белый, бирюзовый... И на все  оттенки  подбирались
образцы, их надо было показать, записать, проверить, спросить по порядку и
вразбивку, устранить путаницу, еще объяснить как-то разницу  между  белым,
белесым, беловатым,  белеющим...  Сто  слов  за  рабочий  день  запоминала
машина. Нет, это была не синекура!
   Изучив  цвета,  машина  принялась  за  формы.  Пошли  списки   слов   с
окончаниями на "истый",  "овый",  "атый",  "натый",  "ватый",  "образный",
"подобный"...
   Бугристый,  ветвистый,  волнистый,  волокнистый;  носатый,   хвостатый,
рогатый,  бородатый,   блинчатый,   пластинчатый,   зубчатый,   трубчатый;
Г-образный,    Т-образный,    П-образный,    безобразный;    дельтовидный,
стреловидный,   страховидный,   невидный;   мужеподобный,    женоподобный,
бесподобный...
   И  на  все  это  были  заготовлены  образцы:  бугристого,   ветвистого,
волнистого и прочих. А как изобразить бесподобное? Долго спорили, так и не
придумали.
   После форм подошла очередь запахов. Тут, к удовольствию  Светы,  работы
со словарем не было. В нашем языке почти нет  прилагательных,  описывающих
запахи обобщенно, независимо. Мы говорим  "запах  лимона",  "запах  хвои",
"запах помойки", увязывая аромат или вонь с конкретным источником. Описать
невозможно, можно только запомнить, в лучшем случае  сравнить.  У  люизита
запах горького миндаля, фосген пахнет  прелым  снегом,  иприт  -  редькой,
редька - видимо, ипритом.  Приходилось  приносить  в  лабораторию  лимоны,
сосновые ветки, помойные ведра. Девушки зажимали  носы,  а  Наташа  звучно
произносила по обязанности: "Запах гниющего мусора".
   Небогат у людей и словарь вкуса:  кислый,  горький,  соленый,  сладкий,
пресный,  безвкусный  -  вот  и  все.  Лингвистика  тут  явно  отстает  от
гастрономии. Но поскольку машина питалась электрическим током,  в  рот  не
брала ничего, эта глава обучения пропускалась. Так  что  Свете,  Марине  и
Наташе не пришлось  превращаться  в  поварих,  чтобы  знакомить  машину  с
десятью тысячами блюд из "Книги о  вкусной  и  здоровой  пище"  или  же  с
экзотическими австралийскими тортами из кокосовых  орехов  и  французскими
улитками в виноградных листьях.
   Звуки. Вот тут пришлось потрудиться. Язык богат звуковыми словами,  сам
основан на звуках, щедр на звукоподражательные слова и  в  особенности  на
описание звуков речи.
   Надо было объяснить машине, что  такое  ахать,  бахать,  охать,  ухать,
ворковать,  ворчать,  галдеть,   гаркать,   гикать,   гласить,   голосить,
глаголить,  гнусавить,  горланить,  граммофонить,  грассировать,  греметь,
громыхать, грохотать, гудеть, гундосить...
   Слишком сложно было  бы,  прослушивая  ленты  и  пластинки,  выискивать
соответствующие звуки. Помощницы Алеши сами устроили  студию  звукозаписи:
галдели, гаркали, гоготали, гудели, гундосили хором. Машина выслушивала их
- в натуре и в записи - потом определяла: "Это гвалт. Это гам. Это гомон".
   Сам Алеша не отличал гам от гомона.
   Краски для нас  обычно  ассоциируются  с  предметами,  поэтому  столько
прилагательных в словаре цвета: вишневый - цвет вишни,  малиновый  -  цвет
малины, оранжевый - цвет апельсина, коричневый -  цвет  корицы.  Звуки  же
оповещают о движении, ближе связаны с глаголами, а не с  существительными.
И естественно, на  уроках  звука  машину  знакомили  с  действиями.  После
любительской звукозаписи гама, гвалта и гомона потребовались  любительские
фильмы: "Наташа ходит", "Наташа бегает, прыгает, возит,  шаркает,  стучит,
молотит, ломает,  рвет".  Вот  тут  Ия  завидовала  откровенно,  с  трудом
удерживалась от критики. Будущая артистка возмущалась в ней, она  считала,
что  Алеша  неудачно  выбрал  исполнительницу.  Право   же,   Наташа   так
неестественно стучала, так ненатурально молотила, прыгала так  неуклюже  и
скованно!  Ия  пилила  и  сверлила  бы  куда  выразительнее.  Вообще   она
некиногенична, эта бесцветная Наташа.
