у некоторых существ возможна собственная точка зрения на этот счет.

Физик уже пересек почти всю ленту, раздавив не больше десятка насекомых, и
занес ногу для последнего шага, но тут непрочный камень подвел его. Человек
пошатнулся и выронил канистру в самую гущу живой ленты. Наверное, это
переполнило чашу терпения. Мир раскололся. В ушах засвистел ветер. Физик
почувствовал себя втиснутым в какое-то узкое пространство. Наверное, это
была трещина. Точно разобраться в этом он не мог, так как кругом царил
полнейший мрак. Сам переход в это новое для него состояние прошел довольно
плавно, без резких толчков и настолько быстро, что он просто не успел
понять, что произошло.

С трудом выбравшись из расселины, Физик оказался на высокогорном плато, в
совершенно незнакомой местности. Скалы здесь казались нагроможденными друг
на друга без всякой видимой системы. Он даже не сумел определить границу
главного водораздела, чтобы хоть приблизительно узнать, в какой стороне
находится море. Дышалось гораздо труднее, чем на равнине, и это говорило о
большой высоте. Почему-то его не очень беспокоило положение, в которое он
попал, может быть, потому, что подсознательно он надеялся, что те, кто
перенес его сюда, позаботятся и о возвращении. Однако прошел день, и ничего
не случилось. Больше всего он удивлялся тому, что чувство голода почти
притупилось, хотя последний раз они поужинали с Практикантом три дня назад.
Даже пить не хотелось. Очевидно, в организме происходила какая-то
перестройка, замедлившая все внутренние процессы. Возможно, это побочное
влияние радиации.

Ночью его мучили кошмары. Светящиеся скалы надвигались и давили его,
каменная трава росла почему-то на голове у Доктора. Раза три он вскакивал и
слушал, но ни единого звука не доносилось из ночной темноты. Небо было на
редкость чистым. Огромные голубые звезды слагали искаженную картину
созвездий. Десятки световых лет отделяли его от настоящего дома, и, может
быть, поэтому не имело особого значения его теперешнее положение. Какая,
собственно, разница, где ему находиться? У светящегося валуна рядом с
Практикантом или здесь? Но разница была. Особенно остро он ощутил ее перед
рассветом, когда, проснувшись, с ужасом подумал, что, возможно, остался
один на этой планете под равнодушными звездами. Он старался убедить себя в
том, как нелепа эта мысль, просто расшатались нервы, угнетающе
подействовала огромная и пустая ночь, неживые предрассветные тени скал. Но
ничто не могло заглушить в нем первобытного ужаса. Было чистым безумием
карабкаться по камням в темноте. Каждую минуту он мог сорваться с крутой
поверхности или провалиться в трещину. Но до рассвета с ним ничего не
случилось. Весь день Физик двигался на юго-восток, стараясь выбирать дорогу
в тени скал, чтобы хоть на время укрыться от жгучих лучей зеленого солнца.

Вечером он заснул в какой-то расселине, совершенно измученный. А утром, не
успев окончательно прийти в себя, упрямо побрел на юго-восток. Из всех
следующих дней пути он помнил только стрелку компаса, изнуряющую жару и
отчаянное желание прекратить бессмысленную борьбу. Иногда попадались ключи
с холодной водой. И это была его единственная маленькая радость. Удавалось
напиться, смочить голову. Сознание ненадолго прояснялось, но тогда
начиналась мучительная борьба с самим собой. Ему казалось, что он идет
совсем не в ту сторону, да и откуда ему знать, где здесь могла быть "та
сторона"? Он кричал проклятия скалам и тем, кто сыграл с ним эту подлую
шутку, но скалы оставались равнодушны, и никто не отзывался на его крики.

Ночью, взобравшись на самую высокую вершину, он увидел далеко за горизонтом
синеватое электрическое зарево. От радости едва не сорвался, но, видно, в
голове уже совсем помутилось, потому что он не засек по компасу азимута и
утром потерял направление. Весь день он пролежал, зарывшись в пыль среди
камней, и дал себе слово, что если ночью не увидит опять этого зарева, то
бросится со скалы вниз. Он даже выбрал с вечера подходящее место, где камни
у подножия были особенно острыми.

