е время Дженет молча стояла у плиты, потом вдруг заплакала.
   - Черт возьми, почему ты плачешь? - удивился Ален.
   - Не знаю, - всхлипнула она. - Мне страшно.
   Он машинально продолжал играть кубиком сахара, который раскололся  на
две половинки, и Ален начал превращать их в сахарный песок.
   - По правде говоря, удивляться тут нечему. Этот пост всегда  занимали
руководители Агентств, а Мэвис за  последние  несколько  месяцев  совсем
выдохся. Восемь лет отвечать за мораль - слишком тяжело.
   - Да, ты.., говорил.., что ему надо уходить. -  Она  достала  носовой
платок. - В прошлом году ты так сказал.
   - Вся беда в том, что он не хочет оставлять свою работу.
   - Он знает?
   - Сью Фрост сказала ему. Он пришел к концу  совещания.  Мы  вчетвером
пили кофе и обсуждали ситуацию.
   - Значит, все решено?
   Ален вспомнил,  какое  лицо  было  у  Мэвиса,  когда  он  выходил  из
кабинета, и ответил:
   - Нет, не совсем. Мэвис сложил с себя  обязанности.  После  кое-каких
формальностей.  Обычный  протокол.  Годы  честной  службы,   преданность
принципам Морального Обновления. Потом мы с  ним  немного  поговорили  в
холле. - На самом деле они прошли  вместе  с  четверть  мили  от  здания
Комитета до дома Мэвиса. - У него есть участок земли на какой-то планете
в системе Сириуса. Там много коров. Мэвис утверждает, что  по  вкусу  их
мясо невозможно отличить от земного.
   - Что же еще не решено?
   - Возможно, я откажусь.
   - Почему?
   - Не хочу загнуться  через  восемь  лет.  Мне  совсем  не  улыбается,
получив отставку, оказаться в каком-нибудь Богом забытом  захолустье  за
десять световых лет отсюда.
   Дженет спрятала платок в нагрудный карман и выключила печь.
   - Однажды мы уже говорили об этом - три года назад.
   - И что мы решили? - Он вспомнил, что они решили. Они решили  решать,
когда придет время, - ведь оно могло не прийти  вовсе.  Тогда  Агентство
только открылось, и Дженет опасалась скорого краха. - Глупо делать  вид,
будто это непыльная работа. Она отнюдь не такова и  никогда  таковой  не
была. Ни у кого нет сомнений на этот счет. Не знаю, почему Мэвис  взялся
за нее. Может, по моральным соображениям?
   - Служение обществу...
   - Беззаветное служение Моральным принципам.
   Высшая форма самопожертвования, Омфал всей этой... - Он запнулся.
   - Крысиной возни, - закончила Дженет. - Наверное, и зарплата  больше.
Или меньше? Ну, конечно, это неважно.
   - Моя семья долго карабкалась наверх, - задумчиво произнес Ален. -  И
мне тоже пришлось пробиваться. Тут есть к чему стремиться, есть цель.  И
мне не жаль усилий, затраченных на те пакеты, которые я делал. -  Прежде
всего он имел в виду пакет, который ему возвратила Сью Фрост.  Притча  о
погибшем дереве.
   Дерево погибло, лишенное связи с  Землей.  Вероятно,  многие  считали
Морак этого пакета недостаточно вразумительным.  Но  для  Алена  он  был
совершенно ясен:  человек  изначально  несет  ответственность  за  своих
ближних, и именно они определяют его жизнь.
   - Я знаю двух людей, которые поселились среди Руин на  Хоккайдо.  Там
нет ничего живого, и все заражено. Они знают, что  их  ждет.  И  все  же
Гэйтс и Шугерман скорее умрут, чем вернутся сюда. Если бы они вернулись,
им пришлось бы стать  общественными  существами,  пожертвовать  какой-то
частью своей  неповторимой  и  невыразимой  личности.  И  это,  конечно,
ужасно.
