лись черные, антрацитовые
снежинки...
   Существо с воем подняло лапы вверх, будто стараясь дотянуться
крючковатыми, серыми пальцами до светлеющих небес.
   Черный снег сыпался с молчаливого неба. Время останавливало свой ход.
Но среди небольших по-прежнему красивых даже в своем трауре снежинок
блеснула всеми сокровищами мира крошечная слезинка. Ничтожная слезинка,
каких много, бесконечно много в этом мире. Она падала медленно-медленно,
нестерпимо сверкая в отблесках неизвестно откуда пробивавшегося огня, и
то, что было когда-то Колькой, попыталось неуклюже отползти в сторону. Но
она все же упала на безобразный отросток, прожигая его насквозь...
   И языки пламени, что, казалось, навеки уснули в красневших углях, вдруг
вспыхнули жаркой, пылающей страстью, сметая на пути все, что минуту назад
еще тянуло в горящем чуме свою бесконечную песню...
 
                              ВМЕСТО ЭПИЛОГА
 
   Они стояли у опрокинутого вагона. Ямщиков тупо разглядывал просевшие
звенья.
   - Чистая работа, Флик, - сказал он, почесав в затылке. - Кто-то без нас
тут постарался. Причем, заметь, на самой границе циферблата. Еще бы
чуть-чуть...
   - А вдруг на нас свалят, а? - со страхом спросила Марина.
   - А как докажут-то? Этим костылям полвека - не меньше! Сваливать надо.
   Засасывает вагон-то! Гляди!
   Мимо них несся вспаренный Петрович с удавом наперевес.
   - Ты куда, вожатый? - окликнул его Ямщиков.
   - Приде-е-ет! Придет темный Хозяин Вселенной! В мрак окутает ваши дома!
   Испепелит ваши очаги! - завопил Петрович, останавливая возле них, чтобы
перевести дух. - К Всевидящему Оку я подаюсь... Так Циферблатову и
скажете. Мол, в тайгу пошел душу его, Циферблатова отмаливать! Свою-то уж,
после ваших номеров, не спасти. Кирюшу в лесах на волю выпущу... Какие же
вы все... Гады вы!
   Последние слова Петрович выкрикнул уже на бегу к ближайшей сопке. Он
обернулся к ошалевшим Маринке и Ямщикову, погрозил им свободным кулаком,
не обвитым Кирюшей, сплюнул и помчался по направлению к темневшему поодаль
кедровнику отмаливать душу Циферблатова.
   - Ой, опять крутит! - сказала Маринка, побледнев.
   - Чего у тебя опять крутит, - раздраженно сказал ей Ямщиков. - Все-то у
тебя крутит, гнида! Скоро спасатели приедут на дрезине, а тут сразу
кручение начинается! Башку бы тебе открутить! Ведь чуток не накрылись без
факелов твоих! Так бы и дал в ухо!
   - У меня, Ямщиков, это... Ребенок у меня, наверно, будет... Вроде я
где-то читала, что так начинается... Газетка такая в третьем купе
валялась...
   - Ну, ты и сука, Флик! Я чо, один буду тут показания давать, объяснять,
как это мы в живых остались, где Петрович с удавом, кто песок в буксы
насыпал, кто стрелял, кто глотки резал... А он блевать пойдет! Ребеночка
ожидать! Чо ты прикидываешься-то? Я с тобой сейчас, знаешь, что сделаю!
   Нет, как ты успел-то, а? Ведь все время на глазах был!
   - Не знаю я... Не скажу тебе, короче, определенно...
