- У нас существует действительно серьезная  проблема.  Мы  больше  не
можем привлечь на Марс искусных работников с Земли.  Всем  известно  -  мы
загниваем. Наши  колонии  никому  не  нужны,  никто  не  будет  вкладывать
средства в них.
     Улыбнувшись, как ей показалось, от того, что она догадалась о причине
гневной вспышки Арни, Анна сказала:
     - Кто-нибудь займет место Стинера в твоей жизни,  должны  же  быть  и
другие торговцы на черном рынке.
     - Ты совершенно не понимаешь меня, - ответил Арни. -  Ты  воображаешь
меня жадным и маленьким, в то время, как на самом деле я являюсь одним  из
самых влиятельным людей  целой  системы  марсианских  колоний.  По  правде
сказать,  мы  расстались  из-за  твоего  унижающего  отношения   ко   мне,
постоянной ревности и соперничества. Я жалею, что приехал сюда. Ты  же  не
можешь  разговаривать  спокойно  -  тебе  обязательно  нужно  перейти   на
личности.
     - Известно ли тебе, что  на  рассмотрение  ООН  представлен  закон  о
закрытии спецлагеря Бен-Гуриона? - спокойно спросила Анна.
     - Нет! - отрезал Арни.
     - А тебе не причиняет страдания мысль о том, что лагерь будет закрыт?
     - Ну и черт с ним! Наймем для Сэма частную сиделку!
     - А что будет с остальными детьми?
     - Пусть родители сами о них позаботятся, - ответил Арни. -  Послушай,
Анна, тебе следует подчиниться тому,  что  зовется  мужской  доминантой  и
позволить  моим  людям  редактировать  твою  писанину.  Боже  правый,  эта
галиматья приносит гораздо больше вреда, чем пользы.  Я  вынужден  сказать
тебе это прямо. Как ты сама говоришь, в моем лице тебе лучше иметь плохого
друга, чем хорошего врага. Ты -  всего  лишь  любитель!  Как,  впрочем,  и
большинство женщин. Ты - безответственна, не  понимаешь  всех  последствий
своих поступков.
     Он хрипел от ярости, а на ее лице не появилось никакой реакции.  Все,
что сказал бывший муж, не произвело на нее ни малейшего впечатления.
     - Можешь ты оказать нам содействие, чтобы сохранить лагерь  открытым?
- спросила Анна. - Мы будем добиваться положительного решения  вопроса.  Я
хочу, чтобы лагерь продолжал работать.
     - Из-за остальных детей? - свирепо прорычал Арни.
     - Да.
     - Ты хочешь получить прямой ответ?
     Она холодно кивнула.
     - Я всегда жалел, что эти евреи открыли лагерь!
     - Слава тебе, прямодушнейший, честнейший и благороднейший Арни Котт -
друг человечества! - насмешливо произнесла Анна.
     - Целый мир только и твердит о том, что на Марсе живут мутанты,  что,
отправившись  сюда,  путешественники  рискуют  подвергнуться   губительной
радиации во время перелета и, нарушив таким образом свою половую  функцию,
родить монстров, вроде тех, которые рождались у немцев, с  ластами,  вроде
твоего соседа.
     - Так говорят только ты и мужлан, содержащий "Красную лису".
     - Я только реалист до мозга костей. В борьбе за нашу жизнь необходимо
сохранить приток  эмигрантов.  Ведь  здесь  никто  не  хочет  рожать,  все
спиваются,  Анна.  Ты  отлично  знаешь  об  этом.  А  если  бы  у  нас  не
существовало лагеря, то мы бы объявили, что вдали  от  ядерных  испытаний,
загрязненной Земной атмосферы все дети рождаются  здоровыми.  Я  бы  очень
обрадовался, чтобы было так, но лагерь мешает.
     - При чем тут лагерь? Рождения сами по себе, а  он  к  ним  не  имеет
абсолютно никакого отношения.
     - Если бы не лагерь, - сказал Арни, - то  никто  не  мог  бы  выявить
случаи уродств среди нас.
     - И ты мог бы спокойно дурить землян, рассказывая небылицы, будто  бы
на Марсе более благоприятные экологические условия, чем на Земле?
     - Конечно, - кивнул он в ответ.
     - Но ведь это аморально!
     - Нет! Послушай, как раз наоборот. Аморальны ты  и  твои  дамочки  из
комитета. Сохранением лагерем Бен-Гуриона вы...
     - Не сердись, мы никогда не  согласимся  между  собой.  Давай  ешь  и
можешь возвращаться в Левистоун... Я больше не выдержу...
