Тимоти ЗАН
   РАПСОДИЯ ДЛЯ УСКОРИТЕЛЯ

Перевод с английского А. Кабалкина. OCR hoga


   Я дал бы этой женщине лет пятьдесят с лишним. На ней был унылый синий
жакет, какие обычно носят представительницы  низшей  ступеньки  среднего
класса, и шарф,  свидетельствующий  о  принадлежности  его  владелицы  к
некоей сословной категории, которую я сразу не смог идентифицировать.  В
одной руке она зажала посадочный талон, другой придерживала недорогую  и
слегка  потертую  сумку,  перекинутую  через   плечо.   Темные   волосы,
непроницаемое лицо, уверенная походка.
   Короче говоря, она ничем не отличалась от тысяч других  деловых  дам,
которых мне доводилось наблюдать в космопортах  по  всему  Пространству.
Мне и в голову не пришло, что эта встреча может сулить неприятности.
   Вообще-то в жизни всегда так. Сначала все идет по  накатанной  колее,
дела в порядке, так что становится  даже  чуть  скучновато,  но  в  один
прекрасный момент  выясняется,  что  вы  отклонились  от  курса  на  все
восемьдесят градусов, двигатели чихают,  будто  подхватили  простуду,  а
ответственный за музыку впал в глубокую кому.
   Пока же царила полная благодать. Три минуты назад,  когда  я  покидал
кабину экипажа,  все  до  одного  датчики  высвечивали  штатные  зеленые
параметры, запущенные Рондой двигатели работали образцово, - если только
работу двигателей нашей ржавой старушки  можно  считать  образцом,  -  а
Джимми и не думал дремать.
   И все же, если бы я проявил больше наблюдательности, поднимавшаяся по
трапу женщина привлекла бы мое внимание. Слишком уж  контрастировали  ее
одежда и уверенная, даже надменная походка. Вскоре я  убедился,  что  ее
манера говорить тоже отличается неожиданной вескостью.
   - Андрула Кулашава, - представилась она властным тоном. Впрочем,  при
такой походке голос и не мог оказаться иным. Видимо, она привыкла, чтобы
ей внимали. - Мне зарезервировано место на  вашем  транспорте.  Вот  мой
билет.
   - Диспетчер уже предупредил меня. - Я вложил пластиковую  карточку  в
свое считывающее устройство. - Джейк Смит, капитан корабля "Сергей Рок".
Добро пожаловать!
   Выражение ее лица, только что непроницаемое, чуть заметно изменилось.
Видимо,  ее  позабавило,  что  пилот  скромного  космического  грузовика
восьмого класса величает себя "капитаном".
   - Капитан, - произнесла она, слегка наклоняя голову и сдвигая шарф на
груди. - Добавлю, что я принадлежу к ученым.
   - Прошу прощения, - проговорил я деревянным голосом,  уставившись  на
бирку, скрытую до того невзрачным шарфом.
   Если походка и голос оставили меня равнодушным,  то  бирка  произвела
сильное  впечатление.  Ученые  были  элитной  категорией  класса  высших
профессионалов, и я еще не видывал,  чтобы  эта  братия  заматывала  шеи
шарфами, маскируя свои "знаки различия". Даже в мороз бирки  красовались
на видном месте.
   - Диспетчер не поставил меня в известность...
   - Ваши извинения приняты. - Легкий кивок  свидетельствовал,  что  моя
оплошность прощена, но отнюдь не за какие-то мои  возможные  заслуги,  а
исключительно благодаря ее снисходительности.  -  Мое  оборудование  уже
погружено?
   - Оборудование? - переспросил я, переводя взгляд  на  трап.  Никакого
багажа у нее за спиной я не разглядел.
   - Оно не здесь. - Дама уже начинала терять терпение, общаясь с  таким
тупицей.  -  У  меня  два  ящика  сверхгабаритной  категории  с  научным
оборудованием для работы на Парексе. Их должны загрузить. В  билете  все
указано.
   Я снова покосился на считывающее устройство. В  билете  действительно
был указан груз.
   - Простите, не знал. Сейчас прослежу. - Я  отступил  назад  и  жестом
пригласил ее на борт. - Но сначала позвольте помочь вам устроиться.
   - Я справлюсь сама. - Она не дала мне взять сумку. - Где мое место?
   - Каюта для пассажиров в хвосте. Будьте добры,  сюда.  Первый  проход
налево.
   - Благодарю, я знаю,  где  хвост,  -  отрезала  она  и,  чуть  ли  не
оттолкнув меня плечом, скрылась из виду.
