ыкновенный базальт и пятьсот
вольт... Зачем вам это понадобилось? Молчите... Я бы многое отдал, чтобы
узнать зачем. Те же камни вокруг. То же небо. Все осталось прежним, все как
было. Нет только Физика... И подумать только, что какая-то глыба..."

Он сжал в кулаке осколок камня так, что побелели костяшки пальцев.

"Если бы я мог, в порошок... Просто в порошок, и все..."

Камень подался под его пальцами. Он разжал ладонь и поднес ее к глазам,
близоруко прищурившись. На ладони лежала горстка серого порошка. Он не знал
еще, что это значит, он даже удивился не сразу - странный камень. Дунул,
серая пыль послушно слетела с ладони. Постарался вспомнить, каким был этот
осколок, похожий на леденец из детства...

Шершавый и колючий осколок весомо лег на ладонь, словно неведомая сила
подчинилась его желанию... Но и тогда он еще ничего не понял. Разглядывая
осколок широко открытыми глазами, он старался ни о чем не думать, словно
боялся спугнуть своими мыслями это неожиданное маленькое чудо. "А,
собственно, чему удивляться? Если на этой планете камни умеют так много,
почему бы им не летать? Вот только для чего ему понадобилось рассыпаться в
порошок? Интересно, что будет, если его опять сжать?" Он сдавил камень изо
всех сил, так, что острые края глубоко врезались в ладонь. Камень как
камень. Может, ему показалось? Или это другой камень? Но он хорошо помнил
завитушки из трещинок, небольшую жилку... Все камни здесь одинаково серые.
На Земле есть голубые, как море, и красные, как кровь, белые, как платье
невесты, розовые, как лепестки роз...

Если бы Райков смотрел в это время на осколок, зажатый в его руке, он бы
увидел, как по его поверхности прошла вся гамма цветов. Но он уже смотрел
на далекие вершины гор и думал о том, что даже эти вершины не похожи на
земных исполинов, покрытых ослепительными плащами ледников.

Сквозь огромное расстояние, сквозь зеленоватый туман воздуха ему почудились
на чужих вершинах белые шапки снега. Почудились так ясно, что он невольно
отвел взгляд, не зная, что в это мгновение там, в клубах тумана, стал расти
снежный покров. Он рос, несмотря на тридцатиградусную жару, и тут же
превращался в веселые ручьи...

Практикант посмотрел на камень, который держал в руке, на обыкновенный
серый осколок базальта, вспомнил, что минуту назад он почудился ему
горсточкой пыли. Вспомнил, улыбнулся над нелепой галлюцинацией, и тут же
улыбка сбежала с его губ, потому что на ладони снова лежала щепотка
праха...

Камень, который читает мысли? Или это что-то другое?

Практикант оперся о холодный бок валуна, попытался встать на ноги. С трудом
ему это удалось. Порыв ветра сдул с ладони пыль.

"А что, очень даже может быть. На этой планете живут разумные камни. Они,
правда, все перебесились от тоски и теперь рассыпаются в порошок. Здорово
меня тряхнуло. Рассыпающиеся камни мерещатся. Надо добраться до ручья.
Холодная вода - вот что мне сейчас нужно больше всего. Глоток холодной
воды".

Ноги приходилось переставлять осторожно, точно они превратились в чужие и
очень сложные сооружения. Пришла тревожная и нелепая мысль. На секунду
показалось, что за время, пока он лежал здесь без сознания, с ним произошли
какие-то странные, едва уловимые изменения. Тело стало чужим и чужими
мысли. Слишком четкими, слишком резкими и плотными, как будто стальные
шарики перекатываются в голове. Но тревога прошла, едва только он дошел до
ручья. Так было всегда, стоило ему увидеть эту красивую, словно из сказки,
воду.

Добравшись до берега и напившись, он долго сидел, не двигаясь и слушая, как
звенит вода. Вода здесь синяя, камни серые. Небо зеленое по утрам и
фиолетовое в сумерках. Ничего здесь нет, кроме воды, воздуха и камней...
Простая планета... Совсем простая планета...

