Еще в воздухе я понял ситуацию.
     - Прыгнул ты эффектно!
     - Правда, красиво?
     - Очень. Просто замечательно.
     - Прыжок - половина дела. Главное - поведение в воде. Ты думаешь, где я
выбрался на сушу?
     - Вон там, по лестнице...
     - Так и знал! Логически я должен был плыть к стенке и пересечь "чертово
колесо" - путь косаток. Боюсь, что тогда пришлось бы тебе одному заканчивать
эту  работу.  Я в воде ушел  до самого  дна, повернулся  на сто  восемьдесят
градусов и поплыл к сетке и по ней... - Он захохотал.
     И я засмеялся так, как будто услышал остроумнейший анекдот.
     Когда мы приварили  сетку  и  спустились на  набережную, Костя  сказал,
глядя на обессиленных косаток:
     - Все-таки мы по-свински с ними поступили. Никто не давал нам права так
поступать.
     Во  второй половине дня мы еще раз спустились под днище острова и около
часа ездили на "косилке" по канатам, затем часа два провели в лаборатории, а
вечером долго  плавали вместе с дельфинами в окрестностях  острова.  Костя с
Протеем все время держался  в стороне от меня,  о чем-то с ним разговаривая.
Когда мы возвращались, то Костя сказал печально:
     - Как ни странно, Протей придерживается реакционных взглядов.  Говорит,
что  "убийцы"  в закрытой  лагуне  приятней,  чем  в  океане.  Протей  любит
изъясняться афоризмами.
     - Ты о косатках?
     - Да. Я  выяснил его воззрения на свободу и право одного вида  угнетать
другой. И, как видишь,  он, как и многие  нам  подобные, еще  не в состоянии
понять, что...
     - ...что лучше быть съеденным, чем это съедающее  существо лишить такой
возможности?
     - Какие вы все сегодня остроумные!
     Костя долго сосредоточенно молчал и плыл, не держась за плавник Протея,
хотя  Протей  все время предлагал свою помощь и не  мог понять, почему Костя
вдруг отказывается от дружеской услуги, да еще с нотками неприязни. Дельфины
никогда не ссорятся друг с другом и всегда с  уважением относятся к суждению
другого.  Протею и в голову не могло  прийти,  что Костя рассердился на него
только за то, что у них разное отношение к косаткам.
     Я положил руки на спины дельфинов и сказал, чтобы они не очень спешили,
по крайней мере не упускали Костю из виду:  он был замечательным пловцом, но
мы уплыли от острова мили за четыре, и на пути то и дело попадались ядовитые
медузы. Красные  и  фиолетовые, они  выглядели,  как  светильники, созданные
талантливым художником.
     Так мы плыли не спеша, Костя  впереди,  а  мы за ним, метрах в ста. Для
Тави и Протея такой черепаший темп был нестерпимо медленным, и они двигались
зигзагами  уходя  в стороны  от  курса.  Конечно, я  имею в  виду сухопутную
черепаху, за морской трудно  уследить глазом, когда та охотится в глубине за
рыбой.
     Я попытался было объяснить Тави и Протею состояние Кости:
     - У него плохое  настроение. Так часто бывает у людей, когда что-нибудь
не ладится, происходят  неприятности... ну,  когда хочешь одно, а получается
другое...
     - Непонятно, - сказал Протей. - У Ко трудные мысли.  Так  бывает, когда
со всех сторон  опасность: внизу черная бездна, вокруг убийцы, сверху падает
грохочущий огонь.
     - Ночь и гроза? - спросил я.
     - Может быть и день. Когда все ожидают беду.
     - Но ведь никакой беды нет?
     - Пока нет.  Если  произойдет  то, что думает Ко,  может быть  беда. Он
думает об этом.
     - Костя?
     - Да, Ко.
     Я ничего не понимал. Какое несчастье могло  обрушиться на  Костю? Разве
что налетит  на  медузу.  Ну  получит  небольшой ожог, -  мы  недавно делали
прививки от яда этих животных, и тяжелых последствий не будет.
     - Давайте лучше догоним Костю, - предложил я.  - У него быстро меняется
настроение.
     Костя виновато улыбнулся:
     - Еще полчаса такого  одиночного плавания,  и мне пришлось  бы надувать
спасательные  пузыри.  Понимаю,  сам  виноват,  но   от  сознания  вины  еще
неприятней. Протей! Извини,  дружище, я  был груб, как барракуда или мурена.