   Я слышал, как она шуршит своей сумкой по стенам, маневрируя  в  узких
коридорах. От моего содействия она  отказалась,  поэтому  я  с  чувством
исполненного долга задраил люк и зашагал в кабину.
   Там было пусто. Судя по показаниям приборов, люк багажного  отделения
все еще оставался открытым. Видимо, там и  пропадал  мой  второй  пилот.
Плюхнувшись в кресло, я переключил связь на грузовой отсек.
   - Как дела, Билко?
   - Все в порядке, - ответил первый помощник Уилл Хобсон. - Погрузочные
механизмы размещены в отсеке, и еще осталось место для деликатесов.
   - Только не вздумай подсчитывать прибыль с каждого кубического  метра
свободного  объема,  -  предупредил  я.  -  Скоро  подъедут  два   ящика
сверхгабаритной категории - багаж нашего пассажира.
   - Какой-какой категории? - Я представил себе,  как  Билко  раскрывает
рот. - С нами летит скульптор, прихвативший с собой целую скалу?
   - Вроде того, - ответил я. - Ученая дама.
   - Значит, тащит на Парекс лекционный зал?
   - Понятия не имею, что она там тащит. Если тебе интересно, можешь сам
у нее спросить.
   Помощник фыркнул. Не зная его, можно было бы  принять  этот  звук  за
помеху на линии связи.
   - Нет уж, спасибо, -  сказал  он.  -  Насмотрелся  я  на  ученых,  на
Барсимеоне.
   - Сейчас  я  угадаю,  чем  вы  там  занимались.  Не  иначе,  в  карты
резались?
   - В кости. Ох, и не любят эти ученые проигрывать! Погоди-ка... Вот  и
ящички! Да уж, груз самый что ни на есть негабаритный! Сейчас  посмотрим
на код... Электроника первого класса. То есть обычный ширпотреб.
   Действительно странно...
   - Побочный бизнес  на  голограммах?  -  предположил  я.  Билко  снова
фыркнул:
   - Думаю, она везет с собой акустическую систему для чтения  лекций  в
Большом Каньоне.
   Пройдет несколько дней, и я припомню эту его шутку. Пока же я оставил
остроумие Билко без внимания.
   - В общем, что бы она ни везла - это не наше дело, - напомнил я  ему.
- Загрузить и укрепить - вот твоя обязанность.
   - Если ты настаиваешь... - проговорил он с театральным вздохом.
   - Настаиваю.
   Я отключил связь. Билко  в  глубине  души  убежден,  что  он  великий
театральный актер, ставший жертвой подмены  в  родильном  доме,  поэтому
никогда не упускает случая попрактиковаться в профессии, которой мог  бы
себя посвятить. Я, в свою очередь,  уверен,  что  эти  его  репетиции  -
напоминание об огромной услуге театральному миру, оказанной  медсестрой,
подменившей младенцев. Я подключился к машинному отделению.
   - Ронда?
   - Прием, - раздался голос  Ронды  Бленкеншип.  -  Мы  в  предполетном
режиме?
   - С этой секунды. Как двигатели?
   - Тикают, как хорошие швейцарские  часики.  Или  как  бомба-самоделка
сумасшедшего анархиста. Выбирай, что тебе больше нравится.
   - Больше всего мне нравится,  что  на  корабле  есть  ты.  Ты  умеешь
успокоить, - проворчал я. Она уже не первый год пристает ко мне, чтобы я
поменял двигатели или хотя бы как следует отремонтировал старые.
   - У меня для тебя интересное сообщение:  с  нами  летит  пассажир  из
профессионалов, ученая.
   - Да брось ты! Что ей здесь понадобилось?
   - Не иначе, собралась изучать классовую борьбу низшего  персонала  на
межзвездных транспортных линиях, - предположил я. - А если серьезно,  то
она, по данным диспетчера, торопится на Парекс. После нас  вылетов  туда
не будет целых девять дней.
   - Неужели раскуплены все билеты на пассажирские рейсы?
   - На пассажирских рейсах нельзя перевозить негабаритный груз,  как  у
нее. Только не спрашивай, что именно она везет, потому что я  сам  этого
не знаю.
   - Я и не собиралась спрашивать. Если  это  что-то  любопытное,  Билко
обязательно разведает.
   - Лучше бы он не совал нос, куда не следует!  -  Я  знал,  что  Билко
никогда еще не воровал грузы, но опасался, как бы  неуемное  любопытство
не заставило его переступить черту.
   - Если он меня спросит, я передам ему  твое  пожелание,  -  пообещала
Ронда.