     Остаток обеда они провели в тишине.
     Член совета психиатров спецлагеря  имени  Бен-Гуриона  доктор  Милтон
Глоб  сидел  наконец  один  в  психиатрическом  кабинете   поселка   Союза
Космолетчиков, куда он только что вернулся из  поездки  в  Нью-Израиль.  В
руке он держал счет, пришедший от компании по ремонту крыш еще месяц назад
и до сих пор неоплаченный. Из-за постоянных песчаных бурь дом доктора  был
завален песком до такой степени, что поселковый пожарный инспектор  послал
предписание - в тридцатидневный срок расчистить территорию. Бедняга доктор
был вынужден обратиться в компанию "Ремонт крыш", хотя отлично  знал,  что
не сумеет  расплатиться.  Теперь,  разглядывая  счет,  он  был  совершенно
раздавлен. Ему требовалось не  меньше  месяца  ишачить,  чтобы  заработать
такую сумму. Ах! Если бы Джин, его жена,  хоть  чуточку  поэкономнее  вела
хозяйство! Но даже это не решит проблему. Необходимо  заполучить  побольше
пациентов.  Союз  Космолетчиков  платил  ему  ежемесячное  жалованье  плюс
пятьдесят процентов за каждого пациента, так называемых премиальных.  Если
бы не прогрессивка, то доктор вообще не смог бы свести  концы  с  концами.
Зарплата психиатра составляла лишь мизерную величину, чтобы, имея  жену  и
детей, можно было сносно существовать на такое жалованье. Кроме того, всем
известно, как  неохотно  тратило  деньги  на  зарплату  руководство  Союза
Космолетчиков.
     Жизнь в поселке, где проживал Глоб, протекала размеренно,  во  многом
похоже на земную. Обстановка же в Нью-Израиле, как и в других национальных
поселках, носила более напряженный, взрывчатый характер.
     Однажды  доктор  жил  в  такой  национальной  колонии,  принадлежащей
Объединенной  Арабской  республике,  в  одном  из  особенно   процветавших
исследовательских центров, куда постоянно доставлялось множество  растений
с Земли и проводились непрерывные опыты по  акклиматизации  их  на  Марсе.
Постоянная  враждебность  к  нему  и  другим  сотрудникам  сначала  просто
раздражала, а потом  начала  серьезно  настораживать.  Люди,  до  сих  пор
спокойно выполнявшие обычные повседневные работы,  стали  очень  обидчивы.
Они буквально взрывались при  затрагивании  определенных  тем.  А  однажды
ночью враждебность приняла открытую  форму.  Под  покровом  темноты  толпа
разгромила сложнейшие механизмы, исследовательские лаборатории, в  которых
ежедневно  производились  тончайшие  эксперименты.  Естественно,   разгром
производился с огромным воодушевлением, радостью и национальной гордостью.
     "Черт с ними! - решил доктор Глоб.  -  Их  жизнь  пуста,  они  просто
перенесли  сюда  застарелые  национальные  обиды,  а  про   главную   цель
колонизации совершенно забыли". В сегодняшней утренней газете он  прочитал
о скандале, случившемся в поселке электриков. В  сообщении  намекалось  на
ответственность  жителей  ближайшего  итальянского  поселка  лишь  на  том
основании,  что  несколько  нападавших  имело  длинные  нафабренные   усы,
популярные в итальянской колонии.
     Стук в дверь кабинета прервал его размышления.
     - Да, - произнес доктор, пряча счет в ящик письменного стола.
     - Ты готов принять старину Пурди? -  спросила  его  жена,  решительно
входя в дверь.
     - Давай сюда старину Пурди, - ответил Глоб. - Но задержи его хотя  бы
на пять минут, чтобы я успел просмотреть его историю болезни.
     - Ты будешь обедать? - поинтересовалась Джин.
     - Конечно. Все на свете обедают.
     - Ты выглядишь бледным, - сказала жена.
     "Плохо", - решил доктор. Он вышел из кабинета в  ванную  и  тщательно
натер лицо коричневой пудрой по последней моде. Это улучшило  его  внешний
вид, но не настроение.
     Привычка  пользоваться  пудрой  возникла   по   причине   того,   что
руководство Союза Космолетчиков, в основном  испанцы  и  пуэрториканцы,  с
недоверием относилось к работникам со светлой кожей. Конечно, явно об этом
никогда не говорилось, но в объявлениях о найме на работу сообщалось,  что
марсианские климатические условия вызывают у светлокожих изменение тона от
естественного до мертвенно бледного.
