быть, тогда и этот зал - часть его
продолжающегося сна? Нет. Слишком четко и ясно работал мозг, и только сам
переход в это новое для него положение остался неясным, словно на секунду
выключилось сознание - и вот он уже здесь, в зале...

Так. А теперь спокойно, примем это как должное. В конце концов, были же
каменные деревья, почему бы не быть залу? Может, так нужно. Но где Физик?
Почему его нет? Подождем, что-то должно проясниться, просто так такие залы
не снятся. Можно нагнуться и пересчитать песчинки на ладони - сорок три...
Можно считать и дальше, но это не обязательно. Он и так уже знает, что
никакой это не сон. И сразу за этой мыслью волной прокатился страх.
Замкнутое пространство вокруг, казалось, не имело выхода. Что может
означать этот зал? И почему здесь так светло? Откуда свет? Свет шел
отовсюду. Казалось, светится сам воздух. Стена крутым полушарием уходила от
него в обе стороны и терялась в этом радужном сверкании. Что предпринять? И
нужно ли? Может, лучше ждать? Нет, ждать в этом зале он не сможет.

Он чувствовал, что еще минута-другая такого ожидания - и он начнет бить
кулаками по стене и кричать, чтобы его выпустили. А делать этого не
следовало. Делать нужно было что-то совсем другое. И прежде всего сосчитать
до сорока, внутренне расслабиться, полностью отключиться. Представить себе
яркий солнечный день в Крыму, ослепительную синеву неба и чайку... Так.
Хорошо. Теперь можно открыть глаза и еще раз все спокойно обдумать. Если
решить куда-то двигаться, то выбор, собственно, небольшой. Единственный
ориентир - стена. Кстати, из чего она? Базальт? Похож на естественный,
никаких следов обработки... Что же, пойдем направо. Надо считать шаги,
чтобы потом можно было вернуться к исходной точке. Сорок шагов,
пятьдесят... И вот вам, пожалуйста, дверь. Самая обыкновенная, какие бывают
в стандартных домах из стериклона на Земле... Ручка поблескивает. Очень
аккуратная дверь и очень нелепая на сплошной базальтовой стене, уходящей
вверх и бесконечно в обе стороны.

Ну что же, дверь - это уже нечто вполне понятное, можно предположить, что
она здесь специально для него. В таком случае откроем.

Практикант протянул руку и открыл дверь в корабельную рубку. Произошло
мгновенное переключение памяти, и, открыв дверь, он уже не помнил о том, о
чем думал минуту назад, стоя в зале. Но зато прекрасно помнил, зачем бежал
к рубке и как за минуту до этого Физик пытался втолкнуть его в шлюпку.
"Значит, все-таки удалось вырваться", - мелькнула запоздалая мысль.
Навигатор и Энергетик молча стояли у пульта. Наверное, они только что
выключили аварийную сигнализацию, и поэтому тишина казалась почти
осязаемой.

"В шлюпку! Скорее!" - крикнул он им. Или прошептал? Он не услышал
собственного голоса, но зато сразу же остался один у пульта. Навигатор и
Энергетик исчезли, и у него нет времени об этом думать, нет времени
анализировать, потому что самое главное сейчас - вот эта маленькая светлая
точка на единственном уцелевшем экране; надо дать отойти ей как можно
дальше, вытянуть ее за зону взрыва... Это самое главное. Выжать бы еще
секунд десять, пятнадцать... Очень трудно, потому что магнитная рубашка
реактора держалась теперь только на ручном управлении... Сумеет ли он один?
Должен суметь, раз взялся. Регулятор распределителя поля очень далеко, и
нельзя отойти от главного пульта... Неужели конец? Вот сейчас... Нет, этого
не может быть! Вспыхнуло панно: "Готова вторая шлюпка!"

Откуда она? Они сняли с нее все детали, не могла быть готова вторая шлюпка!
Но панно горело, и, значит, он еще может успеть, вот только взрыв, пожалуй,
накроет ту, первую шлюпку, в которой сидели сейчас Физик, Доктор и все
другие. Все, кто доверил ему свою жизнь. Шлюпка почему-то все время шла по
оси движения корабля. "С ума они, что ли, там все посходили?" Ему пришлось
тормозить корабль, выворачивать его в сторону, и некогда было думать о
второй шлюпке... Мир раскололся, сверкнуло белое пламя, и все перечеркнула
невыносимая боль...

