ной  площадке
появился слуга Бельфаста и подал ему телеграмму. Это было извещение капитана
"Сускеганны".  Бельфаст   разорвал  конверт,  прочитал  текст  телеграммы  и
вскрикнул.
     -- Что такое? -- крикнул Мастон.
     -- Снаряд!
     -- Ну?
     -- Упал на Землю!
     Ответом ему был дикий вопль Мастона.
     Бельфаст быстро  обернулся  и  увидел,  что  его  злополучный  товарищ,
свесившись над трубой телескопа, не  удержал  равновесия  и провалился туда,
как  в  колодец.  Падение  с  высоты  двухсот восьмидесяти  футов!  Бельфаст
опрометью кинулся к отверстию рефлектора.
     Заглянув в  трубу,  он  с  облегчением  вздохнул:  Мастон,  зацепившись
металлическим крюком за  одну из внутренних подпорок телескопа и повиснув на
ней, испускал громкие вопли.
     Бельфаст позвал помощников, которые при помощи грузоподъемных блоков не
без труда извлекли из телескопа неосторожного Мастона. Он появился, наконец,
целым и невредимым у верхнего отверстия трубы телескопа.
     -- Что, если бы я разбил зеркало? -- сказал он.
     -- Вам пришлось бы за него заплатить,-- строго ответил Бельфаст.
     -- Так, значит, этот проклятый снаряд упал? -- спросил Мастон.
     -- В Тихий океан!
     -- Едем!
     Через четверть часа Мастон и  Бельфаст спускались по склонам  Скалистых
гор и через два  дня, загнав по дороге пятерых лошадей, прибыли одновременно
со своими друзьями из "Пушечного клуба" в Сан-Франциско.
     Эльфистон, Бломсбери-брат и Билсби кинулись к ним навстречу.
     -- Что делать? -- кричали они.-- Вытащить снаряд,-- отвечал Мастон,-- и
как можно скорее!



        ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ. Спасение.

     Место, где снаряд погрузился  в  волны, было точно  известно, но какими
средствами выловить его и поднять на поверхность океана?
     Эти средства надо было  тут же  изобрести и изготовить. Такая безделица
не могла, конечно, затруднить американских  инженеров. Они были уверены, что
при помощи якорей и паровых машин им удастся поднять снаряд, вес которого  к
тому же должен был значительно уменьшиться благодаря плотности воды.
     Но  дело  заключалось не только  в  подъеме  снаряда. Надо было  спасти
путешественников. Никто не сомневался в том, что они еще живы.
     -- Они живы, живы!  -- беспрестанно повторял Мастон, заражая всех своею
уверенностью.-- Наши  друзья -- люди ловкие и сообразительные. Не  могли  же
они упасть, как последние дураки. Они  живы, но времени терять нельзя. Еда и
питье -- пустяки,  всего этого им хватит  надолго.  Но воздух! Воздух! Вот в
чем скоро может оказаться недостаток! Скорее, скорее! Не теряйте ни минуты.
     И времени действительно не теряли.
     На  "Сускеганне" велись  приготовления к новым  работам. Все ее  машины
были присоединены к подъемным лебедкам. Алюминиевый снаряд весил всего 19250
фунтов  и,  следовательно, гораздо легче трансатлантического кабеля, который
корвет  поднял  со  дна  Атлантического  океана.   Единственное  затруднение
представляла  коническая  форма  снаряда и  его гладкие  стенки, за  которые
трудно было ухватиться.
     Инженер Мерчисон немедленно прибыл  в  Сан-Франциско, чтобы  изготовить
громадные  автоматические  железные захваты,  которые, зацепив снаряд своими
мощными  лапами,  уже не выпустили  бы его, подняв  до самой палубы корвета.
Кроме  того, Мерчисон  распорядился  заказать скафандры,  которые  благодаря
своей  прочности  и  водонепроницаемости   позволяют  водолазам  исследовать
морское   дно.   На   корвет   была   также   доставлена   очень   остроумно
сконструированная камера со  сжатым воздухом. Это  была настоящая комната  с
иллюминаторами вместо окон. При наполнении  ее  резервуаров водой  она могла
погрузиться  на  очень   большую  глубину.  Такие  камеры,  к  счастью,  уже
применялись в  бухте Сан-Франциско при  постройке  подводной плотины, и  это
значительно сократило срок подготовительных работ. для подъема снаряда.
