избрал  для  своего
падения   непоколебимую   базальтовую   почву   скалистого   гренландского
побережья, где эти тысячи миллиардов не рисковали бы навсегда уйти из  рук
алчущего человечества.
   Да, метеор скользил. Возможно, это вопрос часов, даже меньше  -  вопрос
минут, если только площадка внезапно не обрушится под его тяжестью.
   И среди всех этих криков, вызванных ожиданием неотвратимой беды,  какой
вопль ужаса  вырвался  у  господина  Шнака!  Прощай  единственная  надежда
одарить  свою  страну  этими  золотыми  миллиардами!  Прощай   возможность
обогатить всех жителей Гренландии!
   Что касается мистера Дина Форсайта и доктора Гьюдельсона,  -  казалось,
они сходят с ума. Они в отчаянии  простирали  руки  к  болиду,  взывали  о
помощи, как будто кто-нибудь мог здесь помочь.
   Еще одно более резкое движение болида -  и  они  окончательно  потеряли
голову. Не думая о грозящей  ему  опасности,  доктор  Гьюдельсон,  прорвав
сторожевую цепь, бросился к золотому шару.
   Но приблизиться к метеору ему не удалось. Задыхаясь в этой  раскаленной
атмосфере, сделав не более ста шагов, он внезапно покачнулся и тяжело упал
на землю.
   Мистер Форсайт должен был бы обрадоваться, - гибель соперника покончила
бы с  их  соперничеством.  Но  мистер  Форсайт  был  не  только  страстные
любителем  астрономом,  он  был  прежде  всего  порядочным  человеком,   и
переживаемый ужас вернул ему  его  нормальный  облик.  Ненависть  исчезла,
подобно дурному сну, исчезающему в минуту пробуждения, и в сердце остались
лишь воспоминания прошлых  дней.  И  вот  поэтому  Дин  Форсайт,  даже  не
задумываясь (да послужит это ему во славу), вместо того  чтобы  радоваться
смерти противника, смело бросился на помощь старому другу, оказавшемуся  в
опасности.
   Но силы его не  могли  сравняться  с  его  мужеством.  Едва  только  он
добрался до доктора Гьюдельсона, едва только ему удалось оттащить  его  на
несколько метров назад, как и  он  свалился  без  чувств  рядом  со  своим
другом, задохнувшись в этой адской жаре.
   К счастью, Фрэнсис Гордон успел броситься за ним, а мистер Сэт Стенфорт
не колеблясь последовал его примеру. Надо  полагать,  что  миссис  Аркадия
Уокер не отнеслась к этому безразлично.
   - Сэт! Сэт! - закричала она, словно  ужаснувшись  при  виде  опасности,
грозившей ее бывшему мужу.
   Фрэнсису Гордону и Сэту Стенфорту, к которым  присоединилось  несколько
смельчаков из числа зрителей, пришлось  продвигаться  ползком,  зажав  рот
носовым платком, - так удушлив был воздух. Но вот они достигли места,  где
лежали мистер Форсайт и доктор  Гьюдельсон.  Они  подняли  пострадавших  и
вынесли их за пределы полосы, куда нельзя было  шагнуть,  не  рискуя  быть
обожженным до самых внутренностей.
   К  счастью,  обе  жертвы  собственной  неосторожности  были   извлечены
вовремя. Они вернулись к жизни благодаря  уходу  и  заботам,  которыми  их
окружили. Но увы! Им тут же пришлось стать свидетелями гибели  всех  своих
надежд.
   Болид  продолжал  медленно  сползать  по  склону,  то   ли   увлекаемый
собственным весом, то ли потому, что почва постепенно поддавалась под  его
массой. Центр тяжести его приближался  к  гребню  скалы,  за  которым  она
отвесно опускалась к морю.
   Со всех сторон неслись крики, свидетельствуя о возбуждении,  охватившем
толпу. Люди кидались во все стороны, сами не зная зачем. Кое-кто, и  среди
них миссис Аркадия Уокер и мистер Сэт Стенфорт, побежал вниз к морю, чтобы
по крайней мере ничего не упустить из подробностей катастрофы.
   Было короткое мгновение, когда блеснула надежда: золотой шар  замер  на
месте...
