.
   Какая-то  пара,  попавшаяся  им   навстречу,   принудила   собеседников
отодвинуться друг от друга, и последние  слова  утонули  в  уличном  шуме.
Зефирен а Ксирдаля такая мелочь смутить не могла, и он спокойно  продолжал
излагать свою мысль, обращаясь то к одному,  то  к  другому  прохожему,  у
которых это красноречие не могло не вызвать удивления. Но оратор ничего не
замечал и продолжал разглагольствовать, бодро  рассекая  волны  парижского
людского океана.
   А в то время как Ксирдаль,  целиком  поглощенный  своей  новой  мыслью,
широко шагая, спешил к поезду, который должен был увезти его из города, на
улице Кассет, в комнате, расположенной в седьмом этаже, безобидный на  вид
черный ящик продолжал тихо жужжать, металлический рефлектор, как и раньше,
отбрасывал лучи голубоватого света, а цилиндр, образовавшийся из  пляшущих
пылинок, прямой и хрупкий, устремлялся в неведомую даль.
   Предоставленная самой себе, машина, которую Ксирдаль, забыв о самом  ее
существовании,  не  счел  нужным  выключить,  продолжала  свою  никем   не
направляемую таинственную работу.



ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ,
   в которой мистеру Дину Форсайту и доктору Гьюдельсону
   суждено пережить сильнейшее потрясение

   Болид теперь уже был хорошо известен всем. Мысленно  во  всяком  случае
его ощупали со всех сторон. Определили его орбиту, скорость,  вес,  объем,
его природу, его сущность. Он не вызывал больше беспокойства, -  ведь  ему
было суждено вечно двигаться по своей траектории. Вполне естественно,  что
интерес  публики  к  этому  недосягаемому  метеору,   утратившему   всякую
таинственность, постепенно угас.
   В обсерваториях кое-какие астрономы еще изредка бросали  беглый  взгляд
на золотой шар, проплывавший над их головами, но, занятые решением  других
загадок мироздания, быстро отворачивались от него.
   Земля приобрела второго спутника, - вот и все! Золотой ли это  спутник,
или железный, - не все ли равно ученым, для  которых  весь  мир  -  просто
математическая абстракция?
   Приходится пожалеть, что мистер Форсайт и доктор Гьюдельсон не обладали
таким душевным спокойствием. Растущее вокруг них  равнодушие  не  способно
было успокоить их разгоряченные воображения, и они продолжали наблюдать за
болидом - их собственным болидом - со страстью,  граничившей  с  безумием.
Стоило появиться метеору,  как  они  уже  оказывались  на  своем  посту  и
замирали, припадая глазом к объективу трубы или телескопа  даже  и  тогда,
когда метеор поднимался всего лишь на несколько градусов над горизонтом.
   Погода оставалась великолепной и, к  сожалению,  благоприятствовала  их
страсти: им удавалось теперь лицезреть метеор раз по двенадцать  в  сутки.
Суждено ли ему свалиться на землю, или  нет,  но  необыкновенные  свойства
этого метеора делали его  единственным  в  своем  роде  и  предвещали  ему
вечную" славу. Это сознание еще усиливало болезненное желание  соперников,
чтобы честь открытия болида была признана не за обоими, а за одним из них.
   Тщетно было в таких условиях надеяться на примирение  соперников.  Даже
напротив: непреодолимая стена ненависти с каждым днем вырастала все  выше.
И миссис Гьюдельсон и Фрэнсис Гордон слишком хорошо это понимали.  Фрэнсис
Гордон уже не сомневался в том, что дядя будет  всеми  силами  противиться
его браку, а миссис Гьюдельсон уже перестала надеяться на покорность мужа,
когда наступит долгожданный день. Нечего было обманывать, себя. К отчаянию
жениха и невесты, к возмущению мисс Лу и Митс,  свадьба,  если  ей  вообще
суждено было состояться, отодвигалась на весьма  неопределенный,  возможно
очень отдаленный срок.
   Но судьба решила еще больше усложнить положение, и без того  достаточно
серьезное.
   Вечером 11 мая  мистер  Форсайт,  который,  по  обыкновению,  глядел  в
телескоп, внезапно глухо вскрикнув, отскочил,  затем  набросал  что-то  на
бумаге и снова вернулся на свое место. Затем он  опять  отбежал,  и  такое
странное поведение продолжалось до тех  пор,  пока  болид  не  скрылся  за
горизонтом.
