окошечку и выкрикнул" выбросив руку:
   - О землянин! Собрат по разуму! Помни  о  предложении,  сделанном  тебе
нашим благороднейшим Ведущим. Докажи, что ты воистину разумен. Ведь  ясно,
что ты проиграл. Докажи,  что  ты  благороден.  Вынуждая  испытывать  тебя
железом и огнем, ты заставляешь страдать нас и делаешь нас преступнее, чем
мы бы сами того  хотели.  Не  согласишься  -  тогда  боль.  Ужасная  боль.
Непереносимая боль! Боль, которую  не  в  силах  представить  ограниченная
фантазия человека.
   Когда Махуня-доду произнес слово "боль", лицо его непостижимым  образом
изменилось: расширились глаза, потерял форму рот. Он,  содрогнувшись  всем
телом, мечтательно повторил:
   - Боль... - И вдруг заговорил тихо и быстро, словно в забытьи: - Боль -
это альфа и омега нашего существования. В боли рождается человек.  В  боли
умирает. Он бежит от боли, как и смерти, желая  забыть  о  неизбежном.  Но
боль настигает и напоминает ему о Вечности.
   Тугон снова икнул и вдруг довольно  гоготнул.  Махуня-доду,  оборвавший
свой страстный монолог, сообразил, что помощничек за время его речи  успел
"приложиться". Тугон получил нужную дозу, и  его  прорвало.  Он  заговорил
бессвязно, с утробными уханьями в  конце  каждой  фразы  и  отвратительным
причмокиванием:
   - Он обязательно нам  все  ответит.  Явится  в  нему  мастер  Ой-ой!  И
Мальчик-щекотунчик прибежит за нервные сплетения потрогать. И чистенько  и
аккуратненько сделает ему тисочки на  ручки  и  на  ножки.  Лестницей  его
попробуем и козлом. Перчаточки святой Надигиатев-сы  попробуем  и  сапожок
Дяд-Волда-доду.
   Тугон хохотал,  наклоняясь  и  ударяя  себя  руками  по  ляжкам.  Шутка
показалась ему очень удачной. Ему хотелось шутить еще  и  еще.  И  шеф  не
казался таким грозным.
   - Вот еще хорошо, когда с бабами  работаешь.  К  голому  телу  ленточку
прикрепляем в рост Непостижимого. Начальство говорит,  что  отягощает  она
виновных. Не знаю, как на счет отягощения, но мне нравится. И  еще  волосы
сбриваем,  чтобы  сатанинскую  грамотку  не  спрятала.  А  особливо  люблю
осматривать тело проклятой грешницы, чтобы  ведовскую  печать  найти.  Ой,
хороши попадаются грешницы! Бывает, что до греха доводят. Вот эта недавно.
Рыжеволосая. Имечко странное. Интиль... Как я ее...
   - Молчи! - завопил Махуня-доду, бросаясь к помощнику и пытаясь  закрыть
то место среди волос на лице,  где  должен  быть  рот.  -  Идиот!  Что  ты
мелешь?!
   Он повернулся к окошечку, и испуганный заячий крик вырвался у  него  не
из горла, а откуда-то из глубины потрясенной души. Он  никогда  раньше  не
видел на лице человеческом такого страшного выражения.



27

   Еще одна пощечина, и Сай-доду сообразил: перед ним средний офицер.  Тот
самый выскочка, о котором поговаривали,  что  его  папаша  разрабатывал  в
институте нейрофизиологии сращение мозга с компьютером.
   Сай-доду напрягал зрение,  но  лицо  офицера,  склонившегося  над  ним,
расплывалось  и  двоилось.  К  горлу  подступала  сильнейшая  тошнота.  Он
застонал и закрыл глаза.
   - Вставай, падаль! -  услышал  Сай-доду  грубый  окрик  и  почувствовал
сильнейший удар по печени.
   Внутри влажно екнуло, и несколько секунд младший офицер не мог дышать.
