рукций,
размещенных подобно аттракционам в парке развлечений  -  в  коридорах,  во
всех направлениях пересекавших школу. Неподалеку в углу Джек  заметил  еще
одну  обучающую  машину,  возле  которой  стояло  несколько   детей,   они
почтительно слушали ее речь.
     - ...а потом я подумал, - робот говорил приятным оживленным  голосом,
- невероятно много можно извлечь из этого урока, друзья мои! Кто-нибудь из
вас знает?.. Давай, Салли.
     Тонкий детский голосок ответил:
     - М-м-м... ну, возможно, мы можем извлечь из этого урока, что в любом
остается что-нибудь хорошее, как бы дурно он не поступал.
     - А что ты скажешь, Виктор? - обучающая машина неуклюже повернулась в
сторону мальчика. - Давайте послушаем, что скажет Виктор Планк.
     Заикаясь, мальчик начал:
     - Я хотел бы сказать... то же самое, что и Салли... Большинство людей
действительно хорошие внутри... если только  взять  на  себя  труд  и  как
следует разобраться в них... Ведь правда, мистер Витлок?
     Таким образом, Джек познакомился с обучающей машиной  типа  "Витлок".
Сын много раз рассказывал о ней и очень ее  любил.  Доставая  инструменты,
Джек прислушивался к речи робота. "Витлок" выглядел как пожилой, убеленный
сединой джентльмен, говоривший с канзасским  акцентом.  Это  был  "добрый"
робот, позволявший детям самовыражаться,  разновидность  обучающей  машины
без резких и властных манер "Сердитого сторожа". Насколько мог разобраться
Джек, она представляла собой комбинацию Сократа и Дуайта Д.Эйзенхауэра.
     - Овцы - забавны, - продолжал "Витлок". - Теперь посмотрите, как  они
поведут себя, если перебросить им  за  загородку  немного  еды,  например,
кукурузных стеблей. Почему они предпочитают этот корм множеству других?  -
"Витлок" многозначительно усмехнулся. - Потому что они умные,  когда  дело
касается пищи. А может быть, пример с овцами поможет  нам  понять,  в  чем
состоит истинная  находчивость?  Она  не  подразумевает  чтение  множества
толстых книг или  запоминание  длинных  слов...  Находчивостью  называется
умение выделить то,  что  может  послужить  нашей  пользе.  Очень  полезно
обладать истинной находчивостью.
     Стоя на коленях, Джек начал отвинчивать крышку  на  спине  "Сердитого
сторожа". Дежурный механик школы стояла рядом, наблюдая за его работой.
     Джек знал, что машина выполняла свои "песни  и  танцы"  по  командам,
записанным  на  катушку  с   лентой,   но   их   реализация   всякий   раз
модифицировалась  в   зависимости   от   поведения   аудитории.   Открытая
управляющая система сравнивала ответы детей с эталонными,  записанными  на
ленте,  затем   находила   соответствующий   и,   согласно   произведенной
классификации,  реагировала.  Обучающая  машина  не   могла   воспринимать
уникальные ответы, не предусмотренные программой. И все-таки  робот  давал
убедительную  иллюзию  живого  существа,  он  представлял   собой   триумф
инженерного искусства.
     Его преимущество перед человеком-учителем -  состояло  в  способности
уделять внимание каждому ребенку индивидуально. Робот  скорее  представлял
собой наставника, а не учителя в обычном понимании. Благодаря  электронной
памяти, обучающая машина, имея дело с  множеством  учеников,  ни  разу  не
спутала бы их друг с другом. Обращение с каждым ребенком отличалось  такой
индивидуальностью,  что  машина  казалась  тонко  чувствующим   существом.
Механическим? Да! Но бесконечно сложным! На примере обучающих  машин  Джек
отчетливо осознал удивительные возможности так называемого "искусственного
разума".
     И все-таки он чувствовал глубокое  отвращение  к  обучающим  машинам.
Преподавание в Общественной школе совершенно не  соответствовало  взглядам
Джека на общее образование. Здесь не давали полной информации или глубоких
знаний, а только отдельные шаблоны для решения строго определенного  круга
задач.  Хотя  широко  рекламировалось,  что   "школа   является   светочем
унаследованной  культуры  и  во  всей  полноте  передает  ее   юношеству".
