  разноцветным  полем
нашивок.
   - Что за злодейские планы вы вынашиваете у меня за спиной?  -  спросила
она.
   Отец что-то буркнул и  спрятался  за  страницами  "Роузвиллского  Эха",
по-видимому,  внезапно   заинтересовавшись   трудовыми   подвигами   своих
собратьев-рабочих, перевыполнивших годовой план.
   - Вот, можешь забирать, Чарли, - сказала мама. - Я пришила  твою  новую
ленточку и заодно выгладила куртку. Надо же, за Историческую перспективу -
что-то будет дальше? Смотри не измажься  до  завтрашнего  парада.  Чем  ты
занят вечером?
   - Я собирался уйти,  -  ответил  Чарли.  -  У  звена  хромает  строевая
подготовка - за последние недели  ко  мне  перевели  много  малышни.  Хочу
потренировать ребят, чтобы не оплошать на параде.
   -  Смотри,  не  слишком  задерживайся.  Тебе  нужно  будет   хорошенько
выспаться.
   Отец отложил газету и улыбнулся.
   - Элла  права.  Чарли.  Завтра  большой  день.  Знаешь,  почему  к  нам
прилетают  эти  летчики?  Потому  что  мы  перевыполнили  производственные
задания по всем показателям.
   Отец снова включил радио. Пропускать  пятничные  беседы  у  камелька  с
президентом Капоне не рекомендовалось.
   Энергичный, хорошо всем знакомый голос начал:
   - Сограждане, трудящиеся, к вам обращается председатель Аль...
   - Беседы у  камелька!  -  фыркнула  мама.  -  Кто  ж  отказался  бы  от
настоящего камина взамен старой буржуйки?  А  что  касается  тебя,  Чарли,
по-моему, ты уже слишком стар, чтобы играть в пионеров. Мог  бы  уже  и  с
девочками встречаться. Взял бы да и пригласил Пегги Сью в кино -  Что  это
ты ухмыляешься, Лоуренс Холли?
   -  Если  вы  хоть  немного  знаете  Америку,  мистер  Лоу,  то   должны
представлять, что такое для нас уик-энд на День Труда. В каждом городе,  в
каждой деревне устраивают парады, произносят речи, готовят лучшие кушанья.
Во времена председателя Аля празднования проходили еще пышнее. Все, кого я
знал, готовились к этому дню очень серьезно. Кроме мамы,  конечно.  Она  у
меня всегда была неисправимой  диссиденткой.  Причем  даже  не  думала  об
осторожности. Она заведовала медпунктом на  тракторном  заводе  и  слишком
хорошо знала свое дело, чтобы с ней могли легко расстаться.  Охрана  труда
была далеко не на высоте, и, я подозреваю, на заводе то и дело происходили
жуткие аварии, о  которых  мне  не  рассказывали.  Рабочие  называли  маму
Спасительницей, и администрация делала ей кое-какие послабления. Папа, тот
наоборот, уважал Меченого Аля. Членом партии он так и не сделался,  потому
что  выходцев  из  Техаса  в  Роузвилле  не  жаловали,  зато  со  временем
дослужился до  мастера  на  заводе.  Он  был  добрым  гражданином  ССША  и
наполовину верил в красивую байку о благородстве труда.  Визит  знаменитых
героев-летчиков в наш город, с  его  точки  зрения,  был  одним  из  ярких
свидетельств того, что партия заботится о простых людях вроде нас.
   - После смерти Аля в Белом Доме какое-то время  сидели  старые  пердуны
типа Голдуотера и Бернса. Никто не  принимал  всерьез  этих  маразматиков,
которые и в живых-то оставались лишь потому, что были включены в  розетку.
