плюхнулась в воду. Пошли волны, заколыхались кувшинки.
   Махунечка  злорадно  захохотал.  Он  бросил  свою  удочку   на   берег,
соскользнул с корня и тихонько подобрался к причитающему  толстяку.  Когда
противный мальчишка нагнулся за удочкой, Махуня изо всех сил дал ему пинка
чуть ниже спины.
   Мальчик испуганно вскрикнул и  упал  в  воду  вниз  головой.  Махунечка
взвизгнул от радости и запрыгал по берегу на одной ножке.
   - Выплывет - не  выплывет!  Выплывет  -  не  выплывет!  -  немузыкально
распевал он и продолжал прыгать, показывая язык  расплывающемуся  по  воде
коричневато-зеленоватому пятну потревоженного ила.
   Мальчик выплыл. "Бездонное" озеро Махунечки оказалось довольно мелким и
илистым.
   - Ах ты, мерзкий мальчишка! Отвратительный  ребенок!  -  услыхал  вдруг
Махунечка рассерженный женский крик и не сразу понял, что это относится  к
нему. Никто никогда еще не называл его так.
   Он повернулся и увидел, что, подобрав белоснежное платье, к ним  спешит
молодая  воспитательница  юного  гостя.  Она  подбежала  к   Махунечке   и
непедагогически ухватила его за ухо.
   - Безобразный ребенок! Хулиган!  -  приговаривала  она  и  все  сильнее
закручивала ухо.
   Махунечка смотрел на молодую воспитательницу, на ее красивое  лицо,  на
высокую грудь, часто вздымающуюся от бега. И вдруг боль в  ухе  показалась
ему сладкой-сладкой, приятной-приятной. Лучше всего, что ощущал  до  этого
времени.
   Воспитательница увидела странную недетскую улыбку на губах Махунечки и,
оторопев, отступила.
   - Маленькое чудовище, - растерянно проговорила она и, ухватив  за  руку
незадачливого воспитанника, потянула его к дому.
   Толстяк оборачивался и грозил  кулаком.  Но  Махунечка  не  обращал  ни
малейшего внимания на пустые угрозы.
   Он не спеша собирал разбросанные по берегу удочки и пытался  воссоздать
в своей памяти впервые пришедшее к нему остро-сладостное чувство.
   Шли годы. Махунечка взрослел, набирался  ума-разума.  В  отрочестве  он
совсем забросил рыбную ловлю. Теперь больше внимания уделял охоте.
   Он научился мастерски делать луки и без промаха  стрелять.  Мог  часами
сидеть в засаде, поджидая одичавших котов. И когда те, одурев от  брачного
пыла и совсем утратив бдительность, появлялись на поляне,  Махуня  ласково
улыбался и, закусив губу до крови, стрелял. Важно, чтобы рана оказалась не
смертельной.  Пораженный  стрелой  кот  высоко   подпрыгивал   и   начинал
быстро-быстро вращаться, будто хотел  поймать  собственный  хвост.  Махуня
смеялся до слез. Особенно забавны были  вопли,  которые  издавал  раненный
кот.
   Но Махуня не давал себе расслабиться.  Он  стремительно  выскакивал  из
засады, спешил к животному и набрасывал на него куртку. Порой кот  успевал
поцарапать Махуню. Раны ныли так приятно...
   Теперь предстояло самое интересное - решить: то ли повесить кота, то ли
закопать живьем. Или придумать еще что-нибудь смешное в таком же духе... В
эти минуты Махуня чувствовал себя самим Логосом, вершителем судеб.
   С возрастом  Махуня  уразумел  еще  кое-что.  А  именно:  людей  мучить
интереснее, чем  животных.  Возможность  мучить  физически,  к  сожалению,
выпадала крайне  редко.  Но  оказалось,  что  можно  истязать  человека  и
словесно.
   Вот, например, когда Махуня учился на последнем  курсе  школы  Духовных
Постулатов, он крепко-накрепко подружился с тихоней  и  хлюпиком  Семегой.
Махуня поддакивал многоумным рассуждениям Семеги, доставал ему  интересные
книги и подкармливал беднягу завтраками,  которыми  его  усердно  снабжали
домашние. Семега-дурачок не сомневался, что лучше и  надежнее  друга,  чем
Махуня, у него нет. И познакомил, глупышка, со своей  девушкой.  Худовата,
ключицы торчат и грудь едва просматривается. На женский минимум не тянет.