Ночью он опять видел зарево. На этот раз азимут выскоблил на плоском
каменном осколке. К вечеру второго дня, спустившись по отвесной стене со
следами выбоин и обрывками нейлонового троса, он очутился у поворота в
ущелье, где Кибернетик и Доктор разбили лагерь.


Прожектор Кибернетик зажег сразу, как только они с Доктором добрались до
шлюпки, хотя в этом не было никакой надобности. Начинался день. Почему-то
обоим показалось, что от желтого электрического света ночной кошмар
развеется, уйдет от них навсегда. Сначала их удивило, что из двух
прожекторов шлюпки загорелся один - аварийный, и только потом они
вспомнили, что именно по прожектору пришелся ночью основной удар
неизвестного им электрического луча, разрядившего батареи скафандров.

У них не было сил ни обсуждать происшедшие события, ни исследовать
результат ночного сражения. Если то, что случилось, можно было назвать
сражением. Задраив за собой люк и сменив кислородные баллоны, они едва
добрались до подвесных коек и проспали до вечера. Поднялись по сигналу
часов внутреннего корабельного цикла. Часы шлюпки, все еще настроенные на
этот цикл, подавали бессмысленные теперь сигналы отбоя, подъема и времени
приема пищи. От духоты, с которой не могли справиться никакие внутренние
системы скафандров, не хотелось ни есть, ни пить. Больше всего хотелось
умыться. Но красный огонек на пульте говорил о том, что радиация уже
проникла внутрь шлюпки.

Больше всего Доктора мучила невозможность проделать обычные утренние
гимнастические процедуры, к которым так привыкло его тело. Без них он
чувствовал себя совершенно угнетенным, раздавленным. Улиткой, загнанной в
раковину скафандра. Если так будет продолжаться еще несколько дней, он не
выдержит. Кибернетика, казалось, это не трогало. Доктор вообще плохо
понимал этого сурового, желчного человека, равнодушного к внешним удобствам
и обстоятельствам. События внешнего мира он встречал с мрачным скепсисом,
словно заранее не ждал от них ничего хорошего, и, возможно, в подтверждение
своих худших ожиданий черпал неиссякающие силы для борьбы. Кибернетик был
из породы тех людей, кто с проклятиями лезет в самое пекло и непременно
возвращается обратно.

Пора было выходить наружу. Шлюпка - ненадежная защита от окружавшего их
враждебного мира.

Не глядя друг на друга, они проверили напряжение в батареях бластеров.
После всех лабиринтов, крысиных полигонов и ночной стрельбы они не знали,
что их ждет снаружи на этот раз. Люк открылся сразу, хотя Доктор почему-то
опасался, что он может не открыться. На стенах ущелья тускло отсвечивали
матовые блики низко стоящего солнца. Значит, проспали почти весь день и
выйти сегодня на поиски товарищей вряд ли удастся... Больше всего их
поразило, что на том месте, куда ночью стрелял Кибернетик, не было ничего.
Совсем ничего. Темное пятно на желтой глине в том месте, где разорвался
заряд бластера, вот и все.

- Что за дьявол! Попал же я во что-то!

- Но если там, на земле, след от твоего заряда, значит, ты стрелял в
пустоту. Галлюцинация от напряжения? Нет. Коллективные галлюцинации такого
типа практически невозможны.

Порассуждать на эту тему Доктору не пришлось. Темное пятно на земле не было
следом от выстрела. С десяток квадратных метров покрывал толстый слой
темно-серой мучнистой пыли. Экспресс-анализатор быстро определил, что это
измельченный до молекулярного состояния базальт.

- Выходит, ночью я стрелял в скалу?

- Раньше тут не было никакой скалы. У меня хорошая зрительная память. В той
стороне не было ничего. И дно ущелья, как видишь, понижается, даже его ты
не мог зацепить.

- Ты хочешь сказать, что по ночам скалы на этой планете отправляются
погулять?

- Может быть.

- Да. После того, что мы видели ночью, все, конечно, может быть.

- Аксиомы, принятые на Земле, здесь не всегда обязательны. К тому же, если
это была просто скала... Ты видел хоть один осколок?

- Нет.

- А ты слышал, чтобы выстрел бластера мог раздробить скалу до молекулярного
состояния?

