Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
Захар Дичаров
Тайны острова Эль-Параисо
РОМАН
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Мы летим, двадцать третью неделю подряд. Позади - миллионы миль,
отделяющие нас от Марса. Впереди - около трех часов пути до
"Эстеллофоруса-119" - орбитальной станции, на которой нам предстоит
более чем суточная стоянка. А там и до Земли, как говаривали в минувшем
XX веке, - "рукой подать".
Не знаю, как для других пассажиров нашего корабля, но для меня столь
длительная и однообразная дорога - не в тягость. Я и здесь, на борту,
продолжаю заниматься тем, что уже много лет заполняет мой ум, мое
время, даже досуг, - продолжаю работу над "Историей поисков неведомых
цивилизаций". Три первых тома этого труда увидели свет значительно
раньше. Последний, четвертый, выйдет, я полагаю, в будущем, 2099, году.
Фактов и имен в этой истории - великое множество, такое великое, что
мне, чтобы чего-то не позабыть и не повториться, приходится временами
возвращаться и уже написанному. Вот и сейчас я перечитываю в первом
томе такие страницы:
"... Итак, очевидно, что в 70-х годах Двадцатого века Земля уже
располагала превосходной техникой, которая по мощности передающей и по
чувствительности приемной аппаратуры позволяла установить двустороннюю
радиосвязь в радиусе, по крайней мере, тысячи световых лет..."
Тут я прерываю свое занятие. Мерцающие зеленоватые вспышки на
квадратном настольном табло дают знать, что сюда идут. Экранчик
телеглаза сообщает о том, кто идет. Я встаю и как всегда с радостью
встречаю друга моего и неизменного шахматного партнера доктора Орфуса.
- По всем данным, - произносит он нараспев, - ты уже должен был
утомиться, сотворец Заургеу. До обеда остается семьдесят минут, не
хочешь ли сразиться!
- Я! Охотно.
И мы садимся за столь же умную, сколь и древнюю, игру. Погружаемся в ее
комбинации и попутно, между прочим, ведем далекий от шестидесяти
четырех клеток разговор.
- Как движется восемнадцатая глава последнего тома! - спрашивает мой
противник.
- Пока никак... - Я переставляю своего слона на новую позицию. - Меня,
знаешь ли, снова потянуло в прошлый век. К началу поисков. - И пока
доктор Орфус раздумывает, как ответить на мой ход, напоминаю ему о том,
что он, может быть, забыл, а может, и вовсе не знал. - Видишь ли,
поскольку земная атмосфера "размывала" изображение небесных светил,
наблюдение за ними уже давно вынесли за ее пределы и еще более века
назад на нескольких орбитальных станциях, на расстоянии 110-140 миль от
Земли, установили инфракрасную аппаратуру высокой чувствительности. Так
было получено превосходное изображение планет на межзвездных расстояниях...
Доктор Орфус делает ответный ход. Только теперь я понимаю, что мой
предыдущий был далеко не самым лучшим, более того - весьма
самонадеянным. Ну, что же, тогда сделаем вот так!
- А-а... Интересно, интересно... - глубокомысленно изрекает партнер, то
ли по поводу услышанной информации, то ли относительно сделанного мной
хода. - Мы... Припоминаю, припоминаю... Скажи, это ведь еще в 60-х
годах Двадцатого кто-то высказал гипотезу о том, что существующие
сверхцивилизации ведут между собой переговоры! А?... Шах, дорогой Заургеу!
Но он поторопился, мой добрый старый друг. Шах - это еще не мат. И
следующим ходом я даю ему понять, что и в столь тяжком положении мне не
следует отчаиваться. Бой продолжается. А тем временем я рассказываю ему:
- Академик Таланов, предложивший подслушивание сверхцивилизаций,
исходил из того, что разумные существа отдаленнейших звездных миров
могли избрать для таких переговоров радиоволны длиной в двадцать один
сантиметр...