Примерно в то время моя мамуля и зарвалась  по-настоящему.  В  восемьдесят
третьем, стоя в очереди в роузвиллском универмаге, она  отпустила  шуточку
насчет дефицита. Сказала, что хотела бы получить  на  день  рождения  фунт
говядины, завернутой в туалетную  бумагу.  Кто-то  донес  шерифу,  и  маму
обвинили в рецидивизме и злостном хулиганстве. Ей тогда было  восемьдесят.
Соседи скинулись и заплатили штраф, а потом устроили в честь маминого  дня
рождения сказочный пир и подарили ей фунт вырезки, завернутой в  туалетную
бумагу.
   - Черт возьми, куда это меня занесло? О чем мы говорили? А - День Труда
пятьдесят первого. Ладненько.
   - Я тогда не мог уснуть. Когда тебе пятнадцать,  кажется  очень  важным
продемонстрировать окружающим,  что  тебе  все  нипочем.  Но  меня  просто
распирало от гордости и  нетерпения.  Еще  бы:  Роузвилл  ждал  Эскадрилью
Революционной Солидарности. Я уже говорил, что хотел  стать  летчиком?  Ну
так вот: все мои герои - все до единого - должны были  на  следующий  день
прилететь в мой город. Я проштудировал все, что за последнюю неделю писали
по этому поводу в "Эхо" и в журнале "Юный социалист", но все равно не  мог
до конца поверить в свое счастье.
   - ЭРС была настоящим  элитным  подразделением.  Зачисляли  туда  только
самых из самых: храбрецов,  асов,  героев  -  короче,  это  была  честь  и
гордость американской авиации. Если бы были живы братья  Райт,  их,  может
быть, и взяли бы в наземную обслугу.
   - Среди тех, кого ждали,  упомяну  лейтенанта  Лафайета  Р.Хаббарда.  В
мирное время он выступал с аэроакробатическими номерами, а в Войну  служил
в авиации флота, потопил видимо-невидимо вражеских  подлодок  и  в  личном
поединке голыми руками убил адмирала Того. На обложке  "Великих  воздушных
сражений" это изображалось в подробностях: выпрыгнув из  подбитой  "Победы
рабочих" (это был двухмоторный истребитель), он задушил япошку в воздухе и
только после этого раскрыл парашют. Во всяком случае, так  утверждалось  в
книге, а уж там  наверняка  все  было  точно,  поскольку  написал  ее  сам
Хаббард. Я прочел и "Сражения",  и  "Социалистических  асов",  и  "Черного
сокола", и еще дюжину  его  книжек,  официально  одобренных  министерством
обороны.  А  Хаббард,  мистер  Лоу,  всего  лишь   занимался   техническим
обеспечением эскадрильи.
   - Еще в ЭРС служил майор  Джозеф  Маккарти,  "Бомбардировщик  Джо".  Он
командовал поднятой с авианосца эскадрильей Б-25-ых, впервые осуществивших
воздушную бомбардировку Японии. Однако моим любимцем был полковник  Чарльз
Линдберг. Он прославился тем, что первым  перелетел  через  Атлантику,  но
отличился  и  в  военное  время,  сбив  шестьдесят  с   лишним   самолетов
противника. Наверное, больше всего он нравился мне тем, что был одиночкой,
как и я. У него и прозвище было: "Одинокий орел". Так,  кто  еще  остался?
Ах, да  -  генерал  Митч  "Дюк"  Моррисон.  "Дюк"  первым  из  американцев
высадился в Нормандии, и на Иводзиме тоже,  помимо  чего  успел  повоевать
вместе с китайскими "Летучими тиграми", летая на "Томагавке".  Здоровенный
айовский парнишка с белозубой деревенской улыбкой. Зубы,  кстати,  у  него
были такие, что впору было не то что  орехи,  а  хоть  булыжники  щелкать.
Поговаривали, что он самый крутой  парень  в  Америке  -  после  Дж.Эдгара
Гувера, конечно.