Пришел в себя он уже в зале. Пот ручьями стекал по лицу, не хватало
воздуха. И первой мыслью мелькнуло: вот, значит, как там все было... Вот
каково было тем, кто на самом деле вывел тогда их шлюпку из-под удара,
подарив им эти самые пятнадцать секунд... И сразу же он почувствовал
возмущение. Лучше бы тогда помогли... А они вместо этого экспериментируют.
Ну хватит! С него довольно! Сколько он прошел вдоль стены? Кажется,
пятьдесят шагов... Вот только... Что "только"? Может быть, это и есть
контакт?.. Какой контакт? Это же просто сон, кошмарный сон, надо проснуться
или уйти... Ну да, уйти... Не слишком ли логично: уйти из сна, пройдя
налево именно пятьдесят шагов? Нет, здесь что-то не то, не бывает во сне
такой логики и не может человек анализировать во сне происшедшие события,
управлять ими. В обычном сне события наслаиваются друг на друга, а здесь
определенно была какая-то логика... Что-то они от него хотели, что-то
хотели понять? Или объяснить. Придется все же вернуться к этой проклятой
двери. Интересно, какой сюрприз приготовит она ему на этот раз? А помочь?..
Ну что же, предположим, они не смогли, не успели...

У двери ничего не изменилось. Все так же скрипел песок под ногами, так же
поблескивала металлическая ручка. И можно было не спешить. Ничто не
выдавало здесь течения времени. Казалось, все замерло, как в остановленном
кадре. Тот же свет, тот же камень, песок и дверь... Практикант решительно
повернул ручку. Теперь это был экзаменационный зал... Он огляделся. Копия
институтского зала, вернее, его части. Там, где в институте амфитеатром
поднимались ряды скамеек, здесь ничего не было. Гладкая, полированная стена
из черного камня словно закрывала от него все лишнее, не имеющее отношения
к делу. Оставались только кафедра и пульт процессора, на котором во время
экзамена можно было смоделировать любую сложную ситуацию. Рядом с пультом
процессора виднелся экран, на котором машина выдавала результаты
предложенной ей задачи.

Практикант осторожно пошел к экрану. На пульте процессора не нажималась ни
одна кнопка. Это был лишь макет машины, такой же, как каменные деревья в
лесу из его сна. Чтобы еще раз убедиться в этом, Практикант подошел к
кафедре. Тумблеры экзаменационной машины составляли одно целое с пультом.
Чего же от него хотят? Что это за экзамен, на котором некому задавать
вопросов и неизвестно, кому отвечать? Отвечать, наверное, все же нужно. Он
понимал, что не зря построен специально для него этот зал. Есть в нем свой
смысл, уже почти понятный ему, и экзамен все-таки состоится, если он во
всем до конца разберется. Если разберется... А если нет?

За преподавательским пультом пестрая мозаика знакомых рычагов,
переключателей, шкал бездействовала, и только сейчас, внимательно
осмотревшись и прислушавшись, он понял, какая уплотненная тишина стоит в
зале и как далеко все это от настоящей Земли... Не распахнется дверь, не
войдет опоздавший Калединцев и суровый, насмешливый Горовский, тот самый,
который учил его когда-то мыслить самостоятельно, не спросит:

"Что такое свобода выбора при недостаточной информации?.." Мертвый экран
экзаменационной машины вдруг полыхнул рубиновым цветом. Всего на секунду.
Вспышка была такой мимолетной, что он усомнился, была ли она вообще.
Практикант подошел к экрану... "Нет, здесь только камень. Нечему тут
светиться, хотя, если вспомнить камень, у которого я уснул... Кажется,
отвлекаюсь. Нужно думать о том, что показалось важным этому ящику... Почему
бы им не предложить более простой способ общения? Что за странная манера
подслушивать чужие мысли, обрывки слов... Впрочем, я не могу судить об
этом. Может, они не знают другого способа общения, и уж наверняка многое из
привычного для нас им вообще не может прийти в голову, если у них есть
голова..."