И ничего он не сумел им объяснить: ни радость встречи, которой ждал так
долго; ни эту горечь разлуки, словно он точно знает, что расставание
произошло, и никогда они не узнают, что у ручьев на Земле растут сосны,
шумливые, зеленые, не похожие на каменные муляжи...

Откуда эта странная уверенность, что ничего больше не повторится? Что
контакт уже свершился. Что теперь они одни, совсем одни на этой чужой,
безразличной планете, среди мертвых камней, которые рассыпаются в прах?

Он встрепенулся: "Но если камни ведут себя так странно, значит, не все еще
потеряно?"

Он знал. Совершенно точно знал, что это не так. Что никого больше нет...
Где-то в глубинах сознания медленно отступала пелена. Она еще что-то
скрывала, что-то очень важное. Но об этом он еще успеет подумать позже.
Теперь ему некуда торопиться.

Вода плотная и синяя, как в море. Здесь везде одинаковая вода. В ней не
растут зеленые усики водорослей, по ней не плывут лепестки цветов... И
корабли никогда не опускаются на эту планету. Нечего им здесь делать.
Дорога в одну сторону. Дорога без права на возвращение. С той минуты, когда
они с Физиком увидели каменные деревья, Райков поверил, что им сумеют
помочь, надеялся и ждал.

Теперь ждать больше нечего, потому что те, кто вступил с ним в контакт,
ушли, ушли так, что он знает об этом.

Одного не знал Практикант: не знал, что, прежде чем уйти, они сделали для
них все, что могли, все, что от них зависело. Сделали больше, чем мог он
предполагать в самых смелых мечтах: что из четверых они выбрали лишь одного
и ему передали свой дар; что этот единственный из десяти миллиардов людей
сидит сейчас на берегу ручья и грустит о далекой планете, на которой растут
зеленые, живые деревья. О планете, которую он любил так сильно, что покинул
ее ради звезд.

Ничего этого он не знал и о звездах не вспоминал. Он думал о том, что
ботинки совсем изорвались за эти дни. Починить их не удастся, пока он не
найдет Физика и они не вернутся в лагерь. Он старался не признаваться себе
в том, что возвращаться, скорее всего, придется одному.

Вода освежила его и успокоила. Немного кружилась голова. Практикант растер
неподатливые, упругие капли в ладонях, смочил виски и стал решать, что
теперь делать дальше.

Стиснув зубы, медленно поднялся. Не было смысла возвращаться к валуну.
Прежде всего следовало спуститься ниже по ручью к тому месту, где Физик
набирал воду. Один раз он уже прошел весь его путь, но сейчас нужно было
сделать это еще раз, внимательно осматривая каждую выбоину в камне, каждую
царапину. Человек не может исчезнуть совершенно бесследно.

Метров сто он прошел благополучно, только в голове шумело. Напротив того
места, где валялась канистра, Практикант решил взобраться по склону ущелья,
чтобы сверху осмотреть все русло. Подниматься пришлось по очень крутой
поверхности, покрытой толстым слоем каменных обломков. Они разъезжались под
ногами при каждом шаге, и тут его подвели рваные ботинки. Отставшая подошва
зацепилась за какой-то выступ. Райков потерял равновесие и упал всей
тяжестью на каменную осыпь. Само падение сошло для него довольно
благополучно, но удар его тела нарушил равновесие в осыпи, с трудом
державшейся до сих пор на крутом склоне.

Вся масса обломков дрогнула и пришла в движение. Несколько тяжелых глыб
наверху зашевелились, а потом с гулом и грохотом понеслись вниз.

Они летели на него. Практикант видел квадратный, похожий на утюг камень,
который шел на него прыжками, как гигантская жаба. Не было уже ни малейшей
возможности ни уклониться, ни избежать удара. Он закричал что-то этому
камню, вытянул руку, точно хотел удержать многотонную глыбу. И, хотя до нее
было еще несколько метров, камень, словно уткнувшись в невидимую преграду,
остановился.

