валось
значительное количество "метеориков". Эти люди забывали обо всем на  свете
при мысли о том, что над их головами  носится  шар,  стоящий  миллиарды  и
готовый в один из ближайших дней свалиться на землю.
   Но у миссис Стенфорт были явно другие заботы.
   - Ты не видишь его, Берта? -  после  короткого  ожидания  спросила  она
снова.
   - Нет, сударыня.
   В эту минуту в конце площади раздались  крики.  Несколько  сот  человек
выбежали из соседних улиц, и  вскоре  на  площади  собралась  значительная
толпа. В окнах гостиниц также показались любопытные.
   - Вот он!.. Вот!..
   Слова эти переходили из уст в уста, и они  так  совпадали  с  желаниями
миссис Аркадии Стенфорт, что  она  воскликнула,  как  будто  эти  возгласы
относились к ней:
   - Наконец-то!
   - Да нет же, сударыня, - в смущении проговорила горничная. - Это не вам
кричат.
   Да и в самом деле, - с какой стати толпа так горячо  приветствовала  бы
человека, которого ожидала миссис Аркадия Стенфорт? С какой стати обратила
бы она внимание на его прибытие?
   Вое головы в эту минуту были подняты к небу, все руки  тянулись  вверх,
все взгляды устремлялись к северной части горизонта.
   Не прославленный  ли  болид  появился  над  городом?  Не  собрались  ли
горожане на площади, чтобы приветствовать его по пути следования?
   Нет. В этот час болид проносился над другим полушарием. А  кроме  того,
если бы он и в самом деле сейчас пронесся в пространстве, то  при  дневном
свете не был бы виден простым глазом.
   К кому же тогда относились приветствия толпы?
   - Сударыня!.. Воздушный шар! - воскликнула Берта. - Поглядите!.. Вот он
выплывает из-за колокольни Сент-Эндрью.
   Медленно спускаясь из  верхних  слоев  атмосферы,  показался  аэростат,
встреченный бурными аплодисментами толпы.  Но  к  чему  эти  аплодисменты?
Разве подъем воздушного шара представлял какой-то особый интерес?  И  были
ли у публики основания для подобной встречи?
   Да, несомненно были.
   Накануне вечером этот шар поднялся в  воздух,  унося  в  своей  гондоле
знаменитого аэронавта Уолтера Брагга с его помощником. И поднялся Брагг  с
тем, чтобы попытаться произвести в более благоприятных условиях наблюдения
над болидом. Такова была причина волнения толпы, жаждавшей ознакомиться  с
результатами этой оригинальной затеи.
   Само собой разумеется, что как только был решен вопрос о подъеме  шара,
мистер Дин Форсайт, к ужасу старухи Митс, попросил взять его с  собой,  и,
как легко догадаться, он и тут столкнулся с доктором Гьюдельсоном.  Доктор
также,  к  великому  ужасу  миссис  Гьюдельсон,   претендовал   на   право
участвовать в  полете.  Положение  получалось  довольно  щекотливое,  если
принять во внимание, что воздухоплаватель мог взять с собой только  одного
пассажира. Между соперниками возникла бурная переписка со ссылками на свои
права и преимущества. В конце концов оба  они  потерпели  неудачу:  Уолтер
Брагг оказал предпочтение какому-то третьему лицу, якобы своему помощнику,
без которого, по его словам, он не мог обойтись.
   И вот сейчас легкий ветерок нес аэростат над  Уостоном,  где  население
собиралось устроить воздухоплавателям торжественную встречу.
   Чуть  подталкиваемый  еле  заметным  бризом,  воздушный  шар   медленно
опускался и приземлился, наконец,  в  самом  центре  площади  Конституции.
Десятки рук ухватились за гондолу, из которой выскочили  на  землю  Уолтер
Брагг и его помощник.
   Предоставив  своему  начальнику  самому  заниматься  сложной  операцией
выпуска  газа,  помощник  быстрыми  шагами  направился  к   сгоравшей   от
нетерпения миссис Аркадии Стенфорт.
   - Я к вашим услугам, сударыня! - подходя к ней, произнес он с поклоном.
   - В десять тридцать пять, -  сухо  ответила  миссис  Аркадия  Стенфорт,
указывая на циферблат городских часов.
   - А встреча наша была назначена на десять тридцать. Знаю, -  согласился
вновь прибывший, почтительно склонив голову. - Прошу  прощения.  Аэростаты
не всегда с достаточной точностью подчиняются нашей воле.