Практикант несколько раз обошел вокруг кафедры, постоял задумчиво перед
пультом. Зал все еще ждал чего-то... Может быть, он ждет, когда войдет
преподаватель? Хорошо бы... Но Практикант знал, что этого не случится. Если
бы они могли просто, по-человечески побеседовать, не нужен был бы ни этот
зал, ни муляжи деревьев. "В том-то и дело, что они не люди. То, с чем мы
встретились, очень сложно и чуждо нам... и дело не в том, как они выглядят.
Гораздо важнее, что они думают о нас... А если так, значит, нужен этот
экзамен не только им, но и нам. Ну что ж..." Любому студенту дается время
подумать. Он сел на ступеньку кафедры, подпер голову руками и задумался.
Прежде всего нужно решить, как отвечать. Нет сомнения, что они ждут. Не
могут задать вопрос? Или, может, он сам должен решить, как и что отвечать?
Допустим. Что же ему - говорить со стенами? Кричать, вслух? Это наверняка
не годится. Им вообще может быть незнакомо само понятие - речь. Да и что
говорить? Рассказать, какие мы хорошие, добрые и умные? Как хотим вернуться
на Землю и как необходима нам помощь? Самая элементарная помощь? Но об этом
и так нетрудно догадаться при самом небольшом желании. Слова тут не нужны.
И все же их интересует что-то важное... Но что? Что бы меня заинтересовало
в таком вот случае? Есть у меня, допустим, планета, на которой ходят
светящиеся камни. И вдруг на нее попадает чужой звездолет, и такой вот
симпатичный малый двадцати четырех лет не может закончить практику, потому
что ему не на чем вернуться на Землю. Но разве самое важное - вернуться!
Разве не ради такой встречи десятки земных звездолетов бороздят космос вот
уже столько лет? Мы ищем братьев по разуму. Иногда находим разумные
растения или примитивных амеб с Арктура и вдруг впервые сталкиваемся с
чем-то, что даже не сразу объяснишь... И это "что-то" затаскивает тебя в
экзаменационный зал, задает невысказанные вопросы, ждет ответа... "Ну не
сдам я этого экзамена, подумаешь..."

И вдруг понял, что экзамен он сдает не за себя, вернее, не только за себя,
и сразу пришло такое знакомое, особенное предэкзаменационное волнение.
Неважно, что нет преподавателя, нет товарищей, вообще никого нет. Он должен
сдать экзамен. И он его сдаст.

Что мы знаем об их средствах информации? Моделирование. Может быть, они
просто читают мысли - телепатия, которую так и не открыли у Гомо Сапиенсов?
Тогда не нужно моделирование. Тогда вообще ничего не нужно. Заглянул в мозг
- вот тебе и весь экзамен... Значит, все не так просто. А кроме того,
человек чаще мыслит словами, то есть символами, которые для них могут быть
китайской грамотой. Значит, моделирование... Тогда здесь не зря процессор.
Он лучше всего подходит для такого рода общения. С помощью электронной
машины на экране прибора можно смоделировать развитие почти любой ситуации,
смоделировать в конкретных зрительных образах. Это должно быть для них
понятно. Жаль, что не работает процессор... А может, все-таки работает?
Надо посмотреть еще раз. Другого пути что-то не видно.

Практикант встал и снова подошел к экрану. "Нет, это не экран. Полированная
каменная поверхность. Муляж экрана. Жаль. Я бы им сейчас смоделировал... А,
собственно, что? Ну хотя бы ответ на вопрос, который был в билете на
экзамене по космопсихологии в этом самом зале. "Свобода выбора при
недостаточной информации..." Он тогда предложил Горовскому модель развития
примитивной космической цивилизации. Очень стройную, логически законченную
модель. Даже внешний вид придумал для своих гипотетических инопланетян.
Симпатичные сумчатые жили у него на деревьях. Питались листьями. Засуха
вынудила их спуститься на землю. Но, видимо, тогда он неточно ввел в машину
дальнейшую информацию, потому что ходить они у него почему-то начали на
руках и натирали ужасные мозоли на своих нежных передних лапах. Казалось,
разумнее всего признать ошибку, потерять один балл и попытаться начать
сначала. Вместо этого он продолжил борьбу, отрастил своим сумчатым в ходе
эволюции глаза на хвосте, что значительно расширило поле обзора каждого
индивидуума, а это, как следовало из учебника эволюции, решающий фактор в
развитии умственных способностей.

