пространства  и  попав  в  сферу  притяжения
земного шара, были найдены на земле  еще  до  начала  христианской  эры  и
подчас  становились  предметом  поклонения:  "громовой  камень",   который
почитали как символ Кибеллы [малоазийская  богиня  плодородия]  в  Галатии
[область в  Малой  Азии],  позже  перевезенный  в  Рим,  а  также  другой,
найденный в Сирии и посвященный культу солнца; священный щит, обнаруженный
во время царствования Нумы; черный камень,  бережно  хранящийся  в  Мекке;
"громовой камень", из которого был выделан  прославленный  меч  Антара.  А
сколько аэролитов было найдено с начала христианской  эры!  Обстоятельства
падения их подробно описаны, - камень весом  в  двести  шестьдесят  фунтов
упал в Энзисгейме,  в  Эльзасе;  черный  с  металлическим  отливом  камень
величиной с человеческую голову свалился на гору Везон в Провансе;  камень
весом в семьдесят два фунта, издававший запах серы и, казалось, состоявший
из морской пены, упал в Ларини, в Македонии; камень, который упал  в  1763
году в Люсэ близ Шартра, оказался таким раскаленным,  что  к  нему  нельзя
было прикоснуться. Стоит упомянуть еще о болиде, появившемся в  1203  году
над городом Легль в Нормандии. Гумбольдт говорит о нем следующее:  "В  час
после  полудня,  в  очень  ясную  погоду,  был  замечен   крупный   болид,
продвигавшийся с юго-востока на северо-запад. Несколькими  минутами  позже
послышался звук взрыва, доносившийся  из  небольшого,  почти  неподвижного
черного облака и продолжавший доноситься в течение  пяти-шести  минут.  За
этим взрывом последовало еще три или четыре других, и грохот, доносившийся
в течение четырех или пяти  минут,  походил  на  шум  ружейной  пальбы,  к
которой как бы примешивалась дробь большого числа  барабанов.  При  каждом
взрыве от черного облачка как бы отрывалась часть составлявших его  паров.
Никаких световых явлений  в  этом  месте  замечено  не  было.  На  площадь
эллиптической формы, большая ось которой, направленная  с  юго-востока  на
северо-запад, имела в длину одиннадцать  километров,  упало  свыше  тысячи
метеорных камней. Камни эти дымились, и они  были  раскалены,  хотя  и  не
горели огнем. Было констатировано,  что  их  легче  было  расколоть  через
несколько дней после падения, чем спустя более длительное время".
   "Дейли Уостон" продолжала в том же тоне,  не  скупясь  на  подробности,
которые уж во всяком случае свидетельствовали о  добросовестных  стараниях
авторов статей.
   Впрочем,  остальные  газеты  тоже  не  отставали.  Раз  уж   астрономия
очутилась в поле зрения, все стали говорить об астрономии,  и  если  после
этого хоть один житель Уостона не был подкован в вопросе о болидах, то он,
значит, просто сам не пожелал ничего знать.
   К сведениям, приведенным "Дейли Уостон", газета "Уостон ньюс" добавляла
еще новые. Она напоминала об огненном шаре диаметром вдвое больше  лунного
диска в дни полнолуния, который в 1254 году  был  замечен  в  Харворте,  в
Дарлингтоне, в Даргэме и в  Данди  и  пролетел,  не  разрываясь,  с  одной
стороны неба до  другой,  оставляя  за  собой  золотой  светящийся  хвост,
широкий, плотный и четко выделявшийся  на  темно-синем  фоне  неба.  Далее
говорилось, что если болид, упавший в Харворте, не  взорвался,  то  совсем
иное случилось с болидом, замеченным  наблюдателем  14  мая  1864  года  в
Кастельоне, во Франции. Хотя этот метеор и  находился  в  сфере  видимости
всего пять секунд, скорость его движения была  так  велика,  что  за  этот
короткий промежуток он успел описать дугу в шесть градусов.  Окраска  его,
вначале  синевато-зеленая,  превратилась  затем  в  белую   и   необычайно
блестящую. Между взрывом и моментом, когда донесся звук взрыва, прошло  от
трех до четырех минут, что  указывает  на  расстояние  от  шестидесяти  до
восьмидесяти километров. Из этого ясно, что взрыв превзошел  по  силе  все
самые мощные взрывы, происходившие  на  поверхности  Земли.  Что  касается
размеров этого болида, расчет которого производился в соответствии  с  его
высотой на небе, то диаметр его  определялся  примерно  в  полторы  тысячи
футов и передвигаться он  должен  был  со  скоростью  более  ста  тридцати
километров  в  секунду,  -  скорость,  значительно  превышающая   скорость
движения Земли вокруг Солнца. Затем выступила газета "Уостон  морнинг",  а
вслед за ней "Уостон ивнинг". Последняя  сосредоточила  свое  внимание  на
встречающихся наиболее часто болидах, состоящих целиком из железа.  Газета
напоминала своим читателям об одном из таких метеоров, найденном в Сибири,
который весил не менее семисот килограммов, и о  другом,  весом  до  шести
тысяч  килограммов,  найденном  в  Бразилии,  и  о  третьем,  найденном  в
Тукумане, весом в четырнадцать тысяч килограммов, и, наконец, о четвертом,
упавшем в окрестностях Дуранцо, в Мексике, который достигал огромного веса
в девятнадцать тысяч килограммов.