- Что же это было?

- Не знаю, но боюсь, что мы еще познакомимся с этим. И давай, наконец,
посмотрим, что случилось с прожектором.

На месте прожектора они увидели глубокую вмятину в обшивке. Поверхность
металла казалась оплавленной и местами смятой так, что образовались
трещины. Кибернетик подозрительно покосился на Доктора.

- Ты не мог случайно выстрелить?

- Мой бластер оставался в рубке.

- Но ведь я стрелял только раз! И в этой стороне не было никаких вспышек.
Откуда такая температура?

- Ты думаешь, это след от выстрела бластера?

- Очень похоже.

- В таком случае, это еще раз подтверждает...

- ... что скалы на этой планете берут с собой на прогулку бластеры. Ладно.
С меня на сегодня хватит загадок. Пора наконец заняться делом.

Кибернетик решительно направился к входному люку, а Доктор пошел за ним, но
какое-то тревожное и еще смутное опасение заставило его вернуться. Он не
обнаружил ничего нового, ничего подозрительного во вмятине на борту шлюпки,
обшивка которой приняла и отразила прошедшей ночью неизвестный
энергетический удар. Вот только странный беловатый налет покрывал теперь
кое-где оплавленный металл... Но это могла быть пыль, принесенная ветром,
просто пыль... Проверять не хотелось, может быть, оттого, что, если даже
это и не было пылью, а было чем-то гораздо более серьезным, у них наверняка
не найдется средств для борьбы с новой неизвестной опасностью. Почему-то
теперь Доктор не сомневался в том, что так и будет. Что ж, они первые
открыли военные действия и не пожелали участвовать в мирных переговорах...
Хотя, пожалуй, крысиный лабиринт вряд ли подходящее место для
переговоров...

К обеду удалось установить систему фильтров. Через час после того, как они
ее запустили, в рубке можно было снять скафандры. Они устроили из этого
маленького события настоящий праздник. Приняли душ, выпили по бокалу
тонизирующего напитка и развалились на подвесных койках, испытывая
неописуемое блаженство от прохладного воздуха.

Во время работы тревога за товарищей казалась глуше, незаметнее. Зато
сейчас они уже не могли думать ни о чем другом.

- Когда начнем поиски? - спросил Доктор.

Кибернетик растер заросшее щетиной лицо, выпрямился в своем гамаке и
повернулся к Доктору.

- Я думаю, нам есть смысл подождать до утра, хотя бы для того, чтобы не
разминуться с ними.

- А как у них с кислородом?

- Физик взял с собой режекторные фильтры. С ними время практически не
ограничено.

- Долго они в скафандрах не продержатся.

- Я думаю, мы все тут долго не продержимся.

Доктор внимательно посмотрел на Кибернетика. На секунду подумал, не ходил
ли он вслед за ним к поврежденному участку обшивки, но потом вспомнил, что
они не расставались весь день.

- Видишь ли... - сказал Доктор и задумчиво пожевал губами. - Нам очень
важно выиграть время, каждый лишний час.

- Интересно - зачем?

- Честно говоря, я и сам как следует не знаю. Но у меня такое ощущение,
словно мы начали с планетой поединок, в котором каждый час играет решающее
значение, хотя бы потому, что в течение каждого часа мы получаем и
перерабатываем новую информацию, а это увеличивает наши шансы.

- Я не вижу никаких шансов. Сколько угодно новой информации и ни одного
нового шанса. Вряд ли удастся использовать информацию, значение которой мы
не понимаем.

- Не тебе это говорить. Любая кибернетическая система насыщается
информацией до определенного предела и только потом, перейдя в другое
качество, получает возможность пользоваться ею...

- Характер информации обязательно должен быть в пределах возможностей
данной системы, иначе...

- Я это знаю. Но у нас есть планета, на которой есть жизнь,
высокоорганизованная жизнь, это, по-моему, мы все же установили.

- Но ведь ты всегда утверждал, что любая жизнь, и тем более
сложно-организованная, способна развиваться только в комплексе.

