ть  целое.
Ногу или руку называла сразу, но, когда  ей  показали  ступню,  не  сумела
догадаться, что это тоже нога (правда, англичане и немцы ступню  ногой  не
считают). Алешу - своего духовного отца - научилась  узнавать  быстро,  но
встала в тупик, когда он закрыл половину лица, ответила:  "Это  незнакомый
предмет".
   Еще  труднее  давалась  ей  классификация.  Стол  она  упорно  называла
животным, видимо затвердив, что животные  -  это  четвероногие.  Долго  не
отличала мужчин от женщин. Но тут, возможно,  учителя  были  виноваты.  Не
учтя капризов моды, Алеша объяснил, что мужчины  стригут  волосы  коротко,
ходят в брюках, а женщины - в юбках. А мода того года как раз  и  породила
долгогривых юношей и девушек в цветистых брюках с кружевами на щиколотках.
Вот машина и запуталась, как та наивная девчушка, которая спрашивала,  как
отличают мальчиков от девочек на купанье, когда на них нет ни  юбочек,  ни
штанишек.
   Алеша  обо  всем  этом  рассказывал  с  увлечением,  даже  с   каким-то
умилением, радуясь и успехам и ошибкам машины. Ошибки  ему  даже  казались
полезнее, указывали на упущенные тонкости. Ия же твердила одно:
   - Все-таки машина остается машиной. Не узнала самого близкого знакомого
по половине лица! Никакой  младенец,  самый  крошечный,  не  ошибется  так
глупо.
   - А вы понаблюдайте младенцев, - сказал Алеша, ничуть не обидевшись.  -
Сравните восьмимесячных, годовалых, двухгодовалых. Ведь они тоже  начинают
с нуля - с абсолютнейшего. Мы, взрослые, забываем всю  меру  их  незнания.
Машина где-то на этом уровне. Попробуйте уточнить.
   Ии  легко  было  выполнить  совет.  Она  жила  в  многолюдном  квартале
новостроек. Младенцы любого калибра дремали, гулькали или хныкали в садике
под окнами, и любая соседка охотно поручала ей свое чадо, чтобы сбегать  в
магазин на углу, посмотреть, что завезли туда. У Ии  был  громадный  выбор
подопытных кроликов под голубыми и розовыми одеяльцами.
   Проявляя  холодную  жестокость,  Ия   напугала,   откровенно   напугала
семимесячную девчушку злобной гримасой. Та заревела протестующе. Ия,  сама
чуть не плача от сочувствия, взяла обиженную  на  руки.  Девочка  затихла,
только головкой вертела. Озиралась в поисках страшного лица, прижимаясь  к
теплой надежной груди. Лицо, грудь и чужая  тетя  не  сливались  у  нее  в
единое целое.
   В другой раз, собрав двухгодовалых детишек, Ия устроила им экзамен.
   - Что это? - спросила она, указывая на луну.
   - Теп, - сказал самый бойкий ("Хлеб" на его детском языке).
   То есть луна показалась ему похожей на хлеб. О том, что ломти не вешают
на небо, он еще не знал.
   С трехлетним, самым сообразительным из компании,  Ия  пошла  гулять  по
набережной. Возможно, парнишка  впервые  увидел  реку,  мосты,  самоходные
баржи, речные трамваи. Он был потрясен, увлечен, захвачен.
   - Хоцю гулять там, где ловно (ровно), - потребовал  он,  потянувшись  к
лестнице.
   Откуда он мог знать, трехлетний, что люди не могут ходить по воде,  как
посуху.
   Но этот уже знал, что ломоть, висящий  наверху,  называется  луной.  На
вопрос: "Где небо?" - показал пальчиком вверх. И поинтересовался:
   - На даце (даче) тоже небо?
   И машину спросили про небо. Та ответила скучнее:
   - Небо - это верхняя часть карточек.
   Увы, с миром она знакомилась по картинкам. Дети, даже самые  комнатные,
все-таки сначала видят комнату, а потом уже книжки с картинками.
   Усвоив  существительные,  названия  предметов,  машина  начала  изучать
прилагательные, прежде всего цветовые.
   Абрикосовый, агатовый, аквамариновый, алебастровый, алый,  аметистовый,
апельсиновый, багровый, белый,  бирюзовый,  бордовый,  брусничный,  бурый,
васильковый,  вишневый,   голубой   (голубиный),   гороховый,   горчичный,
гранатный, желтый и т.д. Не стоит приводить  здесь  все  слова  вплоть  до
буквы "я".  Машине  разрешалось  и  самой  определять  оттенки  с  помощью
суффикса  "овый".  Немедленно  она  предложила  "наташевый"  цвет  -  цвет
загорелых рук и "алешевый" - голубовато-зеленовато-серый - цвет  Алешиного
рабочего халата.