   - В том-то и дело, что он ни с кем не советуется... - проворчал я.  -
Лучше  постарайся  сосредоточиться  и  вывести  корабль  в   космическое
пространство без лишних пиротехнических  эффектов.  Не  хватало  только,
чтобы эта ученая дама испугалась и подняла визг!
   - С нашего края пищевой цепочки вряд ли  кто-нибудь  обратит  на  это
внимание, - сухо ответила она. - Но если ты приказываешь, я постараюсь.
   Я отключил связь и посвятил следующие несколько  минут  предстартовой
проверке систем.  Я  сознательно  медлил,  чтобы  оттянуть  неотвратимый
разговор с Джимми Камалой, нашим  ответственным  за  музыку,  о  деталях
броска к Парексу. Нельзя  сказать,  чтобы  я  его  сильно  недолюбливал.
Просто он был молокососом, которому  едва  исполнилось  девятнадцать,  а
потому из него так  и  перли  плохо  переваренные  идеи  и  сомнительные
истины, раздражавшие меня еще тогда, когда я сам был подростком. Надо же
было такому случиться, чтобы именно этот  зазнавшийся  шалопай  оказался
нашим ответственным за музыку - то  есть  человеком,  чью  незаменимость
вынужден был признавать весь экипаж "Сергея Рока"!
   Честно говоря,  Джимми  старался.  Но  несмотря  на  все  его  благие
намерения не нести чушь и на мои - помалкивать и  не  указывать  ему  на
каждом шагу, что он несет чушь, оба  мы  постоянно  гладили  друг  друга
против шерсти.
   К счастью, в тот момент,  когда  я  закончил  предстартовую  проверку
систем, Билко сообщил мне, что багаж погружен и закреплен. Я связался  с
диспетчерской, узнал, что благодаря нашей прыти мы числимся  третьими  в
очереди на взлет, и приказал экипажу пристегнуться. Увидеться с Джимми я
еще успею.
   Мы взлетели на орбиту, даже не осыпав космопорт  искрами,  отстрелили
ускоритель, тут же подобранный внизу  для  повторного  использования,  и
устремились в глубокий космос.
   Увы, теперь встреча с Джимми стала неотвратимой.
   - Проверь параметры траектории на Парекс, - приказал я  Билко.  Более
современные корабли могли корректировать свой маршрут в процессе полета,
нам же приходилось с самого начала ложиться на строго выверенный курс. -
Пойду посмотрю, готов ли Джимми.
   - Ступай, - молвил Билко,  уже  приступивший  к  делу.  -  Не  забудь
напомнить ему, что нынче мы нагружены под завязку. Тут нужна Зеленая,  а
то и Синяя.
   - Это точно.
   Проходя мимо пассажирской каюты, я обратил  внимание,  что  дверь  ее
заперта. Вдруг у дражайшей ученой дамы  приступ  тошноты?  Я  был  готов
пожелать ей именно этого: в обществе,  пронизанном  строгими  классовыми
разграничениями, рвота - великий уравниватель. С другой стороны, если ей
не хватит пакетов, мне придется за ней подтирать... Вспомнив об этом,  я
перестал желать ей неприятностей. Пройдя еще  пять  метров,  я  вошел  в
каюту ответственного за музыку.
   Как я уже сказал, Джимми был парнишкой девятнадцати лет  от  роду.  Я
забыл добавить к этому, что одним возрастом дело не  исчерпывалось:  все
самое  неприятное,  что  только  может  сопутствовать  этому   возрасту,
наличествовало у него в полном комплекте. Скажем, волосы он не стриг уже
на протяжении пяти межпланетных  перелетов,  а  на  физиономии  отрастил
пучки противной  растительности,  каковую  на  полном  серьезе  именовал
бородой. Даже среди своих  коллег,  не  ведающих  приличий  в  одежде  и
испытывающих по сему поводу извращенную гордость,  он  выделялся  полным
отсутствием вкуса: в тот день, к примеру, он напялил рубаху  в  кричащую
полоску, вышедшую из моды лет десять назад, и линялые  джинсы,  начавшие
выцветать тогда же. Шейный платок - кастовый  "знак"  ответственного  за
музыку - находился в вопиющей дисгармонии  с  рубахой,  к  тому  же  был
повязан кое-как. О фасоне и состоянии его ботинок, водруженных прямо  на
стол, я вообще умолчу.
   При моем появлении он, как всегда, вздрогнул всем телом. Ронда  почти
убедила меня, что эта  его  чрезмерная  реакция  объясняется  постоянной
занятостью, но я еще не отбросил версию, что он  просто  чувствует  себя
виноватым. Не знаю только, из-за чего...