     Как следует припудрившись,  доктор  Глоб  подготовился  к  встрече  с
пациентом.
     - Здравствуйте, старина Пудри.
     - Здравствуйте, док.
     - Как я понял из вашего личного дела, вы - булочник.
     - Точно так, док.
     Немного помолчав, доктор спросил:
     - Итак, что вас беспокоит?
     Уставившись в пол и смущенно  теребя  кепку,  старина  Пудри  наконец
выдавил из себя:
     - Я раньше никогда не обращался... к психиатру.
     - Да, действительно, в вашем деле нет жалоб на психическое здоровье.
     - Прием... ну... который давал мой зять... Вообще-то  я  не  любитель
приемов...
     - И что же необычного случилось на приеме?  -  доктор  Глоб  тихонько
поставил  на  стол  часы,  начавшие  отсчитывать  полчаса,  положенные  на
пациента.
     - Они прямо навалились на меня. Хотели, чтобы я  взял  в  подмастерья
племянника, и он, таким образом,  стал  бы  членом  Союза,  -  затараторил
Пудри, - с тех пор я ночами не сплю, пытаюсь найти выход  из  положения...
Мои отношения с родственниками... Я не могу настоять  на  своем  и  твердо
сказать им "нет". Я не могу  разъехаться  с  ними,  так  как  недостаточно
хорошо себя чувствую... Вот почему я здесь, док!
     - Понимаю, понимаю, - сказал доктор Глоб. -  А  теперь  расскажите-ка
мне подробности приема: когда и где он произошел? Имена  действующих  лиц,
чтобы я мог как следует во всем разобраться.
     Пурди порылся в карманах пальто и  с  облегчением  вытащил  аккуратно
отпечатанный документ.
     - Я ценю, что вы так  глубоко  входите  в  мое  положение,  док.  Вы,
психиатры, в самом деле снимаете  тяжесть  с  человеческой  души.  Я  ведь
действительно потерял  сон  из-за  родственников.  -  Он  с  благоговейным
страхом смотрел на доктора, искушенного в  человеческих  взаимоотношениях,
способного  разобраться   в   многочисленных   межличностных   конфликтах,
поразивших жителей поселка за последние годы.
     - Не беспокойтесь больше об этом, - бодро  сказал  доктор.  "Типичный
случай вялотекущей шизофрении, - подумал он. - В любом случае  моя  задача
облегчить его страдания". - Я займусь вашими отношениями с родственниками,
и, по крайней мере, в течение нескольких месяцев  можете  не  волноваться.
Конечно, если какое-нибудь новое нервное потрясение опять не  выбьет  вашу
слабую психику из равновесия...
     Когда  старина  Пудри  наконец  ушел,  доктор  Глоб  с  удовольствием
подумал, что ему опять удалось  применить  безлекарственную  психотерапию,
частенько практикуемую им на Марсе. Вместо назначения лекарств, он встанет
на место больного в качестве судьи, разбирая  конфликт  с  родственниками,
приведший к болезни.
     Неожиданно из внутреннего селектора раздался голос Джин:
     - Милт. Тебя вызывают из Нью-Израиля. Босли Тувим.
     "О, Господи! - подумал Глоб.  -  Сам  президент  Нью-Израиля!  Что-то
случилось!" Он торопливо снял телефонную трубку:
     - Доктор Глоб слушает.
     - Доктор, - зазвучал глубокий властный голос. - Это это Тувим. У  нас
здесь несчастный случай со смертельным исходом. Ваш пациент - насколько  я
понимаю. Не будете ли вы  так  любезны  прилететь  к  нам?  Позвольте  мне
предварительно сказать  несколько  слов  о  потерпевшем.  Норберт  Стинер,
эмигрировал из Западной Германии...
     - Он не мой пациент, сэр, - перебил  Глоб.  -  Но  его  сын  страдает
аутизмом и находится в спецлагере  Бен-Гуриона.  Вы  хотите  сказать,  что
Стинер мертв? Ради всего святого! Я только сегодня утром говорил с ним. Вы
действительно уверены, что речь идет о нем, а не  о  его  однофамильце?  У
меня  действительно  имеется  личное  дело  всей  семьи   Стинеров   ввиду
заболевания их мальчика. В случае детского аутизма мы считаем, что  прежде
чем  начинать  лечение,  необходимо  разобраться  в  семейной   обстановке
пациента. Да... теперь понятно...
