овек велел похитить Тома  Рока
и меня вместе с ним, причем несомненно с какой-то преступной целью.
   Далее, действовал ли он в  пользу  иностранной  державы,  или  в  своих
собственных интересах? Намерен ли он один использовать новое изобретение и
имеет ли возможность и средства это осуществить?  Вот  третий  вопрос,  на
который я езде не  могу  ответить.  Из  того,  что  я  увяжу  и  услышу  в
дальнейшем, мне, может быть, удастся разрешить эту задачу, перед тем как я
убегу отсюда, если только побег будет возможен.
   "Эбба" продолжает идти  прежним  ходом,  приводимая  в  движение  своим
таинственным двигателем. Я могу свободно разгуливать по палубе, не заходя,
однако, дальше носового люка перед фок-мачтой.
   Один раз я попытался было подойти к бушприту и посмотреть, перегнувшись
через борт, как форштевень рассекает волны. Но вахтенные матросы, очевидно
выполняя заранее отданный приказ,  не  пропустили  меня,  и  один  из  них
крикнул хриплым голосом на ломаном английском языке:
   - Назад! Назад! Вы мешаете маневрам!
   Однако никаких маневров не производилось.
   Поняли ли они, что я старался разгадать, какого рода механизм  приводит
в движение шхуну? Вероятно, поняли, и капитан Спаде, присутствовавший  при
этом, несомненно догадался,  что  я  пытаюсь  проникнуть  в  тайну  нашего
странного плавания. Даже простого больничного сторожа должно удивить,  что
судно без парусов, без гребного винта развивает такую скорость. Словом, по
той или иной причине, мне запрещен вход на носовую палубу "Эббы".
   К десяти часам попутный северо-западный  ветер  свежеет,  -  и  капитан
Спаде дает команду боцману.
   Боцман, со свистком в зубах, тотчас же приказывает поднять  грот,  фок,
кливер и стаксель. Матросы выполняют команду с не меньшей расторопностью и
дисциплиной, чем на любом военном корабле.
   "Эбба" слегка накреняется на левый борт, и ход ее  заметно  ускоряется.
Мотор, однако, не перестает работать, ибо даже при таком положении парусов
шхуна не  могла  бы  идти  с  подобной  быстротой.  Тем  не  менее  паруса
увеличивают ее скорость благодаря свежему ровному ветру, дующему  в  одном
направлении.
   Небо  ясно,  облака  на  западе,  поднимаясь   все   выше,   постепенно
рассеиваются, и море сверкает в потоках солнечных лучей.
   Теперь моя основная  задача  выяснить,  куда  направляется  корабль.  Я
немало плавал по морям и умею определять скорость судна. По моим  расчетам
"Эбба" делает десять - одиннадцать миль в час. Курс ее  остается  прежним,
что легко проверить, взглянув на компас, установленный  в  нактоузе  перед
рулевым. Смотрителю Гэйдону  запрещено  ходить  только  на  носовую  часть
судна, но не на корму. Мне не раз  удавалось  бросить  быстрый  взгляд  на
компас, стрелка  которого  неизменно  указывает  на  восток,  или,  говоря
точнее, на ост-зюйд-ост.
   Таким образом мы пересекаем  Атлантический  океан,  оставив  далеко  на
западе побережье Северной Америки.
   Я стараюсь припомнить, какие острова или группы островов встретятся нам
в этом направлении, на пути к берегам Старого Света.
   Северная Каролина, оставленная нами двое суток  тому  назад,  лежит  на
тридцать пятой параллели; если продолжить эту параллель  к  востоку,  она,
насколько помню, пересекает африканский  берег  приблизительно  на  уровне
Марокко. На той же широте в  трех  тысячах  миль  от  Америки  расположены
Азорские острова. Неужели "Эбба" направляется туда и  ее  обычная  стоянка
находится  у  одного  из   островов   этого   архипелага,   принадлежащего
Португалии? Нет, я не могу принять подобную гипотезу.
   Впрочем, на той же тридцать пятой  параллели,  гораздо  ближе  Азорских
островов, всего в тысяче двухстах  километрах  от  побережья,  расположена
группа Бермудских островов,  принадлежащих  Англии.  Если  граф  д'Артигас
взялся  похитить  Тома  Рока  для  какой-либо  европейской  державы,   то,
вероятнее всего, эта держава - Соединенное  королевство  Великобритании  и
Ирландии. Хотя, по правде говоря, не исключена возможность, что он  затеял
дело в своих собственных интересах.