   Машине сообщили также профессиональные названия из  жаргона  художников
(кобальт, кармин, ультрамарин, кадмий, охра светлая, красная, сепия, сиена
жженая),  цвета  текстильные  (мов,  электрик,  сомон,  гри-перль),  масти
лошадей (буланая, вороная, гнедая, игреневая, караковая, пегая,  саврасая,
сивая,  соловая,  чалая,  чубарая)  и  цвет  волос:  блондинки,  брюнетки,
шатенки, светло- и темно-русые, рыжие, седые, крашенные хной, басмой и под
седину, в сиреневый и голубой цвет. Машина все это запомнила  быстро,  но,
стремясь к точному определению оттенков, долго  еще  путала,  какие  слова
полагается употреблять. Описания у нее получались примерно такие:
   "Наташа приехала в русом автобусе. Наташа  -  женщина  саврасой  масти,
кожа у нее наташевая, глаза алешевые, платье  -  кадмий  желтый,  носки  -
брюнетки, туфли киноварные".
   Когда слова были приведены в порядок, машина отправилась сдавать первый
экзамен в Музей изобразительных искусств, что на Волхонке, против  зимнего
бассейна.
   В ассирийском дворике  машина  обратила  внимание  на  крылатых  быков.
Безошибочно определила цвет изразцов. В итальянском зале осмотрела  конные
статуи кондотьеров, сказала при этом:
   - Люди и лошади оливково-зеленой масти.
   Долго  стояла  перед  копией  Давида,  забросившего  пращу  на   плечо;
высказалась:
   - Человек-гигант из белого материала, твердый, неподвижный, машина,  не
умеющая говорить.
   Растущая толпа свидетелей аплодисментами отмечала все удачи  и  неудачи
кибернетического  младенца.   Затем   через   готический   портал   машина
проследовала  в  картинную  галерею  и  там  опозорилась  на  глазах   уже
покоренной, уже сочувствующей публики.
   - В деревянной раме  натянуто  полотно.  На  нем  пятна  неопределенной
формы, - заявила она перед первой картиной.
   - Неопознанный предмет, - глядя на аппетитный фламандский натюрморт.
   - Неопознанный предмет, неопознанный, неопознанный... -  твердила  она,
переходя от  полотна  к  полотну.  Иногда  добавляла:  -  Наложена  краска
картинового цвета.
   "Картиновый" произносила по буквам, как бы знакомя со словом, созданным
самостоятельно.
   Веселый смех сменился снисходительными усмешками. Зрители  расходились,
пожимая плечами, разочарованные,  но  и  довольные  тем,  что  лишний  раз
убедились в превосходстве человеческого, своего собственного разума.
   -  "Пятна  неопределенной  формы".  Высказалась  тоже!  Каких   малышей
приводят и те узнают, где дядя, где тетя.
   Пристыженный Алеша, прервав испытание, погрузил машину в  "темно-русый"
автобус.
   А  дома,  в  родной  лаборатории,  машина  обрела  прежнее  мастерство,
безошибочно определяла цвета на репродукциях тех же картин.
   Где же дефект?
   - Что такое картиновый цвет? - догадался спросить  Алеша.  -  Назови  в
этой комнате предмет картинового цвета.
   - Не вижу, - сказала машина.
   Света, Марина и Наташа привезли  из  своих  домов  все  картины,  какие
нашлись. Но ни на эстампах, ни на гравюрах, ни на акварелях, ни на  этюдах
знакомых художников картинового цвета не  нашлось.  Всю  неделю  возились,
предлагая машине всевозможные литографии. В понедельник  Алеша  попробовал
показать машине спектр. И вот тут картиновый цвет обнаружился. Он оказался
в дальнем ультрафиолете, за пределами человеческого зрения. Глаза  машины,
в отличие от человеческих, воспринимали эти  лучи.  И  как  выяснилось  на
другой  день,  именно  этот  участок  отражало  потемневшее  масло  старых
полотен.   Все   они   казались   машине    одинаково    ультрафиолетовыми
(картиновыми).
   И вечером, это был уже шестой вторник, Алеша с удовольствием докладывал
Ии, что тайна картинового цвета раскрыта. Суть  в  том,  что  у  машины  и
человека по-разному устроены глаза, не  совсем  точно  совпадает  цветовое
видение.