- Возможно, здесь, на этой планете, нам придется еще не раз усомниться во
многих земных аксиомах... Не станешь же ты отрицать, что вмятина на обшивке
- это реальный факт и попытка установить с нами контакт, получить какую-то
информацию тоже факт... Кстати, об информации. Что, если они хотели
убедиться в том, что мы можем оценить сложные ситуации не только с помощью
логики, но и эмоционально? Понимаешь, по-человечески нелогично!

- А для чего им это?

- Ну, не знаю...

Доктор надолго замолчал, потом вдруг повернулся к Кибернетику, стараясь в
желтом полумраке, царившем в шлюпке, рассмотреть его сухопарую, словно
иссушенную внутренним недугом фигуру. Доктор, как никто другой, знал, что в
этом жилистом теле нет никаких болезней. За весь рейс Кибернетик,
единственный, ни разу не посетил его кабинет. Казалось, болезни не могли
выдержать мрачного лихорадочного огня, горящего в нем.

- Давно я хотел спросить тебя, Миша... - нерешительно начал Доктор.
Кибернетик лишь вопросительно замычал в ответ, и он продолжил: - Отчего
тебе не сиделось на Земле?

Кибернетик задумчиво пожевал губами и, когда Доктор уже не надеялся на
ответ, пробормотал:

- Все мы от чего-то бежали, может быть, от самих себя.

- Ну, не все... Я, например, надеялся найти нечто другое. Пусть не лучшее,
но другое. Какой-то иной мир.

- Теперь ты его нашел, можешь радоваться.

- Зря ты все воспринимаешь негативно. Неизвестно, что мы тут нашли. Совсем
еще неизвестно.

Кибернетик иронически хмыкнул:

- Тебе мало крысиного лабиринта?

- Там был не только лабиринт. Кстати, не мешало бы посмотреть, что за это
время изменилось в пещере. Далеко ходить необязательно, можно глянуть у
самого входа.

- Будь она неладна, твоя пещера! И вся эта дьявольская планета с ее
проклятыми штучками!

Продолжая ругаться, Кибернетик тем не менее встал и начал готовиться к
выходу.

- До темноты еще больше часа, можно не торопиться, - миролюбиво начал
Доктор, но Кибернетик его оборвал:

- Хватит трепаться! Предложил посмотреть, так собирайся!

Они легко нашли овальный вход, совсем не похожий на естественную трещину в
скале. Зато внутри пещера ничем не напоминала ночной лабиринт. В том месте,
где ночью образовался коридор, теперь была глухая стена. Доктор провел по
ней перчаткой скафандра. Пыли не было. В остальном же это был ничем не
примечательный базальт. Бластер лежал на том месте, где его оставил Доктор.
Они все время инстинктивно ждали каких-то новых событий, но ничего не
произошло. И напряжение постепенно спадало. Поиски второго входа, через
который их выпустили, ни к чему не привели - его попросту не было.
Несколько разочарованные, вернулись в шлюпку.

- Странно, что они так... Словно потеряли к нам всякий интерес. Я все время
жду чего-то, но, кажется, напрасно.

- Будем рассчитывать на себя, так вернее.

Они работали до глубокой ночи. Привели в порядок остатки планетарного
комплекса, составили опись всех имевшихся в их распоряжении механизмов и
инструментов. На следующее утро отправились на поиски товарищей, но не
нашли ничего. Даже следов. Планета казалась совершенно пустынной.

Со странным упорством Доктор разглядывал левый задний угол обшивки шлюпки,
закрытый изнутри обивкой и потому невидимый. Именно здесь, снаружи,
продолжало расползаться белое пятно, словно неведомая кислота медленно
точила несокрушимый синтрилоновый панцирь... Никаких следов органики, ни
малейших признаков органической или неорганической жизни... Что же тогда
разрушает прочнейшие связи между молекулами кристаллической решетки? Откуда
берется колоссальная энергия на разрушение этих связей? Может быть, он не
прав и пора обо всем рассказать Кибернетику? Возможно, там, где
биологические методы оказались бессильными, он найдет какое-то другое
решение, другой метод борьбы? Но Доктор слишком хорошо понимал, что таких
методов не существует, хотя бы потому, что сначала нужно было понять.
Понять, кто или что? А главное - зачем? Синтрилон в качестве пищи для
организмов, которые не может обнаружить даже электронный микроскоп? Это
опять нелепость. Скорее всего, они лишатся шлюпки и останутся с этой
непонятной враждебной планетой один на один с голыми руками... Какое
значение будут тогда иметь те жалкие часы, о борьбе за которые он так
агитировал Кибернетика?

