разу.

    - Что выдумал: холодная война! Самого бы заморозить.

    -  Доллары,  доллары! Подавились бы они долларами. А бомбы эти на дно...
    пусть акулы воюют.

    Вилкинс сразу подхватил инициативу.

    -  Мы  понимаем,  что  означают  эти  бомбы.  Сегодня  их  испытывают  в
    колониях,   завтра  они  летят  на  нашу  голову.  Надо  уничтожить  их.
    Выбросить  за борт. Мы знаем, где они хранятся. А семейные пусть посидят
    в кубрике.

    - Почему семейным сидеть?! Разве семейные за войну?

    - У меня искалечили сына в Корее. Парню 21 год и потерял две руки.

    - У меня у самого пуля под ребром. Еще с той войны.

    - Довольно грабить людей... К чорту бомбы!!!

    Вилкинс  оказался превосходным командиром. Расторопные матросы мгновенно
    заняли  все  входы  в  коридор  за  кухней,  и  когда я подоспел к месту
    действия,  Джо,  ругаясь  шепотом,  уже  ворочал  в скважине подобранный
    ключ.  Охранник  -  толстый  Дик, связанный, лежал на полу, а итальянец,
    сидя на нем верхом, что-то шептал ему на ухо.

    -  Да  я  не  против,  - стонал Дик, - но меня же выгонят. Ребята, прошу
    вас, пырните меня потихоньку. Пусть видят, что я оказал сопротивление.

    Матросы смеялись.

    - Тебя не проткнешь, Дик, одно сало.

    -  Ну,  хоть кляп, ребята. Заткните мне рот кляпом. Ведь я же могу звать
    на помощь.

    А  между  тем  Джо,  волнуясь, гремел ключами. Подобранный ключ требовал
    особого   подхода.  Нужно  было  приподнять  дверь,  надавить  плечом  и
    неожиданно дернуть. Джо торопился, и процедура не получалась у него.

    - Джо, скорей! Мы теряем время.

    - Может быть, ломом лучше?

    Но  в  этот  момент  Джо  особенно  удачно  приподнял, нажал и дернул, и
    дверь,  обитая  цинком, открылась Да, это были они - мои взбунтовавшееся
    питомцы.   Я   узнал   острые  крылышки  стабилизаторов,  черные  кольца
    лластмассовой  изоляции,  стекла  и  кнопки  автоматических  приборов. Я
    невольно  залюбовался  ими.  Ведь  это был мой труд - целых полтора года
    труда. Обидно было все-таки, выбрасывать за борт полтора года.

    -  Проворнее,  ребята, проворнее! - И вот расторопные матросы, подхватив
    пятидесятикилограммовые бомбы, гуськом бегут по коридору.

    -  Послушайте,  мистер  (Вилкинс упорно величает меня мистером). Как их?
    Прямо за борт?

    -  Нет,  нет, подождите. - Я пытаюсь сообразить, где предохранитель. При
    заводском  изготовлении без меня внесли кое-какие переделки. Принцип тот
    же, но я не знаю, какие рычажки для чего.

    Надо  бы  крикнуть,  чтобы меня подождали, но кричать нельзя. Задыхаясь,
    бегу по коридору. Навстречу, выпучив глаза, топочет седоусый старик.

    - Где Вилкинс? Майк удрал через окно. Мы гнались за ним до каюты босса.

    - Ах, вот как, Чилл уже предупрежден. Скорее, ребята!

    - Что здесь происходит? Стой! Кто разрешил?

    Я  не  сразу узнаю голос Чилла. Я никогда не слышал, чтобы он кричал так
    яростно и визгливо. Обычно за него надрывался Фредди.

    -  Кто? - отвечаю я, задирая голову. - Я разрешил. Это мои аппараты, мои
    сооственные...

    -  Стреляйте  в  него, - кричит Чилл своим телохранителям. - Стреляйте в
    Джонсона!

    Что-то  щелкает у меня над ухом. Звук похож на свист пастушеского кнута.
    Я  знаю  - это пуля. Инстинктивно бросаюсь назад в коридор, где толпятся
    матросы с бомбами в руках.

    -  Неужели  все  потеряно?  -  мелькает  у  меня. И в следующую секунду,
    выхватив ближайший "электромороз", я выскакиваю на открытое пространство.

    -  Эй,  вы, револьверщики, - кричу я, прижимая аппарат к груди. - У меня
    в  руках  атомная  бомба  (мне  некогда  объяснять,  в  чем  сходство  и
    разница). Стреляйте, попробуйте! Я уничтожу пароход и вас вместе с ним.