   Ия пожала плечами:
   - Не понимаю, Алеша, чему ты радуешься? (К  шестому  вторнику  они  уже
перешли на "ты", перешли  как  старые  знакомые.  Условились  же:  никакой
любви, ни поцелуев, ни флирта.) Не понимаю,  чему  радоваться.  Ты  сделал
неудачные глаза, не человеческие, лишний раз  подтвердил,  что  машина  не
похожа на человека, не может служить моделью.  До  цели  еще  дальше,  чем
думали. Неделя ушла впустую, на поиски маленькой ошибки.
   Пожалуй, Ия была не совсем тактична на этот раз. Но тут сказалась некая
психологическая тонкость. К шестому вторнику выяснилось, что Алеша  ее  не
обманывал. Он действительно занимался интересным  делом  и  продвигался  в
своем интересном деле: лез вверх по лестнице. Ия  чувствовала  себя  такой
пустой, такой бессодержательной рядом  с  ним.  Так  боялась,  как  бы  не
скатиться к преклонению. Во имя самоуважения, во имя самоутверждения, ради
душевной независимости она должна была найти  в  Алеше  хоть  какой-нибудь
недостаток. И  вот  явный  недостаток:  любовь  к  ремонту  ради  ремонта.
Средства заслоняют цель.
   Кольнув, Ия опасливо смотрела  из-под  ресниц,  готовая  защищать  свое
право на критику или же извиняться, если  очень  обидела.  Алеша  даже  не
заметил укола.
   - Ивочка, конечно, я радуюсь задержкам. Задержка - это же  превосходно.
Все великие открытия начинаются с неудач.  Пока  все  идет  гладко,  мысль
скользит, задуматься не о чем. Зацепились,  зашли  в  тупик  -  вот  когда
начинаешь голову ломать. Машинные глаза отличаются от человеческих? Да это
великолепно! Значит, мы получим иное видение мира, видение номер два.  Как
бы с двух сторон смотрим на мир. Да я нарочно буду делать теперь машины  с
разными  глазами,  разноглазо  исследовать  минералы,   почвы,   растения,
животных, картины, ткани - все на свете. Картиновый цвет старого  масла  -
это уже маленькое открытие. Может быть, в результате можно  будет  создать
нетемнеющее масло для художников. А может быть, у рака  есть  какой-нибудь
раковый цвет, а у холеры - холерный, у растущих детей -  ярко-ростовой,  у
плохо  растущих  -  бледно-ростовой.  Завтра  же   начну   подбирать   все
бракованные глаза из кладовки. И Волкову подам заявку на сотню  вариантов.
Он обрадуется: изучение мира разными глазами - это  уже  синица  в  руках.
Картиновый цвет - махонькое открытие, но и о нем  можно  рапортовать.  Сто
вариантов, тысяча вариантов, варианты зрения, варианты  видения,  варианты
слуха, обоняния... на десяток лет хватит исследований.
   Ия закусила губу,  чтобы  скрыть  довольную  улыбку.  Молодец  девушка!
Правильно определила главный недостаток Алеши. Он все  время  упускает  из
виду цель. Возможно, это оборотная сторона широкого кругозора. Везде видит
интересное и забывает главное. Обещал модель образцового человека будущего
и вот готов променять его на сотню вариантов ущербности.
   Ия высказала все это.
   - Ты как ребенок, - сказала  она.  -  Хватаешься  за  новую  игрушку  и
забываешь, куда шел и зачем.
   Алеша надулся, даже губы  распустил  обиженно.  Действительно,  большой
ребенок.
   - Конечно, "модификация интервала спектра видимости" - такое звучит  не
слишком понятно. Профану трудно оценить значение  подобного  открытия.  Но
образованный опытный специалист...
   Тут подошла очередь Ии обижаться.
   - Да, я не специалист, - сказала она. - Я малограмотная дурочка.  Может
быть, тебе не стоит тратить свои драгоценные часы, популярно объясняя  мне
свои специальные достижения.
   Наступило  принужденное  молчание.  Алеша  яростно  жевал  шницель,  Ия
крутила соломинкой в стакане и размышляла, не надо ли  ей  оскорбиться  на
"профана", подняться и уйти. Внезапно Алеша поднял голову, улыбаясь широко
и простодушно.
   -  Ты  умница,  Иютия,  -  объявил  он.  -  Ты  умница,  а  я   остолоп
увлекающийся. И все ты объяснила правильно. Когда лезешь в гору,  кругозор
все шире, столько видишь всяких  увлекательных  лощинок,  долинок,  рощиц,
утесов! Но все камни рассматривать - ста жизней не хватит. Ты права,  надо
карабкаться дальше. Ты следи, чтобы я карабкался не отвлекаясь, ладно?  Ну
и все. Дай лапку, друг-девушка.