   Три или четыре раза за этот день граф д'Артигас выходит на палубу; стоя
на корме, он внимательно изучает горизонт. Как только  в  море  появляется
парус или дымок парового  судна,  он  долго  смотрит  на  него  в  сильную
подзорную трубу.  Надо  добавить,  что  он  не  удостаивает  замечать  мое
присутствие на палубе.
   Время от времени к нему подходит  капитан  Спаде,  и  они  обмениваются
короткими фразами на языке, которого я не могу ни понять, ни определить.
   Охотнее всего владелец "Эббы"  беседует  с  инженером  Серке,  который,
по-видимому, пользуется его особым расположением.  Этот  инженер  довольно
словоохотлив, менее угрюм и замкнут, чем его  спутники;  любопытно,  какое
положение он  занимает  на  шхуне?  Может  быть,  это  личный  друг  графа
д'Артигаса, друг, который сопутствует графу в морских путешествиях, деля с
ним завидную жизнь богатого яхтсмена?.. Так или  иначе,  это  единственный
человек, относящийся ко мне если не с симпатией, то хотя  бы  с  некоторым
интересом.
   Что касается Тома Рока, то его не видно с самого  утра,  и  он,  должно
быть, лежит взаперти у себя в каюте,  еще  не  оправившись  от  вчерашнего
припадка.
   Я убедился в этом, когда около трех  часов  пополудни,  задержавшись  у
входа в люк, граф д'Артигас знаком подозвал меня к себе.
   Не знаю, чего он от меня хочет, но отлично знаю, что я ему скажу.
   - Долго ли продолжаются припадки Тома Рока? - спросил он по-английски.
   - Иной раз по двое суток, - ответил я.
   - Что нужно с ним делать?
   - Оставить его в покое, пока он не заснет. После крепкого  ночного  сна
приступ кончается, и Тома Рок возвращается к своему обычному состоянию.
   - Хорошо, смотритель Гэйдон, если потребуется,  вы  будете  по-прежнему
ухаживать за больным, как в Хелтфул-Хаусе.
   - Ухаживать за больным?
   - Да... на борту шхуны, до тех пор пока мы не приедем.
   - Куда?
   -  Туда,  куда  мы  прибудем  завтра  после  полудня,  -  ответил  граф
д'Артигас.
   "Завтра... - подумал я. - Значит, мы  держим  путь  не  к  африканскому
берегу и даже не к Азорским островам. Остается  предположить,  что  "Эбба"
бросит якорь у Бермудских островов".
   Граф д'Артигас уже поставил ногу на верхнюю ступеньку трапа, когда я  в
свою очередь задал ему вопрос.
   - Сударь, я хочу знать, я имею право знать, куда мы едем и...
   - Здесь у  вас  нет  никаких  прав,  смотритель  Гэйдон.  Ваше  дело  -
отвечать, когда вас спрашивают.
   - Я протестую!
   - Протестуйте, - холодно ответил надменный иностранец, бросив  на  меня
недобрый взгляд.
   С этими словами он спустился в люк, оставив  меня  вдвоем  с  инженером
Серке.
   - На вашем месте я  бы  смирился,  смотритель  Гэйдон,  -  сказал  тот,
насмешливо улыбаясь. - Когда человека захватили в тиски...
   - Он имеет право кричать, я полагаю...
   - Какой смысл, раз никто не может вас услышать?
   - Меня услышат позже...
   - Позже... этого долго ждать! Ну что же, кричите сколько угодно!
   После этого иронического совета инженер Серке  удалился,  оставив  меня
одного с моими мыслями.
   Около четырех часов дня в  шести  милях  к  востоку  показался  большой
корабль, идущий нам навстречу. Он быстро приближается и растет  у  нас  на
глазах. Из двух его труб вырываются клубы черного  дыма.  Несомненно,  это
военный корабль, так как на грот-мачте развевается узкий вымпел, и хотя на
гафеле не видно флага, я как будто узнаю крейсер американского флота.
   Интересно, будет ли "Эбба" согласно обычаю салютовать  крейсеру,  когда
мы поровняемся с ним.
   Очевидно, нет, ибо в ту же минуту шхуна меняет курс с явным  намерением
избежать встречи.
   Подобный маневр со стороны подозрительной яхты ничуть не удивляет меня.
Но я крайне поражен тем, как капитан Спаде производит этот маневр.
   В самом деле, подойдя к брашпилю на  баке,  капитан  останавливается  у
небольшого сигнального аппарата, вроде пульта,  передающего  на  пароходах
команду в машинное отделение. Лишь  только  он  нажимает  одну  из  кнопок
аппарата, "Эбба" делает поворот в четверть румба к юго-востоку, а  матросы
ослабляют шкоты парусов.