   Но это длилось всего одно мгновение.  Внезапно  раздался  оглушительный
треск... Скала осела, метеор сорвался вниз и погрузился в море.
   Если прибрежное эхо не повторило оглушительного вопля  толпы,  то  лишь
потому, что этот вопль был тут же покрыт грохотом взрыва,  более  сильным,
чем раскат грома. В то же время по поверхности острова пронесся  смерч,  и
все зрители без исключения были опрокинуты наземь.
   Болид взорвался. Вода,  проникнув  сквозь  тысячи  пор  в  бесчисленные
канальцы этой золотой губки и,  соприкоснувшись  с  раскаленным  металлом,
начала испаряться, и метеор взорвался, как перегретый котел. И  тотчас  же
осколки, рассыпаясь снопом, с оглушительным свистом и шипением  посыпались
в воду.
   Море всколыхнулось от силы взрыва. Огромная волна хлынула на приступ  к
побережью и обрушилась на него с неслыханной яростью.  Неосторожные  люди,
приблизившиеся к берегу, в ужасе отпрянули, пытаясь  взобраться  вверх  по
склону.
   Не всем, однако, это удалось.  Какие-то  подлые  трусы,  озверевшие  от
страха, оттолкнули и сбили с ног миссис Аркадию Уокер. Ее неизбежно  смыла
бы отхлынувшая волна...
   Но мистер Сэт Стенфорт был начеку. Почти не надеясь спасти  ее,  рискуя
ради нее жизнью, он бросился к ней на помощь. В таких  условиях  неизбежно
должны были оказаться две жертвы вместо одной.
   Но нет... Сэту Стенфорту удалось добраться до того  места,  где  лежала
миссис Аркадия... Прижавшись  к  выступу  скалы,  он  сумел  противостоять
страшной силе отливающей волны. На помощь бросились несколько туристов,  и
они оттащили мистера Сэта Стенфорта  и  миссис  Аркадию  назад.  Оба  были
спасены.
   Мистер Сэт Стенфорт не потерял сознания, зато миссис Аркадия лежала без
чувств. Благодаря заботливому уходу она вскоре вернулась к  жизни.  Первые
слова ее были обращены к бывшему мужу.
   - Раз мне суждено было спастись, то моим спасителем  должны  были  быть
вы, -  проговорила  она,  сжимая  его  руку  и  глядя  на  него  с  нежной
благодарностью.
   Не столь удачливый, как миссис Аркадия Уокер, чудесный болид  не  сумел
избежать своей печальной судьбы.  Обломки  его,  недосягаемые  для  людей,
покоились теперь на дне морском. Если бы и было  возможно  ценою  огромных
усилий  извлечь  из  бездны  такую  громаду,  то  все  равно  пришлось  бы
отказаться  от  этой  затеи.  Тысячи  осколков  разбитого   взрывом   ядра
разлетелись по морю. Напрасно  господин  Шнак,  мистер  Форсайт  и  доктор
Гьюдельсон обыскивали  берег  в  надежде  найти  хоть  мельчайшую  частицу
разрушенной глыбы. Нет, исчезли  до  последнего  сантима  все  пять  тысяч
семьсот восемьдесят миллиардов. От  необыкновенного  метеора  не  осталось
ничего.



ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
   и последняя, в которой содержится эпилог этой истории, а последнее
   слово остается за мистером Джоном Протом, судьей в городе Уостоне

   Любопытство господ туристов было удовлетворено;  им  оставалось  только
уехать.
   Удовлетворено? Трудно сказать... Стоила ли подобная развязка издержек и
трудностей такого длинного пути?.  Увидеть  метеор,  не  имея  возможности
подойти к нему ближе чем  на  четыреста  метров,  -  вот  и  весь  скудный
результат. Но приходилось довольствоваться и этим.
   Оставалась  ли  хоть  надежда  когда-нибудь  отыграться?  Появится   ли
вторично на нашем горизонте новый золотой  болид?  Нет!  Такие  случаи  не
повторяются дважды. Не исключено, что существуют и другие золотые  звезды,
парящие в пространстве, но так ничтожна вероятность, что они  останутся  в
пределах земного притяжения, что с ней не приходится даже считаться.