   - Но ведь они живут там не только поэтому, - возразила  Дженет  таким
тихим голосом, что он едва расслышал. - Наверное, ты забыл. Я ведь  тоже
там была.
   Один раз ты взял меня с собой. Когда  мы  еще  только  поженились.  Я
хотела посмотреть.
   Ален вспомнил. Но это казалось ему не столь важным.
   - Возможно, так они выражают свой протест. У них есть какая-то  идея,
к которой они хотят привлечь внимание.
   - Они жертвуют жизнью.
   - Для этого не требуется особых  усилий.  И  их  всегда  можно  будет
спасти с помощью быстрого замораживания.
   - Но, умирая, они указывают на что-то важное. Тебе не кажется? -  Она
задумалась. - Майрон Мэвис тоже на что-то указывал. Может, даже на то же
самое. И ты, наверное, чувствуешь что-то, когда у них бываешь, тебя  все
время туда тянет. И вчера вечером ты опять там был.
   Он молча кивнул.
   - А что сказала миссис Бирмингэм?
   - Меня заметил "малыш", - почти равнодушно ответил Ален, -  и  теперь
мое поведение будет обсуждаться в среду на собрании жильцов.
   - Из-за того, что ты там побывал? Но ведь ты делал это много раз.
   - Может, раньше они меня не видели.
   - А то, что было потом, "малыш" видел?
   - Будем надеяться, что нет.
   - Про это есть в газете.
   Ален схватил газету и на первой странице увидел крупный заголовок:

   "ОСКВЕРНЕННЫЙ ПАМЯТНИК ШТРАЙТЕРУ.
   ВАНДАЛЫ В ПАРКЕ.
   ИДЕТ РАССЛЕДОВАНИЕ"

   - Это был ты, - почти прошептала Дженет.
   -  Да,  -  согласился  Ален.  Он  еще  раз  перечитал  заголовок.   -
Действительно, это был я. И мне потребовался всего один  час.  Краску  я
оставил на скамейке.
   Очевидно, они ее нашли.
   - Да, там про нее упоминается. В шесть часов утра увидели, что  стало
со статуей, а в шесть тридцать нашли банку с краской.
   - Что они еще нашли?
   - Лучше прочти сам.
   Ален разложил газету на столе и принялся читать.

   "ОСКВЕРНЕННЫЙ ПАМЯТНИК ШТРАЙТЕРУ.
   ВАНДАЛЫ В ПАРКЕ.
   ИДЕТ РАССЛЕДОВАНИЕ

   Нъюер-Йорк,  8  октября  (Т-М).  Полиция  расследует   преднамеренное
повреждение, нанесенное статуе Майора  Юлия  Штрайтера,  основоположника
Принципа Обновления и вождя революции 1985 года. Установленный  в  Парке
Морака  монумент  выполнен  из  покрытого  бронзой  пластика  другом   и
соратником Майора, Пъетро Буетелло,  в  марте  1990  года.  Повреждение,
охарактеризованное полицией как преднамеренное и целенаправленное,  было
произведено  ночью.  Парк  Морака  никогда  не  закрывается,   поскольку
представляет собой моральный и духовный центр Ньюер-Йорка".

   - Когда я пришла домой, газета  уже  лежала  в  почтовом  ящике.  Как
всегда, я прочла ее, пока обедала.
   - Вот почему у тебя такой испуганный вид.
   -  Нет,  совсем  не  потому.  Они  могут  только  выселить  нас,  или
оштрафовать, или отправить тебя на год в тюрьму.
   - И лишить наши семьи права жить на Земле.
   Дженет пожала плечами.
   - Мы бы выжили. И они все бы выжили. Я просидела одна в квартире  три
с половиной часа и все думала. Сначала мне показалось... - она задумчиво
нахмурилась, - случилось что-то необычное, и сегодня утром  мы  оба  это
поняли: на твоих ботинках была грязь, и  трава,  и  красная  краска.  Но
никто не видел тебя.