   Очевидно, был отдан некий приказ механику неведомой машины, управляющей
движением шхуны при помощи неведомого двигателя, система которого мне пока
еще неизвестна.
   В результате этого маневра "Эбба" уклоняется  в  сторону  от  крейсера,
который продолжает идти, не изменяя курса. Да и ради чего стал бы  военный
корабль преследовать парусную яхту, не вызывающую никаких подозрений?
   Однако "Эбба" поступает  совершенно  иначе,  когда  около  шести  часов
вечера с левого борта появляется  второй  корабль.  На  этот  раз  капитан
Спаде, подав команду в аппарат, ложится на прежний  курс  и,  вместо  того
чтобы избежать встречи с судном, идет на восток, прямо ему наперерез.
   Час спустя оба корабля находятся всего на расстоянии трех-четырех  миль
друг от друга.
   Ветер к тому времени совершенно стихает;  команда  встречного  корабля,
трехмачтового торгового судна, спешит убрать верхние паруса.  До  утра  на
ветер рассчитывать не приходится, и завтра, при таком штиле,  трехмачтовик
несомненно окажется на прежнем месте. Что касается "Эббы", она  продолжает
идти на сближение при помощи своего таинственного двигателя.
   Капитан Спаде, разумеется, приказывает тоже спустить паруса, и  команда
под наблюдением боцмана Эфрондата выполняет приказ с такой же изумительной
быстротой, как на гоночных яхтах.
   Тут капитан Спаде  подходит  к  правому,  борту,  где  я  стою,  и  без
церемоний приказывает мне спуститься в каюту.
   Приходится повиноваться. Однако прежде чем покинуть палубу,  я  успеваю
заметить, что боцман вовсе не торопится зажигать  сигнальные  огни,  тогда
как на трехмачтовом судне уже  горит  зеленый  огонь  на  правом  борту  и
красный - на левом.
   Для  меня  ясно,  что  шхуна  намеревается  пройти  незамеченной   мимо
встречного  корабля.  Ход  ее  несколько  замедлился,  но  направление  не
изменилось.
   По моему расчету "Эбба" со  вчерашнего  дня  ушла  на  восток  миль  на
двести.
   Вернувшись в свою каюту, я чувствую какое-то смутное  беспокойство.  На
столе меня ждет ужин, но, едва притронувшись к пище, я  ложусь  на  койку,
встревоженный, сам не знаю почему, и напрасно стараюсь заснуть.
   Такое томительное  состояние  продолжается  около  двух  часов.  Тишину
нарушает лишь мерное покачиванье шхуны, журчание  воды,  струящейся  вдоль
корпуса, да легкие толчки  при  поворотах  судна  на  гладкой  поверхности
спокойного моря.
   В моей голове теснятся тревожные  мысли,  воспоминания  обо  всем,  что
произошло за последние два дня,  и  я  никак  не  могу  успокоиться.  Итак
завтра, после полудня, мы пристанем к берегу. Завтра,  на  суше,  я  снова
возьмусь за свои обязанности по уходу за больным  Тома  Роком,  "если  это
потребуется", как сказал граф д'Артигас.
   Когда меня впервые заперли в глубине трюма, я заметил, в  какой  момент
шхуна вышла в море из залива Памлико; теперь - около десяти часов вечера -
я чувствую, что она остановилась.
   Чем вызвана эта остановка? Когда капитан  Спаде  приказал  мне  уйти  с
палубы,  никакой  земли  не  было  видно  на  горизонте.  По  пути  нашего
следования на картах нанесены лишь Бермудские  острова,  а  в  наступающих
сумерках сигнальщики на мачтах едва ли могут их заметить  раньше,  чем  мы
пройдем еще пятьдесят - шестьдесят миль.
   К тому  же  "Эбба"  не  только  легла  в  дрейф,  но  стоит  совершенно
неподвижно. Едва ощущается легкое, равномерное бортовое покачиванье.  Даже
зыбь почти не чувствуется. Ни малейшее дуновение ветра  не  рябит  гладкой
поверхности океана.
   Мои мысли обращаются к торговому судну; оно стояло от нас не больше чем
в полутора милях, когда я спускался в каюту. Если бы шхуна продолжала идти
ему наперерез, она бы уже поровнялась с ним. Теперь  же  расстояние  между
двумя кораблями не должно превышать одного-двух кабельтовых.  Трехмачтовое
судно легло в дрейф при заходе солнца, и его не могло  отнести  к  западу.