Он был не тяжелее подушки. Практикант ощущал мягкое, упругое давление,
словно у него выросла гигантская рука и в ее ладони упиралась остановленная
глыба. Еще не разобравшись в том, что произошло, Практикант мысленным
приказом остановил и другие обломки. Ни на секунду не опуская невидимой
стены, поддерживая ее пружинящее давление усилием воли, Практикант вскочил
и бросился по склону в сторону. Очутившись в безопасности, отпустил все
обломки сразу. Там было, наверное, тонн двадцать, и теперь он смотрел, как
вся лавина вдребезги разносила скалу, торчащую на ее пути.

Чтобы еще раз проверить себя, чтобы понять, он сосредоточился и представил,
как огромная глыба метрах в ста от него медленно поднимается вверх. Глыба
послушно поднялась. Тогда он напрягся и швырнул ее в сторону, словно это
был обыкновенный булыжник. Обломок скалы, вращаясь, взвился в воздух и
исчез из глаз. От его падения мягко дрогнула земля под ногами, а когда
донесся тяжелый грохот, Практикант, сжав голову, опустился на землю.

Так вот оно что, вот он каким был, этот первый контакт... Вот для чего был
нужен тот экзамен, который он, кажется, выдержал...

Он не мог бы словами описать изменившуюся остроту ощущений, словно между
ним и окружающим миром протянулись вибрирующие струны. Эти невидимые связи
казались сложнее и в то же время проще привычного закона причин и
следствий. Результатом этих новых, непонятных пока связей с окружающим и
была сила, которую он только что ощутил, сила осуществленного желания.

Способность творить чудеса? Но чудо - это то, что противоречит законам
природы; однако гораздо чаще чудом называют лишь то, что только кажется
противоречащим этим законам.

Наверное, то, что произошло с ним, опирается на какие-то новые, еще не
известные людям законы...

Он успокоился после этой мысли. Попытка анализа помогла справиться с
ненужным, отвлекающим от главного волнением.

Он вспомнил институтскую лабораторию, опыты по курсовой работе...
"Перемещение масс под воздействием силовых полей". Так она называлась, его
работа. Здесь почти то же самое. Правда, поля должно что-то вызывать и
поддерживать, какое-то устройство... Но, может быть, это не обязательно?

Материя и человеческий мозг находятся в прямой взаимной и постоянной связи.
Что, если эту связь усилить и уточнить надстройку? Что, если это возможно?
Что, если возможно управление материей путем непосредственного воздействия
мысли, мозговой энергии на ее поля, без всяких промежуточных устройств?
Так, как он сделал тогда с разъезжавшимися стенами экзаменационного зала,
одним усилием воли?

Может быть, эффект резонанса? Если мост можно разрушить звуком шагов, то
кто знает, на что способен резонанс энергетических полей человеческой мысли
с полями окружающей материи...

Вот камень... Его образ запечатлелся в сознании... А что это значит? Какие
атомы пришли в движение, какие нейтринные поля сместились для того, чтобы
возникло это внутреннее представление, мысленный отпечаток предмета? Как
мало мы, в сущности, знаем об этом! И что случится, если теперь в его
мозгу, только в его представлении, камень сдвинется в сторону, пусть
немного, пусть на самую малость! Должно же это движение как-то отразиться в
материальных формах! В конце концов, ничто в мире не существует вне этих
форм. На эту мысленную работу он должен был затратить определенную энергию,
пусть даже совсем незначительную. Понятие величины всегда относительно, а
раз так, значит, в принципе возможно эту энергию уловить и усилить ее
непосредственное воздействие на материю... Тогда она сыграет роль
своеобразного выключателя и сможет привести в действие колоссальные
энергетические ресурсы, скрытые в самой материи...

Практикант почувствовал себя совершенно оглушенным, придавленным этим
водопадом мыслей. Ему казалось, что он нащупал самое важное в происшедшем.

Вот та скала, например, она очень далеко, несколько километров до ее
вершины, но стоит представить стоящим себя на ней, стоит только очень
сильно захотеть...

Мир раскололся. В ушах свистнул ветер. Самого перемещения в пространстве он
даже не успел заметить. Окружающие предметы вдруг размазались, исчезли, и в
ту же секунду проступил, словно на фотоснимке, новый пейзаж.

Далеко внизу, у самого горизонта, ниже ребристого горного хребта,
распластавшегося у него под ногами, стелилась тоненькая струйка живого
дыма...