   - Значит, я не ошиблась? Это вы летели на  воздушном  шаре  с  Уолтером
Браггом?
   - Да, я...
   - Объясните ли вы мне...
   - Все очень просто. Мне показалось оригинальным таким способом  явиться
к месту нашего свидания. Вот и все. Я приобрел, не жалея долларов, место в
гондоле, заручившись обещанием Уолтера Брагга,  что  он  спустит  меня  на
площади  ровно  в  десять  тридцать.  Думаю,  что   ему   можно   простить
пятиминутное опоздание.
   - Можно, раз вы все  же  здесь,  -  снисходительно  согласилась  миссис
Аркадия Стенфорт. - Вы не изменили ваших намерений, надеюсь?
   - Ни в какой мере.
   - Вы по-прежнему продолжаете считать, что  мы  поступаем  благоразумно,
отказываясь от совместной жизни?
   - Да, я так думаю...
   - Я тоже полагаю, что мы не созданы друг для друга.
   - Совершенно с вами согласен.
   - Я в полной мере признаю все ваши высокие качества, мистер Стенфорт...
   - Я по достоинству ценю все ваши качества...
   - Можно уважать друг друга и не любить. Уважение - еще не  любовь.  Оно
не в силах сгладить столь резкое различие характеров.
   - Золотые слова...
   - Понятно... если б мы любили друг друга...
   - Все сложилось бы по-иному.
   - Но мы не любим друг друга...
   - В этом не может быть сомнения...
   - К сожалению, это так.
   - Мы поженились, не зная хорошо друг друга,  и  нам  пришлось  испытать
кое-какие разочарования... Ах, если б нам было  дано  оказать  друг  другу
услугу, способную поразить воображение...  дело,  возможно,  сложилось  бы
совсем иначе...
   - К сожалению, нам это-не было дано.
   - Вам не пришлось пожертвовать своим состоянием, чтобы спасти  меня  от
разорения...
   - Я сделала бы это, мистер Стенфорт. Зато и вам не представилось случая
спасти мне жизнь, рискуя вашей собственной.
   - Я бы ни минуты не колебался, миссис Аркадия...
   - Убеждена в этом... Но случай не представился.  Чужими  были  мы  друг
другу, чужими и остались.
   - До слез правильно...
   - Нам казалось, что у нас одинаковые вкусы... по крайней мере во  всем,
касающемся путешествий.
   - И мы ни разу не могли решить, куда именно ехать.
   - Да. Когда мне хотелось ехать на юг, вас тянуло на север.
   - И когда мое желание было направиться  на  восток,  вы  стремились  на
запад.
   - История с болидом переполнила чашу...
   - Переполнила.
   - Ведь вы по-прежнему на стороне Дина Форсайта?
   - Разумеется.
   - И отправляетесь в Японию, чтобы присутствовать при падении метеора?
   - Да, это так...
   - А я, подчиняясь мнению доктора Сиднея Гьюдельсона, решила...
   - Отправиться в Патагонию...
   - Примирение становится невозможным.
   - Невозможным...
   - И нам остается только одно...
   - Да, только одно.
   - Отправиться к судье, сударь...
   - Я следую за вами, сударыня.
   Оба, держась на одной линии в трех шагах друг  от  друга,  двинулись  к
дому мистера Джона Прота. За ними, на почтительном  расстоянии,  следовала
горничная Берта.
   Старуха. Кэт встретила их на пороге.
   - Мистер Прот у себя? - в один голос спросили мистер и миссис Стенфорт.
   - Его нет дома, - ответила Кэт.
   Лица обоих посетителей одинаково вытянулись.
   - Он надолго отлучился? - спросил мистер Стенфорт.
   - Вернется к обеду, - произнесла Кэт.
   - В котором часу он обедает?
   - В час.
   - Мы зайдем в час, -  снова  в  один  голос  заявили  мистер  и  миссис
Стенфорт, удаляясь.
   Дойдя до середины площади, которую  все  еще  загромождал  шар  Уолтера
Брагга, они на мгновение приостановились.
   - У нас пропадает два часа, - заметила миссис Аркадия Стенфорт.
   - Два с четвертью, - поправил ее мистер Сэт Стенфорт.
   - Угодно ли вам будет провести эти два часа вместе?
   - Если вы будете так любезны и Согласитесь...
   - Какого вы мнения о прогулке по берегу Потомака?
   - Я как раз собирался вам это предложить.