     - Вероятно, это самоубийство, - сказал Тувим.
     - Просто не верится, - ответил доктор.
     -  Я  только  что  беседовал  с   обслуживающим   персоналом   лагеря
Бен-Гуриона. Мне сказали, что вы долго говорили со Стинером, как раз перед
уходом того из лагеря. Полицию интересует, не проявлял ли Стинер во  время
беседы с вами признаков подавленного или болезненно замкнутого  состояния?
Не говорил ли он нечто такое, что заставило бы  вас  отговаривать  его  от
своего намерения и подвергнут несчастного лекарственной терапии? Я имею  в
виду, не проговорился ли этот человек о чем-то таком, что  насторожило  бы
вас?
     - Абсолютно ничего, - сказал Глоб.
     - Тогда вам нечего беспокоиться, - проговорил Тувим. - Просто  будьте
готовы дать  характеристику  психического  состояния  Стинера:  обозначить
возможные мотивы, приведшие того к самоубийству. Вы понимаете?
     - Спасибо, мистер Тувим, - вяло поблагодарил доктор Глоб. - Думаю, он
был удручен состоянием сына. Я в общих  чертах  описал  ему  новый  метод,
который может, как мы надеемся, излечить его ребенка. Стинер действительно
показался мне замкнутым, озлобленным, даже циничным,  он  отреагировал  на
мой рассказ совсем не так, как я ожидал. Но самоубийство!..
     "Что, если я потеряю место в лагере?" - подумал Глоб. Как раз  сейчас
это было бы ощутимым ударом по его  кошельку.  Работа  там  раз  в  неделю
давала значительную прибавку к доходу, достаточную, чтобы он  мог  ощущать
хотя бы относительную финансовую стабильность. Чек от "Бен-Гуриона" вселял
уверенность в доктора.
     "А не подумал ли идиот Стинер, что его смерть может повредить другим?
Наверное, он так и решил и нарочно расстался  с  жизнью,  чтобы  отомстить
нам. Отплатить - но за что? За попытку исцелить  его  ребенка?  Все  очень
серьезно, - продолжал размышлять доктор. -  Самоубийство  сразу  же  после
беседы  между  врачом  и  пациентом...  Слава  Богу,  что   мистер   Тувим
предупредил меня! Газеты поднимут шум  вокруг  самоубийства,  и  все,  кто
хотел бы видеть лагерь ликвидированным,  получат  лишний  довод  в  пользу
закрытия".


     Закончив ремонт холодильника на молочной ферме Мак-Олиффа, Джек Болен
вернулся в вертолет, положил ящик с инструментами позади сидения  и  перед
тем, как взлететь, еще раз связался с мистером И.
     - В школу, - кратко подтвердил  мистер  И.  -  Ты  должен  немедленно
отправиться туда. Джек, мне некого послать, кроме тебя.
     - О'кей, мистер И,  -  он  включил  двигатель  вертолета,  удрученный
невозможностью отказаться от работы.
     - Есть еще сообщение от твоей жены, Джек.
     - Да? - Болен был удивлен, его работодатель не любил,  когда  звонили
жены рабочих, и Сильвия отлично знала об этом. Может  быть,  что-нибудь  с
Дэвидом?
     - Вы можете пересказать мне, о чем она говорила? - попросил Джек.
     - Миссис Болен попросила диспетчера проинформировать  тебя,  -  начал
китаец в своей обычной манере, -  что  ваш  сосед  Стинер  покончил  жизнь
самоубийством. Миссис Болен взяла на себя заботу о детях и  сообщает  тебе
об этом. Она также просила, если только  возможно,  прибыть  тебе  вечером
домой. Но я ей ответил, что хотя  мы  очень  сожалеем  о  случившемся,  но
обойтись без тебя не можем. Ты должен продолжать работать до конца недели,
Джек!
     "Стинер умер, - подумал Болен. - Бедный маленький неудачник. Ну,  что
ж, возможно, так даже лучше для него".
     - Спасибо, мистер И, - сказал на прощание в микрофон Джек.
     "Этот случай глубоко затронет  всех  нас,  -  размышлял  Болен,  пока
вертолет поднимался над пастбищем с увядшей редкой  травой.  У  него  было
сильное и острое предчувствие беды. - Не могу поверить. За все время я  не
перекинулся с ним и дюжиной слов, но чувствую, что его смерть будет  иметь
для нас роковые последствия. Она и сама по себе имеет огромную власть  над
человеком. Мысль о ней вызывает  такой  же  благоговейный  трепет,  как  и
раздумья о самой жизни, но  насколько  сложнее  смерть  для  человеческого
понимания..."