   Ия охотно протянула руку. Она была так довольна, просто счастлива,  что
в их содружестве и для нее нашлась  роль.  Не  просто  выслушивать,  но  и
следить, следить, чтобы не отвлекался.
   "Следить и направлять!" Вписав эти слова в отчет о шестом вторнике,  Ия
отложила ручку в сторону и задумалась с мечтательной улыбкой. Хорошо, если
есть у тебя человек, за которым стоит следить.  Вот  пройдут  года,  Алеша
будет лезть и лезть со ступеньки на ступеньку, все вверх и  вверх.  Успехи
его будут расти, и слава  будет  расти,  станет  он  ученым  со  всемирным
именем, будет книги писать, потом о  нем  напишут  книги.  И  может  быть,
припомнят тогда, что всю жизнь, каждый свой шаг он  обсуждал  с  маленькой
скромной женщиной,  следившей,  чтобы  "талантище"  не  разбазаривал  свой
талант на пустяки.
   Всю жизнь? Но разве Ия собирается всю жизнь  прожить  возле  Алеши?  Да
ничего  подобного!  Они  просто   друзья,   хорошие   друзья,   совершенно
равнодушные, друзья по вторникам.
   И девушка приписала торопливо:
   "Надо активнее  искать  объекты  для  среды,  четверга  и  прочих  дней
недели".



7

   О недостатках Алеши Ия неожиданно услышала и с другой стороны.
   Каждый вторник в еженедельном отчете она неизменно  слышала  жалобы  на
директора  ОКБ.  Алеша  затеял  опыт,  Алеша  выдвинул  идею,  а   Волков,
уговаривая, убеждая, возмущаясь, стучит кулаком по столу  или,  похлопывая
по плечу, твердит: "Не допущу самодеятельности. Мы подрядчики, у заказчика
не было  таких  требований,  выдерживайте  параметры...  Не  допускаю,  не
разрешаю!" Ни один вторник не обходился без сетований  на  Волкова.  И  Ия
возненавидела директора ОКБ заочно, непримиримее, чем  Алеша,  безжалостно
желала ему приобрести диабет и выйти на пенсию досрочно.
   И как же она взволновалась, когда (мир тесен!) ей довелось  встретиться
с этим Волковым лицом к лицу.
   Это произошло на приеме по поводу диссертации Маслова. Верный поклонник
Ии защитил, и очень удачно, только один черный шар - блестящая  победа.  У
оппонентов замечания  были  микроскопические,  о  терминах  и  оформлении;
выступающие требовали немедленного опубликования, уверяли, что  у  Маслова
готовая монография. Конечно, победителю очень хотелось,  чтобы  Ия  своими
ушами слышала похвалы, на прием  был  приглашен  папа  и  с  дочкой,  хотя
диссертант, естественно, не мог посадить ее рядом с  собой.  Рядом  сидели
руководители и оппоненты.  Как  полагается,  произносились  речи  в  честь
оппонентов, рецензентов, диссертации, диссертанта, милых женщин,  красивых
девушек, а громче всех, длиннее всех и витиеватее всех  выступал  сидевший
против  Ии  развеселый  и  добродушный  толстячок  лет  сорока   пяти,   с
залысинками, этакий весельчак, рубаха-парень, свой в доску. А  в  перерыве
между жарким и тортами он пустился в  пляс,  вскрикивал,  хлопал  себя  по
подметкам и икрам, притоптывал перед Ией, приглашая ее. Девушка  не  стала
чиниться, прошлась павой, помахивая платочком. Потом толстяк танцевал  еще
лезгинку, зажав столовый нож в зубах. И вдруг Ия слышит, что  фамилия  его
Волков, он начальник ОКБ, сто двадцать научных сотрудников  в  подчинении,
крупный инженер...
   - А это очень трудно - быть  начальником  ОКБ?  -  спросила  его  Ия  с
наивной бесцеремонностью, разрешенной красивым девушкам.
   К ее удовольствию, Волков не отшутился, не  ответил  в  стиле  Маслова:
"Вам, девушка, это скучно". Польщенный  вниманием  молоденькой  партнерши,
Волков охотно пустился в объяснения:
   - Я вам все расскажу, все разъясню как на  ладони.  И  если  пойдете  в
инженеры, зарубите это на своем коротеньком носике, потому что в учебниках
самое главное  не  написано.  В  учебниках  ученые  профессора  пишут  про
технику, а самое главное на свете - это ладить с  людьми.  Люди,  девочка,
хотят  быть  довольны.  Наверху  тебя  слушают,  когда   довольны.   Внизу
слушаются, если довольны. А довольны, когда идет хорошая зарплата и к  ней
премия в каждом квартале. Премию же дают, как известно, за  перевыполнение
плана на три процента, на пять или на десять. На тридцать перевыполнять не
стоит, тридцать настораживают, вызывают подозрение: план не занижен ли?