   -  Капитан,  -  пролепетал  он  едва  слышно,  -  я  составляю  новую
программу.
   - Понятно. - Я покосился на его штиблеты, которые он  не  позаботился
убрать со стола, и отвел взгляд. Он знал, что я терпеть не могу этой его
манеры,  но  стол  принадлежал  ему,  никаких  специальных   инструкций,
регулирующих данный вопрос, не существовало, вот он и проявлял  завидное
упорство. Это был вызов лично мне. Я всегда подозревал, что он поступает
так по наущению Билко, но доказательствами не располагал.
   - Старший помощник Хобсон сообщил тебе вес корабля?
   - Да, сэр, - ответил Джимми. - Полагаю, нам надо выбрать Синюю -  так
безопаснее.
   - Это точно, - проворчал я, не собираясь уточнять, что  Синяя  -  это
"эра романтики"  или  народная  музыка,  то  есть  направления,  которые
предпочитаю лично я. Не хватало только,  чтобы  Джимми  возомнил,  будто
оказывает  мне  услугу!  Тогда  он   обязательно   потребует   ответного
одолжения.
   - Что у тебя в плане?
   - Начнем с Двойного концерта Брамса, -  забубнил  он,  уставившись  в
список.  -  Это  тридцать  две  целых  семьдесят  восемь  сотых  минуты.
"Карнавальная увертюра" Дворжака - еще девять целых пятьдесят две сотых,
симфония с органом Сен-Санса - тридцать две целых шестьдесят семь сотых,
"Реквием" Берлиоза - целых семьдесят  шесть  минут.  Потом  пойдет  "Пер
Гюнт" Грига  -  сорок  восемь  целых  три  десятых,  скрипичный  концерт
Мендельсона - двадцать четыре целых двадцать четыре сотых и  "Эльзасские
сцены" Масоне - двадцать две целых восемьдесят две сотых минуты.
   Он,  наверное,  вообразил,  что  закидает  меня  цифрами  и  не  даст
опомниться. Если так, ему предстояло разочарование.
   - Я насчитал четыре часа, шесть минут и тридцать три  секунды.  Шесть
минут лишних.
   - Бросьте! - презрительно отмахнулся он. - Что такое шесть минут?
   -  По  правилам  должно  быть  не  больше  четырех  часов,  а   потом
получасовой перерыв, - возразил я. - Тебе ли этого не знать!
   -  Правила  изобретены  консерваторскими  профессорами,  впавшими   в
глубокий маразм и не способными бодрствовать  больше  четырех  часов!  -
огрызнулся он. - Во время учебы я однажды протянул целых  восемь  часов.
Неужели шесть минут - такой уж перебор?
   - Насчет тебя я не сомневаюсь, - веско сказал я. - Но на моем корабле
этому не бывать. Скорректируй программу.
   - Послушайте, капитан...
   -  Я  сказал:  скорректируй  программу!  -  отрезал  я,  после   чего
развернулся и зашагал обратно, перебирая в уме все известные мне бранные
словечки. Теперь ему  придется  заменить  последнее  произведение.  Зная
Джимми, можно было  не  сомневаться,  что  новая  программа  тоже  будет
длиться не меньше четырех часов. Для того чтобы  подобрать  произведение
нужной продолжительности, требовалось время. А время в нашем деле -  это
деньги.
   Я вошел в кабину экипажа, все еще кипя от возмущения.
   - Как курс? - осведомился я, протискиваясь мимо Билко и усаживаясь  в
пилотское кресло.
   - Как будто.неплохо, - ответил он, косясь  на  меня.  -  Трудности  с
Джимми?
   - Не больше, чем обычно, - буркнул я, вызывая  на  дисплей  показания
главных приборов.
   - Небось, времени уже в обрез? Билко пожал плечами.
   - Почти.
   - Билко! - раздалось из динамика. - Я готов. Билко повернулся ко  мне
и  приподнял  брови.  Я  с  отвращением  махнул  рукой:  хватит  с  меня
переговоров с этим сопляком!
   - Хорошо, Джимми, - сказал Билко. - Валяй.
   - Слушаюсь.
   - Почему ты решил, что времени не хватит? - спросил меня Билко.
   - Неважно.  -  Паршивый  щенок  наверняка  заранее  заготовил  другую
программу, потому и справился с моим заданием  молниеносно.  Получалось,
что он затеял спор только для того,  чтобы  проверить,  соглашусь  ли  я
нарушить инструкции.  Для  него  самого  не  существует  ни  правил,  ни
законов; только и ждет, чтобы проскочить на авось. Типичный недопеченный
юношеский кретинизм!