- Почему именно двадцать один!
- До потому, дорогой мой, что такой длины радиоволны излучает самый
распространенный элемент Вселенной - водород. Можно было с полным
основанием предполагать, что обитатели звездных миров использовали эту
волну в качестве универсальной для взаимного общения.
Что-о?! Так и есть: доктор Орфус устроил мне мат.
Он скромно смотрит на доску, на меня, а затем невинно спрашивает:
- Начнем другую! - Не дожидаясь согласия, он расставляет на доске
фигуры, а расставив, тут же делает первый ход. Теперь я сосредоточенно
молчу, а он дал волю своему обычному скепсису и усердно припоминает
детали, о которых я и без того отлично осведомлен. - Мм... И ведь,
кажется, под руководством того же Таланова где-то в 80 годах Двадцатого
была построена грандиозная система радиотелескопов! Ну да, для поиска
сигналов неведомых цивилизаций. Я не ошибся!
Нет, он не ошибся. Эта система действительно существовала и принимала
она световые сигналы на расстоянии многих сотен световых лет. Орбита ее
приема охватывала более тысячи звезд, на которых предполагалось
присутствие разумных существ.
Ловкой комбинацией я ставлю под удар ферзя. И уж не потому ли он
произносит в сдержанном миноре:
- Но - эффект, где эффект! (Это относится вовсе не к шахматам]. Ничто в
пределах наблюдаемой Вселенной не подтвердило гипотезы Таланова о
существовании иных миров. Ничто! Вселенная молчит! Мм...
- Разумеется... Ведь некоторые ее прекрасные города небесного цвета
оказались мертвыми. Никакой жизни - только безгласные вещи.
- О, какой слабый аргумент! Раз есть вещи - значит они сделаны
разумными существами, значит жизнь в городах-была!... А вот куда же она
исчезла! И почему!
Доктор Орфус пожимает плечами. Мы молчим. Мы размышляем о странной
планете, о единственной, на которой землянами найден после долгих
поисков иной, пусть погибший, но иной мир.
В моем радиофоне раздаются три коротких музыкальных фразы: приглашают в
салон, подошла пора обеда. Мы прерываем партию. Подымаемся. Выходим.
За обедом я рассеян и больше, чем о чем-либо другом, думаю о возможных
и невозможных сверхцивилизациях, о планете "Голубых Городов", о цели,
ради которой я нахожусь здесь, в космолете: размышляю о моем старшем
сыне, которого все зовут Лав-Астробиолог, ибо под другим именем его
мало кто знает...
Еще в юности история поисков неведомых миров и самое главное - открытие
планеты с погибшей цивилизацией так поразили его воображение, что он
решил навсегда посвятить себя науке, которая ищет во Вселенной следы жизни.
Ничто не могло убедить его в том, что планета Земля - не более чем
чудесное исключение из великих и непреложных законов развития мироздания.
- А метеориты! Разве не приносят они сигналы о том, что жизнь где-то
там - не легкомысленная выдумка землян! Вспомните-ка, разве не в
сентябре 1969 года в одной из пустынь Австралии обнаружили пришельца из
космоса! В нем оказалось одиннадцать аминокислот - тех самых, которые
представляют собой главные составляющие живых клеток.
Долгие годы специальные поиски "соседей" во Вселенной не прекращались.
Именно тогда, в 2089 году, и была открыта планета "Голубых Городов".
Продолжались экспедиции в космос, исследовавшие астероиды и крупные
метеорные тела с остатками органической жизни.
Такую вот астробиологическую экспедицию, улетевшую с Земли в
Неизвестное почти шесть лет назад, возглавляет сейчас мой сын
Лав-Астробиолог. Хоть редкие и скупые приходят от нее известия, но это
успокаивает. Что бы он ни нашел во Вселенной, мой Лав, я жажду лишь
одного: его скорейшего возвращения. Описание этой экспедиции заключило
бы мою "Историю поисков неведомых цивилизаций" и завершило весь мой
долголетний труд.