    Минутное  замешательство:  телохранители  топчутся на месте. И вдруг оба
    они  и  Чилл вместе с ними, сбитые с ног, катятся с верхней палубы к нам
    на  нижнюю.  Наверху  появляется  Джо с пожарным шлангом в руках. Это он
    сильной  струей  сбил  Чилла  и  его  молодцов.  Очень  смешно  выглядит
    денежный  король,  когда  он,  мокрый  с  головы  до  ног, отплевываясь,
    катается по палубе. Но нам некогда смеяться. Скорее, ребята!

    Должно   быть,   некоторые  аппараты  взрываются  поблизости.  Над  нами
    проходит  ледяная  волна,  палубу затягивает туманом. Это хорошо для нас
    -в  тумане  нельзя  прицелиться.  Я  стою  у  входа,  все  еще  потрясая
    аппаратом. Кто там еще? Почему замешкались?

    -  Это  последняя,  -  отвечает  негр,  сверкнув  зубами... У меня горит
    плечо.   Я,   кажется,  ранен.  Впрочем,  пустяки.  В  тумане  бреду  по
    качающейся  палубе,  прижимая  к  себе стальное тело аппарата. - Стой! -
    кричит  кто-то.  Натыкаюсь  на  перила  и с трудом переваливаю через них
    последний  "электромороз".  Почти  сразу же из тумана передо мной встает
    покатый  склон ледяной горы. Пароход ложится набок, мутный поток соленой
    воды плещет мне в лицо.

    Кто-то  тянет  меня  за  руку. - Идемте, мистер, идемте! Ребята спустили
    шлюпку. Идемте, я вас провожу!

    Мне  трудно  соображать  от  волнения,  слабости и боли. Это Вилкинс. Он
    парень надежный, думаю я, и покорно позволяю оторвать свои руки от перил.
                                    Глава 17

    МОРЕ  бушевало  всю  ночь. Медлительные валы один за другим выплывали из
    темноты.  Они  вставали  перед  нами  крутой  стеной,  и нависшие гребни
    заглядывали  в  шлюпку,  как будто хотели пересчитать нас - свою будущую
    добычу.

    Нас  было  шестеро  -  кочегар  Вилкинс, Джо, швед, итальянец, негр и я.
    Матросы  гребли,  чередуясь  а я сидел на корме и, качаясь, как маятник,
    черпал воду и выливал за борт, черпал и выливал.

    Моя  рана  болела  все  сильнее,  может  быть,  потому, что ее разъедала
    соленая  вода.  Я  промок  насквозь.  Мой  костюм превратился в холодный
    компресс,  я  дрожал  мелкий дрожью и громко стучал зубами. А в голове у
    меня. не переставая, копошилась одна и та же мысль: "Что же делать дальше?"

    Утром   мы   высадились   на   низменный   коралловый  остров  Небольшой
    тропический  островок  выглядел  сегодня очень странно. Он весь утопал в
    сугробах.  В  свинцовых  валах  океана  кувыркались  льдины, и прибой, с
    размаха  бросая  их на коралловые рифы, ломал, дробил, крошил, превращал
    в  ледяное  месиво.  В  воздух  взлетали фонтаны соленых брызг. Падая на
    пушистый снег, они покрывали сугрооы темными оспинками.

    Гибкие  стволы  пальм  обледенели.  Иней  сверкал на гигантских перистых
    листьях,  и белые кроны четко выделялись на темноголубом неба. Почти вся
    лагуна  превратилась в каток. В прозрачный зеленоватый лед вмерзли живые
    кораллы  и  ярко раскрашенные рыбы-попугаи с твердыми челюстями. Повсюду
    валялись замерзшие ласточки, и клешни кокосовых крабов торчали в снегу.

    Очевидно,  некоторые  аппараты  "электромороз" были выброшены на берег и
    здесь  взорвались.  Когда мы прибыли, температура была около 10 градусов
    мороза.

    Матросы  разложили  костер, а я сидел около него и мучительно думал, что
    же  делать  дальше?  Что  может  делать  человек,  который  окончательно
    убедился,  что  путь  его  жизни,  как  будто  бы правильный и полезный,
    оказался  ошибочным,  и, питая лучшие намерения, он всю жизнь работал на
    преступников?

    И  это  кочегар Вилкинс первый сказал мне, что я обязан описать всю свою
    историю. Люди должны знать правду!

    И  я  написал эту книгу, чтобы люди знали правду о Чилле и ему подобных,
    чтобы люди знали правду и сделали выводы.
                 ..............................................