7

Костер медленно догорал. На него пошли последние силикетовые доски от
упаковки планетарного комплекта. Сам комплект, аккуратно разобранный и
разложенный по полкам, лежал теперь в пещере, переоборудованной и
загерметизированной Доктором и Кибернетиком. После возвращения Физика
надобность в герметизации отпала, и они могли себе позволить сидеть у
костра без скафандров. Доктор варил какую-то особенную похлебку из
хлореллы, приправленную тушенкой из неприкосновенного запаса. Это был их
первый маленький праздник со времени приземления на планету. Практикант
сидел в дальнем углу, натянув до самых ушей свою старую куртку, и смотрел,
как по потолку пещеры стелется дым костра. Его слегка знобило, скорее
всего, от волнения, которое, несмотря на все старания, он не мог в себе
подавить.

В первые часы возвращения в лагерь, заполненные шумными приветствиями,
потоком новостей, неожиданной встречей с Физиком, молчание о самом главном
было почти естественным, но с каждым часом оно становилось для него все
тяжелее, словно он все еще стоял на вершине водораздела. Перед ним
раскинулась новая, незнакомая страна. Стоит сделать только шаг, и он
попадет в эту страну, словно перейдет в другое измерение. Вот сейчас он
молчит, слушает, как Доктор ворчит на Кибернетика за то, что тот отказался
варить похлебку в свое дежурство, видит улыбку Физика, словно запутавшуюся
в его густой рыжей бороде... Сейчас он с ними, один из них... Но как только
они узнают все, каждый невольно задаст себе вопрос: "Кто он теперь,
практикант Райков? Носитель странного могущественного дара? Или, может
быть, ее представитель?" Волей-неволей он должен будет заговорить от имени
хозяев планеты... Таким уж он был, этот первый контакт, не похожий на
инструкции и учебники по контактам, не похожий вообще ни на что, знакомое
человечеству...

Информация, заложенная непосредственно в его память во время контакта,
содержала ответы на многие вопросы, которые они хотели задать хозяевам
планеты. Практикант не сразу узнал об этом. Очевидно, объем информации был
слишком велик для человеческого мозга, сработали какие-то защитные
механизмы, и в первые часы после возвращения сознания он еще не знал о том,
что должен будет им сообщить сейчас... Слишком дорогая цена за этот дар...
Чего-то они не учли, разумные и холодные создатели приютившей их планеты.

В который раз он мысленно проигрывал в уме условия странной и жестокой
игры, предложенной им. Игры, в которой одной из ставок становилась их
жизнь, и не находил положительного решения. Возможно, именно поэтому было
так трудно решиться рассказать все товарищам. Рассказать придется. Условия
игры уже вступили в действие независимо от их желания, независимо от того,
знают ли все ее участники о предложенной задаче... Что ж, пусть теперь
думают остальные, он устал один тащить груз, пусть они решают, придумывают
какие-то ответные ходы. Вот сейчас он начнет, еще минуту... Пусть сначала
догорит костер.

Понимая, насколько усложнятся их отношения после того, как он начнет
говорить, и словно прощаясь с прежним, Райков еще раз внимательно
всмотрелся в каждого из троих своих спутников. Общая беда не успела
сплотить их в единое целое. Связать настоящей дружбой. Они лишь подчинялись
остаткам былых привычек, былой дисциплины... "Сейчас мы скорее экипаж. Не
коллектив, а экипаж, - подумал Райков. - Как-то они воспримут новую
информацию, справятся ли?"

Он медленно перевел взгляд с одного на другого. Доктор. Подтянутый,
добродушный человек, излучающий оптимизм и деловитость. Не показное ли это,
своего рода врачебная профилактика экипажа в трудных условиях? Как бы там
ни было, Доктор, скорее всего, справится. Физик. Полный, жизнелюбивый. Он
умеет находить положительные стороны и маленькие радости в любых, самых
сложных обстоятельствах. Волей случая он заменил Навигатора и стал
руководителем их маленького коллектива. Он сумел это сделать ненавязчиво,
совершенно незаметно. Ни разу не напомнил о своих правах, и тем не менее за
окончательным решением любого вопроса все обращались именно к нему. Чуть
ироничный, веселый, этот человек умел, когда нужно, становиться суровым,
жестким. За внешней жизнелюбивой оболочкой чувствовалась стальная воля.
Физик не подведет. Уж он-то наверняка окажется на высоте, каким бы
невероятным ни показалось им его сообщение.