   Ия даже намекнула, что  вот  хорошо  бы  ввести  в  лабораторию  умелую
имитаторшу. Если нельзя пригласить опытную артистку со сцены,  взять  хотя
бы  начинающую.  Увы,  артистка  не  полагалась  Алеше   по   штату.   Три
универсальных лаборантки: и чтобы галдеть, и чтобы шаркать ногами, и чтобы
помойные ведра приносить.
   Но все-таки кое-что и от Ии перешло к  машине.  Внешность  у  нее  была
машинная,  голос  Наташин,  а  имя  от  Ии.   Называлась   она:   "Опытная
интеллектуальная машина N_I",  сокращенно:  "Ия-машина".  Ия  поняла,  что
Алеша нарочно превратил свое детище в ее тезку.  По  вторникам  Ия-девушка
слушает, как обучается Ия-машина.
   Три  месяца  продолжалось  это   обучение.   При   своей   механической
безотказной памяти машина вобрала за три  месяца  примерно  столько  слов,
сколько ребенок вбирает за три года - от двух  до  пяти.  Где-то  в  самом
конце  мая,  накопив  изрядный  запас  существительных,  прилагательных  и
глаголов, машина отправилась осматривать мир. Куда? Куда ведут пятилетнего
ребенка прежде всего для знакомства с миром? В зоопарк, конечно. В зоопарк
повез и Алеша свою ученицу. И в ближайший  вторник  после  этого  (вторник
одиннадцатый)  Ия  получила  копию  ученического  сочинения  своей  тезки,
отпечатанную на наклеенных ленточках.

   "КАК Я БЫЛА В ЗООЛОГИЧЕСКОМ САДУ

   Мы поехали впятером на светло-русом автобусе: я ("Вежливость не  успели
привить, еще не объяснили, что  "я"  -  последняя  буква  в  алфавите",  -
заметил Алеша), Марина, Наташа, Алеша и электрик Дежурный. Ехали по улице.
Улица - это продолговатое ущелье между домов. В ущелье мчатся  автомашины:
грузовые, самые большие - с прицепами, средние -  пассажирские,  на  самых
маленьких люди сидят верхом, как зеленый всадник на зеленом коне в  музее.
Эти машины громко трещат (имеются в виду мотоциклы). Все автомобили яркого
цвета:      антрацитово-черные,      небесно-голубые,      индигово-синие,
вишнево-красные, кирпичные, кремовые (машина обстоятельно перечисляла  все
встреченные расцветки,  как  будто  ей  доставляло  удовольствие  щеголять
свежеприобретенными знаниями).
   Зоопарк - это сад, обнесенный высокой оградой.  Над  входом  решетчатая
арка с выпуклыми буквами. Я прочла: "ЗООПАРК". Я - машина, умеющая читать,
я знаю все буквы. В алфавите всего тридцать две буквы, а я могу считать от
минус бесконечности до плюс бесконечности.
   Сразу за входом находится жидкая  поверхность  небесно-голубого  цвета,
которая называется озеро. На нем птицы, но не летучие, а плавучие. Птиц  я
опознала  потому,  что  на  них  не  волосы,  а  перья.  У  плавучих  птиц
чайникообразная форма, тело овальное, обтекаемое и длинная гибкая шея. Шею
они вытягивают, опускают в воду и со дна достают свой  обед.  После  обеда
сытые отдыхают на берегу. Они спят, стоя на одной ноге,  другую  греют  на
животе, а нос тоже греют, засунув под мышку..."

   Далее рассказывалось про слоновью горку, бегемота,  про  обезьян  ("Это
человекоподобные животные", -  точно  отметила  машина).  Кенгуру  привлек
внимание: "Животное ушастое, двуногое, с карманом  на  животе.  Хвост  как
третья нога  -  крепкий,  большеватый,  у  основания  толстоватый,  кончик
островатый.  Мордочка  оленевидная,  уши  коровоподобные,  мех  на   спине
оранжеватый,  на  животе  беловатый.  Глаза   мариноподобные..."   ("Какая
клевета!" - кричала Марина-лаборантка, заливаясь румянцем.)
   Алеша ликовал: "Сказочный темп развития!  За  месяц  вышли  на  уровень
пятилетнего ребенка!"
   Ия смолчала. Про себя решила  проверить,  пятилетний  ли  это  уровень.
Правда, машина объявила, что умеет читать, знает все  буквы,  но  зато  не
сумела правильно  назвать  мотоцикл.  Какой  городской  мальчик  не  знает
мотоцикла в пять лет?!
   Среди соседских детишек  Ия  нашла  и  пятилетнего.  Выпросила  его  на
воскресенье, повела в зоопарк. Это оказалось очень любопытно для нее.  Она
уже забыла, какой сама была в  пять  лет,  потеряла  свежесть  восприятия.