   По правде говоря, не будет большим преувеличением, если мы заметим, что
часть  населения  Уостона  при  чтении  этих  статей  почувствовала   даже
некоторый страх. Поскольку метеор мистера Форсайта и  мистера  Гьюдельсона
был замечен ими при указанных условиях и на расстоянии  безусловно  весьма
значительном,  то  не  могло  быть  сомнения,  что  своими  размерами   он
превосходил метеоры, упавшие  в  Тукумане  и  в  Дуранцо.  Кто  знает,  не
превышал ли он по объему  даже  Кастельонский  аэролит,  диаметр  которого
равнялся полутора тысячам футов?  Постарайтесь  только  представить  себе,
сколько должен был весить подобный камень! Раз вышеупомянутый  метеор  уже
однажды показался над самым Уостоном, то, очевидно, Уостон расположен  как
раз под его траекторией.  И,  следовательно,  метеор  снова  появится  над
городом, если линия его полета образует  замкнутую  орбиту.  А  что,  если
именно в этот момент что-либо заставит его остановиться  в  своем  полете?
Ведь тогда он  неизбежно  заденет  Уостон,  да  с  такой  силой,  какую  и
вообразить невозможно. Сейчас или никогда представлялся случай довести  до
сведения тех жителей города, которым  это  было  неизвестно,  и  напомнить
осведомленным  о  существовании  неумолимого  закона  живой  силы  (масса,
помноженная на квадрат скорости) и еще более грозного закона падения  тел,
согласно  которым  скорость  болида,   падающего   с   высоты   четырехсот
километров, должна равняться приблизительно трем тысячам метров в  секунду
к моменту его падения на землю!
   Уостонские газеты не  преминули  "выполнить,  свой  долг",  и  никогда,
следует отметить, ни одна ежедневная газета не пестрела еще таким  обилием
математических формул.
   Городом понемногу стала овладевать тревога. Грозный и опасный болид был
темой всех разговоров, все равно где - на  улице,  в  клубе  или  в  кругу
семьи. Женской половине  населения  день  и  ночь  мерещились  разрушенные
церкви, превращенные в развалины дома. Мужчины  считали  более  пристойным
пожимать плечами, но вид у них при этом был несколько неуверенный. Днем  и
ночью как на площади Конституции, так и  в  районах,  расположенных  выше,
люди  собирались  небольшими  группами  и   стояли   словно   на   страже.
Благоприятствовала погода или нет -  это  не  останавливало  наблюдателей.
Никогда еще оптикам не удавалось продать столько очков, биноклей, лорнетов
и других оптических изделий. Никогда еще в небо над Уостоном не  впивалось
столько тревожных взглядов. Виден ли был метеор,  или  нет,  но  опасность
грозила ежечасно, ежесекундно...
   Опасность грозила,  разумеется,  в  такой  же  мере  всем  краям,  всем
городам, поселкам и деревням, расположенным под траекторией метеора.  Если
болид, как предполагали, должен был облететь вокруг земного шара,  то  все
точки  земли,  приходившиеся  под  его  орбитой,  подвергались  одинаковой
опасности при его  падении.  Тем  не  менее  рекорд  страха  оставался  за
Уостоном, - если  дозволено  употребить  столь  современный  термин,  -  и
происходило  это  только  потому,  что   именно   уостонские   наблюдатели
обнаружили его первыми.
   Одна  из  газет  все  же  не  поддавалась  эпидемии  страха  и   упорно
отказывалась принять эту историю всерьез.  Но  зато  эта  газета  довольно
немилостиво отнеслась к мистеру Форсайту и мистеру Гьюдельсону, на которых
она шутливо возлагала ответственность за все беды, грозившие городу.