Командир нашего космолета сказал, что к орбитальной станции мы (если
считать по земному календарю) подойдем ночью. В ту ночь я не ложился
спать. И вовсе не потому, что меня томила бессонница. Я должен был
знать, продолжает ли находиться на "Эстелпофорусе-119" астрофизик
Сэйдзюро и смогу ли я с ним увидеться.
Ради встречи с ним и с Патрицией Асатиани - шеф-механиком космолетов,
обитавшей в данное время на Марсе, в колонии землян, - я и совершил это
путешествие. Сэйдзюро и Патриция были единственными оставшимися в живых
людьми, которые побывали на планете "Голубых Городов"; мне необходимо
было встретиться с ними.
От Патриции Асатиани я, правда, добился немногого. В рассказах своих
она была немногословна. В общих чертах повторила то, что я уже знал из
записей в бортовом журнале экспедиции. Но сказала еще вот что:
- Мы пробыли там недолго... Не больше трех суток. Нами все больше
овладевало непонятное недомогание, и мы поспешили оттуда убраться... Вы
знаете: все члены экипажа нашего космолета, все, кроме меня и Сэйдзюро,
возвратившись из этого путешествия, умерли... Умерли они от болезни, не
известной на Земле. Никто не знает ее возбудителя. Мне и Сэйдзюро
запрещено возвращение на Землю. Вас, конечно, интересует, есть ли там
жизнь, на той далекой от нас планете! Да... Там была растительность не
известных нам видов и форм. И мы видели даже какое-то животное. Здания,
какие-то непонятные вещи. Но нигде ни признака разумных существ... Как
видно, прошло уже много-много лет, после того как их там не стало.
- Ну, а почему они погибли, Патриция! Отчего!.. Вы заметили следы
какой-нибудь катастрофы: космической, стихийной, военной! Не могло же
быть так, чтобы - ничего, ну совсем ничего...
- Ничего" Совсем ничего... Я не знаю...
Сэйдзюро, в отличие от своей коллеги, оказался словоохотливым
человеком. Я выслушал его рассказ, не прерывая, - то, что он поведал,
было мне известно. А когда он умолк - задал вопрос:
- Как вы считаете, Сэйдзюро, что явилось причиной гибели планеты!..
Патриция Асатиани говорит, что растительность и даже животный мир на
ней сохранились. Значит, ничего, что могло бы уничтожить цивилизацию,
там не произошло!
Сэйдзюро, сохраняя мягкую снисходительную улыбку, закивал:
- Нет, нет, Заургеу! Нет! Разве планета погибла!... Она есть, она
существует. И жизнь на ней тоже есть. Только вот цивилизация... -
Улыбка вдруг исчезла с его матово-желтоватого лица, и он, понизив
голос, сказал: - Я не понимаю, почему она названа планетой "Голубых
Городов"... Мы видели на ней и Другие города. Серо-черного цвета. Они
не перемежались с голубыми, нет... Они как бы составляли другую часть
планеты... Да, это были две страны...
- Вот как! - удивился я. - Но в бортовом журнале и в отчетах командира
полета об этом ни слова.
- Да-да... Да. И не могло быть, Заургеу. Командир экспедиции Дженкинс
категорически запретил нам упоминать об этом где бы то ни было...
- Запретил!.. Но почему!
- Я думаю, он догадывался о причинах исчезновения разумных существ в
"Голубых Городах", равно как и в "Черных". Но он был убежден, что на
эту планету, где хоть и нет цивилизации, но она была, следует прибыть
еще раз. Мечтал сделать это сам и боялся, что запретят новую экспедицию!
Я рассчитывал, что Сэйдзюро скажет еще что-то. Но он выжидательно
смотрел на меня. Тогда я спросил:
- А вы тоже догадывались об этих причинах?