   - "Малыш" кое-что заметил.
   - Но не это. Иначе тебя  бы  давно  арестовали.  Наверное,  он  видел
что-нибудь другое.
   - Не знаю, сколько им понадобится времени, чтобы  меня  выследить,  -
мрачно проговорил Ален.
   - Но откуда им догадаться? Они будут искать людей,  потерявших  право
на жилье, или тех, кого насильно возвращают в колонии. Или выродков.
   - Терпеть не могу это слово.
   - Ну, эмигрантов. Но при  чем  здесь  ты?  Человек,  достигший  таких
вершин, который провел вчерашний вечер в обществе Сью Фрост  и  Иды  Пиз
Хойт. Это же не имеет никакого смысла.
   - Действительно не имеет, - согласился Ален. - Даже для меня самого.
   Дженет подошла к столу.
   - Я не могу понять. Выходит, ты сам не знаешь, почему так сделал?
   - Понятия не имею.
   - О чем ты думал?
   - У меня  просто  появилось  желание.  Ясное,  непреодолимое  желание
разделаться со статуей раз  и  навсегда.  Мне  потребовалось  полгаллона
краски и механическая пила. Пила лежит на своем  месте  -  в  мастерской
Агентства, только без полотна. Полотно сломалось.
   Я уже несколько лет не пилил.
   - Ты помнишь, что ты сделал?
   - Нет.
   - Ив газете ничего толком не сказано. - Она простодушно улыбнулась. -
Во всяком случае, ты неплохо потрудился.

***

   Немного позже, когда от жареной "аляскинской  форели"  осталась  лишь
кучка косточек на тарелке, Ален откинулся на  спинку  кресла  и  закурил
сигарету. Дженет стояла у плиты  и  тщательно  мыла  посуду.  В  комнате
царила мирная атмосфера.
   - Интересно, - заметил Ален. - Как будто ничего не  произошло,  вечер
как вечер.
   - Нам ничто не мешает заняться делами, - отозвалась Дженет.
   Столик возле кушетки был завален металлическими колесиками и  прочими
деталями. Дженет занималась сборкой электрических часов. Тут  же  лежали
схемы  и  инструкции  из  комплекта  конструктора.  Так   уж   повелось.
Образовательные развлечения: конструктор  для  индивидуума,  фокусы  для
общественного времяпровождения.
   - Как твои часы? - спросил Ален.
   - Почти уже готовы. Потом будет электробритва.
   Миссис Дафи, которая живет через площадку, сделала такую для мужа.  Я
ее видела. По-моему, очень удобная.
   Ален показал на плиту.
   - Эту штуку соорудила моя семья. В девяносто шестом году,  мне  тогда
было одиннадцать. Тогда их  работа  казалась  мне  бессмысленной:  печи,
изготовленные автофаком, стоили совсем недорого. Но потом  отец  и  брат
объяснили мне Морак. Я никогда этого не забуду.
   - Я обожаю мастерить разные вещи; это так забавно.
   Ален задумался, продолжая курить. Все-таки удивительно,  что  он  мог
спокойно сидеть здесь после того, как всего двадцать четыре  часа  назад
осквернил монумент.
   - Я его высмеял, - произнес Ален вслух.
   - Ты...
   - Мы часто пользуемся  таким  приемом,  когда  готовим  выпуск.  Если
какие-то качества предмета специально преувеличить, получится пародия. И
тогда  мы  говорим,  что  высмеяли  его.  Обычно  мы  высмеиваем  старые
затасканные темы.
   - Да, - кивнула она. - Я знаю. Я видела вашу пародию на Блэйк-Моффет.
   - Меня беспокоит другое, - продолжал Ален. - В ночь с воскресенья  на
понедельник я высмеял статую Майора Штрайтера. А в понедельник  утром  в
Агентство пришла Сью Фрост. В шесть вечера Ид а Пиз Хойт предложила  мне
стать директором Телемедиа.