   - Сейчас, сейчас, - засипел  он,  пытаясь  выгадать  еще  хоть  немного
времени.
   Сейчас бы бутылочку пива. Холодненького. И все бы как рукой  сняло.  Но
разве эти изверги дадут?! Что  он  такого  натворил  вчера?  Инстинкт  еще
никогда не подводил его. Даже мертвецки пьяный, Сай-доду всегда  ухитрялся
добираться домой, прежде чем ноги  окончательно  переставали  повиноваться
ему.
   С неимоверным усилием опустил ноги на пол. Прежде всего провел рукой по
бедру - оружие оказалось на месте. Значит, с этой стороны все  в  порядке.
Что же произошло вчера _такого_? Он помнил себя часов  до  пяти.  Потом  -
сплошной провал.
   - Где дочь?! -  вопрос  среднего  офицера  прервал  его  размышления  и
направил их по новому руслу.
   Нда-Линь-доду! Вот как зовут офицера. Он преподавал ему, когда тот  был
еще зеленым новобранцем. И ремень никак не мог толком затянуть. Три пальца
заходило!
   - Что молчишь, животное? Скажешь, где твоя преступная дочь? Или врезать
еще?
   Вот оно что! Доигралась! Говорил же дурочке, чтобы не лезла не  в  свои
дела. Это же какие неприятности из-за нее могут быть!
   Он заметил за  спиной  у  Нда-Линя-доду  двух  солдат  с  автоматами  и
струхнул не на шутку.
   - Интиль... - промычал он и повращал тяжелой  головой,  будто  надеясь,
что дочь где-то в комнате. И вдруг искренне изумился: - Откуда же  я  могу
знать? Неделю она не являлась вообще.  А  вчера  вечером  пришел  готовый.
Сейчас вы сами только что меня разбудили.
   Сай-доду смотрел в круглые глаза  офицера,  похожие  на  глаза  хищного
зверя, и его страх перерос в ужас.  С  Нда-Линем-доду  шутить  нельзя.  Не
любит шуток непревзойденный мастер ближнего боя Нда-Линь-доду. Он  человек
серьезный.  Сай-доду  помнил,  как  они  безуспешно  искали   партизан   в
антупийском сельце. В одном из  домов  Нда-Линь-доду  увидел  в  старинном
пузатом буфете шоркавницу из светящейся  синей  глины  -  символ  семейной
радости и благополучия. Страшная гримаса исказила тогда лицо  Нда-Линя.  И
он прострелил одной длинной очередью всех жителей дома, сбившихся в  кучу.
Даже детишек. А шоркавницу забрал себе.
   Да, если за Интиль прислали такого  человека,  то  надо  что-то  срочно
предпринимать ради собственного спасения. Он еще не знал, что  предпримет,
но торопливо поднялся на ноги. Сай-доду вытянулся по струнке - нечесаный и
отечный - и, преданно глядя в глаза среднему офицеру, выпалил:
   - Сделаю все, как надо! Выполню долг... э... перед кем  надо.  Доставлю
самолично преступницу, как только явится! Благородное слово офицера!
   Нда-Линь-доду молча смотрел на вытянувшееся перед ним чучело. Ясно, что
эта тварь ничего  толком  не  знает.  Видя  готовность  младшего  офицера,
Нда-Линь-доду одобрительно кивнул. Сай-доду приободрился. Непосредственная
опасность миновала, значит, еще не все потеряно.
   Нда-Линь-доду сделал знак солдатам, и те вышли. Сам  же  он,  натягивая
белоснежные перчатки, задержался и, стараясь не дышать носом, сказал:
   - Верю тебе. Как только она явится, сразу же сообщи нам. Наградим.
   - Логос ты мой! - в восторге воскликнул Сай-доду. - Как  же  иначе?!  Я
сам ее к вам доставлю! За волосья  притащу,  негодную!  Благородное  слово
офицера!
   - Прощай, благородный офицер! - Нда-Линь-доду рассмеялся и вышел.