Дай  я обопрусь о твою могучую спину...  Вот так.  Что-то я устал сегодня. И
будто ничего не делал.
     - Как?! - Я перечислил, чем мы занимались весь день.
     -  Пустяки.  Просто  какая-то  нервная  усталость.  Может,  перехватили
солнечной радиации. Может, действует звезда?
     - Возможно. Мы же с тобой состоим из такого же материала, как и...
     - ...все  прочие организмы. Благодарю.  Мне  сегодня показалось, что  я
какой-то  особенный,  ни  на  что  не  похожий.  Может,  тоже  от  излучений
звезды-невидимки?
     Когда размашистая океанская  волна поднимала  нас на  свой  гребень, то
были видны  застывшие  над водой ветряки, зелень садов; башня ажурного маяка
растворялась  в жарком предвечернем мареве, только вращающийся  золотой диск
на вершине маяка ослепительно вспыхивал, когда ловил солнечные лучи.
     Тави и  Протей плыли довольно медленно, они чувствовали, что хотя Костя
и храбрился, но  еще не восстановил свои силы. Слегка придерживаясь за спину
Протея, он говорил:
     - Когда я  плыл  один и  начал слегка уставать,  то мне пришла довольно
интересная мысль. -  Он помолчал, усмехнулся, закинул назад мокрые  волосы и
продолжал:  - Мысль  о значении содружества человека и представителей других
видов. Человек погиб бы  без их помощи. И не всегда инициатором был человек.
Мы  не  знаем, как спутниками человека,  его верными  друзьями стали собака,
лошадь, корова,  верблюд, кошка. Нам  известно, что дельфины  всегда первыми
искали  контактов  с человеком  и на заре истории  находили людей с открытым
сердцем  и  чуткой душой. Тогда человек  был  ближе к природе,  считал  себя
братом   всего  живого.  Много  поколений  людей  находили  тончайшие  нити,
связывающие их  с другими существами. Затем происходила катастрофа  - война,
эпидемия,  землетрясение,  цунами  смывало  прибрежные  поселки,  вспыхивали
сверхновые звезды, падали болиды, да мало ли что происходило за всю историю,
- и обрывались нити дружбы вместе с жизнью людей и их братьев по крови...
     Дельфины  увлекли  нас  вправо, сказав,  что впереди на разных глубинах
путь преграждают нам медузы, ядовитые даже для дельфинов.
     - Вот видишь? - продолжал Костя. - Что бы  мы делали  сейчас без них? А
они, между прочим, без нас бы обошлись.
     Я привык к скачкообразной манере своего друга выражать свои мысли. Все,
что  он  сейчас  излагал,  не было новостью, но  я чувствовал по его тону  и
скрытому волнению, что он стремится высказать какие-то важные для него вещи,
и слушал, не перебивая. К тому же разговор  скрашивал довольно  однообразный
путь к острову.
     Костя посмотрел на меня иронически, а спросил витиевато:
     - По  твоей физиономии, склеенной в  снисходительную улыбку, вижу,  что
тебе все еще не ясно, для чего такая длинная преамбула.
     - Пожалуй...
     -  Ты мог бы не отвечать, настолько выразительно написан ответ на твоем
бесхитростном лике.  Потерпи немного, и все станет ясно, как после весеннего
дождя. Возникавшие  содружества  между человеческим  сообществом  и  другими
видами разного интеллектуального уровня прерывалось, вернее, уничтожалось не
только катаклизмами. Сам человек нарушал,  растаптывал дружбу  под  влиянием
своего  эгоизма. Философы,  жрецы,  ученые и даже поэты  оправдывали мерзкое
поведение себе подобных и всячески  превозносили  исключительность человека.
Человек  - венец природы. Все для него. Ему  все позволено. Все твари должны
служить ему, отдавать ему свое мясо, кожу, перья, шерсть...
     - ...молоко.
     - Не  перебивай!  Молоко -  продукт для  обмена. И вот теперь  главное!
Человек очень виновен перед своими братьями по крови. Он всегда это знал, по
крайней мере  знали многие, и даже  в  варварские  века  стремился  понять и
приблизить к себе другие существа. Я хочу сказать, что одна из главных целей
нашего существования - Великий гуманизм. Объединение всей разумной жизни. Не
улыбайся!
     - Соль разъедает глаза.
     - Знаем мы эту соль!..  Ну  вот, всегда ты перебиваешь! Но на  этот раз
тебе не удалось  сбить  меня с толку. Я  кончаю. Мы живем  в хорошее  время.