   Выполняется же план не в мастерских, не в лабораториях и не в цехах. На
самом деле план выполняется, когда он составляется, и это уж  моя  забота,
чтобы составить план выполнимый, чтобы  задания  были  реальные,  и  лучше
много мелких заданий: если и сорвутся два-три - не беда. И  всегда  ты  на
виду, часто рапортуешь об успехах, тебя не забывают. А чтобы  выполнять  с
гарантией, нужно иметь - и это тоже моя забота - самые  лучшие  материалы,
самое лучшее оборудование и лучшие кадры. Кадры, девочка, кадры!  Кадры  я
подбираю сам, и только  по  деловым  качествам.  Для  меня  не  существует
записочек от друзей, телефонных просьб, сладких улыбок и красивых  глазок.
Проси у меня прибор, проси провода, полупроводники - одолжу. Олуха мне  не
навяжешь. Если есть штатная  единица,  я  не  тороплюсь  замещать,  загодя
высматриваю человека. И какие у меня наладчики,  какие  монтажники,  какие
модельщики! Художники! Ювелиры! Дютьков, дядя Ваня, к примеру.  Я  его  на
выставке заприметил, увел из-под носа у замминистра. Ему же цены нет: если
бы имел право платить пятьсот,  платил  бы,  платил  бы  больше,  чем  сам
получаю,  и  выгода  была   бы   государству,   потому   что   он   десять
новичков-губошлепов заменяет  один.  А  научные  сотрудники!  Вот  Ходоров
Алексей. (Ия даже вздрогнула.) Он еще студентом был, диплом писал -  я  на
него нацелился. Его на кафедру прочили - я в министерство ходил,  отбил  с
трудом. Зато имею продукцию. Сенсация каждый год. Не патент, не вариант, а
новая идея. Сенсация! Конечно, хлопот с ним, потому что сумбур  в  голове,
каша идей, за все хватается, сил своих оценить не может. И  придерживаешь.
Не придержишь - увязнет в бесплодной теории.
   Ия была смущена: "Как же так? Человек неглупый,  приятный  даже,  Алешу
ценит, хвалит, гордится... и ставит палки в колеса".
   - Надо ли всегда придерживать? - спросила  она.  -  Время-то  теряется,
люди простаивают. Успели бы подняться на две-три ступени вверх.
   Волков прищурился, зорко присматриваясь к девушке, посерьезнел:
   - Две-три ступеньки? Вы,  часом,  не  знакомая  Ходорова?  Любимый  его
разговор  про  ступеньки.  Так  вот  скажу  вам,  девушка,  и   это   тоже
запоминайте: был такой ученый, видный ученый, он изрек, что  наука  -  это
способ удовлетворять свое любопытство за счет государства. То ли  в  шутку
сказал, то ли всерьез, не ведаю, но вещи такие допускать нельзя. А Ходоров
ваш ("Ваш?") из той же породы. Он спортсмен, у него  азарт,  соревнование,
рекорды личные,  ему  надо  по  лестнице  залезть  выше  всех...  за  счет
государства. А я от государства приставлен  распоряжаться  государственным
счетом, вот я и примериваюсь, какая польза от этого ходоровского  рекорда.
И не всегда вижу пользу... не всегда.
   И в "Альбоме типов" появилось рассуждение.
   "Выходит, не одна истина в науке, - писала Ия. - Есть правда спортивная
- нужны рекорды. Есть правда практическая - польза  от  затрат.  Даже  две
пользы - сегодняшняя и послезавтрашняя. Как сочетать все? Как не  забывать
все? Наверное, оправдание Алеши в будущей пользе. И надо, чтобы он  помнил
о ней, чтобы деревья сегодняшних рекордов не заслоняли ему дальний лес".
   Но все это произошло позже, после десятого и одиннадцатого вторника,  а
пока шло обучение машины описательному языку.
   Вскоре  Ия  знала,  как  оно  организовано  практически.  Прежде  всего
составлялся список слов. Эту несложную работу выполняла лаборантка  Света,
выбирая по алфавиту прилагательные из  "Толкового  словаря"  по  алфавиту.
Начали,  как   выше   рассказывалось,   с   группы   цвета:   абрикосовый,
апельсиновый, багровый,