   Интиль  явилась  к  вечеру.  Была  тиха,  немногословна  и   непривычно
спокойна. В ответ на грязную ругань отца  она  только  склонила  голову  и
покорно ответила:
   - Извини, отец.  Я  виновата.  Я  понимаю,  что  доставляю  тебе  много
беспокойства. Отныне буду покорной дочерью.
   Какое-то мимолетное воспоминание мелькнуло в памяти  старого  пропойцы.
На мгновение открылся светлый уголок в его душе: детство Интиль  -  резвый
ребенок в золотых кудряшках, ее звонкий смех. Но тут же все  покрыла  муть
неистовой злобы.
   - А ты знаешь, -  завопил  Сай-доду,  чтобы  заглушить  воспоминания  и
разжечь себя посильнее, - знаешь ли ты, бессердечная дрянь, что из-за тебя
меня, твоего отца и кормильца, чуть в тюрьму не засадили?  А  могли  бы  и
расстрелять на месте. Да, да! Именно - расстрелять!
   Он врал, верил своему вранью и от избытка  чувств  даже  захныкал.  Его
красные веки увлажнились скудными слезами.
   - Скажи, отец, что делать, и я выполню  твою  волю,  -  ровным  голосом
сказала Интиль.
   Несмотря на похмельное отупение, Сай-доду заподозрил  что-то  неладное.
Он повнимательнее посмотрел на дочь, увидел безмятежное выражение матового
лица и вяло удивился. Но ему вспомнился недавний визит, и  он  решил,  что
сейчас не  до  умничанья.  Надо  побыстрее  шкуру  спасать.  Нда-Линь-доду
никогда не шутит.
   - Вот что, дочка, - прохрипел он,  стараясь,  чтобы  голос  его  звучал
понежнее. - Пойдешь сейчас со мной. Я отведу тебя в одно  очень  приличное
заведение. Там тебя кое о чем спросят и сразу же отпустят. Собирайся.
   Сай повел дочь  на  Базу.  Шел,  тяжело  переставляя  ноги,  мучительно
страдая от головной боли  и  думал  только  об  одном:  побыстрее  бы  все
закончить и похмелиться!
   Он то и дело оборачивался, чтобы убедиться, что Интиль следует за  ним.
Несколько раз посетило его  мимолетное  удивление:  непривычно  неподвижно
лицо дочери, ничего не выражают глаза.  А  походка...  Что-то  непривычное
было и в походке.  Слишком  равномерно  она  шла.  В  каком-то  изначально
заданном темпе. Словом, совсем не так, как обычно.
   Но Сай-доду избегал размышлений. Каждая мысль усиливала головную  боль.
И когда они оказались перед серыми металлическими воротами Базы,  Сай-доду
вздохнул с облегчением.



28

   Махуня-доду и Тугон-доду застыли у стола в неподвижности. Ужас приковал
их к месту и отнял способность соображать. Ясное дело, что землянин бил  в
дверь голой рукой или ногой. Дверь была сколочена  из  крепчайших  дубовых
досок. Да еще оббита  с  двух  сторон  листами  железа.  И  после  каждого
страшного удара она дергалась и прогибалась, словно сделанная из фанеры. С
притолоки сыпалась штукатурка.
   После одного из ударов выбитая с мясом  дверь  с  грохотом  рухнула.  В
пыточную ворвался землянин.  Кожа  на  руках  гиганта  была  располосована
краями металлической обивки, и кровь стекала на  пол  частыми  каплями.  С
непостижимой быстротой Владимир оказался  возле  палачей,  ухватил  их  за
ворот и приподнял. Лица обоих посинели, глаза выпучились и обессмыслились.
Немного подержав палачей в воздухе, переводчик швырнул их на пол.
   Когда создание вернулось к ним, Володя раздельно и внятно спросил:
   - Жить хотите?
   Те усердно закивали.
   - Где Интиль?
   - Я скажу!
   - Нет, я!!!