Забыты  многие предрассудки. Сейчас  век  содружества жизни! Не космоса,  не
науки,  а  именно содружества жизни.  Как много достигли бионики,  используя
готовые модели,  созданные  природой  за  миллиарды  лет!  Сколько  нам дали
дельфины! И сколько получили от нас! На очереди кальмары, спруты с их особым
виденьем мира. И теперь второе!
     Многого мы  добились  и,  как  всегда  в период удач или,  как  говорят
студенты, везенья,  забыли  о несовершенстве нашего  ума. Достигнутое  стало
эталоном, тяжелым,  как  скала. Трудно двигаться вперед с таким  грузом. Наш
учитель говорит, что  законы  открывать необычайно трудно, но еще труднее их
преодолевать, находить к ним поправки или отвергать вовсе.  Ну,  вот  и все.
Почти доплыли. Вперед, Протей! Догоняйте!
     На берегу он спросил:
     - Ты, кажется, ничего не понял из моей бессвязной речи?
     - Нет, почему ты так думаешь? Многое было довольно интересно.
     -  Меня  не интересуют красоты стиля. Лучше скажи, согласен мне помочь?
"Ты мне очень нужен".
     - Ну конечно! - ответил я радостно,  потому что  уже много лет никто из
нас не произносил эту магическую фразу.
     -  Тогда пошли  в  столовую.  Нам  надо запастись горючим.  Потребуются
некоторые усилия.
     Он  повел  меня  мимо  океанариума,  сделав  порядочный  крюк.  Косатки
безжизненно  застыли в голубой воде, не обращая никакого внимания на тунцов,
проплывавших у них под носом.
     - Видишь?  - спросил Костя.  -  Я все  о  том  же.  О праве одного вида
угнетать другой. Они же  погибнут здесь, завтра же. Все погибнут.  Они могут
останавливать сердце. Смотри!
     Действительно, на дне  белело  брюхо мертвой  косатки. Заметив,  какими
жадными глазами  я  осматриваю набор закусок  в витрине холодильника,  Костя
сказал:
     - Рекомендую ограничиться стаканом  молока Матильды и еще  каким-нибудь
соком. Придется снова болтаться в воде...
     Я без особого удовольствия, как  лекарство, выпил густое, теплое молоко
и с наслаждением осушил стакан ананасного коктейля.
     -  По  калорийности  это  не  уступает...  -  начал   было  Костя,  но,
встретившись со мной  взглядом, сказал: - Думаешь,  мне есть  не  хочется? Я
готов грызть акулью кожу.
     - Ну, пошли.  Скоро вернемся,  и  тогда...  Фу,  какая бурда!.. Но зато
сок... Восхитительный напиток!
     Нам было лет  по десять, когда мы поклялись всегда приходить друг другу
на помощь. Без единого вопроса. Надо только сказать: "Ты мне очень нужен", и
все, магическая фраза отдавала одного  из нас в полное подчинение другому. И
вот  что  странно:  никогда  еще  эта просьба-приказ  не  была  неожиданной.
Наверное,  мы научились  читать  мысли друг друга,  отгадывать желания. Если
Костя врывался ко мне во время каникул, то я уже знал в общих чертах маршрут
и  цель нашего похода:  мой  бесхитростный  друг еще за несколько дней своей
таинственной   сосредоточенностью   настораживал   и   подготовлял   меня  к
"неожиданности".
     Сейчас  я тоже  догадывался  о его  сумасбродной  затее,  и  меня вдруг
охватила тревога, когда я представил себе возможные последствия.
     Я спросил:
     - Ты все обдумал?
     - Да.
     - Уверен, что они тихо уйдут из лагуны?
     - Как Матильда с подругами после дойки.
     - Когда ты успел с ними договориться?
     - Не улыбайся  так иронически, я  все  предусмотрел.  Протей  возглавит
отряды  копьеносцев. Они преградят  путь  в  лагуну. Косатки сейчас еще  под
действием наркотика. Ты видел, они совсем инертны.
     - Думаешь, что Джек спокойно нырнет под остров?
     -  Да.  Как первая  беглянка. У  них тщательно  разработан  маршрут.  Я
уверен. Все будет о'кей! - -заключил он далеко не уверенным тоном.
     Несколько  шагов  мы  прошли молча. Короткая  заря  угасла. Затеплились
диски искусственных лун. В  шум волн вплетался  хрустальный перезвон, словно
звенели елочные новогодние  колокольчики.  На  днях  нам прислали  несколько
сотен певчих цикад, выведенных японскими селекционерами. У них необыкновенно
нежные  голоса разной тональности.  Трудно представить себе, что предки этих
нежноголосых  созданий  те  самые лупоглазые  насекомые, что и по  сей  день
терзают  слух  своими оглушительными концертами.  Хотя  многим  нравится  их
металлический гомон...