Без сомнения, оно на прежнем месте, и, будь ночь посветлее,  я  бы  увидел
его через иллюминатор каюты.
   Мне приходит  в  голову,  что  сейчас  представляется  удобный  случай,
которым следует воспользоваться. Почему  бы  не  попытаться  убежать,  раз
всякая надежда быть отпущенным на свободу для меня потеряна? Правда, я  не
умею плавать, но неужели, бросившись в море со спасательным кругом,  я  не
доплыву до трехмачтовика, если мне удастся обмануть бдительность вахтенных
матросов?
   Значит, надо прежде всего выйти из каюты и подняться по трапу...  Ни  в
кубрике, ни на палубе "Эббы" не слышно никакого  шума...  Должно  быть,  в
этот час команда уже спит... Рискнем...
   Я пробую отворить дверь каюты, но она заперта снаружи. Этого  следовало
ожидать.
   Придется отказаться от плана побега, сулившего, впрочем,  мало  надежды
на успех.
   Самое лучшее - уснуть, ибо если  я  не  утомлен  физически,  то  сильно
измучен  нравственно.  Меня  преследуют  неотступные  вопросы,  запутанные
противоречивые мысли... Хоть бы забыться сном!..
   Должно быть,  мне  это  удалось,  так  как  я  внезапно  просыпаюсь  от
какого-то странного шума, шума необычного, -  такого  я  еще  ни  разу  не
слышал на борту шхуны.
   За стеклом иллюминатора, обращенного на восток, занимается  рассвет.  Я
смотрю на часы. Они показывают половину пятого утра.
   Первым делом надо узнать, тронулась ли в путь "Эбба".
   Нет, конечно, - ни на парусах, ни при помощи мотора. Иначе я чувствовал
бы знакомое покачиванье и дрожание корпуса судна;  в  этом  я  не  мог  бы
ошибиться. Кроме того, море,  по-видимому,  так  же  спокойно  на  восходе
солнца, как было вчера на закате. Если "Эбба" и шла  на  парусах,  пока  я
спал, то сейчас во всяком случае она стоит неподвижно.
   Странный шум происходит от беготни и топота ног на  верхней  палубе,  -
слышатся шаги людей, нагруженных тяжелой ношей. В то же время мне кажется,
что такой же шум и суета доносятся  из-под  пола  моей  каюты,  из  трюма,
сообщающегося с палубой через большой люк  позади  фок-мачты.  Я  различаю
также какое-то трение и царапание вдоль корпуса  шхуны,  над  ватерлинией.
Может быть, к судну  пристали  шлюпки?  Может  быть,  матросы  грузят  или
выгружают товары?
   Однако трудно предположить, что мы причалили к берегу.  Граф  д'Артигас
сказал, что "Эбба" не прибудет к месту назначения раньше чем через  сутки.
А вчера вечером, как я уже  говорил,  она  находилась  еще  на  расстояния
пятидесяти - шестидесяти миль от ближайшей земли  -  Бермудских  островов.
Немыслимо представить  себе,  что  шхуна  повернула  обратно  на  запад  и
приблизилась к  американскому  побережью,  -  расстояние  слишком  велико.
Вероятнее всего, судно стояло на месте всю ночь. Перед сном я заметил, что
шхуна остановилась, и сейчас она по-прежнему не двигается.
   Остается ждать, пока мне разрешат подняться на палубу. Дверь каюты, как
я только что убедился, все еще заперта. Неужели меня  не  выпустят,  когда
настанет день? Не думаю.
   Проходит час. В иллюминатор проникает свет зари. Я  выглядываю  наружу.
Море заволакивает  легкий  туман,  который  быстро  рассеется  при  первых
солнечных лучах.
   Окинув взглядом  пространство  на  полмили  кругом,  я  нигде  не  вижу
трехмачтового парусника; должно быть, он стоит с  противоположной  стороны
"Эббы", с левого борта.
   Но вот раздается скрип в  замочной  скважине,  и  ключ  поворачивается.
Распахнув дверь, я взбегаю по железному трапу и  выхожу  на  палубу  в  ту
минуту, когда матросы закрывают носовой люк.
   Я ищу глазами графа д'Артигаса. Его здесь нет, он  еще  не  выходил  из
каюты.