Училась у своего спутника удивляться, училась наблюдательности.  Мальчонка
подмечал сотни деталей, которые она, взрослая, пропускала мимо внимания.
   На обратном пути и еще три  дня  паренек  говорил  только  о  зоопарке.
Рассказывал он,  пожалуй,  примитивнее  машины,  меньше  слов  употреблял.
Прилагательные игнорировал вообще, оттенки красок и не поминал,  обходился
существительными и глаголами.
   - А она как нырнет, клювом роет в иле, а лапы к пузу  прижимает!  А  он
как захлопает крыльями, хлопает, а взлететь не может! А орел как посмотрит
одним глазом! А фламинго  голову  сунул  под  крыло  и  спит.  А  они  как
запрыгают! А она как кинется!
   Слов не хватало, и мальчик дополнял их пантомимой. Как  лев  прыгал  на
решетку за мясом, мягко крался, как тигр, как орел смотрел  на  мир  одним
глазом, даже пробовал стоять на одной ноге, засунув нос под мышку.
   - Конечно, дети должны подражать, - сказал отец Ии. -  Словами  не  все
объяснишь. Вообще подражание  -  древнее  открытие  природы,  дословесное,
дочеловеческое. Все бессловесные звереныши учатся, подражая. Как же  иначе
приобрести условные  рефлексы  родителей?  Только  подражанием.  Обезьяны,
самые смышленые из животных, подражают больше всех. И маленькие  человечки
унаследовали эту склонность.
   - Папка, это так интересно наблюдать!  Почему  ты  не  рассказывал  мне
раньше про психологию детишек и зверюшек?
   Отец помолчал.
   - Инесса Аскольдовна звонила, -  заметил  он,  как  бы  меняя  тему.  -
Спрашивала, здорова ли ты. Ты уже три недели не ходила.
   Да, Ия запустила уроки сценического  мастерства.  Почему-то  ей  скучно
стало у старой артистки. Раз не пошла, другой...
   - Папка, ты меня извини, но я что-то  разочаровалась.  Не  хочу  у  нее
заниматься,  не  вижу  пользы.  Время  теряешь.  Сплетни  про  знаменитых,
ломанье. И вообще боюсь, что я не буду артисткой. Наверное, я  неправильно
поняла свой интерес к людям. Я вовсе не хочу их изображать, мне  важнее  в
психологии разобраться, понять мотивы поведения.
   Отец расцвел, даже покраснел от удовольствия.
   - Доченька, если бы ты пошла по моей дороге...
   - Нет, папка, это не по мне. Ты не обижайся, ты же все понимаешь. Я  не
хочу быть среди убогих, среди твоих психов. Это слабые  люди,  несчастные,
не лучшие люди. А мне хочется быть среди сильных, настоящих,  таких,  кого
нельзя не уважать. И учиться у  них.  И  потом  самой  воспитывать  таких,
которых нельзя  не  уважать.  Психология  меня  интересует,  но  здоровая,
крепкая, перспективная. Вот с детишками я вожусь охотно. Может  быть,  мне
надо идти в педагогический? Я еще подумаю, время есть до первого  августа.
Ты не волнуйся, я не буду бездельничать. В крайнем случае пойду в  детский
сад воспитательницей. Там трудно, и там нужны люди всегда.
   - Ну что ж, Ивочка, тебе виднее. Год в детском саду - не  пропащий  год
для девушки. Учись воспитывать чужих детей, своих воспитаешь лучше.
   - Ох, папка, и  куда  ты  загадываешь?  Кто  говорит  о  детях?  Я  еще
специальность не выбрала.
   - Не знаю, как насчет специальности,  а  замуж  выходят  все.  Нечаянно
как-то получается. Знакомятся, встречаются раз в неделю, потом влюбляются,
решают жить вместе...
   - Ну уж это глупости, папка. Понимаю, на что  ты  намекаешь.  У  нас  с
Алешкой просто дружба. Ну да, он содержательный человек, с ним  интересно.
Пожалуй, даже он самый интересный из моих знакомых. Но  уверяю  тебя,  это
просто дружба.
   - Да, конечно, всегда так бывает: сначала  самый  интересный,  потом  -
единственный интересный.



8

   После экскурсии в зоопарк в биографии машины (или у машин не биография,
а что-то другое, технография скажем)... в техно- или  биографии  произошел
перелом. Только что машину на плечах вносили в  зоопарк,  а  через  неделю
послали с поручением в лес. Для пятилетнего малыша  это  было  бы  слишком
самостоятельное задание.
