стороны".
     Габриэль невольно проводил взглядом  косо  летящую  паутину,  которая
сопровождала глыбу любопытника. Ничего себе микроб!
     -  Стоп!  -  сказал  Тенишев  совсем  по-сташевски,   Габриэль   даже
зажмурился, избавляясь от наваждения, потом опомнился  и  остановил  танк.
Как всегда, в непосредственной близости от Города машину окружило до  трех
десятков  паутин  разного  калибра,  и,  как  всегда,  словно  отдав  дань
любопытству, а может, убеждаясь в том, что чужой  предмет  не  агрессивен,
большинство из них улетело прочь.
     - Займитесь Городом, ребята,  -  проговорил  Тенишев.  -  С  активным
зондированием поосторожней...
     - Только радио? Или можно лазеры и жесткое?
     - Можно лазеры. Жесткое излучение подождет.
     Таким образом, стояли два  часа:  физики  работали  и  перекидывались
фразами,  как  мячиками;  Габриэль  сидел,  наблюдал  и  слушал,  ему  все
чудилось,  что  он  слышит  еще  один  голос  -  посторонний,  незнакомый,
говорящий на странном птичьем языке, вникнуть в  смысл  которого  не  было
никакой возможности. Иногда голос пропадал, но в глазах начинали  мелькать
зыбкие видения, бесформенные, как  облака,  и  тогда  Габриэль  встряхивал
головой и старался понять, чем занимаются паутины. А паутины в  это  время
строились высоко над танком в лесенку, но  почему-то  не  достраивались  и
рассыпались в стороны, и все начиналось сначала.
     Уже к заходу светила Грехов увидел еще одну знакомую картину  (первый
раз он видел ее со Сташевским): прилетели паутины и  вышвырнули  из  своих
"карманов" по любопытнику, которые беззвучно и бесследно растаяли в стенах
Города. Правда, не совсем бесследно, потому что оттуда  сразу  же  выплыло
множество пластунов, накально белых и искрящихся.
     - Все! - вздохнул вдруг Тенишев, встал из кресла и  потянулся.  -  На
сегодня довольно.
     И они потихоньку поехали к базе, сопровождаемые паутинами  и  невесть
откуда взявшимся серым призраком, похожим на большую дождевую тучу.
     К кораблю подошли  вторыми,  вслед  за  танком  группы  планетологов.
Разошлись по отсекам, а после ужина собрались в зале и,  выслушав  доклады
начальников групп научному совету во главе с Банглиным - через видеосвязь,
поговорили еще немного друг с другом, поделились впечатлениями, фактами  и
версиями.
     Сергиенко сделал вывод, что паутины всегда  нападают  на  те  машины,
которые так или иначе уменьшают напряженность поля тяготения - то есть  на
все летательные аппараты от быстролета до спасательного модуля и  особенно
гравиподъемник. Случай, когда люди попробовали включить его,  был  памятен
всем.  В  результате  погиб  пилот  десантолета,  посланного  за   группой
Сташевского, а сверхмощный импульс Т-поля едва не вышиб Станцию с орбиты.
     - Ведь что такое гравистрелок? - продолжал Сергиенко.  -  Это  та  же
паутина, основное занятие которой - выбрасывать изделия  рук  человеческих
за пределы Тартара, за пределы слоя Т-поля. Но паутины не используют  всех
свойств этого самого Т-поля, и это странно, потому что в противном  случае
жертв с нашей стороны было бы гораздо больше.
     - Давайте не будем говорить о странностях, -  сказал  Тенишев.  -  Их
слишком много.
     - Зато ключей к Городам мы пока не можем подобрать, -  развел  руками
Сергиенко. - Сия дверь для нас закрыта.
     - Дверь открыта для всех, кто хочет уйти, - пробормотал  Квециньский,
развеселив присутствующих...
     Габриэль на вечерней "пятиминутке" не был: заказал личный разговор со
Станцией и до десяти  часов  корабельного  вечера  прирос  к  видеому,  из
которого на него смотрела Полина. Они  почти  не  разговаривали:  так,  по
пустякам, не вдумываясь в смысл сказанного. И даже  не  заметили,  что  на
пункт связи заходил Диего Вирт:  зашел,  замер,  постоял  секунду  и  ушел
бесшумно. Лицо его было мрачным и задумчивым.