   Мистер Форсайт  побледнел  как  полотно,  и  дыхание  его  стало  таким
прерывистым, что Омикрон, думая, что господин его заболел, бросился к нему
на помощь. Но Форсайт, жестом отстранив его, шатаясь, как пьяный,  скрылся
у себя в кабинете и заперся на ключ.
   С тех пор мистер Форсайт больше не показывался. В  течение  тридцати  с
лишним часов он пробыл без еды и питья. Один только раз  Фрэнсис  добился,
чтобы дверь отперли. Но она открылась  настолько  скупо,  что  Фрэнсису  с
трудом удалось в щелку разглядеть  своего  дядю.  Мистер  Форсайт  казался
совершенно разбитым и ужасно расстроенным. Взгляд его выражал  безумие,  и
Фрэнсис, растерявшись, остановился у порога.
   - Что тебе нужно от меня? - спросил мистер Форсайт.
   - Но, дядюшка, - воскликнул Фрэнсис, -  вот  уже  целые  сутки  как  вы
сидите взаперти. Позвольте мне по крайней мере хоть принести вам поесть.
   - Ничего мне не нужно, кроме тишины и покоя, -  ответил  Форсайт,  -  и
прошу тебя оказать мне величайшую услугу - не нарушать моего одиночества.
   Эти слова, произнесенные с непоколебимой твердостью и  в  то  же  время
звучавшие непривычно ласково,  произвели  на  Фрэнсиса  настолько  сильное
впечатление, что он  не  решился  настаивать.  Да  вряд  ли  это  было  бы
возможно, так  как  дверь  при  последнем  слове  астронома  захлопнулась.
Племяннику оставалось только ретироваться, так ничего и не добившись.
   Утром 13 мая, за два дня до предполагаемой  свадьбы,  Фрэнсис,  сидя  у
миссис Гьюдельсон,  чуть  ли  не  в  двадцатый  раз  описывал  эту  сцену,
создававшую новый повод для беспокойства.
   - Ничего не понимаю, - произнесла, вздохнув, миссис Гьюдельсон. - Можно
подумать, что и мистер Форсайт и мой муж сошли с ума.
   - Как?  -  воскликнул  Фрэнсис.  -  Ваш  муж?  Разве  с  доктором  тоже
что-нибудь неладно?
   - Да, - вынуждена была признаться миссис Гьюдельсон. -  Оба  они  ведут
себя так, будто сговорились. У моего мужа это началось немного позже - вот
и все. У себя в кабинете он заперся только со вчерашнего дня. С тех пор он
больше не показывался, и вы можете себе представить, как мы тревожимся.
   - Просто голову можно потерять! - воскликнул Фрэнсис.
   - То, что вы рассказали мне о мистере  Форсайте,  -  продолжала  миссис
Гьюдельсон, - заставляет меня предположить,  что  они  снова  одновременно
сделали  какое-нибудь  открытие,  относящееся  к  их  проклятому   болиду.
Принимая во внимание их настроение, это не сулит ничего доброго.
   - Ах, если бы я имела право распоряжаться... - вмешалась Лу.
   - Что бы вы сделали, дорогая сестричка? - спросил Фрэнсис Гордон.
   - Что бы я сделала? Очень просто. Я бы отправила  этот  подлый  золотой
шар куда-нибудь подальше... так далеко, чтоб его  не  было  видно  даже  в
самую лучшую трубу.
   Возможно, что исчезновение болида и  в  самом  деле  вернуло  бы  покой
мистеру Форсайту и  доктору  Гьюдельсону.  Кто  знает  -  если  бы  метеор
навсегда скрылся из глаз, быть может угасла бы их нелепая вражда.
   Но вряд ли можно было рассчитывать на такую  случайность.  Болид  будет
здесь и в день свадьбы, и после него,  и  всегда,  раз  он  с  ненарушимой
правильностью движется по своей неизменной орбите.
   - В конце концов, - произнес Фрэнсис, - скоро все выяснится.  Не  позже
чем через два дня им обоим придется принять окончательное решение, и тогда
мы будем знать, что нас ожидает.
   Когда Фрэнсис вернулся на Элизабет-стрит, ему показалось, что последние
события как будто бы не грозят тяжелыми последствиями. Мистер Форсайт, как
узнал Фрэнсис, покинул свой кабинет и  молча  поглотил  обильный  завтрак.
Сейчас, измученный, но сытый до отвала, он спал мертвым сном, в  то  время
как Омикрон выполнял в городе какое-то его поручение.
   - Ты видела дядю, перед тем как он уснул? - спросил  Фрэнсис  у  верной
Митс.