     Однако, несмотря на совершенство оборудования, на все искусство ученых,
которым  предстояло им  пользоваться, успех подъемных работ был  сомнителен.
Подъем  снаряда  с  глубины  двадцати  тысяч  футов  мог  представить  много
непредвиденных трудностей. Кроме того, вставал и  другой вопрос: как вынесли
обитатели снаряда страшный удар от соприкосновения с Землей, который вряд ли
был в достаточной степени смягчен слоем воды в двадцать тысяч футов?
     А главное,  надо было торопиться. Мастон  день и ночь подгонял рабочих.
Сам  он  готов  был  на  все:  и  напялить  водолазный скафандр и  залезть в
воздушную камеру, лишь бы поскорее отыскать своих отважных друзей.
     Однако,  несмотря  на  быстроту изготовления  различного  оборудования,
несмотря на крупные суммы, предоставленные правительством Соединенных Штатов
"Пушечному  клубу",  прежде чем все  подготовительные работы были закончены,
прошло  пять  долгих дней,  показавшихся всем  пятью  веками! За  это  время
всеобщее нетерпение  накалилось  до  предела.  По  проводам  и электрическим
кабелям по всему свету  шел непрерывный поток телеграмм. Спасение Барбикена,
Николя и  Мишеля  Ардана  превратилось  в  международное  дело. Все  страны,
подписавшиеся   под   займом   "Пушечного   клуба",   были   непосредственно
заинтересованы в благополучном спасении путешественников.
     Но вот подъемные  цепи, воздушная камера и  автоматические захваты были
доставлены  на борт корвета.  Мастон, Мерчисон и  делегаты "Пушечного клуба"
заняли свои каюты. Оставалось только отправиться в путь.
     21  декабря,  в  восемь  часов вечера, корвет  при благоприятной погоде
вышел в море: дул северо-восточный ветер, было довольно холодно, и море было
спокойно.  Все население Сан-Франциско  высыпало  на набережную и  безмолвно
провожало отплывающих, приберегая овации к их возвращению.
     "Сускеганна", быстро набирая пары, вышла из бухты.
     Не  будем  передавать всех  разговоров  между  офицерами,  матросами  и
пассажирами корвета. Все думали только об одном, все сердца волновало только
одно чувство: что испытывают Барбикен  и его товарищи в то  время, как  идет
подготовка к  их спасению?! В состоянии ли они сами что-нибудь  предпринять,
чтобы высвободиться из  снаряда?  Все  эти вопросы оставались, конечно,  без
ответа. Да  и  что бы  ни предприняли  мужественные путешественники, все  их
попытки  неминуемо потерпели бы  крах. На дне океана, на  глубине около двух
лье, все старания наших пленников были заранее обречены на неудачу.
     23  декабря  в восемь  часов  утра  корвет  должен был прибыть к  месту
рокового происшествия.  Для точной ориентировки пришлось  дожидаться полдня.
Буй, к которому прикрепили трос, еще не был найден.
     В полдень капитан Бломсбери с помощью  офицеров, проверявших наблюдения
в   присутствии  делегатов   "Пушечного  клуба",  определил   географические
координаты судна. Томительная минута!  "Сускеганна"  находилась в нескольких
километрах к западу от того места, где снаряд погрузился в волны.
     Судно тотчас направилось к этой точке.
     В сорок семь минут первого показался буй. Он был в полной исправности и
его почти не отнесло.
     -- Наконец-то! -- воскликнул Мастон.
     -- Что ж, начнем? -- спросил капитан Бломсбери.
     --  Не теряйте ни  секунды! --  ответил Мастон.  Приняты были все меры,
чтоб корвет держался на воде неподвижно.
     Прежде всего, по мнению инженера Мерчисона, требовалось определить, где
именно находится снаряд. Накачали воздух в подводные машины, предназначенные
для поисков. Управление этими машинами представляло некоторую опасность:  на
глубине  двадцати  тысяч   футов  под   водой  машины   подвергались   очень
значительному  давлению, и  любая  их  неисправность могла  повлечь за собой
гибельные последствия.
     Мастон, Бломсбери-брат и Мерчисон, не думая  об опасности, заняли места
в подводной воздушной камере; капитан стал на мостике корвета для наблюдения
за спасательными операциями, готовый при первом  же  сигнале застопорить или
отдать цепи.  Винт корвета выключили, все  машины  переключили  на  лебедку,
которая должна была в случае необходимости поднять камеру на борт.