   Муж и жена двинулись по направлению к Эксетер-стрит, но,  не  пройдя  и
трех шагов, остановились.
   - Разрешите мне сделать одно замечание? - произнес мистер Стенфорт.
   - Разрешаю, - ответила миссис Аркадия.
   - Я позволю себе заметить, что мы сошлись во мнениях. Это в первый  раз
за все время.
   - И в последний! - оборвала его миссис Аркадия и  решительно  двинулась
дальше.
   Чтобы добраться до начала  Эксетер-стрит,  мистеру  и  миссис  Стенфорт
пришлось пробиваться сквозь толпу, собравшуюся вокруг  аэростата.  И  если
толпа не была еще гуще, если не все жители Уостона  сбежались  на  площадь
Конституции, то лишь потому, что другое событие, куда более  сенсационное,
отвлекло в этот час внимание публики.
   Уже с самого рассвета  весь  город  устремился  к  зданию  суда,  перед
которым образовалась огромная  очередь.  Как  только  распахнулись  двери,
людской поток ринулся в зал, который в одно мгновение оказался набитым  до
отказа. Тем, кому не удалось захватить места, оставалось только отступить.
Вот именно эти  запоздавшие  неудачники,  чтобы  утешиться,  собрались  на
площади для встречи воздушного шара.
   Как горячо желали они вместо этого  зрелища  быть  стиснутыми  в  толпе
счастливчиков, наполнявших зал суда, где разбиралось в этот день  судебное
дело, такое фантастически  крупное,  какого  никогда  еще  не  приходилось
разбирать судьям в прошлом, да и вряд ли придется разбирать в будущем!
   Казалось, что безумство людей  достигло  уже  апогея,  когда  Парижская
обсерватория сообщила, что болид, или во всяком случае его  ядро,  состоит
из чистого золота. А между тем неистовство тех дней не  могло  идти  ни  в
какое сравнение с безумством, охватившим человечество после того  как  Дин
Форсайт  и  Сидней  Гьюдельсон  самым  решительным  образом  заявили,  что
астероид неизбежно должен упасть. Невозможно даже и перечислить все случаи
внезапного умопомешательства, разыгравшегося  на  этой  почве.  Достаточно
сказать,  что  все  без  исключения  дома  для  умалишенных  оказались  за
несколько дней переполненными.
   Но  среди  всех  этих  безумцев   самыми   безумными   были   виновники
возбуждения, потрясавшего весь мир.
   До сих пор  ни  мистер  Форсайт,  ни  доктор  Гьюдельсон  не  допускали
возможности падения метеора. Если они с такой горячностью отстаивали  свое
право первенства при открытии болида, то отнюдь не из-за его ценности,  не
из-за каких-то миллиардов. Они жаждали лишь, чтобы их имена были связаны с
таким изумительным явлением в области астрономии.
   Но положение изменилось до неузнаваемости после того, как они в ночь  с
11 на 12 мая уловили отклонение в курсе болида. Вопрос более  жгучий,  чем
все остальные, сразу же вспыхнул в их мозгу.
   Кому же, после его падения, будет принадлежать болид?  Кому  достанутся
миллиарды, сокрытые в ядре, окруженном  сверкающим  ореолом?  Когда  ореол
этот исчезнет (да и кому нужны  такие  неосязаемые  лучи!),  золотое  ядро
будет здесь,  на  земле.  И  превратить  это  ядро  в  звонкую  монету  не
представит труда...
   Но кому же он будет принадлежать?
   - Мне! - не колеблясь воскликнул мистер Форсайт. - Мне! Ведь  я  первый
отметил его появление на горизонте Уостона.
   - Мне! - с такой же уверенностью заявил доктор Гьюдельсон. -  Ведь  это
мое открытие!
   Безумцы  не  преминули  огласить  через  печать  свои  непримиримые   и
противоречащие одна другой претензии. Два дня  сряду  страницы  уостонских
газет были  заполнены  злобными  статьями  обоих  соперников.  Упоминая  о
недосягаемом болиде, который и в самом деле словно насмехался над  ними  с
высоты своих четырехсот километров, они тут же,  не  скупясь,  забрасывали
друг друга бранными эпитетами.
   Вполне понятно,  что  при  таких  условиях  и  речи  не  могло  быть  о
предстоящей свадьбе. Долгожданная дата - 15 мая -  миновала,  а  Дженни  и
Фрэнсис все еще оставались женихом и невестой.