   - Видела, как тебя вижу, сынок, - ответила старуха. - Ведь  я  подавала
ему завтрак.
   - Он был голоден?
   - Как волк! Проглотил все, что было  приготовлено  к  завтраку:  сбитую
яишенку, холодный  ростбиф,  картофель,  пудинг  с  фруктовым  соусом.  Ни
крошечки не оставил.
   - А как он выглядел?
   - Не так уж плохо. Только бледный он стал, как  _провидение_,  а  глаза
красные. Я посоветовала ему промыть глаза _бурной  кислотой_,  но  он  как
будто даже и не слышал.
   - Он ничего не велел передать мне?
   - Ни тебе, ни кому другому. Он ел _не раскрывая рта_, а потом  собрался
спать. Но раньше послал своего друга Крона в "Уостон стандарт".
   - В "Уостон стандарт"! - воскликнул Фрэнсис. -  Бьюсь  об  заклад,  что
послал туда сообщение о результатах своей работы. Снова начнется  газетная
полемика. Только этого еще не хватало!.
   На следующее утро, взяв в руки "Уостон  стандарт",  Фрэнсис  с  горечью
ознакомился с этим сообщением Дина Форсайта. Ясно было, что появился новый
повод для соперничества, грозившего  разбить  счастье  молодого  человека.
Отчаяние Фрэнсиса еще возросло, когда он убедился, что оба соперника снова
пришли к цели dead heat [выражение, означающее,  что  двое  или  несколько
участников спортивного состязания приходят к финишу одновременно (англ.)].
В  то  время  как  "Уостон  стандарт"  опубликовал  заметку  мистера  Дина
Форсайта, газета "Уостон морнинг" поместила подобное же сообщение  доктора
Сиднея Гьюдельсона.  Итак,  отчаянной  борьбе,  в  которой  ни  одному  из
соперников до  сих  пор  не  удалось  добиться  какого-либо  преимущества,
суждено было продолжаться!
   Совершенно тождественные по началу, обе заметки значительно расходились
в своих выводах. Такое различие взглядов  неизбежно  должно  было  вызвать
новые споры, что могло, впрочем, принести и некоторую  пользу:  как  будто
намечалась возможность впоследствии разграничить заслуги обоих соперников.
   Одновременно с Фрэнсисом всему Уостону, а одновременно с Уостоном всему
миру, по которому  через  посредство  телеграфных  и  телефонных  проводов
мгновенно разнеслась эта новость, стало известно о сенсационном  сообщении
двух астрономов с Элизабет-стрит и с Морисс-стрит. И эта новость тотчас же
стала предметом самых страстных споров на всем земном шаре.
   Могло ли появиться более поразительное сообщение и было  ли  достаточно
оснований для всеобщего возбуждения - пусть рассудит читатель.
   Мистер Форсайт и доктор Гьюдельсон сообщали,  что  их  непрекращавшиеся
наблюдения дали им возможность отметить несомненное  нарушение  курса,  по
которому двигался болид. Его орбита,  до  сих  пор  направленная  точно  с
севера на  юг,  теперь  несколько  отклонилась  к  линии  северо-восток  -
юго-запад. Значительно большее изменение было в то  же  время  отмечено  в
отношении расстояния болида от поверхности земли. Расстояние это бесспорно
несколько уменьшилось, хотя скорость движения болида  не  увеличилась.  Из
этих наблюдений, а также и на основании произведенных ими вычислений,  оба
астронома пришли к выводу, что  метеор  отклоняется  от  своей  постоянной
орбиты и непременно должен упасть на землю. Место и  дату  падения  теперь
уже представляется возможным уточнить.
   Но если в начале своих сообщений мистер  Форсайт  и  доктор  Гьюдельсон
сходились на одном, то дальше их выводы резко отличались друг от друга.
   В то время как один, основываясь на сложнейших расчетах,  предсказывал,
что болид упадет 28 июня в южной части Японии, второй, проделав  столь  же
сложные вычисления, утверждал, что падение болида произойдет 7 июля где-то
в Патагонии.
   Вот как могут расходиться астрономы?  Пусть  публика  сама  решит,  кто
прав!
   Но публика на сей раз не склонна была  делать  выбора.  Ее  интересовал
только самый факт, что астероид упадет на землю, а с ним вместе  и  тысячи
миллиардов, которые он носит с собой в пространстве. Вот это и было  самое
главное! А в остальном - будь то в Японии, в Патагонии - безразлично  где,
- миллиарды все равно будут подобраны.