Оставался еще Кибернетик. Меньше всего он знал именно его. Кибернетик умел
выстраивать между собой и окружающим невидимую, но непреодолимую стену.
Первым его импульсом, первым его желанием всегда было оспорить любое, пусть
самое разумное, предложение или мысль, исходящую от других. Зато потом он
первым раздраженно и одновременно энергично брался задело и всегда доводил
его до конца... И все же Кибернетик может не понять его. Приходилось
признать, что он слишком мало знает своих товарищей. Он подумал еще о том,
что на его месте должен был бы быть Физик. Груз оказался слишком тяжелым
для него. Наверняка они ошиблись в выборе кандидата для первого контакта.
Вот только не скажешь им об этом и ничего уже не изменишь. Придется до
конца нести свою ношу, даже если он останется один, даже если его товарищи
не справятся с отчужденностью и не решат поставленную перед ними всеми
общую задачу...

Физик потянулся к огню, помешал угли, внимательно посмотрел на Практиканта
и тихо сказал:

- Ну что же... Пора, наверное, подвести кое-какие итоги.

Кибернетик было оживился, но, взглянув на то место, где совсем недавно
возвышался стройный сферический корпус шлюпки, а теперь торчали безобразные
рваные шпангоуты бортов, поморщился и хрипло произнес:

- Какие уж там итоги! Потерян корабль, потерян последний робот, уничтожена
шлюпка. Все наши материалы в атмосфере планеты непонятным образом
разрушаются. Пора заняться изготовлением каменных топоров.

- Но есть и другая сторона. - Доктор аккуратно разливал в чашки дымящуюся
похлебку. - Вы все, наверное, заметили почти полное отсутствие аппетита.
Мне удалось провести ряд любопытнейших экспериментов. Конечно, это еще
нуждается в проверке, тем не менее я пришел к парадоксальному выводу. Эта
радиация... Вы знаете, по-моему, она каким-то образом непосредственно на
клеточном уровне снабжает наши организмы энергией, минуя все сложнейшие,
созданные эволюцией системы для приема и переработки пищи.

- Ты хочешь сказать, что здесь можно обходиться вообще без пищи?

- Вот именно, хотя мне трудно в это поверить...

"Да... Конечно... Так и должно быть... - отметил про себя Райков. - Это
тоже входит в условия задачи. Нас не должна отвлекать забота о хлебе
насущном".

- Еще одна случайность? Что ты на это скажешь? - спросил Физик, обращаясь к
Практиканту.

- Нет. Не случайность.

- Я давно догадался, что ты кое-что знаешь. Может быть, пора рассказать?
Была ли вторая попытка контакта? Ну что ты молчишь?

Сейчас голос Физика звучал сухо, почти официально.

Райков ответил коротко и сбивчиво, проглатывая окончания слов, точно спешил
поскорее избавиться от них:

- Контакт был. И если говорить о взаимном обмене информацией, кажется, он
удался.

Не ожидавший такого ответа, Кибернетик обжегся похлебкой и выронил в костер
всю чашку. Зашипели и погасли последние угли. Резко повернулся Доктор, и
только на лице Физика не дрогнул ни один мускул.

- Мы слушаем тебя.

- Мне будет трудно изложить все связно, я сам многого не понимаю. Слишком
сложная информация, необычен способ ее передачи...

- Способ?! - почти закричал Кибернетик. - Ты что, разговаривал с ними?
Тогда почему молчал до сих пор?!

- Подожди, Миша, - остановил его Физик. - Каким образом передана
информация? Ты стал понимать язык структурных формул? Или это опять ночные
видения?

- Нет. Информация была записана непосредственно в память, мощный
энергетический поток, шоковое состояние, как во время удара электрическим
разрядом большой мощности. Ну и потом, я вспомнил... Не все сразу...

Райков растер виски обеими руками. Он сидел сгорбившись и угрюмо смотрел на
погасшие угли.

- Что