   Махуня на правах друга  Семеги  встречал  ее  из  библиотеки,  провожал
домой,  цветы  дарил.  И  делал  комплименты.  Массу  комплиментов.  Прямо
удивительно, как люди, считающие себя интеллектуалами, доверчиво принимают
самые лживые и грубые комплименты!
   В один из вечеров он  взял  ее  за  руку.  Рука  слабо  вздрогнула,  но
осталась в его  руке.  И  Махуня  понял,  что  дело  выиграно.  Еще  через
несколько вечеров он ее поцеловал. А  еще  через  неделю  добился  от  нее
всего, чего хотел.
   Утром, зареванная и  счастливая,  она  сказала,  неизвестно  перед  кем
оправдываясь:
   - Это настоящая любовь. Я в ней не властна. И Семега меня не осудит. Он
поймет. Он, несмотря ни на что, хороший человек.
   Махуня усмехнулся и промолчал.
   Днем он свел их вместе и сказал, пристально глядя в глаза  то  ему,  то
ей:
   - Вот и все. Поигрались в благородство - и хватит!
   Семега, даром что интеллектуал, о чем-то догадывался. Он кротко  глянул
на Махуню покрасневшими глазами и, бледнея, шепнул:
   - Ты о чем, друг Махуня?
   И тут, хотя ее никто  не  просил,  в  разговор  вмешалась  девица.  Она
закусила губу и сказала с отчаянным видом:
   - Семега, милый. Мы должны сказать тебе. Мы любим друг друга. И я стала
его женой. Неофициальной.
   В лице Семеги не было ни кровинки. Он неслышно шевелил губами, повторяя
за девицей каждое слово.
   Махуня выждал, чтобы дать им возможность проникнуться  своими  высокими
чувствами. А потом бросил, мерзко хохотнув:
   - Это значит, что девица твоя, ангел твой, как  ты  говорил,  спала  со
мной. Дурак ты, друг Семега. Придурок жизни, говоря попросту. Идеалист! Ты
ее обоготворял, а она простая потаскушка. Как и все они, впрочем.  Любовь,
- он скорчил кислую гримасу. - Какая там любовь?! В сексе она без понятия,
хоть и старается. Нужна она мне больно, тарань  твоя  пересушенная!  Девка
должна быть в меру упитанной и глупой.
   Семега как-то странно закашлялся, и из глаз его вдруг брызнули обильные
детские слезы. Девица дрожала, и лицо у нее было совершенно бессмысленное.
   - Ну, ну, - удовлетворенно произнес Махуня,  с  наслаждением  оглядывая
их. - Вы тут повыясняйте отношения. А я пойду, наверное. Больно  скучно  с
вами. Где весь ваш глубокий ум? Выветрился на  словесных  сквозняках?  Где
выход? Нет? То-то!
   И ушел, насвистывая.


   Но и такие забавы скоро показались Махуне пресными.
   Однажды он задумал интересную акцию. К ней  он  готовился  целый  день:
доставал горючее, приволок из другого конца сада огромную кучу хвороста  и
крепкие сухие чурки.
   Вечером вся семья Махуни собиралась за  столом  вместе:  тетушка,  дед,
бабка, престарелая двоюродная сестра и отец с матерью. Его к чаю не  ждали
- привыкли за последнее время к частым отлучкам милого сорванца.
   Махуня представил неряшливую бабку в халате, до черноты  измазанном  на
животе; суетливую,  крикливую  мамашу;  чопорного  отца  в  ортопедическом
корсете высокого крахмального воротничка. Вспомнил - и досадливо фыркнул.
   - Погодите, родственнички, - прошептал он и с  безумной  энергией  стал
тащить бревнышки к дому.
   Он подпер ими дверь, деловито проверил, прочно  ли  закреплены  бревна.
Потом отвинтил крышку канистры и пошел вокруг дома, через каждые два  шага
обливая  стены  едко  пахнущей  темно-синей  жидкостью.  Затем   осторожно
заглянув в окно и увидел, что семья в полном сборе сидит за столом и  пьет
чай.
   Внезапно Махуня крякнул от досады. Он совсем забыл об окнах! _Они_ ведь
могут выбраться через окна. Какая непростительная оплошность!
   Но ничего не поделаешь! Надо начинать! Сделал шаг назад и бросил спичку
в темную лужицу возле стены. Земля вспыхнула,  огонь  метнулся  на  стену,
вспорхнул  вверх  и,  вздрагивая,  будто  желая  разом  обнять  весь  дом,
взметнулся под крышу.