     А Молчанову, когда  база  погрузилась  в  тишину  сна,  снова  звонил
Свекольников, просто так звонил, от неуверенности, от беспокойства, хотя в
таком здоровом теле, казалось, должны быть не нервы,  а  канаты.  Себя  же
Молчанов представлял, как один большой нерв: где ни тронь -  беспокоит,  о
чем ни подумай - раздражает. После разговора он долго смотрел в  видеоокно
на далекое зарево Города - единственное светлое пятно в океане мрака.



                                    4

     Около месяца исследования продолжались  обычным  темпом.  Планетологи
завершили детальное картографирование  "отпущенной"  им  области,  открыли
шесть   месторождений   радиоактивных   руд,   в   которых   сильно   была
заинтересована земная и чарианская промышленность, и  заложили  две  шахты
для изучения двух значительных масконов - линзовидных утолщений  какого-то
невероятно плотного вещества в коре планеты.  Работа  планетологов  вообще
была  "более  осязаема",  что  ли,  более   заметна.   Остальные   группы:
физиков-пространственников,  радиологов  и  волновиков,  что   называется,
накапливали информацию, по крохам отпускаемую им природой планеты.
     Спустя месяц на базах стали  происходить  странные  события,  которым
сначала не придали должного значения. Например, некоторые из  наблюдателей
начали  жаловаться   на...   сон   во   время   бодрствования   и   частые
головокружения, на  снижение  общего  тонуса  организма  и  на  ослабление
памяти. Специалисты этого профиля из кораблей не выходили, как и многие из
обслуживающего персонала баз, но случаи странного заболевания  происходили
именно с ними. Служба здоровья  провела  полное  медицинское  обследование
всего личного состава баз и не нашла значительных отклонений от нормы ни у
кого из обследуемых, кроме наблюдателей. Кто-то из ученых обратил внимание
на то,  что  над  выносными  наблюдательными  пунктами  активность  паутин
максимальна по сравнению с тем, как они ведут себя над остальными группами
построек баз, и тут выяснился печальный факт: несмотря  на  то,  что  люди
располагали Т-полями и мощной силовой защитой,  паутины  все  же  каким-то
образом продолжали воздействовать на  организм  человека,  вызывая  в  нем
качественные изменения, с которыми медицина  не  была  подготовлена  вести
борьбу.
     После двух суток  заседаний  научный  совет  Станций  принял  решение
постепенно свертывать исследовании Тартара и к  концу  года,  до  которого
осталось два месяца, полностью очистить  планету  от  присутствия  на  ней
человека.
     Впервые в истории неразобщенной  земной  цивилизации  человечество  в
лице исследовательского  отряда  получило  довольно  неприятную  моральную
травму, споткнувшись о порог научной  тайны.  Очень  возможно,  что  жизнь
Тартара, физические ее основы даже для исполина, каковым считался человек,
вышедший на просторы Галактики, непонятны принципиально; что всех  знаний,
накопленных за многовековую историю, оказалось недостаточно,  чтобы  найти
эквивалент жизни Тартара с известным человеку понятием; что,  может  быть,
для решения этой проблемы земной цивилизации предстоит пройти еще  немалый
путь, осмыслить сотни иных, отличных от  земных  жизней,  и  только  тогда
вернуться к исходному - к Тартару, но, может, тогда  уже  этот  возврат  к
Великой Тайне и не окажется нужным, и какой-то мальчишка,  играя,  вскроет
планету одним пальчиком...
     Такие, не слишком  стройные  и  серьезные,  мысли  бродили  в  голове
Молчанова после разговора с Банглиным. Тот с явным облегчением  говорил  о
возвращении кораблей с планеты к поясу Станций. Однако и он  вынужден  был
признать, что, образно выражаясь, человек прищемил  пальцы  дверью  тайны,
оказавшись не homo sapiens galaktos - человеком разумным, галактическим, а
homo vulgaris  -  человеком  обыкновенным,  не  доросшим  еще  до  больших
открытий, знаний, озарений - как хотите, так и называйте.  Все  это  было,
конечно, не смертельно, и каждый воспринимал  происходящее  по-своему,  не
стоило волноваться за все человечество сразу. Так сказал Банглин, и, когда
Молчанов  остался  перед  пустым  видеомом,  ломая  голову  над   причиной
непонятного возбуждения  председателя  Комиссии  по  контактам,  он  вдруг
понял, что не "мыслью единой жив человек",  что  он  еще  имеет  право  на
кое-какие эмоции, на внимание со стороны друзей, на теплоту  во  взглядах,
на дружеское слово и на многое другое, о чем он обычно не задумывается, но
коль уж нет  этого  -  жизнь  оказывается  не  полной,  не  удавшейся,  не
значимой... Так подумав, Молчанов увидел себя как бы со  стороны,  седого,
холодного, отчужденного и одинокого... Впрочем,  одинокого  ли?  Нет,  так
сказать он был не вправе, но и веселого  было  мало.  Дожил  до  седин,  а
друзей не нажил... Были друзья, но так  давно,  что  и  не  вспомнишь.  А,
ладно... зачем лгать самому себе, все-то он  помнит  отлично,  вот  только
мысли эти все чаще возвращаются, и нет тепла от них,  и  нет  спокойствия.