Увековечивание достигнутого человечеством уровня являлось главной целью  и
любые  детские   причуды,   уводившие   их   любознательность   в   других
направлениях, мгновенно сглаживались.
     Как считал Джек, здесь шла неравная борьба между косной  механической
душой школы и индивидуальной живой душой ребенка, в которой  у  малыша  не
оставалось никаких шансов на  победу,  а  преподаватель  обладал  решающим
преимуществом.  Ребенок,  не  дававший  стандартных  правильных   ответов,
причислялся к аутистам, то есть психически больным, у  которых  внутренний
субъективный фактор доминирует  над  чувством  реальности.  Такой  ребенок
исключался  из  школы  и   отправлялся   в   специальное   заведение   для
реабилитации: в спецлагерь имени  Бен-Гуриона.  Там  его  не  учили,  а  в
основном лечили.
     Джек, отвинчивая крышку "Сердитого сторожа",  размышлял  о  том,  что
аутизм - стал удобным термином для властей Марса. Он заменил собой  старое
название - "психопатия", которое, в свою очередь, ввели вместо  "моральной
неустойчивости", еще ранее пришедшей на смену  "преступным  наклонностям".
Зато в лагере Бен-Гуриона детей учил, а точнее лечил, не бездушный  робот,
а живой человек.
     С  тех  пор,  как  Дэвид  начал  посещать  общественную  школу,  Джек
постоянно боялся услышать, что его мальчик не  может  быть  аттестован  по
шкале оценок, согласно которой обучающие машины оценивали своих  учеников.
Но ребенок охотно учился и его успехи  оценивались  очень  высоко.  Дэвиду
нравилось большинство "учителей" и, приходя  домой,  он  буквально  бредил
ими. Мальчик получал "отлично" даже у  самых  строгих  и  постепенно  отцу
становилось совершенно ясно, что у ребенка не возникает проблем с  учебой,
сын - не аутист, а нормальный, здоровый парень, он никогда  не  переступит
порога спецлагеря.
     И все-таки Джека одолевали сомнения.  Никакие  успехи  сына,  которые
радовали Сильвию, не могли избавить его от беспокойства. В  конце  концов,
только два пути существовали для  ребенка  на  Марсе  -  или  Общественная
школа, или лагерь Бен-Гуриона. Джек боялся и того и другого. Почему? Он  и
сам толком не знал.
     Иногда ему казалось, что страх за Дэвида вызывался тем, что  однажды,
в самом начале обучения, ребенок впал в состояние, сходное с  аутизмом.  У
мальчика проявилась детская форма шизофрении, которой переболело множество
людей. Шизофрения вообще становилась главной болезнью  человечества,  рано
или поздно поражавшей почти каждую  семью.  Шизофреник  не  мог  адекватно
воспринимать существующие в обществе нормы. Он жил искаженной  реальностью
собственной внутренней жизни, со свойственной только ей особой  логикой  и
ценностями, хотя и не существующей на самом деле, но воспринимаемой  им  с
абсолютной достоверностью. При облегченном ходе заболевания  шизофреник  в
конце концов вырывался из своей второй реальности или,  по  крайней  мере,
приучался не ставить ее на передний план. Главная задача,  которую  решали
взрослые, находящиеся рядом  с  больным  ребенком,  -  учителя,  родители,
врачи, состояла в том,  чтобы  медленно,  шаг  за  шагом  вывести  его  из
болезненного состояния.
     В подобных  случаях  Общественная  школа  обычно  исключала  ребенка,
который не мог учиться. Дело было даже не в затратах  на  обучение  или  в
способности в дальнейшем возместить средства, затраченные на обучение. Все
обстояло гораздо глубже. С ранних лет ребенку  внушали,  что  определенные
культурные  ценности  необходимо  защищать,  не  считаясь  со  средствами.
Собственная ценность человеческой личности как бы принижалась по сравнению
с общепризнанными достижениями общества. В его сознании закреплялись некие
традиции, согласно которым он не  только  сохранял  полученное  культурное
наследие, но  даже  преумножал  его.  Как  считал  Джек,  истинный  аутизм
заключался в апатии к общественным  стремлениям,  как  будто  человеческая
личность не являлась порождением унаследованных общественных ценностей. Он
не мог согласиться с тем, что общественная школа со  всеми  ее  обучающими
машинами, как единственный судья,  решало,  что  имело,  а  что  не  имело
общественной  значимости.  По   его   мнению   общечеловеческие   ценности
находились в постоянном преобразовании, а существующая система образования
пыталась законсервировать их, заморозить, мумифицировать.