   Но не только у машин - и у животных этапы  развития  не  такие,  как  у
человека. Маленький человек чуть ли не самое беспомощное из живых существ:
не ходит, не стоит, только и умеет -  сосать.  Цыпленок  -  тот  сам  себе
устраивает роды, клювом разбивая скорлупу; кенгуренок, цепляясь за шерсть,
сам ползет в сумку; ягненок стоит на ногах, через день-два  самостоятельно
удирает от волка. Зато, правда, человек с  первой  минуты  видит  свет,  а
щенята и котята прозревают  не  в  первую  неделю.  У  каждого  вида  своя
последовательность  развития,  у  вида  "Ия-машина"  -  своя.   Ходить   и
действовать она могла задолго до того, как выучила первое слово. Программа
действий была отработана еще  на  ее  немой  прабабушке,  той,  что  нашла
кимберлит на дне  океана.  Алеша  мог  просто  вставить  готовые  блоки  в
рассказывающую машину, как бы наследственные гены ходьбы и поиска.
   Но после этого вступил он в темный  лес  неизведанного  -  таинственную
область чувств.  Машине  понадобилось  самое  первое  и,  вероятно,  самое
древнее чувство - ощущение голода.
   Ия сомневалась:
   - И машина будет голодной, а потом - сытой?
   - Будет! - уверял Алеша.
   - И она будет чувствовать, именно чувствовать голод?
   Алеша долго объяснял, что такое чувство, что такое ощущение, что  такое
раздражимость и  раздражение,  сначала  объяснял  с  апломбом,  потом  сам
запутался в дебрях определений. В конце концов признался честно:
   - Мы долго спорили, так и не пришли  к  единому  мнению.  Машина  будет
действовать  так,  как  будто  она  чувствует  голод.  Но  будет  ли   она
чувствовать, мы не уверены.
   "Как будто" само по себе потребовало сложных  приспособлений.  Ведь  на
самом-то деле машина питалась электричеством от батарей и заряжалась раз в
месяц, то есть целый месяц она была как бы сытой. Чтобы имитировать голод,
Алеша поставил на батареи  ограничитель,  так  что  ток  поступал  в  сеть
порционно, только после успешного выполнения задания, как  бы  в  награду.
Так дрессированный тюлень получает  кусочек  рыбы  после  каждого  номера.
Чтобы заработать свои киловатт-часы,  машина  должна  была  что-то  найти:
минерал, растение, бумагу, банку; найденное  положить  в  ящичек  -  набор
ящичков был у нее на спине - и переместить этот ящик в пустой "живот". Там
замыкался контакт, и ток поступал в электрическую сеть.  Провода  здесь  -
аналогия кровеносных сосудов.
   И что же изобрела машина первым долгом? Очковтирательство.  Обнаружила,
что контакты замыкает  не  находка,  а  ящик,  заполненный  или  пустой  -
одинаково. Быстро переставила все ящики со спины в пустое брюхо и  явилась
в лабораторию сытая, как бы сытая.
   - Помню, во время войны, в тяжелые  годы,  мы  наливались  чаем.  Целый
чайник вольешь в себя, в желудке булькает. Вроде бы сыт,  а  питательности
никакой, - припомнил отец  Ии,  выслушав  рассказ  о  фокусе,  придуманном
машиной.
   Алеше пришлось переделать схему, вмонтировать добавочные  фотоэлементы,
так чтобы  пустой  ящик  не  замыкал  контактов...  чтобы  пустой  чай  не
обманывал брюхо.
   В  очередной  понедельник,  накануне  тринадцатого   вторника,   машина
получила проверочное задание: пойти в лес, собрать коллекцию цветов.  Было
дано при этом разъяснение: цветком считается  растение  незеленого  цвета,
растение надо вырвать с корнями  или  срезать  у  самой  почвы.  Заполнять
ящички одинаковыми цветами запрещалось.  Машине  был  выдан  электрический
аванс на два часа работы, остальное она должна была заработать в лесу.
   День был погожий, солнечный и прохладный, какие выдаются в  Подмосковье
при северном ветре. Машину вывели на пустырь  позади  забора,  на  изрытый
ямами пустырь, вывели, включили и  проводили  глазами  до  синеющей  вдали
опушки.
   Волноваться  пришлось  недолго.  Уже  через  час  с  небольшим   машина
показалась снова. Пыля гусеницами,  она  деловито  спешила  к  воротам  по
прямой, не останавливаясь, чтобы срезать  еще  один  цветочек,  -  видимо,
заполнила все свои емкости. Подлетела к воротам,  резко  затормозила,  как
молодой уверенный и рисующийся уверенностью шофер, разом выдвинула напоказ
все свои ящички, малые и большие: дескать, полюбуйтесь, какой я молодец.