Устал? Или планета эта странная наводит "флюиды"?..
     Молчанов прошелся по отсекам базы, с виду спокойный и собранный,  как
всегда. Поговорил с учеными, о  чем  -  не  помнил,  и  вернулся  в  центр
управления, где здоровенный Мишин, командир десантолета, кого-то  разносил
могучим голосом, не жалея голосовых связок. Ему-то не надо  было  казаться
хладнокровным более, чем он был на самом деле.


     С утра все валилось из рук Габриэля, все приелось  ему:  однообразные
виды местности, одинаковые дни, походы на танке к Городу, похожие друг  на
друга, как две молекулы  одного  вещества,  ровное  настроение  товарищей,
державшееся где-то между категориями "плохо" и "очень плохо". Может  быть,
виной этому было то обстоятельство, что Полина ушла на корабле  космологов
к Тине, светилу Тартара, и поговорить с  ней  не  удавалось  третьи  сутки
подряд.
     В этот раз с ними пошло еще четверо волновиков, торопившихся провести
нужные  исследования,  -  базу  скоро  собирались  сворачивать.  У  Города
произошла заминка, потому что Тенишев  хотел  остановиться,  а  волновикам
непременно надо было войти в Город.  После  пятиминутных  дебатов  Тенишев
сдался, и Габриэль, помедлив ровно  столько,  сколько  требовалось,  чтобы
взвесить все "за" и "против" (из соображений безопасности право  решающего
голоса  принадлежало  ему),  повел  "Мастифф"  к  черному  массиву,  почти
скрытому под массой шевелящихся паутин.
     У выхода из неглубокой лощины,  выводящей  к  Городу,  танк,  миновав
шишковатые  кристаллические  образования,  повстречался  с  группой  серых
призраков,  наиболее  загадочных  и  редких  существ   Тартара.   И   люди
познакомились  с  новым  поразительным  явлением:  призраки,  напоминающие
исполинских медуз, летели на высоте метров полутораста над  почвой,  а  за
ними, точно в кильватере  их  следования,  в  каменном  склоне  оставались
глубокие дымящиеся борозды, словно невидимые плуги  с  треском  вспарывали
слой камня. Габриэль ощутил на себе странный давящий взгляд,  с  легкостью
проникающий  в  мозг,  в  душу,  в  тело.  Призраки,  не   останавливаясь,
перевалили через гребень лощины и скрылись, только  треск  был  слышен  да
легкое содрогание почвы,  говорящее  о  массе  "плугов".  Вслед  за  ними,
стелясь над каменным крошевом, проплыло несколько паутин.
     - Да-а... - озадаченно проговорил Тенишев, переглянувшись с Греховым.
- Хозяева? А? Характеристики засекли?
     - Ионизация - нуль, - отозвался один из ученых.
     - Электромагнитные поля - нет записи... Излучения нуль.
     - Масса до миллиона тонн...
     - Т-поле - около тысячи единиц.
     - Да-а, - повторил Тенишев. - Как говорят у нас на родине: поди  туда
- не знаю куда, принеси то - не знаю что.
     Габриэль усмехнулся и тронул машину с места. Серых призраков  уже  не
было видно, скрылись за скалами, только почетный их эскорт - паутины - еще
светился белесым пятнышком над кручами.
     В Город вошли без остановок, сообщив об этом на базу лишь в последний
момент: волновики  боялись,  что  руководство  категорически  запретит  им
сделать этот рискованный шаг. Габриэль предупредил всех, что они  пробудут
в Городе не более часа, добавив при этом, что второй раз взрываться  танку
он не позволит. Один из физиков,  быстроглазый  и  молодой,  заметил  было
ехидно: "Осторожность - мать удачи..." -  но  Тенишев  посмотрел  на  него
своим оценивающим взглядом, и тот поспешил сделать вид, что занят работой.
     Знакомое  ощущение  прощупывания  охватило  людей  в  кабине.   Сотни
пронзающих взглядов уперлись в спину, в мозг, кололи иглами затылок,  лоб,
виски, неприятным зудом отзывались в позвоночнике, странные  шепоты  опять
ворвались в уши, приводя в смятение мысли и чувства...