   Капитан Спаде и инженер Серке наблюдают за  погрузкой  каких-то  тюков,
которые, по-видимому, вытащили из трюма  и  переносят  на  корму.  Этим  и
объяснялись, вероятно, шум и суета, которые я слышал, когда проснулся. Раз
команда выносит товары из трюма, значит мы скоро прибудем на  место...  Мы
уже недалеко от порта, и, может быть, через несколько часов  шхуна  станет
на якорь.
   Позвольте... а где же парусник, стоявший рядом, за левым  бортом?  Ведь
со вчерашнего вечера не было ветра,  значит  он  должен  был  остаться  на
прежнем месте...
   Я обращаю взгляд в его сторону...
   Трехмачтовое судно исчезло, море пустынно, не видно ни одного  корабля,
ни одного парусника ни на севере, ни на юге, вплоть до самого горизонта.
   Подумав, я могу найти этому  лишь  одно  объяснение,  правда  требующее
оговорок; должно быть, пока я спал,  "Эбба"  все-таки  продолжала  рейс  и
прошла большое расстояние, оставив позади  трехмачтовый  парусник:  только
поэтому я и не вижу его рядом со шхуной.
   Конечно, мне и в голову не приходит спросить об этом ни капитана Спаде,
ни даже инженера Серке; они все равно не удостоили бы меня ответом.
   В эту минуту капитан Спаде, подойдя к  сигнальному  аппарату,  нажимает
одну из кнопок верхнего  ряда.  Почти  тотчас  же  "Эбба"  сотрясается  от
сильного толчка. Затем, не поднимая парусов, она снова пускается в путь на
восток с поразительной, необъяснимой скоростью.
   Два часа спустя у кормового люка появляется граф д'Артигас  и  занимает
свое обычное место у гакаборта. Капитан Спаде и  инженер  Серке  о  чем-то
совещаются с ним вполголоса.
   Все трое, поднеся к глазам подзорные трубы, обозревают линию  горизонта
с юго-востока на северо-восток.
   Нет ничего удивительного, что и я пристально вглядываюсь вдаль в том же
направлении, но, не имея подзорной трубы, не  могу  ничего  рассмотреть  в
просторах океана.
   После завтрака мы все поднимаемся на палубу, за исключением Тома  Рока,
не выходившего из каюты со вчерашнего дня.
   В половине второго сторожевой матрос с марса фок-мачты  подает  сигнал,
что видна земля.  "Эбба"  мчится,  с  такой  необычайной  быстротой,  что,
надеюсь, скоро и мне удастся увидеть очертания берега.
   Действительно, часа через два милях  в  восьми  от  нас  вырисовываются
смутные контуры земли. По мере  того  как  шхуна  приближается,  очертания
становятся все яснее. Это гора или по крайней мере возвышенность.  Над  ее
вершиной, вздымаясь к небу, клубится дым.
   Вулкан в этих широтах?!. Так неужели же это...



8. БЭК-КАП

   По моим расчетам "Эбба" не могла встретить в этой части  Атлантического
океана другого архипелага, кроме Бермудских островов. Я делаю такой вывод,
во-первых, зная расстояние, отделяющее нас от американского побережья,  и,
во-вторых, курс, взятый нами по выходе из залива Памлико. Шхуна  неизменно
шла курсом ост-зюйд-ост, и пройденное расстояние, судя по  скорости  хода,
составляет приблизительно девятьсот или тысячу километров.
   Между тем шхуна  продолжает  идти  вперед,  не  снижая  скорости;  граф
д'Артигас с инженером Серке стоят на корме подле рулевого.  Капитан  Спаде
переходит на нос.
   Интересно, проплывем ли мы мимо этого  одинокого  островка,  не  заходя
туда?
   Вряд ли, так как наступает день и  час,  назначенные  для  прибытия  на
место стоянки.
   Все матросы уже выстроились на палубе  в  ожидании  команды,  а  боцман
Эфрондат готовится отдать якорь.
   Не позже  двух  часов  я  буду  знать,  высадимся  мы  здесь  или  нет.
Наконец-то я получу первый ответ на один из множества вопросов, занимающих
меня с тех пор как шхуна вышла в океан.
   Однако трудно поверить, что место стоянки "Эббы"  находится  именно  на
одном из Бермудских островов, среди английских владений - если только граф
д'Артигас не похитил Тома Рока по  заданию  Великобритании;  впрочем,  эта
гипотеза маловероятна.
   Тут я вдруг замечаю, что  этот  загадочный  человек  весьма  пристально
наблюдает за мной. Хотя он и не может заподозрить, что перед  ним  инженер
Симон Харт, его все же интересует, как я  отношусь  к  этому  приключению.
Ведь беднягу сторожа Гэйдона