   - Возглавлял эскадрилью генерал Джордж  С.Паттон.  Во  время  Войны  он
оказался доморощенным гением и специализировался на  вторжениях.  Авиация,
на самом деле, была для него всего лишь хобби, но он ухитрился сделать  из
себя  аса  в  свободное  от  руководства  наземными  войсками  время.   Он
командовал союзническими силами в Африке и  в  Европе,  а  также  принимал
участие почти во всех знаменитых бомбовых рейдах. Особенно он прославился,
когда добрался до  Берлина  раньше  собственных  войск,  чтобы  уничтожить
зажигательными бомбами окопавшуюся там дивизию СС "Смерть", готовую смести
город с лица земли и умереть.  За  этот  полет,  который,  кстати,  Паттон
совершил в нарушение прямого приказа, председатель Аль  подарил  ему  пару
револьверов  "Дикий  Запад"  с  перламутровыми  рукоятками  и   серебряной
инкрустацией. Раз вы из Англии, то должны помнить генерала, потому что это
он после Ялты предлагал не ограничиваться  Берлином,  а  сразу  разбомбить
Лондон и начать третью мировую войну, обеспечив,  тем  самым,  немедленное
торжество мирового коммунизма.
   В 8:00 Чарли собрал свое звено на Мейн-стрит. Солнце уже давно  встало.
На ближайшем пустыре он еще разок  проверил,  как  его  подопечные  помнят
упражнения с деревянными ружьями, поправил у некоторых пилотки и галстуки.
Построив бойцов в колонну, он повел ее на окраину города. Он был доволен и
уверен в себе.
   У завода они встретились с вожатым Руком и остальными  тремя  звеньями,
которым, как удовлетворенно отметил про себя Чарли,  было  далеко  до  его
ребят. Звено Пита Горовица выглядело особенно расхлябанным: шорты у многих
были плохо выглажены, сапоги и ботинки едва тронуты  ваксой,  а  ружья  не
разваливались лишь благодаря  изоленте.  "Герои  Горовица"  не  сумели  бы
выстроиться во фронт, даже если  бы  им  посулили  за  это  годовую  норму
шоколада. Рука это ничуть не смущало.  Пит  Горовиц,  слащавый  канзасский
парнишка, был его любимчиком.
   Рук построил звенья, сдвинул на лоб очки в тонкой металлической  оправе
и начал перекличку. Роузвиллский отряд первой бригады второй "Канзасской",
имени Фрэнка Нитти,  дивизии  Социалистических  пионеров  присутствовал  в
полном (сто восемь человек) составе. Вожатый Рук, холостяк,  преподававший
физкультуру  и  политическое  воспитание  в  роузвиллской  средней  школе,
выпрямился во все пять футов восемь дюймов своего роста и подобрал  живот,
втянув его с такой силой, что Чарли испугался, как бы с него не  свалились
шорты. Началась обязательная речь: набившие оскомину слова о том,  что  им
выпала честь представлять свой город, вследствие чего они обязаны проявить
должное уважение к героям войны, а также всеми силами стремиться подражать
бескорыстным патриотам  социалистического  отечества.  Напоследок  Рук  на
всякий  случай  добавил  свое  обычное   предостережение   об   опасностях
сексуальной невоздержанности.
   Вожатый скомандовал: смирно, ружья на плечо,  направо,  шагом  -  марш.
Чарли надеялся, что его  звено,  вымуштрованное  лучше  других,  возглавит
общую колонну, однако Рук поставил вперед Пита Горовица.  Что  ж,  поебать
Вас, товарищ вожатый свинячий Рук.  Делать  было  нечего,  и  Чарли  пошел
вторым, стараясь шагать не слишком широко, чтобы поспевала малышня.
   К этому времени уже весь город направлялся  к  Бакстер-Филд,  аэродрому
Форт Бакстера. Почти все шли пешком,  но  некоторые  колхозники  ехали  на
повозках, запряженных осликами, и  даже  в  тракторных  фургонах.  Колонну
неторопливо обогнал сверкающий лакированными боками  лимузин  с  партийным
начальством из Таттл-Крика.