     Джек развернул вертолет по направлению штаб-квартиры ООН, за  которым
находился  огромный  самоуправляющийся  кладезь   человеческой   мудрости,
уникальнейший искусственный организм - Общественная школа. Этого места  он
почему-то панически боялся больше всего на свете с тех пор, как прибыл  на
Марс.



                                    5

     Почему же Общественная школа беспокоила Джека? Глядя на  нее  сверху,
он видел белое, в форме утиного яйца, здание  на  фоне  темной,  пятнистой
поверхности планеты. Очевидно, построенное в спешке, по  его  мнению,  оно
совершенно не вписывалось в окружающий пейзаж.
     Приземлившись на бетонированную  посадочную  площадку  перед  входом,
Джек сразу же почувствовал, как напряглись и  онемели  кончики  пальцев  -
явный признак нервного напряжения. Странно, но его сын Дэвид, которого три
раза в неделю привозили в школу, чувствовал себя в ней совершенно спокойно
и  уверенно.  Причина  беспокойства  находилась  в  самой  натуре   Джека.
Возможно, из-за того, что сам он был великолепным  механиком,  он  не  мог
поддаться иллюзиям школы и включиться в ее  игру.  Джек  не  мог,  подобно
детям, считать "учителей" школы живыми. Он понимал, что имеет  дело  всего
лишь с обучающими машинами, но иногда поддавался обману,  и  они  казались
ему живыми и мертвыми одновременно.
     Вскоре после приземления Джек сидел в вестибюле школы, поставив рядом
ящик с инструментами. В ожидании кого-нибудь из администрации,  Джек  взял
со стеллажа с журналами экземпляр "Мира моторов", и его тренированный слух
уловил едва слышимый щелчок реле.  Школа  отметила  его  присутствие.  Она
фиксировала, какой журнал он выбрал. Сколько  времени  будет  читать.  Что
возьмет следующим. Школа "измеряла" его.
     Дверь открылась, и вошла женщина  средних  лет  в  твидовом  костюме.
Улыбаясь, она произнесла:
     - Ага! Вы, должно быть, механик от мистера И.
     - Совершенно верно, - вставая, ответил Джек.
     - Как хорошо, что вы прилетели, - сказала женщина,  приглашая  жестом
следовать за собой. - У нас было столько хлопот с одним из "учителей",  но
теперь его удалось отключить.
     Быстрыми шагами она пошла по коридору, приоткрыла дверь  и  подождала
Джека.
     - Вон он - "Сердитый сторож", - показала она на робота.
     Джек сразу же узнал его по описанию сына.
     - Он сломался неожиданно, - тихо сказала женщина. - Понимаете? Он шел
по улице и кричал на учеников, а потом должен был погрозить кулаком...
     - А где же дежурный механик?
     - А я и есть дежурный механик, - лукаво улыбнулась женщина,  и  блеск
очков в стальной оправе слился с сиянием ее глаз.
     - Вы?.. Ну, да, конечно, - с сомнением протянул Джек.
     - Вас это  смущает?  -  протягивая  ему  сложенную  бумагу,  спросила
женщина, которая,  по  его  мнению,  скорее  была  эдаким  прогуливающимся
бесполезным приложением к школе.
     Развернув бумагу, он увидел принципиальные схемы  самонастраивающихся
электронных узлов с обратными связями.
     - Это фигура представителя власти, не так ли? - спросил  Джек,  чтобы
поддержать разговор.  -  Приучает  ребенка  беречь  имущество.  Строгий  и
справедливый индивидуум, надзирающий за детьми после ухода "учителей".
     - Да, - ответила женщина.
     Переведя "Сердитого сторожа" в ручной режим, Джек задал  программу  и
включил "исполнение". После нескольких щелчков "лицо"  робота  засветилось
красным, руки поднялись и он закричал:
     - Эй, вы, мальчишки! А ну-ка, уходите отсюда! Кому говорю!
     Наблюдая, как его щеки с бакенбардами тряслись от негодования, а  рот
то  открывался,   то   закрывался,   Джек   представил,   какой   огромный
"воспитательный"  эффект  производит  это  чудище  на  ребенка.  Даже  его
собственные ощущения были не из приятных. Тем не менее  такая  конструкция
олицетворяла  собой  сущность  удачной  обучающей  машины  -  она   хорошо
справлялась со своей работой вместе с двумя дюжинами  других  конст