   - Флик... Так ты что... Даже от кого не знаешь? Ну, уж нет! Вот в
непорочное зачатие я с кем угодно поверю, только не с тобой, сволочь!
   Говори сейчас же, от кого ты сука... того? - прошипел Ямщиков, и вдруг,
неожиданно для себя с отчаянием сдавленно выдохнул: "Ты с кем снюхалась,
блядища?"
   Маринка, растирая слезы по грязному, покрытому копотью лицу, шаг за
шагом отступала от разъяренного Ямщикова, со страхом глядя в его
побелевшее лицо.
   - Гриша, Гришенька! Не надо... Не кричи на меня... Я в коридорчике
стояла, плакала. А тут мне Наталья Семеновна сказала, что ты меня в
тамбуре ждешь, просил, мол, передать, что по важному делу... Я и пошла...
Побежала. А там темно было... Ну, я как вошла, так меня сразу на руки
подхватил кто-то и понес... Не виноватая я, Гришенька! Мне ведь никто
таких слов не говорил, на руках тоже не носили... чо-то... Не кричи на
меня... Правильно говорят про вас, мужиков: "Как на бабу идут - города
отдают, а взявши, им погоста жалко!" Пойду я, Гриша, утоплюсь лучше... -
рыдая, проговорила Маринка, знакомым движением поправила шаль на груди, и,
ссутулившись, пошла неверным шагом вдоль накренившегося вагона.
   До Ямщикова начал доходить смысл только что сказанного Маринкой. А
он-то еще, в глубине души, удивился тому, что Наташка заявилась тогда хоть
бы хны к нему в тамбур... Согласилась, главное, тут же, будто ждала. Ну,
Наталия, ну, гнида! Точно! А он-то еще думал, откуда у такой знакомой
Наташки, в которой ему нравилось все, кроме костистой, по-мужски поджарой
фигуры, такие... ну, все такое, короче, подходящее. И ни разу Наташка не
выдохнула ему так в лицо, с горячей страстью: "Гришенька-а!" Блин, а он-то
подумал, что ему показалось, что ... ну, не может же такого быть... с
Наташкой. А ведь эту доверчивую телку Марину, похоже, действительно
того... ну, никто до него на руках и не носил...
   - Постой! Постой, дура! Стоять, говорю! Маринка! Стой! - отчаянно
заорал, Ямщиков, догоняя, замедлившую шаг, обернувшуюся к нему Маринку. У
нее были знакомые глаза. Какой же он дурак! Только сейчас он вдруг понял,
что они напоминали ему вовсе не какого-то полузабытого Флика, а глаза его,
Ямщикова, матери... Точно! У него же мать была! И, хватая Маринку в
охапку, прижимая ее к себе, он со стыдом вдруг вспомнил про мать, жившую
где-то в Ачинске, после которой остался дом на окраине, где он, после ее
смерти, так ни разу и не был. Эх, мама родная...
   - Ну чо ты, чо? - задыхаясь от бега, уговаривал он плачущую Маринку,
уткнувшуюся к нему в свитер на груди. - Эх, мама моя родная! Не плачь,
пойдем, Мариша, озябла, небось...
   Он по-хозяйски полез ей под полушубок, чтобы проверить температуру ее
тела, Маринка испуганно охнув, стала оказывать слабое сопротивление, и на
Ямщикова вдруг от ее этого трепыхания накатило что-то такое, такое, от
чего он решительно повалил Маринку в мягкий пушистый снег на котором
проплешинами чернели хлопья сажи...
 