- Тебе не кажется, что у нас не так уж много времени?

Доктор подозрительно посмотрел на Кибернетика.

- Что ты имеешь в виду?

- Не слишком ли долго мы прохлаждаемся?

Может, продолжим работу? Что ты скажешь насчет установки датчиков системы
защиты у входа в ущелье?

Доктор не стал возражать, и часа два они перетаскивали к выходу из ущелья
тяжелые ящики и выполняли бессмысленную, с точки зрения Доктора, работу.

В конце концов Кибернетику удалось остаться у шлюпки одному. Еще раз
проверив издали, как идет у Доктора работа по установке датчиков, он
передвинул к обшивке шлюпки анализатор. Пятно белого налета за это время
значительно расширилось и углубилось. Самое неприятное состояло в том, что
неизвестное излучение, поразившее материал обшивки, захватило сразу всю
левую половину шлюпки. Наиболее четко разрушение проступило в центре, там,
куда, по его первоначальному предположению, ударил заряд бластера. Теперь
он понял, что тут был совсем не бластер, во всяком случае, не только
бластер. Не удавалось даже замедлить разрушение обшивки. Он перепробовал
все доступные методы, но так и не смог установить характер поражения.
Материал обшивки еще держался, но разрушение прогрессировало в глубину.
Часа через два в шлюпку начнет поступать наружный воздух, а еще через
несколько часов от шлюпки останется один остов... То, что это не
биологическая атака, он установил сразу. И все же придется сказать Доктору,
надо спасать хотя бы снаряжение, если это еще имеет какой-то смысл...
Сколько суток смогут они выдержать, не снимая скафандров?

- А знаешь, Миша, - вдруг раздался в наушниках его скафандра голос Доктора,
- наша пещера может нам еще пригодиться. Если попытаться расширить и
загерметизировать вход.

Резко обернувшись, Кибернетик увидел Доктора у себя за спиной.

- Значит, ты знаешь?

Доктор пожал плечами.

- Я, собственно, тебя не хотел беспокоить... Одного не могу понять: зачем
им это понадобилось?

- Кому им? И вообще, разве вопрос "зачем" в этой ситуации имеет какой-то
смысл?

- С некоторых пор мне кажется, что все, что произошло с нами на этой
планете, и все, что еще произойдет, имеет вполне определенный и кому-то
понятный смысл.

- Неплохо было бы и нам в нем разобраться, - проворчал Кибернетик. - Ну что
же, пошли еще раз смотреть пещеру.

Но они не успели отойти от шлюпки. Один из датчиков, установленных
Доктором, включил сирену, и, обернувшись на ее рев, оба увидели у входа в
ущелье знакомую фигуру Физика.

6

Практикант очнулся на рассвете, когда холодная роса собирается в тугие,
упругие капли. Он нащупал обломок мокрого камня и приложил его к
потрескавшимся губам. Камень напоминал леденец из далекого детства.
Сознание вернулось к нему сразу, и он вспомнил все, что произошло и где
именно он лежит. Прямо от его щеки отвесно вверх вздымалась почерневшая от
влаги поверхность камня. Он попробовал встать, но не смог. "Это пройдет,
обязательно пройдет, - сказал он себе, - главное, не распускаться.
Наверное, это электрический разряд, обыкновенный поток электронов.
Четыреста-пятьсот вольт. Некоторые выдерживали больше. Подумаешь, пятьсот
вольт! Даже руки не обожжены. Ловко они меня... Теперь вот валяюсь, а они
смотрят..." Эта мысль заставила его рывком приподняться и сесть,
привалившись спиной к камню. Бешено заколотилось сердце. Голова оставалась
ясной, вот только тело плохо слушалось.

Стараясь не делать лишних движений, он повернулся и через плечо посмотрел
на камень.

"Базальт. Просто базальт. Не поладили мы, значит. Это бывает... А я думал,
когда встретимся, я вас сразу узнаю, успею приготовиться, придумаю какие-то
важные слова... Успел, подготовился! Об