   Один раз пионерам пришлось поспешно соскакивать на обочину, когда  мимо
пронесся джип, проигравший вместо гудка  первую  строфу  "Интернационала".
Чарли услышал, как кто-то обозвал его техасским  оловянным  солдатиком,  и
узнал в водителе Мелвина Янделля. Мелвин одевался и вел себя как  хулиган,
но  его  папашей  был  Осгуд  Янделль,  местный  партийный   председатель.
Подпевалы Мелвина, Чик Уиллис и Филли Уинспер, высунулись из  удаляющегося
джипа и орали свои привычные шуточки  о  "техасских  червяках  в  коротких
штанишках". Чарли успел заметить, как, сидя  за  рулем,  Янделль  пьет  из
бутылки, запрокинув ее над головой.
   В последнее время эта компания колотила его уже на так часто,  но  зато
золотая молодежь взяла  в  привычку  разгуливать  субботними  вечерами  по
Техасскому кварталу и приставать к девушкам. В соответствии с Откровениями
Янделля-младшего, все техасские женщины были помешаны на сексе,  поскольку
их мужчины никуда не годились, так что Мелвин и  его  дружки  были  готовы
исполнить  свой  долг  и  поддержать  честь  Канзаса.  Пегги  Сью   как-то
пожаловалась Чарли, что ее сестра Пэтси  почти  не  выходит  на  улицу  по
вечерам, чтобы не встречаться с младшим Янделлем.  Однажды  Мелвин  должен
был нарваться на крупные неприятности...
   Но Чарли не собирался  позволять  кому  бы  то  ни  было  портить  свой
праздник. Проходя в разукрашенные  флагами  ворота  Форт  Бакстера  (194-й
"Социалистический" пехотный полк, командир - товарищ полковник Дж.Т.Холл),
он отсалютовал часовым по всем правилам. Те лихо отдали честь. Хотя в этом
и не было настоящей необходимости, Чарли скомандовал  "равнение  направо".
Начальник караула, товарищ сержант из Тенесси,  имевший  тайные  техасские
симпатии,  даже  присвистнул  от  восхищения.  Маршируя  во  главе  своего
чеканящего шаг звена, Чарли на какой-то миг ощутил героем самого себя.
   Пионеры  построились  перед  деревянной   трибуной,   сколоченной   для
партийного руководства и заводского и колхозного начальства, а  также  для
их семей и приглашенных.  Справа  от  строя  развернули  красную  ковровую
дорожку, ведущую к трибуне и к полковнику Холлу. За дорожкой  расположился
полковой оркестр, а еще дальше сам полк. Становилось жарко, и Чарли сильно
потел под накрахмаленным галстуком.
   Его родители были не такими важными шишками, чтобы попасть на  трибуну,
и потому сидели поодаль у взлетной полосы вместе с родителями  Пегги  Сью.
Чарли это не слишком радовало: того и гляди, они  могли  начать  обсуждать
свадебные приготовления...
   - Летят! Я слышу их! - крикнул кто-то.
   Постепенно все затихли.
   Издалека донеслось гудение авиационного  мотора.  Вожатый  Рук  рявкнул
"смирно", и сто восемь пар ног ударили в землю практически в унисон.  Даже
Пит Горовиц, для разнообразия, не подкачал. Справа от них растянуто топнул
сто  девяносто  четвертый.  Регулярная  армия  была  вымуштрована   похуже
пионеров.
   Звук двигателя стал громче. Для Чарли ожидание было хуже пытки.  Он  не
смел  даже  шевельнуться,  а  ему  так  хотелось   хоть   краешком   глаза
понаблюдать, как  могучая  машина  совершит  идеальную  -  уж  конечно!  -
посадку.
   Полковой оркестр заиграл "Героическую битву Седьмого  Социалистического
воздушного ф