   В общем, все кончилось хорошо. Шесть  триллионов  золота,  брошенные  в
обращение, свыше меры обесценили бы этот металл,  "презренный"  по  словам
тех, кто его не имеет, но такой  прекрасный  для  других.  Не  приходилось
поэтому горевать об исчезновении  болида,  который  не  только  создал  бы
катастрофу на мировом денежном рынке, но мог еще стать причиной  войны  во
всем мире.
   И  все  же  заинтересованные  люди   имели   право   чувствовать   себя
разочарованными такой развязкой.  С  каким  огорчением  мистер  Форсайт  и
доктор Гьюдельсон глядели на то место, где взорвался их болид! Тяжко  было
возвращаться, не имея возможности привезти  с  собой  хоть  крупицу  этого
небесного золота. Хоть бы кусочек, которого  бы  хватило  на  булавку  для
галстука или на запонку! Не удалось подобрать  даже  крошки,  которую  они
могли бы взять с собой на память... если бы,  впрочем,  господин  Шнак  не
конфисковал ее в пользу своей страны.
   Подавленные общим горем, соперники даже и думать забыли о своей прежней
вражде. Да могло ли быть иначе? Мог разве доктор Гьюдельсон таить  в  душе
вражду против того, кто так великодушно рискнул жизнью ради его  спасения?
А с другой стороны, не свойственно разве  человеку  быть  преданным  тому,
ради кого он чуть было не погиб? Исчезновение  болида  уже  само  по  себе
примирило бы  их.  Стоило  ли  спорить  о  наименовании  метеора,  который
перестал существовать?
   Думали ли об этом прежние противники, отдавали  ли  они  себе  отчет  в
бесполезности своего запоздалого великодушия,  когда,  проявляя  полнейшее
бескорыстие, они под руку прохаживались взад и вперед, наслаждаясь медовым
месяцем своей подновленной дружбы?
   - Потеря болида  "Форсайта"  -  большое  несчастие!  -  говорил  доктор
Гьюдельсон.
   -  Болида  "Гьюдельсона",  -  поправлял  его  мистер  Форсайт.   -   Он
принадлежал вам, дорогой друг, безусловно вам одному.
   - Да нет же, нет! - протестовал доктор Гьюдельсон.  -  Ваше  наблюдение
предшествовало моему.
   - Оно последовало за вашим, дорогой друг.
   - Нет же, нет! Недостаточная точность  в  моем  письме  в  обсерваторию
города Цинциннати может служить этому лучшим доказательством. Вместо  того
чтобы написать, как вы, "от такого-то до такого-то часа", я написал "между
таким-то и таким-то часом". Это совсем другое дело!
   Он не сдавался, наш милейший доктор, но и мистер Форсайт также  не  шел
на уступки. И на этой почве  -  новые  споры,  на  этот  раз,  к  счастью,
безобидные.
   Такая трагическая перемена, доведенная до противоположной крайности, не
была лишена и комических черт. Но кто уж наверняка не  собирался  смеяться
над бывшими соперниками, так это Фрэнсис Гордон, вновь ставший официальным
женихом своей дорогой Дженни... Молодые  люди  старались  после  пережитых
бурь  как  можно  лучше  использовать   возвращение   хорошей   погоды   и
добросовестно восполнить упущенное время.
   Военные корабли и пакетботы, стоявшие на упернивикском рейде,  утром  4
сентября снялись с якоря" и пустились в путь, держа курс  к  более  теплым
берегам. Из всех приезжих, которые в течение нескольких дней так  оживляли
этот северный  остров,  оставались  только  Робер  Лекер  и  его  названый
племянник, вынужденные ожидать возвращения "Атлантика". Яхта прибыла  лишь
на следующий день. Господин Лекер и Зефирен Ксирдаль немедленно  поднялись
на  борт.  Им  успело   надоесть   дополнительное   двадцатичетырехчасовое
пребывание на острове Упернивик.
   Их дощатая сторожка была снесена волной, залившей берег после взрыва, и
им пришлось провести ночь на открытом воздухе в  отвратительных  условиях.