     Джек давно решил, что Общественная школа сама больна.  Она  создавала
мир, в котором не случалось ничего  нового,  не  было  никаких  сюрпризов.
Совершенно больное общество страдающих маниакально депрессивным психозом.
     Пару лет назад Джек попытался  изложить  свою  теорию  жене.  Сильвия
внимательно его выслушала и сказала:
     - Ты просто не понимаешь задач,  стоящих  перед  общим  образованием.
Попытайся понять. Есть куда более серьезные вещи, чем невроз у ребенка.  -
Ее голос звучал негромко, но  достаточно  твердо.  -  Мы  только  начинаем
выявлять безнадежных неврастеников. Ты ведь согласен, что они  существуют.
Ты и сам один из них.
     Он согласно кивнул, хотя и не понял того, что сказала Сильвия.
     Когда Джеку исполнилось двенадцать  лет,  у  него  однажды  произошел
нервный срыв. Это случилось  неожиданно  и  резко.  Окружающий  мир  вдруг
потерял свои привычные очертания и оказался  странным,  враждебным.  Тогда
ему пришлось в одиночку разбираться в своих ощущениях,  к  слову  сказать,
просто    ужасных,     в     то     время     как     жесткая,     косная,
принудительно-невротическая  Общественная  школа   позволяла   практически
любому ребенку легко и безболезненно находиться в мире привычных ощущений.
Давнишний  случай  заставил  Джека  понять,  что  страх  перед  переменами
умышленно закладывался в систему образования больным обществом в состоянии
кризиса. Так поступать заставлял инстинкт самосохранения.
     "Не придирайся к неврозу", - сказала Сильвия, и он,  наконец,  понял,
что она имела  в  виду.  Невроз  -  страх  перемен  -  являлся  умышленным
стопором, отрезвителем, стоящим на тропе жизни больного  шизофреника.  Вне
ее находилась бездна. Любой шизофреник  знал  о  ней.  И  каждый,  подобно
Джеку, помнил свой случай панического страха.
     Двое мужчин  у  противоположной  стены  комнаты  как-то  странно  его
разглядывали. А что такого особенного  он  сказал?  "Герберт  Гувер  лучше
руководил ФБР, чем Каррингтон, как бы последний не  пыжился...  Совершенно
точно...  держу  пари..."  -  Казалось,   мозг   заволакивало   и,   чтобы
взбодриться, Джек отхлебнул пива. Все вокруг стало тяжелым: рука, да и сам
стакан. Было  легче  смотреть  вниз,  чем  вверх...  Он  принялся  изучать
программку скачек, лежащую на кофейном столике.
     - Ты же не имеешь в виду Герберта Гувера, - сказал Лоу Ноттинг,  -  а
хочешь сказать Ю.Эдгара.
     "Господи! - с тревогой подумал Джек. Да,  он  действительно  произнес
имя Герберта Гувера и пока ему  не  указали  на  ошибку,  все  казалось  в
порядке. - Что случилось со мной? - удивился Джек. - Я чувствую себя как в
полусне". И это после того, как  он  уснул  накануне  в  десять  вечера  и
проспал почти двенадцать часов.
     - Простите... - неуверенно произнес Джек, -  конечно  же,  я  имел  в
виду...
     Язык заплетался. Джек медленно произнес:
     - ...Ю.Эдгара Гувера...
     Но его голос звучал неразборчиво и приглушенно,  подобно  звуку  юлы,
теряющей скорость. Сидя в гостиной Ноттинга, он провалился в сон, хотя его
глаза оставались открытыми.  Его  внимание  приковала  программка  скачек.
Брошюрка закрыта, но, кажется, до начала приступа он читал ее. "Можете  ли
вы самостоятельно выбрать лошадь?.. Первый урок совершенно бесплатно -  вы
не принимаете на  себя  никаких  обязательств...  Пролистайте  брошюру  до
свободного бланка для выяснения участников заезда..."