     Я спросил:
     - А Совет? Как посмотрит Совет?
     - Видишь ли... я уже разговаривал с Нильсеном.
     - Ну?
     Костя остановился:
     - Знаешь, Ив,  я освобождаю тебя  от...  от данного слова. Возможно, ты
прав. Спокойной ночи. - Он круто повернулся и побежал к лагуне.
     Что мне оставалось делать, как не припустить за ним следом! Я бежал и с
тоской  думал:  вот  сейчас  надену маску, возьму лазер,  прыгну в лагуну  и
открою ворота косаткам. Потом буду стоять перед осуждающими взглядами членов
Совета. Завтра  нас,  наверное, "спишут"  с острова.  Не  закончив практики,
бросив  на  половине  работу,  мы  полетим  за  новым  назначением  и  снова
предстанем перед Советом, теперь уже университета. Преподавателей вызовут со
всех  континентов...   Как  они  будут  благодарны,  что  их   оторвали   от
исследований ради двух недисциплинированных сентиментальных студентов!
     Думая так,  я  чувствовал, что  Костя  все-таки прав. Прав той  высокой
правдой,  что  всегда  шла наперекор  установившимся  правилам  и  законам и
которая в конце концов признавалась всеми и сама становилась законом.
     Лаборатория на берегу океанариума  светилась,  как гигантский  японский
фонарь.  Архитекторы  очень точно  скопировали  этот древнейший  светильник.
Костя уже  находился в "фонаре". Повеселевшими  глазами  он смотрел на Павла
Мефодьевича, восседающего в кресле перед гидрофоном. Из аппарата  вырывались
скрежещущие звуки.
     -  И ты пожаловал? - спросил учитель. - Садись и слушай внимательно. Не
каждому удается услышать такое. - Голос его приобрел торжественность, совсем
не гармонирующую со скрежетом, вдруг перешедшим в раздирающий слух вой.
     Костя спросил с подозрительной серьезностью:
     - Что это, концерт или деловое совещание Джека с его свитой?
     - Нравится?
     - Жуткая вещь!
     Павел Мефодьевич убавил силу звучания.
     -  Для  слуха,  особенно недостаточно  тренированного,  тяжеловато.  Не
совсем обычная форма эмоционального  воздействия. Кроме того, надо учитывать
несовершенство прибора, передающего только грубую схему языка приматов. Если
бы  мы  могли  воспринимать ультразвуки да к  тому  же  еще  знали  их язык,
впечатление  было бы гораздо  сильнее. Теперь же мы  можем только понять всю
трагедию,  переживаемую  сейчас  там!  - Павел  Мефодьевич  встал  и  быстро
отбросил  руку к  стене и вниз.  - Кто-то из  них, может быть ваш Джек, поет
свою последнюю, предсмертную песню.
     - Однажды они  уже  ее пели, - сказал  Костя. - Я вам  передал  запись.
Помните, когда Джек хотел протаранить ракету. Вот это были гонки!
     -  Не путай  два разных понятия. То  была "песня смерти",  воинственная
песня,  обрекающая на  смерть  врагов,  сейчас совсем  другая  песня.  Песня
прощания  с  жизнью,  когда  нет  другого  выхода. Владыки  океана  не могут
смириться  с  неволей,  пусть  временной.  На   них  удручающее  впечатление
произвело обращение тихоокеанских косаток. Их родичи поделились с ними своим
опытом,  как говорили  в прежние времена,  разъясняли им,  насколько выгодно
мирное  сосуществование  и даже  содружество  с  приматами,  населяющими  по
преимуществу сушу. Но  наши косатки  начисто отвергли всякие сделки.  Гордый
народ!
     Тихий  скрежет,  доносившийся  из  гидрофона, стал  прерывистым.  Павел
Мефодьевич   повернул  усилитель   громкости.   "Фонарь"   завибрировал   от
душераздирающего вопля, который неожиданно оборвался.
     Костя прошептал, с осуждением глядя на Павла Мефодьевича:
     - Все!  Джек умер!..  Нет,  я никогда не прощу себе, что  допустил  его
гибель!
     - И мне? - спросил учитель. - Ты предупреждал меня и весь Совет. Да?
     - Да!