   "Чего ради эти любители сунулись  в  подобное  дело?  -  писала  газета
"Пэнч". - Зачем понадобилось  им  щекотать  небесное  пространство  своими
трубами и телескопами? Не могли они, что ли, оставить в покое  небо  и  не
дразнить его звезд? Разве и без того не  предостаточно  настоящих  ученых,
которые путаются не в свое дело  и  нескромно  забираются  в  межпланетное
пространство?  Небесные  тела  весьма  стыдливы  и  не  любят,  чтобы   их
разглядывали вблизи. Да, город наш в опасности,  и  нет  выхода  из  этого
положения! Можно застраховаться от пожара,  от  града,  от  циклона...  Но
попробуйте-ка застраховаться от падения болида, который - кто его знает  -
может оказаться в десять раз больше, чем Уостонская крепость. А если  этот
метеор, падая, разорвется, что зачастую происходит с такими телами,  -  то
город подвергнется подобию обстрела, а может быть, и  сгорит  дотла,  если
осколки  окажутся  раскаленными.  Нам,  при  всех  условиях,  не  миновать
разрушения дорогого нашему сердцу города, нечего закрывать на это глаза...
Итак - спасайся, кто может! Беги куда глаза  глядят!  Так  почему  же  эти
почтенные господа Форсайт и Гьюдельсон не сидели спокойно у  себя  дома  в
первом этаже, вместо того чтобы подглядывать за метеорами?  Это  они,  эти
астрономы-любители, растревожили своими нескромными  взглядами  метеоры  и
своими преступными  интригами  привлекли  их  сюда...  Если  Уостон  будет
разрушен, если он будет раздавлен  или  сожжен  злосчастным  болидом,  это
случится по их вине и с них же за  это  взыщется...  И  в  самом  деле,  -
спрашиваем мы всех беспристрастных читателей (а к таковым мы,  разумеется,
причисляем всех постоянных подписчиков "Уостон Пэнча"), - на что нужны все
эти  астрономы,  астрологи,  метеорологи  и  прочие  звери  с  названиями,
оканчивающимися на "оги"? Какую  пользу  приносят  их  труды?..  Поставить
вопрос - значит ответить на него. Что касается лично нас, то  мы  остаемся
при твердом убеждении, так блестяще выраженном в остроумной  фразе  одного
француза - знаменитого  Бриллиа-Саварэна:  "Открытие  нового  блюда  более
способствует  счастью  человечества,  чем  открытие  новой  звезды".   Как
пренебрежительно отнесся бы тот же Бриллиа-Саварэн к двум злодеям, которые
не побоялись навлечь на  свою  страну  самые  чудовищные  катаклизмы  ради
удовольствия открыть какой-то пустяковый болид!"



ГЛАВА СЕДЬМАЯ,
   в которой мы увидим, как миссис Гьюдельсон огорчает поведение
   ее мужа, и услышим, как славная Митс пробирает своего хозяина

   Что же ответили мистер Форсайт и доктор  Гьюдельсон  на  шутки  "Уостон
Пэнча"? Ровно ничего! По той простой причине, что они и в глаза не  видали
этой непочтительной статьи. Не слышать неприятных вещей, сказанных о  нас,
лучший способ избежать огорчений, причиняемых ими,  -  так  сказал  бы  со
своей неоспоримой мудростью господин  де  ла  Палисс.  Подобные  насмешки,
остроумные или нет, все же бывают  мало  приятны  для  тех,  на  кого  они
направлены, и если в данном случае пострадавшие и  не  узнали  о  ник,  то
иначе обстояло дело с их близкими и родными. Митс была  просто  в  ярости.
Обвинять ее  хозяина  в  том,  что  он  привлек  этот  метеор,  угрожавший
безопасности города!.. По  ее  мнению,  мистеру  Дину  Форсайту  следовало
притянуть автора статьи к суду, а судья  Джон  Прот  наверняка  приговорит
этого писаку к уплате штрафа, хотя в сущности он за  свою  подлую  клевету
заслуживал, чтобы его засадили в тюрьму.
   Зато крошка Лу отнеслась к делу серьезно.  Она  не  колеблясь  признала
правоту "Уостон Пэнча".
   - Да, да! "Пэнч" прав! - твердила  она.  -  Очень  нужно  было  мистеру
Форсайту и папе открывать этот проклятый булыжник. Если б не  они,  метеор
проскользнул бы незамеченным, как до него пролетело немало других болидов,
никому не причинив зла.