    Такими словами заканчивается рукопись Аллэна Джонсона.
                                    Глава 18

    АДМИНИСТРАЦИЯ  заводов Чилла категорически запретила устраивать собрание
    прогрессивной  организации  на  территории  завода.  Лучший  зал  города
    Спорт-Палас  оказался  занят именно в это воскресенье. Заняты были и все
    другие   помещения.   Рабочие  обратились  к  владельцу  прогорающего  и
    пустующею  театра.  Неудачливый делец на радостях запросил тройную цену,
    но  поздно  ночью,  накануне митинга, он позвонил по телефону и сообщил,
    что  помещение  занято.  Дело  в  том,  что  у  себя  на  столе он нашел
    анонимное  письмо, в котором ему грозили сжечь театр, если там состоится
    митинг.

    Решено  было  устроить  митинг  под  открытым  небом в загородном парке.
    "Демократически"    настроенные    власти   города   не   препятствовали
    прогрессивной  организации.  Только  неожиданно  в  ночь под воскресенье
    была  закрыта  на  ремонт  трамвайная линия, ведущая к парку, да заперты
    были  ворота  и  на  них  повешен  неизвестно  где  отпечатанный плакат,
    извещавший об отмене митинга.

    Вторые  ворота  -  боковые  -  охранялись  усиленным нарядом полиции "во
    избежание  беспорядка".  Кроме  того,  здесь дежурили штатские молодцы с
    фотоаппаратами. Они снимали каждого, кто хотел проникнуть в парк.

    Все  это напугало десяток-другой неустойчивых. Когда на дороге из города
    показались  колонны  рабочих,  где  шли  не десятки, а тысячи, полисмены
    молча  отошли  от  ворот,  а сыщики благоразумно спрягали фотоаппараты в
    карман, и один из них сказал другому:

    -  Пойдем-ка  отсюда. Пожалуй, разумнее фотографировать оставшихся дома.
    Этак мы быстрее управимся.

    Погода  выпала неудачная. С утра моросил дождь, пропитывая водой опавшую
    листву,  и  мокрые  деревья  понуро горбились под серо-коричневым небом.
    Ветер  кружил золотые и багровые листья. Падая, они прилипали к зонтикам
    и  плащам. В парке было сыро и холодно, но толпы народа терпеливо стояли
    на мокром лугу, ожидая, когда начнется митинг.

    Наконец,  на  крышу  автомобиля,  заменявшего трибуну, взобрался высокий
    плечистый человек с непокрытой головой. Это и был Аллэн Джонсон.

    Едва только он появился, со всех сторон раздались крики:

    - Долой Джонсона!

    - Заткните ему рот. Он продался красным!

    - У нас на юге таких линчуют!

    -  Вымазать  дегтем  и  вывалять  в  перьях!  Кто  их знает - откуда они
    взялись,  эти  молодцы  в  рабочих  комбинезонах  и  с  холеными  руками
    карточных  игроков.  Во  всех концах луга они вертели трещотки, кричали,
    свистели, мяукали...

    Неподалеку  от  автомобиля двое дюжих парней посадили третьего к себе на
    плечи. Очутившись наверху, он выхватил рупор.

    -  Слушайте  все!  Меня  зовут  Гарри  Джонсон. К стыду своему, я должен
    признаться,  что этот Джонсон на трибуне - мой двоюродный брат. Я должен
    предупредить  вас  -  не  верьте  ему.  Он  никогда не работал у Чилла и
    вообще,  он не инженер. Его выгнали из колледжа за кражу пальто. А потом
    он  удрал  в  Россию и прожил там десять лет. Посмей сказать, что я лгу,
    Аллэн! Посмей сказать, что ты не знаешь меня.

    Наступила тишина, и тогда человек на трибуне негромко сказал:

    -  Отчего  же,  я  узнал  тебя,  Гарри.  Я  вижу, ты все еще работаешь у
    О'Хара. Имя О'Хара было слишком хорошо известно рабочим Чилла.

    -  Ах,  вот  как, - заговорили в толпе, - это молодцы О'Хара Это те, что
    стреляли в нас во время забастовки. Гоните их в шею. Пусть бегут опрометью!

    -  Полицию!  -  писккул Гарри, проваливаясь в толпу. Во всех концах луга
    вспыхнули короткие схватки. Помятые хулиганы бежали под защиту полисменов.