   Да можно ли было еще считать их обрученными? Своему племяннику, который
решился в последний раз сделать попытку договориться с ним, мистер Форсайт
ответил буквально следующее:
   - Я считаю доктора мерзавцем и никогда не дам согласия на твой  брак  с
дочерью какого-то Гьюдельсона!
   И почти в тот же час этот самый доктор в ответ на слезы и мольбы  своей
дочери ответил:
   - Дядя Фрэнсиса - бесчестный человек. Моя дочь никогда не станет  женой
племянника Форсайта.
   Тон был такой категорический, что оставалось только подчиниться.
   Подъем аэростата Уолтера Брагга послужил новым поводом  для  проявления
ненависти, которой пылали друг к другу оба астронома. Жадные до  скандала,
газеты охотно поместили письма противников, в которых  резкость  выражений
приняла совершенно недопустимую форму,  что  вряд  ли,  разумеется,  могло
способствовать успокоению умов.
   Но осыпать друг  друга  бранью,  -  конечно,  малоподходящий  выход  из
положения. Раз существует непримиримый спор, следует  поступить  так,  как
все люди в подобных случаях, - то есть обратиться в суд. Это  единственный
и лучший способ уладить конфликт.
   Противники в конце концов пришли именно к такому выводу.
   Поэтому  17  мая  мистером  Дином  Форсайтом  была  отправлена  доктору
Гьюдельсону повестка, приглашавшая доктора предстать на следующий же  день
перед судейским столом почтенного мистера Джона Прота;  поэтому  такая  же
точно повестка была немедленно отправлена  доктором  Гьюдельсоном  мистеру
Дину Форсайту; и поэтому, наконец, утром  18  мая  нетерпеливая  и  шумная
толпа завладела всем помещением суда.
   Мистер Дин Форсайт и мистер Сидней Гьюдельсон были, как полагалось,  на
месте. Вызванные друг другом в суд, соперники оказались лицом к лицу.
   Несколько дел  уже  благополучно  было  разрешено  в  начале  судебного
заседания, и участники,  которые  при  входе  в  зал  грозили  друг  другу
кулаками, ушли рука об руку, к полному удовольствию мистера  Прота.  Будет
ли достигнут такой же  результат  в  отношении  двух  соперников,  которые
должны были сейчас предстать перед судом?
   - Переходим к следующему делу! - распорядился судья.
   - Форсайт против Гьюдельсона и Гьюдельсон против  Форсайта!  -  объявил
секретарь.
   - Прошу тяжущихся подойти ближе! - произнес судья, выпрямляясь в  своем
кресле.
   Мистер  Дин  Форсайт  и  доктор  Сидней  Гьюдельсон  вышли   из   рядов
сопровождавших их сторонников. Они стояли лицом к лицу, в упор глядя  друг
на друга. Глаза их метали молнии, руки сжимались в кулаки, - они  походили
на заряженные пушки, готовые от малейшей искорки разразиться громом.
   - В чем дело, господа? - спросил судья Прот, отлично,  кстати  сказать,
осведомленный о предмете жалоб обоих астрономов.
   Мистер Дин Форсайт заговорил первым:
   - Я предъявляю свои права...
   - А я свои... - перебил его доктор Гьюдельсон.
   И сразу же начался оглушительный дуэт, который исполнялся ни в терциях,
ни  в  секстах,  но,  наперекор  всем  законам  гармонии,  в   непрерывном
диссонансе.
   Мистер Прот часто-часто застучал по столу ножом из слоновой кости,  как
стучит дирижер своей палочкой, желая прекратить чудовищную какофонию.
   - Прошу вас, господа, - произнес  судья,  -  выступать  по  очереди.  В
алфавитном порядке, предоставляю слово мистеру Форсайту  [судья  соблюдает
очередность букв латинского алфавита].  Мистеру  Гьюдельсону  будет  затем
дана полная возможность ответить.
   Таким образом, мистер Дин Форсайт первым изложил суть своей  жалобы,  в
то время как доктор  ценой  невероятных  усилий  старался  владеть  собой.
Мистер Форсайт рассказал, как он 16 марта в семь часов тридцать семь минут
и  двадцать  секунд  утра,  занимаясь  наблюдениями  в  своей   башне   на
Элизабет-стрит, заметил болид, пересекавший небо с севера на юг,  как  он,
Форсайт, следил за метеором в течение всего времени, пока он  находился  в
поле видимости, и  как  несколькими  днями  позже  он  отправил  письмо  в
Питсбургскую обсерваторию с сообщением  о  своем  открытии,  приоритет  на
которое он просил за ним закрепить.