   Чего там только не было в ящичках! Полный набор полевых цветов:  нежные
лесные  фиалки,  иван-да-марья  в  желтой   юбочке   и   лиловом   жилете,
наивно-голубые незабудки, пронзительно-желтая сурепка, ромашки:  "любит  -
не любит - плюнет - поцелует", сладковатая "кашка" - клевер белый,  клевер
красный, - мягковолокнистый чертополох, полупрозрачный шарик одуванчика  и
отдельно одуванчики желтые, еще не отцветшие, беленькие чашечки земляники,
колокольчики, пахучие зонтики болиголова, а  в  основном  лютики,  лютики,
лютики, - чуть побольше, чуть поменьше, с двумя цветочками на стебельке, с
тремя цветочками на стебельке. И  кроме  цветов,  машина  представила  еще
листья,  желтоватые  и  бурые,  засохшие,  подходившие   под   определение
"растение незеленого цвета", был подберезовик с изъеденной улиткой  ножкой
и небольшой белый гриб, налитой, тугой  и  самоуверенный,  была  тополиная
вата, березовые сережки, голубое яйцо какой-то пташки вместе с травянистым
гнездом, гусеница, свернувшаяся колечком, затоптанная  папиросная  коробка
(машина  слишком  широко  трактовала  определение:  "Собирать   незеленое,
вросшее корнями в грунт") и  венец  всего  -  живой  ежик!  Оказавшись  на
солнышке, еж осмелел, высунул  свою  свинячью  мордочку,  растопырил  уши,
уткнулся носом в лужицу, набрал  в  ноздри  воды,  поперхнулся  и  тут  же
наморщил лоб, готовый мгновенно натянуть колючую защиту на глаза.
   - Фу! - сказал Алеша, как глупой собаке говорят, когда она принесет  не
ту палку. Он выбросил на землю ежа, гусеницу, яйцо и папиросную коробку: -
Это фу, и это фу, и это фу. Фу, это не цветы. - Хотя, в сущности, он и сам
был виноват: неточно определил, что такое цветы. - А эти цветы одинаковые.
- Он разложил на земле набор лютиков...
   - И представь себе, она возражала,  -  рассказывал  Ии  Алеша,  разводя
руками. - У нее, видишь ли, своя концепция была насчет  одинаковости.  Она
показывала различия в форме лепестков,  размере  листочков,  в  количестве
цветков  и  листочков.  Пришлось  прочесть  ей  лекцию,   что   совершенно
одинаковых предметов не бывает. Название подразумевает  вид,  тип,  группу
более или менее сходных предметов. Вот эти желтенькие цветочки с  четырьмя
лепестками - лютики. Нужен один лютик, остальные - фу!
   С  чревом,  опустошенным  на  три  четверти,   проголодавшаяся   машина
вынуждена была повернуть назад в лес.
   На этот раз она не вернулась ни через  час,  ни  через  два.  ("Видимо,
перебрала распространенные виды цветов, новые найти трудновато",  -  думал
Алеша.) Но время шло, беспокойство возрастало. К концу  рабочего  дня  все
ходоровцы отправились в лес на поиски.
   Кое-где машина оставила следы: рубцы на сырой  глине,  полосы  примятой
травы. Впрочем, неопытные следопыты не очень отличали сегодняшние следы от
вчерашних. Зато вскоре услышали молву о подвигах машины.
   Все встречные женщины хором убеждали не ходить  сегодня  в  лес,  лучше
вернуться засветло.
   -  Там  шайка  грабителей,  -  уверяли  они.  -   Убивают,   раздевают,
насильничают. Одна из нашей деревни шла с цветами на станцию,  в  истерике
домой прибежала. Налетели на машине, сбили, чуть не раздавили...
   Услышав про цветы, Алеша насторожился.
   Потерпевшую удалось разыскать. Она охотно  рассказала,  -  в  двадцатый
раз, наверное, - как она шла по дорожке через березняк,  нагнулась  грибок
подобрать, аккуратный такой подосиновичек, а корзину с  цветами  поставила
рядом ("туточки"). И как раз в эту самую секундочку - трах-тарарах!  -  не
козлик, не мотоцикл, что-то непонятное как наскочит сзади, как  наподдаст,
и  верзила  этакий  как  спрыгнет,  как  толканет!..  (Насчет  верзилы   у
рассказчицы не было никаких сомнений.) Но только и она не дура, завизжала,
как зарезанная, народ на шоссейке услышал, голоса какие-то зазвенели.  Так
что банд