   Зло,  или,  точнее,  горе,  которое  имела   в   виду   девочка,   было
разгоревшееся между дядюшкой Фрэнсиса и  отцом.  Дженни  соперничество  со
всеми его последствиями,  и  это  почти  накануне  свадьбы,  которая,  как
предполагали, должна была еще теснее связать между собой обе семьи.
   Опасения мисс  Лу  были  вполне  обоснованы,  и  то,  что  должно  было
случиться,  случилось.  Пока  Дин  Форсайт  и  доктор  Гьюдельсон   только
подозревали  друг  друга,  открытого  столкновения   удавалось   избежать.
Отношения между ними стали  более  холодными,  они  реже  встречались,  но
дальше этого дело не шло. Теперь, после заметки  Бостонской  обсерватории,
для всех должно было бы быть ясно, что открытие одного и того  же  метеора
принадлежит обоим уостонским астрономам. Что  же  они  теперь  предпримут?
Будут ли они, каждый в отдельности, отстаивать свое  право  на  приоритет?
Ограничится ли все спором в домашней обстановке, или  же  дело  дойдет  до
полемики, для которой уостонские газеты  услужливо  предоставят  место  на
своих листах?
   Никто ничего не знал, и ответ на этот вопрос могло дать только будущее.
Достоверно было лишь то, что ни  Дин  Форсайт,  ни  доктор  Гьюдельсон  ни
намеком не упоминали о свадьбе, день которой  приближался  и  так  слишком
медленно, по мнению жениха и  невесты.  Стоило  в  присутствии  одного  из
соперников затронуть вопрос о свадьбе,  -  и  сразу  же  оказывалось,  что
какое-то  неожиданное  обстоятельство  призывает   его   наверх,   в   его
обсерваторию. Да и вообще, оба они  большую  часть  времени  проводили  на
своих вышках и казались еще  более  озабоченными  и  погруженными  в  свои
мысли, чем прежде.
   И действительно, хотя метеор и  был  замечен  признанными  астрономами,
мистеру Форсайту и доктору Гьюдельсону увидеть его  больше  не  удавалось.
Неужели метеор удалился на такое расстояние, что стал  недоступен  для  их
инструментов? Гипотеза, не лишенная оснований, но не поддающаяся проверке.
Оба соперника поэтому ни на  мгновение  не  прекращали  своих  наблюдений,
пользуясь малейшим прояснением погоды. Если так  будет  продолжаться,  они
свалятся с ног.
   Оба они  тщательно  старались  определить  составные  части  астероида,
открытие которого каждый приписывал себе одному. Здесь таилась возможность
разрешить вопрос о приоритете.  Тому  из  двух  астрономов  ex  aequo  [из
равных,  одинаковых  (лат.)],   у   которого   окажутся   более   глубокие
математические познания, оставался еще шанс завоевать пальму первенства.
   Но произведенное ими единственное наблюдение было настолько мимолетным,
что не давало достаточных оснований для  каких-либо  выводов.  Понадобится
еще одно или даже несколько наблюдений, прежде  чем  появится  возможность
точно определить орбиту  метеора.  Вот  почему  мистер  Форсайт  и  доктор
Гьюдельсон, каждый опасаясь победы  своего  соперника,  следили  за  небом
неутомимо. Но капризный метеор не появлялся  на  уостонском  горизонте,  а
если и появлялся, то сохранял, очевидно, при этом строжайшее инкогнито.
   Настроение  обоих  астрономов  находилось  в  прямой   зависимости   от
бесплодности их усилий. К ним просто подступа не  было.  Раз  двадцать  на
день мистер Форсайт, выходя из себя, начинал кричать на  Омикрона,  а  тот
отвечал своему господину в таком же тоне. Зато  доктору  приходилось  свой
гнев вымещать на самом себе, а это было еще хуже.
   Кто решился бы при таких условиях заговорить о свадьбе и о связанном  с
ней празднестве?
   Прошло уже три дня с тех пор как в газете появилась заметка  Бостонской
обсерватории. Небесные часы, которым стрелкой служит солнце, пробили бы 22
апреля, если бы великий часовщик  догадался  установить  в  них  бой.  Еще
недели три, и настанет долгожданный день, хотя Лу,  терзаясь  нетерпением,
уверяла, что этого числа вовсе нет в календаре.