     Джек тупо уставился перед  собой,  пока  Лоу  Ноттинг  и  Фред  Кларк
разглагольствовали  об  ограничении  свобод,  демократическом  процессе  и
прочих высоких материях. Хотя Джек слышал все слова  разговора  совершенно
отчетливо, он не вникал в их смысл. Он не желал ничего обсуждать,  но  был
уверен, что оба собеседника  заблуждаются.  Лучше  ему  не  вмешиваться  в
спор... С ним опять случился припадок.  Бедняга  ничем  не  смог  помешать
приступу шизофрении.
     - Джек видимо сможет пойти с нами сегодня вечером, - сказал Кларк.
     Джек сразу почувствовал, когда  заговорили  о  его  персоне  и  решил
поддержать беседу.
     - Конечно, - сказал он, хотя фраза стоила ему  страшных  усилий,  как
будто он всплывал со дна океана, - продолжайте, я слушаю...
     - Господи! Какой у тебя вид дурацкий, - сказал Ноттинг. - Иди домой и
проспись, ради Христа.
     В гостиную вошла Филлис, жена Лоу, она посмотрела на Джека и сказала:
     - В таком состоянии, как сейчас, тебя никогда не  допустят  на  Марс,
Джек.
     Она включила проигрыватель, из которого полилась современная джазовая
музыка, хотя, возможно, звучали  электроинструменты.  Нахальная  блондинка
Филлис уселась рядом с Джеком и принялась к нему приставать с расспросами:
     -  Джек,  мы  случайно  не  обидели  тебя?  Ты  ведь  у   нас   такой
чувствительный.
     - Пустяки, Филлис. Одна из обычных его причуд, -  сказал  Ноттинг.  -
Когда мы  находились  на  дежурстве,  он  частенько  доставал  всех  таким
образом,  особенно   в   субботнюю   ночь.   Мрачный,   неразговорчивый...
размышляющий! О чем ты теперь думаешь, Джек?
     Вопрос показался ему бессмысленным: как раз сейчас он  ни  о  чем  не
думал, его мозг был пуст. Программка скачек все еще владела его вниманием.
Неужели так необходимо отчитываться, о чем он думает? Но все с нетерпением
ждали ответа, и Джек покорно поддержал тему.
     -  Воздух,  -  сказал  он.   -   Сколько   мне   потребуется,   чтобы
приспособиться дышать в  марсианской  атмосфере?  Разным  людям  требуется
различное время.
     Подавленный зевок застрял в груди Джека. Рот оказался полуоткрытым, и
он с трудом сомкнул челюсти.
     - Пожалуй, мне лучше уйти, - сказал Джек. - Пойду одену пальто.
     Он изо всех сил пытался справиться со своими ногами.
     - Не забудь, в девять! - крикнул на прощание Фред Кларк.
     Спустя некоторое время он  шел  домой  по  прохладным  темным  улицам
Окленда и чувствовал себя великолепно. Что же в квартире  Ноттингенов  так
повлияло на него? Может быть, спертый воздух или плохая вентиляция?  Вроде
ничего особенного он не припоминал.
     Марс!.. Он уволился с работы,  продал  свой  "плимут"  и  предупредил
управляющего домом, что отказывается от квартиры. Джек почти год  потратил
на то, чтобы найти ее. Самоокупающееся  кооперативное  общество  Западного
побережья владело жилым массивом, частично подземным, с тысячами секций, с
универмагом, прачечными, детским садом, подземными магазинами и  клиникой,
где даже принимал психиатр. Кроме  того,  в  жилой  комплекс  входила  УКВ
радиостанция, транслирующая классическую музыку, заказываемую  обитателями
огромного дома, внутри которого помещались даже кинотеатр и конференц-зал.
Прекраснейший, современнейший кооперативный  комплекс,  который  Джек  так
неожиданно бросил. Идея все оставить взбрела ему в голову  однажды,  когда
он стоял в очереди в книжном магазине.
     Предупредив управляющего домом о своем желании  съехать  с  квартиры,
Джек бродил по бесконечным коридорам кооперативного  массива.  У  доски  с
объявлениями он остановился и стал машинально их просматривать. За  спиной
проносились дети,  бежавшие  на  игровую  площадку  возле  дома.  Одно  из
объявлений, напечатанное большими буквами, привлекло его внимание:

               Кооперативное движение разворачивает набор
             желающих во вновь колонизируемые области Марса.