     Спуск  камеры  начался в 1  час  25 минут дня; под тяжестью наполненных
водой  резервуаров камера погрузилась в воду. Теперь весь экипаж корвета был
в равной мере обеспокоен как  участью спасаемых,  так и судьбой  спасителей.
Что  касается последних,  то они, совершенно забыв о себе, прильнули к окнам
камеры, внимательно вглядываясь в толщу окружавшей их воды.
     Спуск совершился быстро. В 2  часа 17 минут  Мастон  и его два спутника
достигли  дна  Тихого океана. Но  они ничего  не увидели,  кроме  бесплодной
пустыни,  не оживляемой никакими  признаками морской флоры  или фауны.  Свет
ламп,  снабженных  сильными  рефлекторами,  позволял   вести  наблюдения  на
значительном пространстве. Снаряда нигде не было видно.
     Невозможно   передать  нетерпение   отважных  водолазов.  Камера  имела
электрическое   сообщение   с   корветом.  Подали   условный  сигнал,  чтобы
"Сускеганна"  переместила камеру,  отстоявшую на несколько метров  от самого
дна океана, на милю дальше.
     Водолазы обследовали подводную равнину, то и дело поддаваясь зрительным
иллюзиям и тотчас же разочаровываясь.  Они принимали за снаряд  то подводную
скалу, то какую-нибудь неровность дна.
     -- Где же они? Где они? -- восклицал Мастон.
     Бедняга  громко призывал  Николя,  Барбикена,  Ардана,  как  будто  его
злополучные друзья могли  услышать и ответить ему сквозь непроницаемую толщу
воды.
     Поиски продолжались до тех пор, пока  в камере не вышел  весь кислород.
Когда дышать стало трудно, водолазам пришлось возвратиться на поверхность.
     Они начали подниматься около  шести часов  вечера, а на  палубу корвета
взошли только около полуночи.
     -- До завтра! -- сказал Мастон, едва успев ступить на палубу.
     -- Да, до завтра,-- ответил капитан Бломсбери.
     -- Будем искать в другом месте.
     -- Хорошо.
     Мастон по-прежнему не сомневался в успехе, но его товарищи после первых
часов воодушевления и  надежд поняли всю трудность  задуманного предприятия.
То,  что казалось  таким  легким и  возможным  в  Сан-Франциско,  здесь  --в
открытом океане -- представлялось почти неосуществимым.
     Шансы на успех  с  каждой  минутой  таяли,  и  приходилось рассчитывать
только на волю слепого случая.
     На следующий день 24 декабря, несмотря на вчерашнюю усталость,  розыски
возобновились.  Корвет  переместился  на  несколько   минут   к   западу,  и
наполненный воздухом воздушный колокол вместе с водолазами снова  погрузился
в океан.
     Снова  целый  день  прошел  в  бесплодных  поисках.  Морское  дно  было
пустынно. В таких же тщетных розысках прошли дни 25 и 26 декабря.
     Подумать только,  злополучные узники снаряда были заключены в  нем  уже
двадцать  шесть  дней... Может быть,  как  раз в эти  минуты  они переживали
первые приступы  удушья, если  только они уцелели и выдержали  страшный удар
при падении? Вместе с воздухом их покидали и мужество и душевные силы!
     --  Воздух   --  допускаю,--  неизменно  отвечал  на  подобные  догадки
Мастон,-- но мужество их не оставит никогда!
     28  декабря,  после  новых  двухдневных  поисков,  никакой  надежды  на
спасение друзей  уже не  оставалось.  В неизмеримой бездне океана снаряд был
ничтожной песчинкой. Приходилось отказаться от бессмысленных розысков.
     Но Мастон и слышать не хотел о возвращении. Он отказывался тронуться  с
места, прежде чем не  найдет хотя бы могилы своих друзей. Капитан Бломсбери,
однако, уже  не мог задерживаться дольше  и,  несмотря  на вопли и  протесты
секретаря "Пушечного клуба", отдал приказ готовиться к отплытию.
     29  декабря,  в  девять   часов  утра,  "Сускеганна",  держа   курс  на
северо-восток, снова двинулась к бухте Сан-Франциско.
     Было десять часов утра. Корвет удалялся с небольшой скоростью, словно с
сожалением   покидая   место   катастрофы.  Вдруг   матрос,   наблюдавший  с
брам-стеньги море, крикнул:
     -- На траверсе под ветром буй!