   Тугон оттолкнул локтем маломощного шефа и засипел,  подобострастно  ища
взгляда землянина:
   - Была  у  нас  такая.  Интиль  ее  звали.  Красавица!  К  ней  никаких
физических мер мы не  применяли.  Так  только...  попутали.  Чуть-чуть,  -
Володя представил, что означает по мнению этого животного  "чуть-чуть",  и
ему захотелось  сдавить  волосатую  шею.  И  долго  не  отпускать.  Тугон,
внимательно следивший за выражением лица землянина, в панике  зачастил:  -
Но мы ее отпустили. Отпустили, отпустили! Живой и невредимой! Увезли ее от
нас.
   - Куда? - быстро спросил Владимир.
   - Как куда? - пожал плечами Тугон. По его мнению вопрос  землянина  был
совершенно  бессмысленным.  -  Куда  и  всех  отвозят.  В  Дом  Эвтаназии.
Пощадите! Я все сказал!
   - Существуй, - сказал Володя  брезгливо.  -  Живите  покуда.  Как  туда
добраться?
   - Двенадцать километров по юго-западному шоссе, - на этот  раз  шустрее
оказался Махуня-доду. - Там такое небольшое здание. Красивое. Все в розах.
   - Слушать приказ! -  гаркнул  Владимир,  вспомнив  сцену  из  какого-то
детектива. - Сидеть здесь час. Никуда не выходить  и  никому  не  звонить.
Иначе - смерть! Из-под земли достану! У нас - длинные руки! Понятно?!
   Палачи молча пялились  на  землянина.  Они  не  могли  поверить  своему
счастью, так как были уверены, что, в лучшем случае, им перебьют голени  и
предплечья. На его месте так бы сделал каждый.
   - Вам все понятно? - повысил голос Володя.
   Палачи упали ниц и возопили:
   - Понятно! Понятно! Благодетель ты наш! Да хранит тебя Логос!
   Володя выбежал  в  коридор,  выкрашенный  белой  больничной  краской  и
побежал к выходу. Мчался, стараясь производить как можно меньше шума, и  в
голове его метались яростные мысли. Через полчаса, от силы - через  час  -
он от этого Дома Эвтаназии камня на камне не оставит.  В  пыль  сотрет!  В
порошок! Только бы добраться поскорее!


   Махуня-доду  выглянул  из  пыточной  и  посмотрел  вслед   удаляющемуся
землянину. И такая беззащитная была у него спина, что  сама  напрашивалась
на нож или пулю.
   - Тугон, - страстно зашептал Махуня-доду. - Там у нас в  столике  возле
электроигл для ногтей - пистолет. А ну-ка, пальни!
   Тугон что-то промычал и не двинулся с места.
   - Тугон!
   П-ока шли переговоры, переводчик скрылся за поворотом.
   -  Ты  почему  не  выстрелил?  -  подступал  с  кулачками  к  помощнику
Махуня-доду.
   -  Ты-то  сам  чего  не  стрельнул?  -  нервно  почесываясь,  парировал
ассистент. - Слыхал, что он сказал? "У нас длинные руки". Тугону тоже жить
хочется!
   Махуня-доду сладчайше улыбнулся, и Тугон, даром, что тугодум, вздрогнул
от неприятного предчувствия.
   - Дорогой Тугон-доду! Тугончик! Малоуважаемый помощник мой! Ты уже  сам
себя наказал. Если у него действительно длинные руки,  он  тебя  достанет,
чтобы наказать за ложь. Разве тебя не учили в детстве, что врать нехорошо?
   - Какая ложь?! - защищался Тугон. -  Я  все  ему,  как  Логосу  самому.
Честно и откровенно сказал.
   Махуня-доду, видя смятение подчиненного, блаженствовал.
   -  В  дальнейшем,  помощничек,  не  вмешивайся  не  в  свои   дела.   И
руководителя не перебивай! Не лезь, болван, туда,  куда  тебя  не  просят!