   Пламя разгорелось быстро. Оно гудело, ревело, как голодный дикий зверь,
почуявший близкую добычу. Вверх, в самое небо,  улетели  снопы  искр.  Все
было очень красиво и очень  похоже  на  праздничный  фейерверк.  Из  дома,
покрывая  рев  пламени,  доносились  испуганные  вопли,  и  в   освещенном
прямоугольнике окна метались тени человеческих фигур.


   Виновника нашли быстро.  Люди  в  черных  плащах  с  жесткими  кулаками
отвезли Махуню в какое-то учреждение, где ворота открывались и закрывались
дистанционно. Люди в черном втолкнули его в пугающе  большой  кабинет.  За
столом сидел небольшого роста, странно улыбчивый человек.
   Он встал из-за стола, развел,  будто  для  дружеских  объятий,  руки  и
напевно произнес:
   - Давненько мы за тобой наблюдаем. Но сегодня ты созрел.
   Махуня с отвращением принюхивался к своим рукам,  пахнущим  горючим,  и
настороженно поглядывал на улыбчивого человека. А тот продолжал:
   - Такие люди  нам  нужны.  Не  пугайся!  Отныне  будешь  заниматься  на
закрытых курсах Конторы внутренней безопасности по классу специалистов  по
физическому воздействию.  Темные  люди  называют  выпускников  моей  школы
палачами. Но это не так! Это в самом точном понимании слова - специалисты.
Виртуозы боли.  Они  изучают  самую  совершенную  современную  технику,  с
помощью которой производится воздействие на объект. Все три года  обучения
тщательнейшим образом штудируют психологию. Ведь понятно, что воздействуем
мы на человека не ради самого воздействия. Это было бы слишком жестоко. Ты
согласен?
   Махуня понял, что вопрос задан чисто риторический.  Выбора  у  него  не
было... да и специальность вроде бы интересная.
   И он медленно наклонил голову в знак согласия.



26

   Брезентовый верх машины отвратительно хлопал. Дверцы приставали  плохо,
и в кабину врывался холодный порывистый ветер. Старые рессоры  ослабли,  и
на малейшей выбоине машину бросало так,  что  в  животе  что-то  неприятно
дергалось и екало.
   После каждой выбоины - то есть, почти не переставая,  -  водитель  крыл
самыми черными словами и механика, и организацию, в которой  все  запчасти
приходится  доставать  на  стороне.  Почему  для  машин  захвата  все:   и
запчастями хоть завались, и горючим хоть залейся? И отпуск  водителям  там
чуть не в два раза больше. А тебе отходы Энтропа под нос!
   Тугон-доду, помощник мастера по физическому  воздействию,  как  всегда,
помалкивал. Его тупая физиономия заросла щетиной,  по  цвету  и  прочности
напоминающую медную проволоку.
   Тугон-доду считал, что повода для каких-либо особых чувств нет. Обычный
день. Обычная поездка на работу. Только и разницы, что на этот  раз  не  с
фирболжцем доведется работать, а с землянином.
   Махуня-доду, предвкушая интересный поединок, всю дорогу улыбался  ясной
улыбкой, с интересом поглядывая  по  сторонам.  Все  вокруг  казалось  ему
несказанно красивым и волновало до слез. Перед самым Управлением в избытке
чувств он воскликнул, обращаясь к Тугон-доду:
   - Ах! Какое небо голубое!!!
   - Где? - проворчал помощник, то ли не поняв, то ли не расслышав.
   - Да мы уже проехали,  -  с  досадой  отмахнулся  Махуня-доду,  и  тень
набежала на его одухотворенное лицо.
   Не без огорчения мастер по  физическому  воздействию  подумал,  что  на
работе абсолютно не с кем пообщаться, поговорить о чем-нибудь возвышенном.
В ходу только две темы: водка и женщины. Так и отупеть  можно  культурному
человеку!
   И место работы не самое лучшее - подвал. Никакой техники безопасности и
сыро!  Жена  специальный  шерстяной  пояс  сшила.  И  все  равно   достает
радикулит.
   Еще на курсах поучали: психологически - подвал самое  подходящее  место
для   физического   воздействия.   Возникает    ощущение    безысходности,
оторванности от всех и вся. Демагогия все это! Просто, когда сдается новое
здание, службы так называемого первого эшелона занимают лучшие кабинеты  и
этажи. А службе физического воздействия, как всегда, - подвал.
   Обидно, очень обидно, что столь важной службе отвели  наихудшие  места!
Что бы они делали без нас?! Откуда бы черпали информацию?!