Какое-то время машина, слопав эти исходные данные, сама, без его участия,
моделировала развитие системы. Это там, в институтском зале... А здесь? Ему
показалось, что экран едва заметно светится. Он пригнулся ближе, всмотрелся
и увидел, как, постепенно приближаясь, растет шар придуманной им планеты,
словно он смотрел на него через локаторы корабля. Именно так и было там, на
Земле, когда машина закончила все расчеты и выдала ему конечный результат.
Итог развития смоделированной цивилизации на определенном этапе. "Какой же
я кретин!" - мысленно выругал он себя. Если эта машина и может действовать,
то, конечно, именно так, непосредственным управлением его сознания. Прямой
контакт, им не нужны никакие переключатели, ручки, вся эта наша
бутафория... Значит, машина действует, и они ждут от него ответа,
дальнейших действий. Экзамен повторяется...

Машина выдала ему тогда информацию о его цивилизации. Информация оказалась
весьма скудной, неполной. Она и не могла быть полной о такой сложной
системе, как чужая информация. На основе этой информации он должен был
задать машине дальнейшую программу, руководство к положительным
воздействиям, помогающим росту цивилизации... Прежде всего помощь для тех,
кто в ней нуждается... Только так они и представляли себе встречу с чужим
разумом, и до сих нор это оправдывалось. Люди почти поверили в то, что они
намного опередили в развитии другие цивилизации и, следовательно, обязаны
им помогать, подтягивая до своего уровня. Снабжать материалами,
инструментами, медикаментами, видя в этом свой человеческий долг. Так оно и
было до этой встречи.

Практикант оборвал посторонние мысли. Пора было вводить в машину новые
данные, принимать решение... Вся беда в том, что любое воздействие, любое
вмешательство в такую сложную систему, как развивающаяся цивилизация,
никогда не обладали только положительным эффектом. Здесь наглядно
проявлялись законы диалектики. Каждое действие, событие всегда
двусторонне... Казалось, что могло быть более гуманным, чем избавление
общества от многочисленных болезней, уничтожение на планете болезнетворной
фауны? Но это постепенно вело к вырождению. Прекращал действовать механизм
естественного отбора. Выживали и активно размножались слабые,
малоприспособленные особи. Только после того, как цивилизация научится
управлять генетикой, возможно такое кардинальное изменение, а сейчас им
было нужно помочь в лечении, в развитии медицины, чтобы затормозить
угнетающие болезни, сбалансировать неблагоприятные факторы, мешающие
развитию, не переходя той незримой грани, где начинался регресс и распад.

Вот уж действительно задачка со свободным выбором на основе неполной
информации. Ничего себе - свободный выбор... Если там, в земном зале, от
его решения ничего не зависело - ну, ошибется, машина выдаст ему длинный
ряд нулей, потеряет зачетный балл, снова пройдет подготовку и опять придет
на экзамен, - то здесь экзамен вряд ли повторится. Здесь он отвечает
экзаменатору с нечеловеческой логикой, и совершенно неизвестно, как именно
тут наказываются провалившиеся студенты...

Мешали посторонние мысли. Стоило отвлечься, как на экране появлялись
полосы, муть, начиналась неразбериха. Управлять такой машиной было
одновременно и легче и труднее. Он постарался сосредоточиться, выкинуть из
головы все лишнее, постепенно накапливая опыт в общении с машиной.
Результаты его рассуждений появлялись на экране все более четкими. Он на
ходу поправлял ошибки, вносил коррективы. Модель его цивилизации
процветала, преодолевала кризисные состояния, развивалась. В конце концов,
самым главным было желание помочь. Наличие той самой доброй воли. Передать
бы это понятие тем, кто следил сейчас за его действиями. Пусть они знают
наше главное правило: не оставаться равнодушным к чужой беде. Пусть знают,
что мы специально учим наших людей оказывать помощь тем, кто в ней
нуждается, оказывать ее разумно и осторожно, не требуя благодарности, не
извлекая из этого никакой выгоды. И если бы к нам на Землю свалился чужой
звездолет, мы бы не остались сторонними наблюдателями, мы бы наверняка
помогли попавшим в беду.