   - Какая тут связь?
   - Мне кажется, существует некий комплекс. - Ален загасил сигарету.  -
Такой грандиозный, что в него оказываются вовлечены все люди и все  вещи
во Вселенной. И я его чувствую. Какая-то глубокая причинная  связь.  Это
не совпадение.
   - Расскажи, как ты.., высмеял ее.
   - Не могу. Не помню. - Он встал. - Подожди  меня  немного.  Я  только
схожу посмотрю; они, наверное, еще не успели ничего восстановить.
   - Пожалуйста, не уходи.
   - Это очень важно,  -  возразил  Ален,  ища  свое  пальто.  Оно  было
поглощено шкафом. Ален нажал на кнопку, .и шкаф выдвинулся из стены. - У
меня остались лишь смутные воспоминания, ничего определенного.  В  любом
случае нужно все выяснить. Может, тогда решу и с Т-М.
   Не проронив ни слова, Дженет прошла мимо него и вышла в коридор.  Она
направлялась в ванную, и он знал,  зачем.  Захватив  с  собой  пузырьки,
Дженет собиралась наглотаться снотворного, чтобы провести ночь спокойно.
   - Не стоит так волноваться, - попытался  урезонить  ее  Ален,  но  не
услышал ответа.
   Он постоял еще немного и вышел.

Глава 5

   В Парке было сумрачно и довольно прохладно. То здесь, то там, подобно
лужицам дождевой воды,  собирались  небольшие  группы  людей.  Никто  не
разговаривал.
   Казалось, все ждали какого-то  события,  которое  могло  произойти  в
любую минуту. Статуя стояла у подножия башни, в центре кольца из гравия.
Вокруг располагались скамейки, чтобы посетители могли  кормить  голубей,
дремать или беседовать,  созерцая  ее  величие.  Остальную  часть  парка
занимали лужайки  с  мокрой  травой  и  несколько  пригорков,  усаженных
деревьями и кустами; в дальнем конце темнел Домик садовника.
   Ален достиг центра Парка и остановился в недоумении. Сначала он  даже
не мог узнать это место.  Но  вскоре  ему  стало  ясно,  что  произошло.
Полиция скрыла статую от посторонних глаз, соорудив вокруг нее  огромный
деревянный ящик. Ален лишился возможности увидеть дело рук своих.
   Он уныло смотрел на то место,  где  прежде  высилась  статуя.  Кто-то
подошел и остановился рядом. Ален обернулся и увидел хмурого  худощавого
гражданина в длинном грязном пальто, который тоже смотрел на ящик.
   Некоторое время оба молчали. Наконец гражданин откашлялся и сплюнул в
траву.
   - Ни черта не видно.
   Ален кивнул.
   - Они специально так сделали, - продолжал гражданин, - чтобы никто не
мог увидеть. Знаете, почему?
   - Почему? - спросил Ален.
   Худощавый наклонился к нему.
   - Это дело рук анархистов. Исковеркали статую до безобразия. Кое-кого
полиция уже поймала, некоторым удалось уйти. И главарь их тоже ушел.  Но
его поймают. И знаете, что тогда выяснится?
   - Что?
   - Выяснится, что всю их деятельность оплачивал Курорт. И  это  только
начало.
   - Начало чего?
   - На следующей неделе, - пророчествовал худощавый гражданин, - начнут
взрываться общественные здания. Прежде всего - здание Комитета и Т-М.  А
потом они отравят питьевую воду радиоактивными веществами. Вот  увидите.
У нее уже какой-то странный вкус.
   Полиции все давно известно, но у них связаны руки.
   Рядом с худощавым гражданином появился низкорослый  рыжий  толстяк  с
сигаретой в зубах.