   Землянина не вели до самого обеда.  Махуня-доду  волновался,  несколько
раз, многословно извиняясь, звонил в отдел согласования. И каждый раз  ему
грубо советовали не лезть раньше времени, что он  еще  успеет  попробовать
свежей  кровушки.  В  словах  этих  Махуня-доду  с  огорчением  чувствовал
пренебрежение, а то и вражду. Обидно и непонятно! Одно ведь дело делаем!
   Легко им говорить, а ему не терпелось приняться за работу.
   Он незаметно для Тугон-доду посмотрел в карманное зеркальце, с  которым
не расставался никогда. На него смотрело приятное,  вполне  интеллигентное
лицо. Но у глаз - ах, ведь совсем  недавно  их  не  было!  -  да,  у  глаз
появились предательские  морщинки,  веером  расходящиеся  в  стороны.  Они
появились от привычной доброй улыбки.
   Растянул кожу двумя пальцами - морщины исчезли. Убрал  руку  -  морщины
появились вновь.
   - Кожу рожи время гложет, - сказал Махуня-доду с неудовольствием.
   Помощник тупо уставился на шефа и, ничего не поняв,  на  всякий  случай
неопределенно хмыкнул.


   Землянина привели после двух и поместили  в  комнате,  соседствующей  с
пыточной. В стене было  небольшое  застекленное  окошечко,  через  которое
испытуемый мог видеть, что делается в пыточной.
   Палачи только-только кончили обедать. Махуня-доду перед  новой  работой
был радостно возбужден, и ему почему-то захотелось выпить, хотя обычно  он
избегал алкоголя. Работа есть работа. А работа и алкоголь - несовместимы.
   Но сегодня... Сегодня был день особенный. Предстояла борьба  с  трудным
противником. Проверка, так сказать, в бою таланта мастера  по  физическому
воздействию, его профессиональной квалификации. Захотелось взбодриться.
   Тугона-доду никогда не мучили ни комплексы, ни  принципы,  ни  желудок.
Похоже, он и не догадывался об их существовании. Как всегда перед работой,
он выпил двести граммов отвратительно пахнущей жидкости и заел чрезвычайно
вонючим репаном. Махуня-доду всерьез подозревал, что помощничек специально
выискивает на рынке такой  сорт,  чтобы  досадить  шефу.  Не  помогали  ни
уговоры, ни наказания. И Тугона-доду пришлось оставить в  покое.  Выгонять
его было нельзя.
   Если  у  Махуни-доду  был  талант  высшего  порядка,  умение   находить
неожиданные сочетания  воздействий  и  добиваться  нужного  результата  в,
казалось   бы,   абсолютно   безнадежных   случаях,   то   Тугон-доду    -
исполнитель-виртуоз. Такие ассистенты рождаются раз в сто  лет.  Во  время
пытки он понимал шефа с полуслова,  с  полувзгляда.  Казалось,  он  читает
мысли. Нервные окончания обнажить? Одно движение раздиралки - и  вот  оно,
нервное  плечевое  сплетение.  Скальпель  проникал  на  нужную  глубину  с
точностью до ангстрема. Единственное, что могло помешать его  работе,  это
запрет на пойло.  Трезвый  он  становился  медлительным,  приказывать  ему
приходилось  дважды  и  трижды.  И  руки  Тугона-доду  -  руки  ювелира  -
становились неуклюжими, как лапы землеройной машины.
   По правилам полагалось  притворяться,  что  они  не  замечают  будущего
клиента. Махуня-доду делал вид, что объясняет нюансы обработки новичку.
   - Мы же с тобой, друг Тугон, не садисты какие-нибудь, не изверги?
   Тугон мотал нечесаной  головой  и  мычал  что-то  в  том  смысле,  что,
действительно, никакие они не изверги и, упаси Логос, не садисты.
   -  Что  требует  наш  гуманнейший  закон,   составленный   многомудрыми
руководителями государства нашего? Я чувствую в тебе  живейший  интерес  к
этому вопросу.
   Махуня-доду  смотрел  на   помощника,   словно   ожидая   вопросов   от
любознательного неофита. Тугон упорно молчал.  Он  поминутно  дергался  от
сильнейшей  икотки,  распространяя  удушающий  запах  любимого  им  пойла.
Махуня-доду продолжал стойко улыбаться.
   "Перебирать лишку  стал,  падаль!"  -  подумал  он  и,  скрепя  сердце,
продолжал спектакль, решив отвести помощнику пассивную роль.