   Раздалось  низкое  до-диез  -  сигнал,   предшествующий   музыкальной
программе. Кресло подо мной заколебалось, весь корабль  завибрировал.  Я
уставился в передний иллюминатор, где горели звезды, и замер в ожидании,
стараясь не дышать. Спустя  десять  секунд  сигнал  сменился  начальными
аккордами Двойного концерта Брамса...
   Мгновение  -  и  звезды  в  иллюминаторе  исчезли.  Я   разочарованно
зажмурился. Сначала несносный мальчишка, теперь это... Всего раз в жизни
я умудрился разглядеть  лепешку  и  с  тех  пор  силился  повторить  это
достижение. Что ж, придется ждать следующего раза.
   - Зацепило по первому разряду, - доложил Билко, пожирая глазами  свой
дисплей.
   - Четыре целых шестьдесят одна сотая светового года в час.
   - Значит, Синяя, - определил я.
   - Или тихоходная  Зеленая,  -  уточнил  Билко.  -  Компьютер  еще  не
закончил спектральный анализ.
   Я кивнул, внимая  музыке,  наблюдая  пустоту  за  иллюминатором  и  в
который раз поражаясь невероятному симбиозу,  которым  с  некоторых  пор
пользовалось человечество.
   Их прозвали "лепешками". Не очень-то благозвучно и к тому же неверно,
как показали дальнейшие  исследования,  но  за  пятьдесят  лет  название
прижилось. Экипаж  первого  корабля,  столкнувшийся  с  этой  диковиной,
снимал показания датчиков, пока на экране не высветилась картина: нечто,
похожее на огромный блин, плотно  облепило  весь  корабль,  затмив  свет
звезд.
   И  тут,  к  изумлению  экипажа,   корабль   претерпел   стремительное
перемещение в пространстве.
   Насколько мне было  известно,  человечество  не  имело  ни  малейшего
понятия, как лепешкам удается проделывать свой  трюк.  Сама  мысль,  что
некое бестелесное явление, существующее в глубоком космосе, способно  на
деле перенести многотонный транспортный корабль через множество световых
лет со скоростью до пяти световых лет в час, представлялась всем  верхом
абсурда. Мы продолжали гадать, из чего эти лепешки состоят,  как  живут,
чем питаются, что еще поделывают, как размножаются, какова их  плотность
на один кубический световой год. Но, по сути, мы так и не узнали  о  них
ровно ничего, кроме одного-единственного факта.
   Факт этот заключался в том,  что  они  любят  музыку.  Их  устраивала
любая: современная, классическая, народная, григорианские  песнопения...
Назовите самый экзотический музыкальный  жанр  -  и  наверняка  найдется
лепешка, питающая к нему пристрастие. Достаточно одной чистой  ноты,  от
которой завибрирует  корпус  корабля,  и  через  считанные  секунды  эти
создания будут кишеть вокруг, словно чайки над рыбацким сейнером.  Стоит
грянуть оркестру - и одна из лепешек немедленно обернется вокруг корабля
и унесет его вдаль.
   - Спектральный анализ готов, - доложил Билко. - Классическая Синяя.
   Я согласно кивнул. Сами лепешки казались практически  нематериальными
и, разумеется, не имели окраски. Но трудно было  не  обратить  внимания,
что  в  момент,  когда  это  создание  оборачивается   вокруг   корабля,
происходит   интерференция   поступающего   внутрь   солнечного   света.
Исследования показали, что лепешка абсорбирует свет; лучи,  пропускаемые
конкретной  особью,  группируются  в  определенных  участках   цветового
спектра.
   Открытие стало ключом, позволившим подойти к космическим меломанам  с
научной точки зрения.  Оказалось,  что  особи,  относящиеся  к  красному
спектру, - это тихоходы, к тому же  не  обладающие  силой,  достаточной,
чтобы обернуть корабли тяжелее определенной  массы.  Красные  появлялись
при проигрывании мюзиклов и опер. Оранжевые лепешки были быстроходнее  и
сильнее и отдавали предпочтение современной музыке любого жанра, а также
григорианским песнопениям - не понимаю, откуда берутся  подобные  вкусы.
Желтые были мощнее и  проявляли  пристрастие  к  джазу  и  классическому
рок-н-роллу. Зеленые, еще более  сильные,  двигались  не  так  быстро  и
любили барокко и Моцарта. Сильнее