   Не следовало ли  напомнить  дядюшке  Фрэнсиса  Гордона  и  отцу  Дженни
Гьюдельсон о свадьбе, о которой они перестали даже и упоминать, словно  бы
ей и вообще-то не суждено было состояться? Миссис Гьюдельсон полагала, что
в отношении  ее  мужа  благоразумнее  всего  молчать.  Ведь  не  он  будет
заниматься приготовлениями к  свадьбе...  так  же  как  не  он  занимается
домашними делами. Когда наступит  торжественный  день,  миссис  Гьюдельсон
просто скажет ему: "Вот твой  фрак,  цилиндр  и  перчатки.  Пора  ехать  в
церковь. Возьми меня под руку, и поедем!"
   И он поедет, в этом нечего сомневаться, даже не  отдавая  себе  отчета,
куда его везут, только при  одном-единственном  условии,  что  метеору  не
вздумается именно в эту минуту мелькнуть перед объективом его телескопа!
   Но если мнение миссис Гьюдельсон одержало верх в доме на Морисс-стрит и
от доктора не потребовали объяснений по поводу  его  отношения  к  старому
другу, то мистер Дин  Форсайт  подвергся  серьезному  нападению.  Митс  не
поддавалась никаким уговорам. Возмущенная поведением своего  хозяина,  она
намеревалась, как она твердила, поговорить с ним _с пары на пару  глаз_  и
разобраться в положении, которое  каждую  минуту  грозило  вызвать  разрыв
между обоими семействами. А какими это было чревато последствиями! Свадьбу
отложат, может быть она и совсем расстроится...  В  каком  отчаянии  будут
жених и невеста! Особенно ее дорогой Фрэнсис, ее "сынок", как она привыкла
любовно  и  ласково  называть  его.  Что  сможет  он   предпринять   после
столкновения обоих соперников, весть о котором разнесется по всему  городу
и сделает примирение невозможным?
   Поэтому днем 22 апреля Митс, оставшись в столовой  наедине  с  мистером
Дином Форсайтом и получив возможность, как ей этого хотелось, поговорить с
ним  _с  пары  на  пару  глаз_,  остановила  своего  хозяина,  когда   тот
повернулся, направляясь к лестнице, ведущей на башню.
   Мы уже упомянули о том, что  мистер  Форсайт  побаивался  объяснений  с
Митс.  Такие  объяснения,  как   ему   было   издавна   известно,   всегда
оборачивались не в его пользу. Он считал поэтому  более  благоразумным  от
них уклоняться.
   И в этот раз, искоса взглянув на лицо Митс,  производившее  впечатление
бомбы с горящим фитилем, которая вот-вот взорвется,  мистер  Дин  Форсайт,
стремясь укрыться от последствий такого взрыва, поспешно стал отступать  к
дверям. Раньше, однако, чем он успел  взяться  за  дверную  ручку,  старая
служанка преградила  ему  путь.  Глядя  в  упор  на  своего  хозяина,  она
произнесла:
   - Мне нужно с вами поговорить!
   - Поговорить со мной, Митс? Мне сейчас некогда...
   - Мне тоже некогда, - объявила  Митс.  -  У  меня  еще  вся  посуда  от
завтрака стрит немытая. Ваши трубы так  же  могут  подождать,  как  и  мои
тарелки.
   - А Омикрон?.. Кажется, он зовет-меня...
   - Ваш _Ами-Крон_?.. Вот тоже важная птица!  Он  еще  меня  узнает,  ваш
дружок, попомните мое слово! "Настанет еще твой час"  -  так  и  передайте
ему.
   - Обязательно передам, Митс... Только мой болид...
   - _Бо-лит_... - повторила Митс. - Не знаю, что это  за  штука,  которая
так называется. Но как бы вы ее ни расписывали, это такая  болячка,  из-за
которой у вас в последнее время сердце в груди превратилось в камень.
   - Болид, Митс, - терпеливо начал объяснять мистер Дин  Форсайт,  -  это
метеор...
   - Ах, вот как! - вскричала Митс. - Это, значит, и есть  знаменитый  ваш
_ми-ти-вор_! Ну что ж: он подождет, ваш _болит_, как ваш _Ами-Крон_.
   - Только этого не хватало! - вспылил мистер Форсайт, задетый за живое.
   - А кроме того, - неумолимо продолжала Митс, - небо полно туч,  вот-вот
польет дождь, и не время сейчас любоваться луной.
   Митс была права. Упорство, с которым держалась дурная погода,  способно
было вывести из себя мистера Форса