   - Хорошо, мой друг,  я  объясню  тебе.  Мы  не  сразу  воздействуем  на
подозреваемого, как утверждают злостные противники наши. Сначала взываем к
разуму  человека,  к  его  совести,  не  желая  причинять  ему   напрасные
страдания, ибо его страдания мы  переживаем  так  же  остро,  как  и  свои
собственные.  Вначале  мы  демонстрируем  обвиняемому  орудия  физического
воздействия. И это называется пытка словесная,  "вербалис".  Мы  объясняем
суть и назначение каждого предмета в пыточной.
   Махуня-доду покосился  на  окошечко,  чтобы  посмотреть,  как  землянин
реагирует на объяснения, и остался  доволен.  Нос  землянина  скользил  по
стеклу любопытной улиткой, и лицо его выражало напряженнейшее внимание.
   - Что мы преследуем нашей благородной деятельностью?  А  мы  преследуем
нашей благородной деятельностью великую цель - выявление носителей генного
духа. То  ли  землянами  вольно  или  невольно  был  занесен  к  нам  этот
геноидентичный вирус, то ли  на  Фирболгии  враги  ее  в  тиши  колдовских
лабораторий  тайно  синтезировали  его  с  помощью  богомерзких  ревертаз,
дьявольских  лигаз  и  адских  синтетаз.   Попадая   даже   в   гражданина
благонамеренного, он превращает его в носителя генного духа. И вот уже  он
не гражданин, но верный раб злобного врага рода человеческого  -  ужасного
Энтропа! И человек знает об этом! Знает!!! Знает, но сказать не желает.  А
мы ему поможем, поможем...
   Тут Махуня-доду вынужден был прервать поучительную речь. Идиоту  Тугону
по сценарию надлежало выражать напряженнейшее внимание. Вместо  этого  он,
выворотив ногу, скусывал мозоль на  большом  пальце  щипчиками  из  малого
пыточного набора.
   Махуня-доду произнес тишайшим шепотом:
   - Положи инструмент, дубина! Иначе я им сделаю то, после чего жена твоя
домой тебя не примет!
   Тугон-доду посмотрел на шефа и содрогнулся.  Нежнейшая  из  его  улыбок
предвещала нечто страшное. Тугон быстро положил инструмент на место и,  не
мигая, уставился на Махуню-доду. Так, по его  мнению,  надлежало  выражать
живейшее внимание.
   Махуня заговорил снова:
   - Как же отличить носителя генного духа от обычного человека? По делам?
Но они могут долгое время маскироваться. Мудрость Непостижимого  не  имеет
предела. Он нашел выход. Мы спрашиваем у потенциального  носителя  генного
духа: "Признаешь ли ты себя носителем наивысшего зла  в  державе  нашей  -
генного духа?" И  если  он  отвечает:  "Нет!"  -  это  и  есть  абсолютное
доказательство его вины. Ибо носители генного духа, пробуждаемые Энтропом,
никогда не сознаются. Они знают, что мы, сообразуясь с интересами  народа,
во избежание  распространения  вредоносной  заразы  должны  инактивировать
чудовище, только ликом являющееся человеком.
   Махуня обратил вдохновенный взор на помощника, и тот понял, что  пришла
пора вступать:
   - О учитель, - прохрипел он, и из пасти его пошел зловонный дух. -  Что
должно следовать после пытки словесной... этой... рубалис?
   Махуня-доду изящно склонил голову и с легкой улыбкой ответствовал:
   - После пытки вербалис следует пытка реалис. Эта  жуткая  необходимость
всегда ввергает нас во тьму душевных страданий. Но  это,  -  голос  Махуни
окреп, глаза взблеснули, - это необходимо,  о  ученик!  Общеизвестно,  что
пораженные генным духом занимаются  преступными  деяниями.  Они  причиняют
своими ужасными, порочными и преступными деяниями женщинам преждевременные
роды, насылают порчу на  приплод  животных,  хлебные  злаки,  виноград  на
лозах, плоды на деревьях, равно  как  портят  женщин  и  мужчин,  домашних
животных и других животных. А также виноградники,  сады,  луга,  пастбища,
нивы, хлеба и все земные произрастания. А также снижают производительность
труда на предприятиях различных отраслей  и  ведомств.  Они,  к  тому  же,
нещадно мучают как внутренними, так и наружными ужасными болезнями мужчин,
женщин и домашних животных.  Они  дерзают  совершать  преступные  действия
против государственных установлении, ропщут против владельцев предприятий,
которые благодетельствуют им и молятся о них неустанно. Короче, толкают  к
погибели наши души, к уничтожению - тела и  способствуют  порче  генофонда
населения Фирболгии.
   Рассчитывая на  эффект  внезапности,  Махуня-доду  резко  повернулся  к