   Все разговоры  вертелись  вокруг  того,  какой  переворот  в  экономике
произведет такой неслыханный прилив золота. Богачи, в общем, были огорчены
тем,  что  их  состояние  окажется  обесцененным,  а  бедняки   радовались
маловероятной возможности, что им достанется хоть кусочек пирога.
   Что касается Фрэнсиса, то он почувствовал прилив  подлинного  отчаяния.
Какое ему было дело до этих миллиардов!  Он  стремился  только  к  одному:
получить  в  жены  свою  любимую  Дженни,  этот  клад,  бесконечно   более
драгоценный, чем болид со всеми его омерзительными богатствами.
   Он бросился на Морисс-стрит. Там уже  были  осведомлены  о  злополучной
новости и понимали, какие плачевные последствия в ней  таятся.  Неизбежным
становился теперь жестокий и непоправимый разрыв между  обоими  безумцами,
считавшими небесное тело своей собственностью. "И тем  страшнее  это  было
теперь, когда к  профессиональному  самолюбию  примешивалась  материальная
заинтересованность.
   Как тяжко вздыхал Фрэнсис, пожимая руки миссис Гьюдельсон  и  ее  милых
дочерей! Как топала от негодования ножками невоздержанная Лу! Сколько слез
пролила прелестная Дженни, которую не в силах были  утешить  ни  мать,  ни
сестра, ни жених! Напрасно Фрэнсис клялся ей в своей незыблемой верности и
готовности, если придется,  ждать  до  того  дня,  пока  будущий  владелец
метеора и сказочных пяти тысяч семисот восьмидесяти миллиардов не истратит
все до последнего сантима. Клятва, впрочем,  довольно  неосмотрительная  и
обрекавшая его, по всей видимости, на положение вечного холостяка.



ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ,
   в которой мы увидим миссис Аркадию Стенфорт, обреченную
   в свою очередь на нетерпеливое ожидание, и где мистер
   Джон Прот будет вынужден признать свою некомпетентность

   Судья Джон Прот в это утро стоял у окна, в то время  как  его  служанка
Кэт, наводя порядок, расхаживала взад и вперед по комнате.  Проносился  ли
болид над городом  Уостоном,  или  нет,  уверяю  вас,  -  это  было  судье
совершенно  безразлично.  Беззаботным   взглядом   окидывал   он   площадь
Конституции, на которую выходила парадная дверь его мирного жилища.
   Но то, что  для  мистера  Джона  Прота  было  лишено  интереса,  горячо
занимало его служанку Кэт.
   -  Стало  быть,  сэр,  он  из  чистого  золота?   -   произнесла   она,
останавливаясь перед мистером Протом.
   - Говорят, - ответил судья.
   - На вас это, кажется, нисколько не действует, сэр?
   - Как видите, Кэт.
   - Но ведь если он из золота, то стоит невесть сколько миллионов!
   - Миллионов и даже миллиардов, Кэт!.. Да!.. И эти миллиарды разгуливают
над нашими головами.
   - Но ведь они свалятся, сэр!
   - Говорят, Кэт.
   - Подумать только, сэр: на земле не будет больше бедняков.
   - Их будет столько же, сколько и было, Кэт.
   - Но, сэр...
   - Слишком долго пришлось бы объяснять. А кроме того, Кэт, представляете
вы себе, что такое миллиард?
   - Это... это...
   - Это тысяча миллионов, Кэт.
   - Так много?
   - Да, Кэт. И если вы даже проживете сто лет,  то  и  тогда  не  успеете
досчитать до миллиарда, хоть бы занимались счетом по десяти часов в сутки.
   - Возможно ли, сэр?
   - Так оно и есть.
   Служанка была совершенно потрясена, узнав,  что  целого  века  было  бы
недостаточно, чтобы сосчитать до миллиарда... Затем, снова схватив щетку и
тряпку, она продолжала уборку. Но каждую минуту она приостанавливалась, не
будучи в силах справиться со своими мыслями.
   - А сколько бы досталось каждому, сэр?
   - Чего досталось, Кэт?
   - Болида, сэр, если его поделить поровну между всеми?
   - Это нужно сосчитать, Кэт, - ответил мистер Джон Прот.
   Судья взял карандаш и бумагу.
   - Если принять во внимание,  что  на  земле  тысяча  пятьсот  миллионов
жителей, - произнес он, подсчитывая, - это составило  бы...  составило  бы
три тысячи восемьсот пятьдесят девять франков двадцать  семь  сантимов  на
человека.
   - Только и всего? - прошептала Кэт с разочарованием.