   * * *
 
   Над сопкой Чертова Голова вторую неделю клубился густой серый туман.
   Поэтому к месту предполагаемой аварии действительно можно было
добраться только на дрезине. Пока на узловой станции сообразили, куда мог
отвалить прицепной вагон, пока собирались спасатели, пока искали дрезину,
прошли сутки. Все знали, что если после предполагаемого крушения и остался
кто-то в живых, то за эти сутки ему как раз придет каюк на крепком морозе.
   Но, добравшись до Еловой пади по ветке, построенной когда-то зэками
многочисленных лагерей Сиблага, у опрокинутого вагона замерзшие на дрезине
мужики обнаружили уютный костерок, зимник, покрытый одеялами и снегом,
внутри которого пыхтел сизым дымком выломанный с мясом вагонный титан.
   Возле костра сидел коренастый мужик поселкового типа, который беззлобно
сказал спасателям, сплюнув в сторону щербатым ртом: "Хрены-то не
отморозили на своей таратайке? Чо так долго-то? Чаю давайте, выпейте с
дороги! Тише только, у меня жена беременная уснула только что... Могли бы
и раньше приехать, все-таки не май месяц, гниды!"
 
   Мужа и жену Ямщиковых доставили на ближайшую станцию уже под утро. На
Ямщикову заботливый муж навялил почти все одеяла, которые ему удалось
извлечь из вагона. Он всю дорогу спрашивал ее угрожающим тоном,
укоризненно глядя на запоздавших спасателей: "Ты там как, Мариш? Не
замерзла?" Заколебал, прямо, всех этими вопросами! Но жена его была,
вроде, женщина скромная, на рожон не лезла, права не качала. Она только
сопела под одеялами, норовя ухватить своего неказистого мужа то за рукав,
то за полу овчинного тулупа тонкими цепкими пальчиками.
 
 
   * * *
 
 
   От перрона отходил состав "Пекин-Москва", единственный приличный
состав, проходивший через эту Богом забытую дыру. В окнах вагонов уже
зажглись уютные лампочки в желтых абажурах, и на вокзальную суету с
любопытством пялились жизнерадостные узкоглазенькие лица. Только в одном
окне пассажиры предпочитали не высовываться, два их силуэта угадывались за
полузадернутыми занавесками с эмблемой состава.
   В купе на мягких диванах сидели двое. Господин Восьмичастный,
возвращавшийся из Пекина после заключения выгодного контракта, и господин
Циферблатов, прослушавший курс менеджмента по кадрам в рамках
реконструкции системы управления МПС где-то на Востоке. Оба они
внимательно следили за молодой женщиной, оравшей на весь перрон: "Гриша-а!
   Гришенька-а!" С торца здания вокзала бегом к ней протрусил коренастый
бугай с двумя пакетами. Женщина тут же расцвела лицом, а мужик вынул из
пакета большое красное яблоко, вытер его о засаленный полушубок и принялся
усиленно совать женщине в руки. Потом мужик стал проверять билеты, которые
достал вместе с многочисленными справками из-за пазухи, и принялся крутить
головой в поисках каких-то путей, указанных в билетах.
   Женщина, кушая яблоко, при этом что-то сквозь смех рассказывала ему.
   Глупость какую-то, конечно. А тот, главное, ничего, слушал ее с
повышенным вниманием.
   Господин Восьмичастный в раздражении задернул занавески. На вокзале
объявили, что пассажирский поезд на Ачинск отходит с третьего пути. И
господин Циферблатов только хмыкнул. Успел этот мудак купить своей крале
яблочков до отправления.
   Они сидели молча. О чем говорить? И так все было ясно. За окном старый
обшарпанный вокзал медленно отправился на Восток. Будто знакомый фильм
кто-то перематывал назад. Вначале медленно, а потом все быстрее, быстрее,
быстрее...
   Надо было снова собирать силы. И в который раз вновь придут эти трое,
что только сейчас радостно воссоединились у них на глазах. Они опять
только своим появлением разрушат все, созданное с таким трудом... Что же
поделать с этой любовью, которая, опираясь на веру, всегда беременна
надеждой? Чем же вытравить ее?
   Господин Восьмичастный сидел в глубокой задумчивости. Хуже всего, что
он вновь не чувствовал крыльев. Сколько же они будут расти? И когда брился
сегодня утром, собственные глаза ему показались странными. Точно.
   Голубыми. Ничего пока не сделать, надо ждать. Ждать, ждать...
   Из тяжких размышлений его вывел голос попутчика. Господин Циферблатов,
улыбаясь чему-то, произнес вдруг высоким чистым голосом: "Знаете, а у меня
под Армавиром живет мать!"
   Твою мать...
 
   Ижевск, 2001-2002 гг.
 
 

--------------------------------------------------------------------
Данное художественное  произведение  распространяется  в электронной
форме с ведома и согласия владельца авторских прав на некоммерческой
основе при условии сохранения  целостности  и  неизменности  текста,
включая  сохранение  настоящего   уведомления.   Любое  коммерческое
использование  настоящего  текста  без  ведома  и  прямого  согласия
владельца авторских прав НЕ ДОПУСКАЕТСЯ.
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 09.04.2002 12:44