   - Чепуха, - раздраженно возразил он. - Это всего лишь дети.  Компания
озорных мальчишек, которым нечем больше заняться.
   Худощавый язвительно усмехнулся.
   - Они как раз и хотят, чтобы вы  так  подумали.  Как  же,  безобидная
шалость! Но я вот что вам скажу:  человек,  который  это  сделал,  хотел
ниспровергнуть Морак.
   Они не успокоятся, пока не втопчут в грязь последние остатки приличий
и морали. Они хотят, чтобы снова процветали  блуд  и  наркомания.  Чтобы
тщета и алчность правили миром  и  жалкие  люди  корчились  в  зловонной
бездне своих пороков.
   - Это были дети, - упрямо повторил толстяк.  -  Обычное  озорство,  и
больше ничего.
   - Всемогущий Господь свернет небо, подобно свитку, - вещал худощавый,
когда Ален зашагал прочь. - Атеисты и развратники будут лежать повсюду в
лужах крови, и зло будет выжжено из людских сердец священным огнем.
   Ален бесцельно брел по дорожке и вдруг заметил, что за ним  наблюдает
какая-то девушка. Он подошел к ней и после некоторого колебания спросил:
   - Что случилось?
   У девушки были темные волосы и гладкая смуглая кожа,  которая  слегка
поблескивала под тусклыми фонарями Парка. Когда девушка  заговорила,  ее
голос звучал довольно уверенно.
   - Сегодня утром статую нашли в сильно измененном виде. Вы не  читали?
В газетах сообщалось.
   - Да, читал, - кивнул он.
   Девушка стала подниматься по поросшему травой склону  холма,  и  Ален
последовал за ней.
   Под ними в сумраке виднелся саркофаг с останками статуи.  Ее  застали
среди ночи одну, когда она никем не охранялась. Стоя на  вершине  холма,
Ален мог видеть место происшествия глазами стороннего наблюдателя.
   На гравии виднелись страшные красные капли. Это была эмалевая  краска
из художественного отдела Агентства Алена Парсела. Но он понимал,  какие
зловещие образы она могла вызвать у других людей. Красный  след  означал
кровь, кровь статуи. Из сырой рыхлой земли Парка вылез враг,  набросился
на нее и перерезал ей сонную артерию. Истекая кровью, статуя умерла.
   Стоя рядом с девушкой, Ален  понял,  что  статуя  умерла.  Он  ощущал
пустоту, скрывавшуюся за стенками деревянного ящика. Вся кровь  вытекла,
осталась лишь пустая оболочка. Кажется, статуя пыталась защищаться. Но у
нее ничего не вышло, и теперь никакое быстрое  замораживание  не  спасет
ее. Она мертва.
   - Вы уже давно здесь? - спросила девушка.
   - Всего несколько минут, - ответил он.
   - А я была здесь утром, когда шла на работу.
   "Значит, она видела статую до того, как построили  ящик",  -  подумал
Ален.
   - Что с ней стало? Вы не могли бы  рассказать?  -  Ему  не  терпелось
узнать о своем загадочном поступке.
   Девушка улыбнулась.
   - Не надо бояться.
   - Я не боюсь. С чего вы взяли, - удивился Ален.
   - Вы боитесь. Но теперь все в порядке. - Она весело засмеялась. -  Им
придется снести ее. Восстановить ее невозможно.
   - Вы рады, - произнес он с благоговейным трепетом.
   В глазах девушки зажглись озорные огоньки.
   - Мы должны это отпраздновать, устроить бал. - Потом огоньки погасли,
и она тихо добавила:
   - Кто бы он ни был, дай Бог ему выйти сухим из  воды.  Давайте  уйдем
отсюда - хорошо? Пойдемте.
   Сунув руки в карманы пальто, она довольно быстро зашагала по траве  к
выходу из Парка.  Ален  последовал  за  ней.  Он  почувствовал,  как  на
холодном вечернем воздухе его начинает покидать  ощущение  таинственного
призрачного присутствия Парка.