   - Только и всего, - подтвердил мистер Джон Прот, в  то  время  как  Кэт
задумчиво возвела взор к небу.
   Решившись, наконец, спуститься на  землю,  Кэт  заметила  у  въезда  на
Эксетер-стрит двух женщин,  к  которым  она  поспешила  привлечь  внимание
своего хозяина.
   - Поглядите, сэр, - сказала она. - Вон там... эти две дамы...
   - Да, Кэт, вижу.
   - Поглядите на одну из них... на ту, что повыше ростом... ведь  это  та
самая особа, которая приезжала к нам и венчалась, не сходя с лошади.
   - Мисс Аркадия Уокер? - осведомился мистер Джон Прот.
   - Теперь уже миссис Стенфорт.
   - И в самом деле, это она, - согласился судья.
   - Зачем она сюда пожаловала, хотела бы я знать?
   - Понятия не имею, - ответил мистер Джон Прот. - И должен признаться: я
не дал бы и фартинга за то, чтобы узнать, в чем дело.
   - Неужели ей снова понадобились ваши услуги?
   - Это маловероятно, принимая во внимание, что двоемужество не разрешено
на территории Соединенных Штатов, - произнес судья, закрывая  окно.  -  Но
как бы там ни было, не следует забывать, что мне пора в суд;  там  сегодня
разбирается интересное дело, имеющее, кстати сказать, отношение к  болиду,
который вас так занимает.  Если  эта  дама  явится  сюда,  будьте  любезны
передать ей мои извинения.
   Продолжая говорить, мистер Джон Прот  спокойно  спустился  с  лестницы,
вышел через калитку, открывавшуюся на Потомак-стрит, и скрылся в  огромном
здании суда, расположенного как раз против  его  дома  на  другой  стороне
улицы.
   Служанка не ошиблась: незнакомая  дама  и  в  самом  деле  была  миссис
Аркадия Стенфорт, прибывшая  в  Уостон  в  сопровождении  своей  горничной
Берты. Они нетерпеливо расхаживали  взад  и  вперед,  не  спуская  глаз  с
отлогого склона, по которому спускалась Эксетер-стрит.
   Городские часы пробили десять.
   - Подумать только, - его все еще нет! - воскликнула миссис Аркадия.
   - Может быть, он забыл, на какой день назначена встреча? - нерешительно
заметила Берта.
   - Забыл! - гневно повторила молодая женщина.
   - Если не передумал, - робко заметила Берта.
   - Передумал! - с еще большим возмущением воскликнула ее госпожа.
   Она сделала несколько  шагов  в  направлении  Эксетер-стрит.  Горничная
следовала за ней по пятам.
   - Ты не видишь его? - через  несколько  минут  с  нетерпением  спросила
миссис Стенфорт.
   - Нет, сударыня!
   - Возмутительно!
   Миссис Стенфорт снова повернула к площади.
   - Нет... Никого... Все еще никого, - твердила  она.  -  Заставить  меня
ждать... после того, что было условлено... Ведь сегодня восемнадцатое мая,
не правда ли?
   - Да, сударыня.
   - И скоро пробьет половина одиннадцатого?.
   - Ровно через десять минут...
   - Так вот!.. Пусть он не  надеется,  что  у  меня  лопнет  терпение.  Я
пробуду здесь весь день и еще дольше, если понадобится.
   Служащие гостиниц на площади Конституции обратили бы внимание на  явное
беспокойство молодой женщины, как два месяца назад  заметили  нетерпеливые
движения всадника, ожидавшего ее. Тогда оба они собирались предстать перед
судьей, который должен был связать их брачными узами. Но сейчас весь город
- мужчины, женщины и дети - был увлечен совсем другим.  В  городе  Уостоне
миссис   Стенфорт   была,    вероятно,    единственным    человеком,    не
интересовавшимся этим  "другим".  Все  были  заняты  одним  лишь  чудесным
метеором,  его  продвижением  по  небу,  его  падением,   назначенным   на
определенный   день   обоими   местными   астрономами,   хотя   между   их
предсказаниями и существовало некоторое расхождение. Люди, толпившиеся  на
площади Конституции, так же как и служащие у подъездов гостиниц, нисколько
не интересовались  присутствием  здесь  миссис  Аркадии  Стенфорт.  Мы  не
беремся сказать, в самом ли  деле  луна,  как  принято  считать  в  народе
относительно лунатиков, оказывает воздействие на человеческий мозг. Но  во
всяком случае можно утверждать, что на земном шаре в те дни  насчиты