    И  тогда  Аллэн  начал  свою  речь.  Точнее,  это была не речь, а просто
    рассказ  много думавшего человека, накопившего немало горечи и ненависти
    и  нерастраченной  любви к брошенному делу. Он рассказывал обо всем, что
    было  написано в его книге, вплоть до событий на "Уиллеле" и о том, как,
    покинув  пароход  на  шлюпке,  матросы  гребли  всю ночь, у том, как они
    высалились   на  замороженный  коралловый  остров.  Джонсон  рассказывал
    также,  с  каким  трудом  он вернулся в Штаты, как он сумел найти людей,
    указавших  ему  путь  борьбы,  как  начал бороться за то, чтобы морозные
    бомбы никогда не взорвались в населенных городах.

    -  Я  описывал  свою жизнь. - говорил Аллэн, - и снова продумывал всю ее
    от  начала  до  конца  Но  мне  бы  хотелось, чтобы со мной подумали все
    джонсоны  и  смиты,  все простые люди. Почему способный студент, который
    учился  строить  удобные  и  уютные жилища, прямо со студенческой скамьи
    отправился  разрушать  чужие  дома? Вы скажете - Джонсон пошел воевать с
    фашистами.   Это   верно.   Нужно  было  уничтожить  этих  преступников,
    душителей  свободы,  проповедников звериного расизма, затеявших кровавую
    бойню  для  завоевания  мирового  господства.  Но  почему,  вернувшись в
    Америку  после  победы,  Джонсон  встретил  у  себя  дома  проповедников
    расизма  и  душителей  свободы?  Почему  Джонсон  опять слышит призывы к
    новой  кровавой  войне  и  разговоры  о  завоевании мирового господства?
    Почему фашисты оказались в Америке? - вот что я хочу спросить.

    Меня  интересует также: почему, когда Джонсон кончил убивать, оказалось,
    что  ему  нечего  делать?  И  Джонсон  никому не был нужен, пока Чилл не
    начал  разыскивать  людей.  Для чего? Только для того, чтобы придумывать
    новые  способы  убийства.  Значит,  Джонсону  можно жить только, если он
    убивает.  Значит,  Джонсон  растит своего сына для того, чтобы на голову
    мальчика  сыпались  бомбы, придуманные его отцом А когда Джонсон кричит:
    "Не  хочу  убивать!",  подосланные  молодцы  требуют линчевать Джонсона!
    Дело ваше, но, я думаю, не все в порядке в нашей хваленой стране.

    -  Я не оратор, - продолжал Аллэн, - и не писатель, я инженер Мое оружие
    не  перо,  а  жесткий  чертежный  карандаш.  Но  я взялся за перо, чтобы
    разоблачитЬ  замыслы  Чилла  и ему подобных Мы на "Уиллеле" выбросили за
    борт  первую  партию морозных бомб. Но у Чилла остались заводы и на этих
    заводах  он  может  изготовить  новые  партии.  Мы убедились, что первые
    бомбы  не оправдали себя как оружие. Они вызывают снегопад, замораживают
    воду,  губят  тропические  растения,  но для людей совершенно безопасны.
    Легкий  мороз  может испугать еще жителей юга, но не закаленных северян.
    Я  очень  доволен,  потому  что  я  изобретал  не  бомбу, а строительною
    машину.  И  я не стану ее переделывать. Но у Чилла остались еще доллары,
    он   может   купить   других  изобретателей,  других  инженеров,  других
    матросов,  другой  корабль.  Нужно,  чтобы  все  вы - рабочие Чилла, все
    инженеры,  все  матросы,  все  грузчики  -  твердо  сказали "Нет!" Мы не
    позволим  вам  бросать  бомбы, мы не позволим вам втягивать нас в войну,
    мы за мир!

    "Я  инженер  Мое  дело  строить, снабжать людей жильем, теплом и светом,
    хорошими  школами,  удобными дорогами. Но как инженер я знаю: прежде чем
    начинать  работу,  надо  навести  порядок  на чертежном столе. Серьезная
    работа  требует  покоя.  Нельзя  заниматься расчетами, когда вокруг тебя
    бегают  бандиты  с  горящими факелами войны. Прежде всего нужно устроить
    порядок, прежде всего нужно связать руки разным чиллам.