- Да. И другие члены экипажа - тоже. Понимаете, Заургеу, черные и
голубые - это две противоборствующие силы. Одни уничтожили других, а
потом погибли и сами. Скорей всего это какая-то неумолимая эпидемия...
Вам известно, как умерли все другие члены нашей экспедиции, кроме меня
и Патриции? Первой жертвой стал сам Дженкинс. Вы это знаете?
Я не ответил. Я хорошо знал, как ушли из жизни и Дженкинс, и его товарищи.
Поблагодарив Сэйдзюро, я встал. Уже у выхода спросил:
- И вы никогда не вернетесь на Землю, сотворец?
Он глубоко вздохнул, опустил плечи:
- Кто знает... Может быть... Когда позволят...
Космолет отошел от орбитальной станции спустя еще час сорок три минуты,
пробыв на "Эстеллофорусе-119", как было предусмотрено, сутки с
небольшим. Огромная серебристая труба с двумя расходящимися у ее
основания крылами неслась к планете. Пока единственно известной во всей
Вселенной планете, где есть Разум, Человек, Цивилизация. Впереди лежали
города моей планеты. Я глядел на ее медленно приближающийся светлый
диск и думал: "О, как хорошо, как прекрасно, что ты есть. Земля! И как
хорошо, что на ней не может, никогда не может произойти того, что
случилось на планете "Черных и Голубых Городов!"
Вот уже почти месяц, как я возвратился с Марса. Все это время я много и
упорно работаю в Архиве Событий Двадцатого века, где обнаружились
новые, чрезвычайно волнующие меня документы, относящиеся к 40-м. Мне
необходимо подробно изучить их потому, что в них содержатся не
известные ранее факты: даже в страшную военную пору тех лет не
прекращались научные исследования, подводившие человека к первому его
полету в космос. Но чтобы отыскать эти факты, пришлось перебрать,
переворошить многие сотни страниц, пересмотреть бесчисленное множество
бумаг и фотоснимков.
Хочется одновременно увидеть, сделать, разведать многое, но вот что
мешает: мне нужно что-то одно, определенное, а я при виде документов,
гласящих о не менее интересных событиях, останавливаюсь и с головой
ухожу в иные факты.
Годы -1941... 1942... 1943... Сижу и разглядываю пожелтевшие от времени
листы. (В виде исключения мне разрешено пользоваться не микропленкой, а
подлинниками). И скорбно и грустно притрагиваться к фотографиям, на
которых изображены люди, давно ушедшие из жизни, ушедшие по злой и
злобной воле армий, осадивших прекраснейший в мире город - Ленинград.
Время Великой Отечественной войны 1941-45 годов... Зловещая язва,
поразившая мир, ценой огромных жертв - уничтожена.
Не знаю почему, но, вчитываясь, вглядываясь в историю того мира, я
снова и снова думал о трагедии планеты "Черных и Голубых Городов". И
опять приходит мысль, как ужасна и неумолима была истребительная
эпидемия, которая уничтожила целую цивилизацию. Она ведь тоже явилась
орудием войны.
Сегодня я - историк Заургеу Рэднибниа - словно изведал частицу того,
что испытали тогда ушедшие навеки наши предки, ради того, чтобы жили,
смеялись, свободно дышали мы, их потомки, люди конца Двадцать Первого века.
А во имя чего погибли те, кто населял планету "Черных и Голубых
Городов"? Неизвестно. У них - нет потомков...
Было уже поздно, когда я вышел из Архива Событий Двадцатого века. Дома
мне сказали:
- Сегодня ты неаккуратен. Тебя уже давно ожидают.
И в самом деле, на увитой плющом террасе сидел доктор Орфус и,
склонившись над шахматной доской, решал какую-то задачу. Увидев меня,
он поднял голову и сказал с добродушной усмешкой:
- Наконец-то... Что-нибудь случилось в мире архивной пыли, или там уже
ничего не случается, а?..