     Все офицеры схватились  за подзорные трубы. Они разглядели  в указанном
направлении  предмет,  с  виду  похожий  на  бакен,  служащий  для  указания
фарватера  в гаванях  и  на реках. Но, как  это  ни странно,  на  конической
верхушке   этого  бакена,  выступавшего  на  пять-шесть  футов  над   водой,
развевался по ветру флаг. В солнечных  лучах буй сверкал точно  выплавленный
из серебра.
     Капитан Бломсбери, Дж. Т.  Мастон, делегаты "Пушечного клуба" поднялись
на мостик  и  безмолвно рассматривали  странный, несущийся  по  прихоти волн
предмет.
     Все глаза с еле  сдерживаемым лихорадочным волнением были устремлены на
замеченный  буй. Никто не осмеливался высказать догадку, вертевшуюся  у всех
на языке.
     Корвет приблизился к  бую на расстояние двух  кабельтовых.  Весь экипаж
корвета вздрогнул как один человек. Флаг был американский.
     В  эту минуту раздалось какое-то странное рычание,  и  почтенный Мастон
снопом  повалился  на  палубу. Забыв о том,  что  его  правая рука  заменена
железным крюком,  и  о том, что череп его  покрыт лишь тонким  гуттаперчивым
колпачком, он изо всех сил хватил себя крюком по голове.
     Все бросились к нему. Его подняли, привели в чувство.
     --  Ах!  Трижды  болваны!  Четырежды  идиоты!  Пятикратно  дураки!   --
выкрикивал он, едва придя в сознание.
     -- Что? Кто? Почему? -- посыпалось на него со всех сторон.-- Что такое?
     -- Как что такое?
     -- Да объясните же, наконец! В чем дело!
     --  Да  в  том,  безмозглые  головы,  что  снаряд  весит  всего-навсего
девятнадцать тысяч  двести пятьдесят  фунтов! -- проревел  пылкий  секретарь
"Пушечного клуба".
     --Ну и что?
     -- А то, что он вытесняет двадцать восемь тонн воды или пятьдесят шесть
тысяч фунтов, и, следовательно, должен был всплыть на поверхность.
     Трудно передать,  с какой  неподражаемой интонацией произнес  почтенный
секретарь это слово "всплыть"!..
     Он был совершенно прав.
     Все! Да, все ученые забыли основной закон, по которому снаряд благодаря
своему весу, погрузившись  при  падении в  глубь  океана, вскоре должен  был
непременно  всплыть  на  поверхность!..  И  вот  теперь  снаряд  преспокойно
колыхался на морских волнах.
     На море были тотчас же  спущены шлюпки; в одну из них вскочили Мастон и
его  приятели. Волнение  достигло высшего  предела.  В  то  время как шлюпки
приближались  к снаряду,  все сердца готовы  были разорваться. Что сталось с
пассажирами  снаряда? Живы  ли они или умерли? Ну конечно, живы! Живы,  если
только  смерть не настигла Барбикена и его товарищей уже после того, как они
выкинули флаг!
     На  шлюпках  царило  глубокое  безмолвие.  Сердца  замирали.  В  глазах
темнело.
     Одно из окон снаряда  было отворено. Осколки стекла, торчавшие  в раме,
доказывали, что оно было  разбито. Это окно находилось сейчас на высоте пяти
футов над водой.
     Шлюпка,  где  сидел Мастон,  причалила  к снаряду.  Мастон  рванулся  к
разбитому окну.
     В  эту  минуту  послышался  веселый  и  звонкий  голос  Ардана, который
победоносно возглашал:
     -- Пустышки, Барбикен, со всех сторон -- пустышки!
     Барбикен, Мишель Ардан и Николь играли в домино.



        ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ. Заключение.

     Читатель помнит, с каким  волнением и сочувствием  все провожали смелых
путешественников. Если начало дерзкого предприятия вызвало такое возбуждение
и в Новом и  Старом  Свете, то с каким  же энтузиазмом должно было встретить
население  обоих  полушарий  Земли  их  возвращение?!  Миллионы  наводнивших
Флоридский  полуостров  приезжих  готовы  были  ринуться  навстречу  славным
исследователям.  Никто  из несметного множества  иностранцев, съехавшихся со
всех концов света к американским берегам,  не  допускал и мысли, что покинет
территорию Соединенных Штатов, не повидав Барбикена, Николя и Мишеля Ардана.