Море не только снесло их дом, но вдобавок  еще  промочило  их  до  костей.
Кое-как обсохнув под бледными лучами полярного солнца, они обнаружили, что
у них не осталось даже одеяла, чтобы защититься от холода  в  долгие  часы
северной  ночи.  Все  погибло  во  время  катастрофы,  все  до   последних
принадлежностей лагерного быта, включая  чемодан  и  инструменты  Зефирена
Ксирдаля. Скончалась и верная подзорная труба, с помощью  которой  Зефирен
столько раз проводил наблюдения за метеором. Погибла и машина,  привлекшая
метеор к Земле, а потом сбросившая его в море.
   Господин Лекер  не  мог  примириться  с  гибелью  такого  изумительного
прибора. Ксирдаля же это только смешило. Раз он сконструировал эту машину,
что может ему помешать соорудить другую, еще более мощную?
   Это, разумеется, было вполне в его возможностях. К сожалению, он больше
и не вспоминал о машине.  Крестный  тщетно  настаивал  на  том,  чтобы  он
принялся за такую работу. Ксирдаль постоянно откладывал  дело  на  будущее
время, пока, достигнув уже почтенного  возраста,  не  унес  свою  тайну  в
могилу.
   Приходится,  следовательно,  примириться:  чудесная   машина   навсегда
потеряна для человечества, и  принцип,  на  котором  она  была  построена,
останется неизвестным до тех пор, пока на земле не появится новый  Зефирен
Ксирдаль.
   В общем, талантливый изобретатель возвращался из Гренландии еще беднее,
чем был, когда уезжал. Не считая инструментов  и  богатого  гардероба,  он
оставил там обширный участок, который трудновато будет продать,  учитывая,
что большая его часть расположена под водой.
   Но зато сколько миллионов за время этой поездки пожал его крестный! Эти
миллионы, когда он вернулся, оказались в его распоряжении на  улице  Друо.
Они послужили основой сказочных богатств, которые выдвинули банк Лекера на
один уровень с самыми мощными финансовыми учреждениями.
   Зефирен Ксирдаль сыграл, по правде говоря, свою роль  в  усилении  этой
неслыханной мощи. Господин Лекер, узнав теперь, на что  Зефирен  способен,
сумел широко использовать его способности.  Все  изобретения,  порожденные
этой гениальной головой, практически эксплуатировались  банком  Лекера.  И
каяться в этом банку не пришлось. Вместо  "небесного  золота"  банк  сумел
перекачать в свои сейфы значительную часть золота со всего земного шара.
   Господин Лекер не был, разумеется, похож на Шейлока. Зефирен Ксирдаль -
стоило бы ему только пожелать - мог  получить  свою  часть,  даже  большую
часть, этих богатств.  Но  Ксирдаль,  когда  затевали  подобный  разговор,
устремлял на собеседника такой отсутствующий взгляд,  что  лучше  было  не
настаивать. Деньги? Зачем они ему? Что ему с ними делать?  Получать  через
неопределенные промежутки  небольшие  суммы  на  покрытие  своих  скромных
потребностей - вот это было по нем. До конца своей жизни  он  продолжал  с
этой целью приходить пешком к своему "дяде", и банкиру никакими силами  не
удавалось заставить его  покинуть  квартирку  в  седьмом  этаже  на  улице
Кассет, так же как и расстаться с вдовой Тибо,  бывшей  владелицей  мясной
лавки, которая так до самого конца и оставалась его болтливой служанкой.
   Спустя семь дней  после  приказа,  посланного  Лекером  его  парижскому
доверенному, весь мир уже был  осведомлен  о  гибели  болида.  Французский
крейсер на пути из Упернивика передал эту весть через  первый  телеграфный
пункт, и оттуда она с необычайной быстротой облетела весь свет.
   Если вызванное этой вестью волнение и было, как легко себе представить,
очень велико, то оно все же довольно  быстро  само  собой  улеглось.  Люди
оказались перед совершившимся фактом, и лучше всего было больше об этом не
думать. Прошло немного времени,  и  смертные  погрузились  в  свои  личные
заботы, перестав даже вспоминать  о  небесном  посланце,  которого  постиг
такой плачевный, чтобы не сказать - довольно нелепый, конец.