             Регистрация эмигрантов производится правлением
             в Сакраменто для работы на крупных марсианских
                компаниях по добыче полезных ископаемых
               в соответствии с правилами, разработанными
             профсоюзами рабочих горнорудной промышленности.
                    Стремитесь не упустить ваш шанс!

     Предложение эмигрировать на Марс выглядело очень заманчиво.
     А почему бы, собственно говоря, и не последовать  призыву?  Наверняка
соберется много молодежи... И что ценного оставлял Джек на Земле? Хотя  он
и потеряет квартиру, но все еще останется  пайщиком  кооператива,  за  ним
сохранится его вклад и номер счета в банке.
     Позже, когда он уже подписался на эмиграцию и находился как бы  между
небом и землей, причина и следствие перепутались в голове и ему  казалось,
что сначала он пришел к решению улететь  на  Марс  и  лишь  потом  потерял
квартиру и работу. Такая версия казалась более логичной и в этом  виде  он
преподнес всю историю друзьям. Джек просто наврал.
     Что же на самом деле ждало его впереди? В течение почти двухмесячного
ожидания все, что он узнавал о другой  планете,  носило  противоречивый  и
обрывочный  характер.  Случайные  сведения  приводили  его   в   отчаянье.
Совершенно точно Джек знал только то, что 14 ноября их  группа  в  составе
двухсот человек членов кооператива отправится на Марс и тогда наконец  все
встанет на свои места, сомнения рассеются, и он опять будет ясно  понимать
ход событий.
     Он помнил ощущение внезапного озарения, случившегося с ним однажды  в
прошлом, когда он мог ясно увидеть ход событий, но теперь, по причинам ему
совершенно не понятным пространство и время закрылись для него и смешанное
чувство потерянности и неприкаянности не покидало его. Жизнь не имела  для
него смысла.  Четырнадцать  месяцев  он  жил  большой  мечтой:  приобрести
квартиру  в  огромном  новом  кооперативном  доме.  А  потом,  когда  цель
оказалась достигнутой, жить стало нечем. Будущее  перестало  существовать.
Он слушал сюиты Баха, покупал пищу в супермаркете, беспорядочно приобретал
книги... "Но что дальше? - спрашивал он себя. - Кто я?"  Постепенно  стали
пропадать  его  технические  способности.  Этот  зловещий  первый  признак
надвигающейся беды больше всего напугал Джека.
     Все началось с рокового происшествия, которое он до сих  пор  не  мог
полностью осознать. Очевидно, доля случившегося представляла собой  чистую
галлюцинацию. Но что являлось  реальностью,  а  что  наваждением?  События
разворачивались как во  сне  -  всепоглощающая  паника,  желание  убежать,
выбраться любой ценой.
     В то время он работал контролером качества в  фирме  по  производству
электронного  оборудования,  находившейся   в   Редвуд-Сити   к   югу   от
Сан-Франциско.  В  его  обязанности  входило  наблюдение  за   контрольным
стендом, испытывавшим соответствие заданным параметрам крохотных, не более
спичечной головки, батареек на жидком гелии. Однажды во время  работы  его
неожиданно вызвал управляющий по кадрам, и, когда он поднимался на лифте в
административный корпус, гадая о причине,  то  достаточно  разнервничался.
Позже он вспомнил, что чувствовал необычное возбуждение.
     - Входите, мистер Болен, - пригласил его  в  кабинет  управляющий  по
кадрам - представительный мужчина с вьющимися седыми волосами -  возможно,
в модном тогда парике. - Я не задержу вас долго. - Он  резко  взглянул  на
Джека. - Мистер Болен, почему вы не получаете свою зарплату?
     Наступила полная тишина.
     - Я? - сказал Джек. Его сердце громко бухало в  груди,  сотрясая  все
тело. Он почувствовал неуверенность и усталость. "Я думал, что получал", -
произнес про себя Джек.
     - Вам следовало бы купить себе  новый  костюм,  -  неожиданно  сказал
управляющий по кадрам, - и, конечно, постричься. Правда, конечно  же,  как
вам будет угодно.
     Проведя рукой по своей шевелюре, Джек ломал себе голову: неужели  ему
нужно постричься?  Он  же  побывал  в  парикмахерской  только  на  прошлой
неделе... Или раньше?.. Он утвердительно кивнул и произнес:
     - Спасибо! О'кей, я сделаю то, что вы хотите.
     А затем -  галлюци