Нет, конечно,--  и это  страстное желание  людей  было достойным  ответом на
благородный  подвиг. Три представителя человеческого рода, покинувшие земной
шар и возвратившиеся из  необычного путешествия по  пространствам Вселенной,
принимались с таким же восторгом,  с каким был  бы встречен сам пророк Илья,
спустись он с небес на Землю в своей колеснице. Только бы их увидеть, только
бы их услышать -- таково было всеобщее желание.
     Это желание  поголовно всех граждан  Соединенных Штатов необходимо было
удовлетворить, и при этом как можно скорее.
     Барбикен, Ардан и Николь  в сопровождении друзей немедленно отправились
в Балтимор, где были встречены  с  неописуемым энтузиазмом.  Путевые заметки
Барбикена  были  тотчас  же  подготовлены  к печати. "Нью-Йорк  геральд"  не
замедлил купить эту рукопись  за цену, еще не установленную достоверно,  но,
должно быть, баснословную. И то сказать, пока на страницах газеты печаталось
"Путешествие на Луну", тираж ее достиг пяти миллионов экземпляров. Через три
дня   после  того  как  путешественники  возвратились   на  Землю,  малейшие
подробности их  странствований были уже известны всему свету. Теперь публика
жаждала видеть трех героев сверхчеловеческого подвига.
     Исследования,   произведенные   Барбикеном  и   его  спутниками,   дали
возможность проверить различные теории, относящиеся к земному спутнику. Ведь
эти ученые все наблюдали de  visu (3) и в совершенно особых условиях. Теперь
стало ясно, наконец, какие из гипотез относительно строения, происхождения и
обитаемости  Луны должны  быть отброшены,  а  какие приняты; путешественники
открыли последние тайны прошлого Луны, ее настоящего и будущего. Трудно было
спорить с  исследователями, которые  видели гору Тихо,  самое  поразительное
орографическое явление лунного диска, с расстояния сорока километров; трудно
возражать ученым, чьи глаза  погружались  в  пропасти цирка  Платона...  Что
можно  было  противопоставить показаниям  трех храбрецов,  которые благодаря
случайностям своего странствия  пролетели над невидимым  полушарием  лунного
диска, до  сих  пор  недоступного зрению человека?  Они  имели теперь  право
диктовать  законы науке,  воссоздающей  лунный мир,  как  в свое время Кювье
воссоздавал скелеты ископаемых животных. Они могли сказать: Луна была тем-то
и тем-то  --  обитаемым миром  в  эпохи, предшествующие  появлению жизни  на
Земле! Теперь Луна -- то-то и  то-то -- мир, не пригодный для жизни и потому
необитаемый.
     Желая отпраздновать  возвращение  знаменитейшего  своего  члена  и  его
товарищей,  "Пушечный клуб"  решил задать пир, но пир такой, который  был бы
достоин и отважных исследователей и американского народа,--  пир,  в котором
могли бы принять участие все американцы.
     Все основные линии железных дорог Америки были соединены рельсами между
собою.  На  всех станциях железных дорог  были  вывешены  одинаковые  флаги,
сооружены   одинаковые   пиршественные  столы,   с   совершенно   одинаковой
сервировкой.  В точно вычисленное время,  по электрическим часам, отбивавшим
секунды во  всех  концах  Америки одновременно, все  население  приглашалось
занять места за столами этого небывалого пира. В продолжение четырех дней, с
5 до  9 января, все  движение железных  дорог было приостановлено,  как  это
бывает   в  Соединенных   Штатах  по  воскресеньям,  и  все  пути  оказались
свободными.
     И в течение  четырех дней  один  только паровоз, с  прицепленным к нему
почетным  вагоном, с  неимоверной быстротой курсировал  по  железным дорогам
Соединенных Штатов.
     На  этом паровозе, кроме машиниста  и  кочегара, было разрешено в  виде
особой  милости поместиться  и уважаемому секретарю "Пушечного клуба" -- Дж.
Т. Мастону.
     Почетный  вагон  предназначался  для   председателя  "Пушечного  клуба"
Барбикена, капитана Николя и Мишеля Ардана.
     По   свистку   машиниста  поезд  тронулся   с   Балтиморского  вокзала,
сопровождаемый оглушительным "ура