Ну вот. Ой ввел в машину последние данные. Закончил последние расчеты. В
общем, все получилось неплохо. Наверное, земная машина выдала бы ему
хороший балл. Здесь, очевидно, балла не будет. Он даже не узнает, дошло ли
до них то, что он считал самым важным передать. Поняли ли они, смогли ли
понять? Ну что ж, он сделал все, что мог. Экзамен окончен.

Практикант выпрямился и отошел от погасшего экрана. Зал молчал, все такой
же холодный и равнодушный. Жаль, что здесь нет ни одного живого лица и он
не видит тех, кому сдавал сейчас свой странный экзамен. Пора возвращаться.
Практикант подошел к двери, нажал ручку. Она не открылась. Выхода из зала
не было. Что бы это могло значить? Они не считают, что экзамен окончен? Еще
есть вопросы? Или оценка неудовлетворительна и поэтому выход не
открывается? Простой и надежный способ. Что-то происходило у него за
спиной, какое-то движение.

Практикант резко обернулся, и зал замер, словно уличенный в недозволенных
действиях. В том, что действовал именно сам зал, у него не оставалось ни
малейших сомнений. Чуть искрились стены, изменились какие-то пропорции,
нарушилась геометрическая правильность всех линий. Словно это он сам силой
своего воображения удерживал на местах все предметы и стены зала, а стоило
отвернуться, как зал, освобожденный от его влияний, поплыл, смазался, начал
превращаться в аморфную, бесформенную массу камня... "Что вам нужно?! -
крикнул он. - Чего вы хотите?!" Никто не отозвался. Даже эхо. Зал как будто
проглотил его слова.

"Спокойно, - сказал он сам себе. - Только спокойно". И вытер мгновенно
вспотевший лоб. Пока он не вышел отсюда, экзамен продолжается. И незачем
кричать. Все же он не смог сдержать возмущения. "Что за бесцеремонное
обращение?! Хватит с меня экспериментов, довольно, я не хочу, слышите?!"
Ему опять никто не ответил.

Практикант шагнул к кафедре. Может быть, там, за преподавательским пультом,
он найдет какой-то ответ, какой-то выход из этой затянувшейся ситуации, из
этого каменного мешка, который ему становилось все труднее удерживать в
первоначальной форме. Сейчас за его спиной плыла и оползала дверь. На ней
появились каменные натеки, и она уже мало чем напоминала ту дверь, через
которую он вошел. Пока он занимался дверью, кафедра превратилась в простую
глыбу камня. На ней уже не было никакого пульта. Стало труднее дышать.
Очевидно, заклинились воздуховоды, деформировалась система вентиляции. Хуже
всего то, что изменения необратимы. Как только он отключал внимание,
забывал о каком-то предмете, тот немедленно начинал деформироваться.
Вернуть ему прежнее состояние было уже невозможно.

"Материя стремится к энтропии", - вспомнил почему-то знакомую аксиому.
"Только постоянное поступление энергии способно противостоять хаосу".
Очевидно, энергия выключалась по его мысленной команде случайно, и теперь
вряд ли долго продолжится эта борьба с расползавшимся залом. Вдруг
промелькнула важная мысль. Ему показалось, что он нашел выход. Если система
слишком сложна для управления, надо ее упростить. Сосредоточить внимание на
самом главном, отбросить частности. Главное, стены - не давать им
сдвигаться, не обращать внимания на остальное. Только стены и воздух...
Сразу вместе с этим решением пришло облегчение. Зал словно вздохнул.
Пронеслась волна свежего воздуха. Замерли в неподвижности прогнувшиеся
стены.

Вдруг без всякого перехода на него навалилась тяжесть. Он по-прежнему мог
легко двигаться, ничто не стесняло движения, но что-то сжало виски, сдавило
затылок. Появились чужие, не свойственные ему мысли.

"Успокойся. Незачем волноваться. Самое главное - покой. Расслабленность.
Слияние с окружающим. Безмятежность", - словно нашептывал кто-то в самое
ухо.

Да нет, никто не нашептывал. Это его мысли, его собственные. Стоило
ослабить сопротивление, как отступала тяжесть, прохо