Изменили приказ о Доме Эвтаназии. Передумали. Новый приказ издали.  Решили
сжечь девицу Интиль  как  носительницу  генного  духа.  И  сожгут  в  День
Возрождения  Непостижимого  на   площади   святого   Дяд-Волда-доду.   Это
необходимо для устрашения и наказания!


   Владимир мчался огромными прыжками, и  коридор  метался  у  него  перед
глазами. Один поворот, второй, третий... Здесь, кажется, налево. Распахнул
дверь и внезапно оказался во дворе.
   На улице  было  довольно  светло.  Обе  луны  в  кильватер  друг  другу
прорезали вуальные облака. В углу, рядом с воротами, стояла будка.  В  ней
чернела согнутая фигура часового. Он дремал, опираясь на автомат.
   Володя оглянулся. Окна конторы безопасности были темны. Он проскользнул
вдоль забора к будке часового и рванул на себя дверь. Прежде, чем  часовой
успел проснуться, ударил его  по  согнутой  шее  сцепленными  руками.  Тот
мешком свалился на пол.
   Владимир глянул на пульт. Там находилось три рычажка. Какой же  из  них
открывает ворота? Первый рычажок - красный. Володя сразу же отбросил  этот
вариант. Красный - наверняка тревога.  У  второго  рычажка  был  изображен
какой-то символ, что-то похожее на древний громкоговоритель. Это  тоже  не
то. Третий рычажок... Он находился  в  крайнем  нижнем  положении.  Володя
затаил дыхание и передвинул его  в  верхнее  положение.  Несколько  секунд
ничего не происходило. Затем массивные ворота дрогнули, их створки  плавно
заскользили в стороны. Путь свободен.
   Володя подхватил автомат и, пригибаясь, рванулся за ворота. Луны  зашли
за тучи, и вокруг царила спасительная темнота.
   Он бежал быстро и мощно. Дыхание было ровным. Темнота покорно  обтекала
его. Володя понимал, что времени у него было в обрез.  Впереди  двенадцать
километров.  Мелькнула  мысль,  что  нужно  было  угнать  машину  захвата,
стоявшую во дворе без присмотра. Но шум мотора мог растревожить все осиное
гнездо. И тогда за ним сразу же организовали бы погоню. А так у него  есть
фора.
   Сколько же он пробежал? Пять, шесть километров?
   Обычно бег успокаивал  Владимира,  но  сейчас  ярость  не  угасала.  Он
обязательно доберется туда, до этого распроклятого логова - Дома Эвтаназии
- и камня на камне не оставит!
   Владимир подбежал к небольшой рощице. Вдруг услышал  доносящийся  сзади
звук мотора. Мотоцикл... Вот из-за поворота вырвалось щупальце света.  Оно
скользнуло по стволам деревьев и снова уперлось в ленту шоссе.
   Его преследуют! Переводчик взвесил на руке автомат. Жаль, что раньше не
разобрался в принципе работы этой малой механизации. Ну, ничего. Наверное,
здесь нет ничего сложного.
   Он скатился в траву на обочине. Лежал в  душистой  шуршащей  темноте  и
ждал, прижимая к плечу приклад автомата. Вот мотоциклист почти  поровнялся
с ним. Пора!
   И тут Володя понял, что не сможет выстрелить.
   Лежал, уткнувшись в пыльную траву, и широкие плечи его  содрогались  от
рыданий. Он был на волосок от того, чтобы  совершить  убийство.  И  почему
вдруг решил, что его кто-то преследует? Может, просто ехал обычный человек
по своим делам?
   Всего несколько недель он пробыл здесь и уже оказался  готов  совершить
то, что вызывало в нем столь сильное отвращение и даже ужас, - убийство!
   Неужели на удар надо отвечать ударом, а на выстрел выстрелом? Как тогда
отличить сеющее смерть зло  от  добра,  которое  вынуждено  убивать?  Ведь
убийство и есть наивысшее зло! Что же тогда  остается?  Непротивление  злу
насилием? Подставлять левую щеку, если ударят по правой? Но ведь и это  не
выход! Это - тупик!!!