    "Придет  время,  все мы сядем за стол, чтобы осуществить полезные идеи Я
    знаю,  такое  время  придет,  потому  что  нас  -  любящих мирный труд -
    больше,  чем  наемных  убийц и их нанимателей. Я знаю это потому, что со
    всех  концов страны ко мне приходят письма, и писем дружеских больше чем
    враждебных.  Я знаю, что грузчики в портах уже пикетируют пароходы Чилла
    что  во  всех  городах  на  стенах вы можете прочесть "Не хотим морозных
    бомб!",  я  знаю, что в 12 штатах идет сбор подписей за запрещение бомбы
    Чилла,  я вижу, что вы - рабочие Чилла - пришли сегодня послушать меня -
    противника   вашего  хозяина  и  сумели  утихомирить  наемных  крикунов,
    заткнули их купленные глотки.

    "Может  быть, Чилл уже изготовил вторую партию морозных бомб - вы знаете
    это  лучше,  чем  я.  Но  так или иначе, Чилл не решается сбрасывать эти
    бомбы.  Я  даже  прочел  вчера, что один сенатор в конгрессе запрашивал,
    почему  президент  разрешил  применять  морозную  бомбу,  не советуясь с
    конгрессом.  Все  мы знаем этого сенатора - он хитрец и демагог. Но если
    демагоги  выступают  против  бомбы  Чилла,  это  значит,  что избиратели
    заставили  их  выступать так, это значит, что избиратели потребовали так
    громко,  что  их  голос  услышали  даже в сенате. Так нельзя же молчать,
    дорогие  друзья,  - нужно требовать, нужно настаивать, нужно заставлять.
    Мир  не  приходит  сам  собой.  Так же, как счастье, любовь и славу, мир
    нужно добывать, завоевывать и отстаивать.

    "Я  твердо  знаю  наступит  такой  день,  когда  мы  скажем: мир победил
    окончательно.  От  вас зависит, чтобы этот день наступил скорее. И тогда
    я  снова вернусь к своей книге, чтобы написать продолжение. Я напишу его
    не  чернилами,  а  чертежным  карандашом  на твердой ватманской бумаге в
    трех  проекциях  с  указанием  размеров  Я  приложу  вместо  иллюстраций
    формулы  и  расчеты,  подробные,  продуманные  сметы. А если вы захотите
    ознакомиться  с  моим  замыслом,  с  моей ледяной плотиной, вам придется
    идти не в библиотеку, а на просторный берег могучей реки "

    Аллэн  замолк  и  задумчиво  поглядел  поверх деревьев, как будто там, в
    мутном  небе,  уже  нарисованы  были  контуры ледяных сооружений Рабочие
    молча  ожидали  и  многие  из  них, вероятно, думали о своих собственных
    неосуществленных  замыслах  Но  уже  через минуту в центре поля возникла
    песня  Рабочие  подхватили  знакомый  мотив,  многие  подняли кулаки над
    головой.   Постепенно   песня  разлилась  по  толпе,  проникла  в  самые
    отдаленные  уголки и над старым парком загремели слова, полные решимости
    и твердой уверенности в конечной победе.

    Мир победит войну!
                                    Глава 19

    ГОВОРЯ  о  будущем  продолжении  своей  книги,  Джонсон не знал, что оно
    написано  еще  весной,  за  несколько  месяцев  до  митинга в загородном
    парке.  Написано,  конечно,  не  товарищами  Джонсона,  не  его  бывшими
    сотрудниками,  даже  не  его  врагами.  Продолжение  повести  о  ледяном
    строительстве  было  написано  на другом языке, в другой стране и даже в
    другом   полушарии  тем  же  самым  журналистом  Гориным,  чей  очерк  в
    научно-популярном журнале сыграл такую роль в жизни Аллэна Джонсона.
                               ЧЕЛОВЕК ПОБЕЖДАЕТ
                                 Очерк Г Горина
                                       1.

    Весна  наступала. Разбитая солнцем, зима отходила на север в Арктику "на
    заранее  приготовленные  позиции".  Земля, освобожденная от снега, жадно
    вдыхала парной воздух.

    Ледоход  был  похож  на отступление. Разбитые, грязные дьдины, толкаясь,
    торопливо  бежали  по  фарватеру.  Некоторые шли строем, словно пытались
    сохранить  какое  то  подобие  дисциплины. Но там, где русло становилось
    уже,  организованное  отступление  превращалось  в  паническое  бегство.
    Стремясь  протиснуться  вперед,  льдины  лезли  друг на друга, ломались,
    кружились  в  водовороте. Большое поле, уносившее на своей спине остатки
    разрушенного  сарая,  попало  в  самую  толчею и под тяжестью напирающих
    сзади  льдин  раскололось  надвое. Свинцовая вода плеснула на берег, где
    стояли  люди,  и какая то льдина, подхваченная волной, с разбега вылезла
    на  откос  -  будто  бы  неведомый  речной зверь выс