- Случается, случается, милейший Орфус. Проникнуть в минувшее и
правильно определить, как и что происходило в далекие времена, иной раз
бывает сложней, нежели предугадать будущее... Впрочем, именно знание
прошлого дает уверенность в том, что прогноз грядущего окажется
минимально ошибочным... Сегодня я просматривал новые документы,
относящиеся к ленинградской блокаде. Ты что-нибудь знаешь о ней?..
Мой собеседник бросил на меня взгляд, исполненный нескрываемой иронии:
- Ох, уж этот мне ученый профессионализм! Медики считают, что никто в
мире, кроме них, не причастен к тайнам медицины, историки - что только
они одни владеют тайнами прошлого! - Вдруг помрачнев, он сказал
пониженным тоном, точно опасался, что нас подслушают:- Именно сейчас я
особенно тщательно исследую все, что относится к физиологии голода,
который тогда испытали на себе осажденные ленинградцы.
- Во-от как! - удивился я такому интересу моего друга. Что он способен
время от времени увлекаться, для меня давно уже не новость. Но -
блокада сорок первого сорок третьего годов?... - Позволь, а зачем это
тебе? Из чистой любознательности, или...
- Именно так, - любознательность... - не очень любезно ответил он, всем
своим видом давая понять, что на эту тему разговаривать больше не желает.
Мы умолкли, всматриваясь и вдумываясь в расположение фигур. Впрочем,
так всегда и бывает. Сидя друг против друга, мы говорим мало, скупо. Но
это вовсе не потому, что нам нечего сказать.
Признаюсь, спустя час после начала поединка, я все чаще обращался
мыслями не к схватке слонов, коней и прочей свиты шахматного короля, а
к старшему своему сыну. Его космолет, крейсирующий по Вселенной, должен
бы уже возвратиться. Но звездного корабля все еще нет. Последние
сообщения экспедиции Лава говорят о том, что в ее составе все
благополучно и что - это главное - на некоторых небесных телах, ранее
считавшихся мертвыми, обнаружена не известная землянам растительность.
И все-таки я чего-то опасаюсь. Как видно, тут немалую роль играет мой
возраст.
Шестьдесят восемь... Это - ничто в сравнении с историей Большого Мира,
Бесконечного Мира! Но для самого человека - шестьдесят восемь оборотов
Земли вокруг Солнца - не та же ли это бесконечность не имеющей границ
Вселенной!.. Земляне впервые вышли в космос во второй половине 50-х
годов Двадцатого и уже не десятки, а сотни раз уходили в Неизведанное.
Но все же...
Прошла неделя после моей последней с доктором Орфусом битвы на
шахматном поле. Он не пришел в свой обычный день. Не встречался он мне
и в общественных местах. Он словно пропал... Его Аппарат Ближней
Эфирной Связи не отвечал.
"Вероятно, - заключил я, - он вызван куда-то для консультации. И, может
быть, это не близко: Тибет, земля Скотта или горный Алтай - словом,
что-нибудь в этом роде".
Но я знал, что в подобных случаях доктор Орфус, человек одинокий,
закладывает в свой АБЭС катушку памятных поручений и аппарат оповещает
абонента о том - когда, куда и насколько отлучился его обладатель. Нет,
тут было что-то другое. Но - что!..
Наконец он появился, и мы, как обычно, уселись за шахматы. Но игры не
получилось. Мой друг был непохож на себя: крайне рассеян, угрюм,
озабочен, говорил невпопад, неохотно. После того, как он проиграл одну
партию, затем вторую и стал безнадежно проигрывать третью, я попросил у
него разрешения включить Аппарат Прослушивания Мыслей Собеседника. И
тут ясно увидел я все, что волновало и приковывало к себе доктора
Орфуса в минувшие тринадцать дней.
... В ту ночь, как и в предш