   Разговоры об этой истории  уже  заглохли,  когда  "Мозик"  18  сентября
бросил якорь в порту Чарлстона.
   Кроме прежних пассажиров, "Мозик" по  возвращении  высадил  еще  одного
пассажира, не числившегося на нем при отплытии.  То  была  миссис  Аркадия
Уокер.  Стремясь  как  можно   теплее   выразить   своему   бывшему   мужу
благодарность,  наполнявшую  ее  сердце,  она  поспешила   занять   каюту,
оставленную господином Шнаком.
   От Южной Каролины до Виргинии  не  очень  далеко,  да,  кроме  того,  в
Соединенных Штатах нет недостатка в  железных  дорогах.  На  следующий  же
день, 19 сентября, мистер Форсайт, Фрэнсис и Омикрон, с одной  стороны,  и
мистер Сидней Гьюдельсон и его дочь, с другой, уже вернулись к себе,  одни
- на Элизабет-стрит, другие - на Морисс-стрит.
   Их ждали там с нетерпением. Миссис Гьюдельсон с дочерью, так же  как  и
почтенная Митс, были уже на вокзале, когда чарлстонский поезд  высадил  на
платформу своих пассажиров. И приехавшие были глубоко растроганы  приемом,
который встретили. Фрэнсис Гордон расцеловался со своей будущей  тещей,  а
мистер Форсайт сердечно, словно  ничего  и  не  было,  пожал  руку  миссис
Гьюдельсон. Никто бы даже и не намекнул на тяжелое прошлое, если  бы  мисс
Лу, которую все еще мучили сомнения, не пожелала окончательно освободиться
от них.
   - Теперь ведь все кончено, не правда ли?  -  воскликнула  она,  обнимая
мистера Дина Форсайта.
   Да, все кончилось, кончилось навсегда. И лучшим  доказательством  могло
служить то, что звон  колоколов  церкви  Сент-Эндрью  30  сентября  волной
разлился надо всем виргинским городком. В присутствии блестящего общества,
в состав которого входили родные и друзья  обоих  семейств,  а  также  все
видные горожане, преподобный О'Гарт обвенчал  Фрэнсиса  Гордона  и  Дженни
Гьюдельсон, счастливо достигших гавани после стольких бед и злоключений.
   Пусть никто  не  сомневается:  мисс  Лу  присутствовала  на  свадьбе  в
качестве "подружки  невесты",  очаровательная  в  своем  нарядном  длинном
платье, которое уже четыре месяца как лежало готовым.  И  Митс  тоже  была
здесь и то плакала, то смеялась, радуясь счастью своего  "сынка".  Никогда
не была она еще так взволнована, - повторяла она всем, кто  соглашался  ее
слушать.
   Почти  в  тот  же  час,  в  другой  части  города,  также   происходило
бракосочетание, правда в  менее  торжественной  обстановке.  На  этот  раз
мистер Сэт Стенфорт и миссис Аркадия Уокер прибыли к  дому  судьи  мистера
Прота не верхом, не пешком и не на воздушном шаре. Нет,  они  подъехали  в
удобной коляске и под руку вошли в дом судьи, чтобы на этот  раз  в  менее
странной форме предъявить ему свои документы.
   Судья выполнил свои обязанности,  вторично  соединив  браком  супругов,
разлученных на несколько недель  благодаря  состоявшемуся  по  их  желанию
разводу. Затем мистер Джон Прот учтиво поклонился.
   - Благодарю, мистер Прот, - произнесла миссис Стенфорт.
   - И прощайте, - добавил мистер Сэт Стенфорт.
   - Прощайте, мистер и миссис  Стенфорт,  -  ответил  судья  и  не  медля
вернулся в сад, к своим цветам.
   Уважаемого судью, однако,  грызло  сомнение.  После  второй  лейки  его
замершая  в  бездействии  рука  перестала   орошать   благодатным   дождем
изнывавшую от жажды герань.
   - "Прощайте"? - прошептал он  в  задумчивости,  останавливаясь  посреди
аллеи. - Мне следовало, пожалуй, сказать им "до свидания"...

   1908 г.