   - Хорошо, что мы отсюда уходим, - наконец пробормотал он.
   Девушка беспокойно тряхнула головой.
   - Сюда легко попасть, но выбраться трудно.
   - Вы это почувствовали?
   - Конечно. Сегодня утром я  тут  проходила,  и  было  не  так  плохо;
светило солнце. Но вечером... - Она поежилась. - Я простояла целый  час,
пока вы не пришли и не  пробудили  меня.  Просто  стояла  и  смотрела  в
каком-то оцепенении.
   - Меня больше всего поразили эти  капли,  -  признался  Ален.  -  Они
выглядят как кровь.
   - Это всего лишь краска, - возразила девушка. Она достала из  кармана
сложенную газету. - Хотите прочесть? Обычная быстросохнущая эмаль  -  ею
пользуются во многих учреждениях. Ничего таинственного.
   - Они никого не поймали, - сказал Ален, все еще  испытывая  некоторую
неловкость, которая, впрочем, уже начала проходить.
   - Удивительно, оказывается, так легко было это  сделать  и  скрыться.
Никто не охраняет Парк; и никто не заметил того человека.
   - У вас есть какая-нибудь версия?
   - Ну... - Она пнула ногой лежавший на  дороге  камешек.  -  Наверное,
один из тех, кто  потерял  право  на  жилье.  Или  кто-то  выразил  свое
подсознательное отрицание Морака. Протест против Морального  Кодекса,  -
психологического груза, навязанного системой.
   - Но что он сделал со статуей?
   - В газете не сказано. Скорее всего они просто бояться. Вы,  конечно,
видели статую и знаете, как Буэтелло изобразил  Штрайтера.  Традиционная
воинственная поза; с простертой рукой, одна нога выставлена вперед,  как
будто он собирается вступить в битву, голова гордо  поднята.  Задумчивый
взгляд.
   - Устремленный в будущее, - добавил Ален.
   - Правильно. - Девушка остановилась, повернулась на пятках и опустила
голову. - Злоумышленник или насмешник - в общем, кто  бы  он  ни  был  -
воспользовался красной краской. Это вы знаете, вы ее видели.  Он  покрыл
всю статую красными полосами, даже волосы покрасил. И еще. - Она  весело
улыбнулась. - Ему как-то удалось отделить голову от туловища.  Наверное,
воспользовался механической пилой. В общем, он отрезал голову и  положил
ее в вытянутую руку.
   - Понятно, - кивнул Ален. Он слушал с напряженным вниманием.
   - Потом, - монотонно продолжала  девушка,  -  с  помощью  горелки  он
разогнул правую ногу - ту, которая выставлена вперед. Когда термопластик
размягчился, он изменил положение ноги.  Теперь  Майор  Штрайтер  держит
свою голову в руке и как будто хочет забросить ее в дальний конец Парка.
Получилось весьма оригинально и впечатляюще.
   - Неудивительно, что они заколотили ее в деревянный ящик,  -  заметил
Ален после паузы.
   - Да, им пришлось так сделать. Но кое-кто успел все увидеть, пока  не
сколотили ящик. Первым делом они вызвали  легионеров  Майора  Штрайтера;
наверное, думали, что произойдет что-нибудь еще.  Когда  я  пришла,  там
было полно унылых парней в  коричневой  униформе.  Они  окружили  статую
плотным кольцом.
   Но я все равно увидела. А  потом,  уже  днем,  они  сделали  ящик.  -
Помолчав, она добавила:
   - Вы знаете, люди смеялись. Даже легионеры. Они не могли  удержаться,
просто давились от смеха. Мне их так жалко...
   Они очень не хотели смеяться.
   Они вышли на освещенный перекресток. Девушка остановилась. На ее лице
появилось озабоченное выражение. Она  внимательно  посмотрела  на  Алена