   Носитель зла поднимает автомат, и философ, призывающий к непротивлению,
падает, захлебываясь кровью. Надо бороться. Надо!!! Но как? Пролить кровь?
Нет!
   Что-то зашуршало сзади,  треснуло,  словно  сорвалась  с  ветки  ночная
птица.
   И показалось Владимиру, что в тот же миг что-то несильно толкнуло его в
спину.  Он  вскинул  голову.  Движение   получилось   неожиданно   резким,
несоразмеренным.
   - Во-ло-дя!..
   Владимир с трудом поднял странно отяжелевшее тело,  оперся  на  локоть.
Послышалось? И снова:
   - Во-ло-дя! Да не туда вы смотрите!
   Володя глянул и не поверил себе.
   Неужели он сходит с ума? На пустынной дороге,  в  сотне  километров  от
земного Представительства, стоял Посланник в выходном сюртуке,  освещенный
серебристым светом лун.
   Володю будто подняла теплая волна и понесла навстречу Посланнику.
   - Успокойтесь! - прикрикнул тот. - Становитесь рядом! Быстрее!
   Он защелкнул на талии Владимира наборный металлический пояс и  ворчливо
заметил:
   - Едва нашел вас. В двадцати метрах от места, где  вы  решили  прилечь,
заканчивается гравитационный сектор. Вас же предупредили, что мы  ждем  на
десятом километре. Захотелось бы вам отдохнуть  в  километре  отсюда  -  и
все... Ну, поехали.
   - Погодите, Михаил Семенович. Я, конечно, страшно рад  вас  видеть.  Вы
даже не представляете... Но, Михаил  Семенович!  Там,  в  Доме  Эвтаназии,
девушка одна. Интиль...
   Тут в горле у Владимира что-то пискнуло, и он умолк.
   - Плохо вы о нас думаете, коллега. Интиль давно  на  Земле,  на  курсах
переподготовки.
   - Интиль?.. На Земле?.. - Володя никак не  мог  переварить  неожиданную
новость. - Но ведь палач мне сообщил, что...
   - Мы им биокибера подсунули,  -  Посланник  улыбнулся,  но  глаза  были
печальны. - Почти точную копию оригинала. Отец  ее,  Сай-доду,  и  тот  не
отличил.  Хотя  некоторые  сомнения  у  него  возникли.  Все,  все!   Дома
договорим!
   На Володю дохнуло  теплым  ветром,  тьма  сгустилась  и  поглотила  все
окружающее. И он понял, что в темноте этой нет уже  ничего  из  того,  что
окружало его мгновение назад. Что находится он в пространственно-временной
конфигурации, носящей название гравитационного канала.
   Его охватило ощущение счастья, уверенность,  что  теперь-то  все  будет
хорошо, очень хорошо!



29

   Ну и день выдался! Ну и денек! Сплошной праздник. Благоуханный  ветерок
струился. Пятицветные стяги с черными крестами по углам реяли торжественно
и величаво. Чуть влажная после вчерашнего дождя земля  парила  под  лучами
утреннего солнца.
   Пятицветная  трибуна  блистала  свежей  краской   и   властвовала   над
окружающей местностью, словно укрепленный замок.
   Трубы музыкантов, воинские значки, позументы, пуговицы - все  сверкало,
слепило, настраивало на возвышенный лад.
   Сай-доду по случаю сегодняшних торжеств был  почти  трезв  и  сам  себе
непривычен в этом новом качестве. Он с  некоторым  испугом  поглядывал  на
свои вычищенные  сапоги  и  то  и  дело  прикасался  к  роскошной  рукояти
выданного ему накануне нового кинжала.
   Сегодня народ вовсю развлекали во всех частях  города.  В  одном  месте
собрались любители цирковых представлений,  ценители  бородатых  женщин  и
грудастых   мужчин,   знатоки   св