   Когда пришла очередь доктора Гьюдельсона, он дал почти в точности те же
объяснения, что и его  соперник,  так  что  суд  после  обоих  выступлений
оказался не более осведомленным, чем до них.
   Все же этих сведений, по-видимому, было достаточно, так как мистер Прот
не  задал  ни  одного  дополнительного   вопроса.   Торжественным   жестом
потребовав тишины и добившись ее, он огласил решение суда, составленное им
в то время, когда противники выступали с речами.
   "Принимая во внимание, - гласило решение, -  утверждение  мистера  Дина
Форсайта, что он 16 марта в семь часов тридцать семь минут двадцать секунд
утра заметил болид, пересекавший небо над  Уостоном;  принимая,  с  другой
стороны, во внимание заявление мистера Сиднея Гьюдельсона о  том,  что  он
заметил болид в тот же час, в ту же минуту и в ту же секунду..."
   - Да! Да!  -  закричали  сторонники  доктора,  как  одержимые  потрясая
поднятыми кулаками.
   - Нет! Нет! - завопили сторонники мистера  Форсайта,  топая  ногами  по
паркету.

   "...ввиду того, что поданные жалобы основаны на  вопросе  о  минутах  и
секундах и принадлежат к области чисто научной;
   ввиду  того,  что  не  существует  параграфа  закона,   приложимого   к
приоритету в области астрономического открытия;
   основываясь  на  этих  мотивах,  суд  признает  себя  некомпетентным  и
приговаривает обе стороны к уплате судебных издержек".

   Совершенно ясно, что судья не мог ответить иначе.
   Впрочем (и это, пожалуй, соответствовало желанию судьи),  тяжущиеся  по
выходе из суда должны были  направиться  в  противоположные  стороны,  что
лишало их возможности сцепиться друг с другом. А это являлось "уже большим
достижением.
   Но ни тяжущиеся, ни их  сторонники  не  желали  допустить,  чтобы  дело
кончилось так просто. Если мистер Прот рассчитывал отделаться  ссылкой  на
свою некомпетентность, ему пришлось отказаться от этой надежды.
   Два голоса  прорвались  сквозь  общий  ропот,  которым  было  встречено
оглашение приговора.
   - Я прошу слова!  -  в  один  голос  вопили  мистер  Форсайт  и  доктор
Гьюдельсон.
   - Хотя я и не обязан сызнова пересматривать свое  решение,  -  произнес
судья тем любезным тоном, которого  он  придерживался  даже  и  при  самых
серьезных обстоятельствах, - но  я  охотно  дам  слово  как  мистеру  Дину
Форсайту, так и доктору Гьюдельсону, при том,  однако,  условии,  что  они
воспользуются своим правом один после другого.
   Но противники были не в силах выполнить такое  требование.  И  ответили
они   опять   в   один   голос,   с   одинаковым   пылом,   с   одинаковой
невоздержанностью, причем ни один не желал отстать от другого хотя  бы  на
одно слово или на один слог.
   Мистер Прот понял, что благоразумнее всего дать им волю,  и  постарался
только по мере сил прислушаться к их выкрикам. Ему удалось поэтому уловить
смысл  их  новой  аргументации.  Спор  шел  уже   не   о   приоритете   на
астрономическое открытие. Вопрос был сейчас в денежной заинтересованности,
в установлении права собственности. Одним словом: если  болид  упадет,  то
кому  он  будет  принадлежать?  Мистеру   Дину   Форсайту?   Или   мистеру
Гьюдельсону?
   - Мистеру Форсайту! - вопили защитники первого.
   - Доктору Гьюдельсону! - завыли приверженцы второго.
   Мистер Прот, лицо которого осветилось ясной улыбкой  старого  философа,
потребовал тишины. И требование его было немедленно выполнено - так велика
была заинтересованность собравшихся.
   - Милостивые государи, - начал он. - Разрешите мне  прежде  всего  дать
вам совет. В случае, если болид упадет...
   -  Он  упадет!  -  повторили,  стараясь  перекричать  друг  друга,  как
сторонники Форсайта, так и сторонники Гьюдельсона.
   - Пусть так! - согласился судья со снисходительной вежливостью, которую
не часто приходится встречать в судебных учреждениях даже и в Америке. - Я
ничего не имею против его падения и желал бы только, чтобы он не  свалился
на цветы в моем саду.
   Кое-кто в зале