     -  Ты  прав.  Абсолютно  прав.  Никогда  не   прощай  несправедливость,
допущенную к любому живому существу,  стоящему даже на самой низкой  ступени
лестницы жизни.
     - Вы противоречите себе! - Глаза Кости сверкнули. - Это... это...
     - ...гадко  и подло! -  добавил  учитель,  улыбаясь. - Но  мне  удалось
убедить Совет и кое-что взять на свою ответственность и спасти вашего Джека.
     - Но он же...
     - Жив курилка! Ваши друзья уже подбросили в  эту лужицу новое снадобье.
Препарат специально  рассчитан на подавление агрессивных действий у китов. А
вот и один из усмирителей буйного нрава пленников.
     В дверях стоял, улыбаясь, Петя Самойлов.
     Петя Самойлов  включил все светильники в бортах океанариума,  и весь он
превратился в прозрачную чашу. Косатки сонно двигались по самой поверхности.
Несколько из них лежали на дне без всяких признаков жизни.
     Петя сказал:
     - Сейчас мы  их поднимем и отправим на дно лагуны, а затем Ки  подойдет
на "скорой помощи", и мы вывезем их в море.
     Костя сказал:
     - Пока мы ужинали, умерло четверо.
     - Шесть, - поправил Петя. - Две лежат в дальнем углу. Через час-полтора
они бы все умерли.
     Костя спросил:
     - Ты слышал их предсмертную песню?
     - Да. Краем уха. Нам с Ки было некогда. А вот и Черный Джек! Привет!
     В изумрудно-зеленой воде вождь косаток выглядел очень эффектно. Ленивым
движением он прикоснулся  к  шероховатой стенке  и отошел,  подняв над водой
свой полутораметровый спинной плавник.
     Петя пояснял:
     -  Новый  препарат  очень  своеобразно действует  на  психику.  Видите?
Натолкнулся  на  стаю  сонных  тунцов и  с  презрением прошел мимо.  Даже не
взглянул  на  них.  Препарат  создает  ощущение  сытости.  Может  быть, даже
вызывает отвращение  к  пище  и подавляет  центр  агрессии. Сейчас  у  Джека
впервые  в  жизни благодушно-созерцательное настроение.  Ему кажется, что он
бесконечно будет вот  так пребывать  в  состоянии  нирваны, плавая в зеленой
воде...
     Подошел Павел Мефодьевич. Костя спросил у него:
     - Что, если попробовать их перевоспитать,  держа подольше под действием
наркотика?
     - Кардашев, изобретатель  зелья,  пишет, что подобное возможно только с
молодыми особями.  Привычки консервативны. Как бы мне хотелось знать, о  чем
сейчас думает этот хвостатый парень! И, конечно, он не погружен в нирвану. О
нет! Он, по всей  вероятности, анализирует  причины неудач последних дней  и
придумывает способы оставить этот "зеленый рай".
     .  К  сетке медленно  подходила  "скорая  помощь"  -  мощная  ракета  с
резервуаром  для  перевозки  китов  -  в  окружении  многочисленного  отряда
дельфинов-копьеносцев. Все, кроме Кости, направились к воротам. Неожиданно у
нас за спиной раздался плеск. Мой друг  вынырнул и плыл прямо к Джеку. Павел
Мефодьевич   издал  звук,  похожий  на  рычание,  и  остановил  нас  жестом.
Действительно, было бесполезно  просить Костю  вернуться.  Поднятый нами шум
мог вызвать непредвиденную реакцию у косаток.
     - Безумец! - прошептал Петя Самойлов.
     - Долго я буду ожидать? -  пропел в мегафон Ки. -  Открывайте... - Но и
он увидел плывущего Костю и не докончил фразы.
     Костя подплыл  к Джеку и дотронулся  до его бока. Джек не реагировал на
такую фамильярность.
     - Назад! - не выдержал Петя.
     -  Тише! - Павел  Мефодьевич поднял  палец.  -  Не  надо  шуметь.  Этот
сумасброд сейчас вернется, и мы ему всыплем.
     Но сумасброд и не думал возвращаться. Он лег на спину Джека. Сел. Потом
встал, держась за спинной плавник, и Джек вздрогнул, но остался на месте.
     Костя начал что-то поспешно прилаживать к плавнику.
     Павел Мефодьевич проворчал:
     - Ишь ты! Пришло же в голову! Совсем неплохая мысль.
     По  телу Джека пробежала такая  дрожь,  что от его  боков пошли  мелкие
волны.  Затем  под наше