     Грехов  с  любопытством  понаблюдал   за   поведением   специалистов,
незнакомых еще со взглядом Города, и до отказа вывел  регулятор,  усиливая
поле. Неприятные ощущения тут же исчезли.
     - Помогает, - сказал Тенишев удовлетворенно.
     А физики все еще оглядывались по сторонам и оторопело вслушивались  в
собственные ощущения, невольно пригибаясь, когда танк проходил под  арками
из сплетенных черных волокон - "мостов" Города.
     Этот Город был самым мрачным из всех, виденных Греховым, к тому же он
был буквально нафарширован паутинами всех сортов  и  расцветок.  Формы  же
гигантских  черных  "зданий"-скал  превосходили  возможности  человеческой
фантазии. Они  были  сказочны,  невообразимы  и  неправдоподобны,  от  них
исходило  нездоровое   возбуждающее   тепло,   они   казались   живыми   и
осмысленными, они все чаще сплетались над улицами в неповторимых позах,  и
наконец стало казаться, что танк ползет в  жуткой  пещерной  стране,  лишь
иногда показываясь на поверхность. Габриэль оглянулся:  все  были  заняты,
никто не охал и не ахал - как-никак это были специалисты высокого  класса,
энтузиасты, оптимисты и кое  в  чем  скептики.  В  такой  компании  всегда
приятно работать.
     Час прошел, и Габриэль вдруг понял, что потерял ориентацию. Иногда он
с трудом находил поворот в месиве черных ниш и втискивал  громоздкое  тело
танка в узкую щель "улицы". Иногда приходилось возвращаться назад,  потому
что "улица" оканчивалась тупиком либо суживалась настолько, что танк  едва
не застревал в ней, царапал борта о выступы черной породы. Защитные поля в
такие моменты приходилось выключать, и уже несколько раз паутины  кидались
на них сверху, как ястреб на воробья.
     Когда они наконец выехали из "пещер" в тусклый день  и  оказались  на
широкой улице, лаково-черная поверхность которой  была  ровной  и  чистой,
словно зеркало, Габриэль вынужден был  признаться,  что  не  знает,  каким
образом выехать из Города. Ответом было настороженное молчание: ученым это
было на руку, и вряд ли их сейчас заботило что-либо иное, кроме  пищи  для
изысканий, а ее вокруг хватало. Только Тенишев, достаточно опытный,  чтобы
не обращать внимания на мелочи, подсел к Габриэлю, и они, советуясь друг с
другом, попытались сориентироваться в обстановке.
     В Городе царило два цвета: черный и серый, их постоянное  чередование
навевало тоску и меланхолию. "Улицы" казались одинаковыми глубокими реками
с абсолютно прозрачной водой, сквозь которую  видно  черное  дно,  но  при
движении  танка  эта  иллюзия  быстро   пропадала.   "Мастифф"   продолжал
углубляться в дьявольский паноптикум черных изваяний, сросшихся  боками  в
шеренги стен.
     Через несколько  поворотов  в  сплошном  массиве  "зданий"  показался
просвет. Грехов увеличил скорость, но, вспомнив случай на плато  Рубиновых
жил,  решил  не  торопить  судьбу.  Просвет   приближался   медленно,   то
показываясь, то скрываясь за гладкими черными боками изваяний. Наконец  он
очутился рядом, распахнулся вправо и  влево,  и  танк  выехал  на  широкую
площадь в  кольце  "зданий",  покрытую  странным  рельефным  узором.  Танк
запрыгал на жилах этого узора, как  тот  вдруг  вспыхнул  белым  мерцающим
светом и плавно отделился от площади.  "Мастифф"  задрал  нос  и  сполз  с
"узора", едва не перевернувшись. Все, кто стоял, в том  числе  и  Тенишев,
загремели куда-то в угол кабины, а гигантская паутина - это была паутина -
зазвенела сердито и сильно, как тысяча  трансформаторов  вместе,  и  легко
пошла в  небо,  выгибаясь  куполом.  Вот  она  достигла  серого  покрывала
облаков, легко пронизала его и стала невидимой.  Вслед  за  ней,  кружась,
поднимался одинокий тусклый пластун, истекающий малиновым пламенем. Еще не
поднявшись над уровнем Города, он бесследно растаял.
     - Развели тут пауков, - сказал кто-то  сзади  с  сопением.  Никто  не
засмеялся в ответ  на  шутку.  Подошел  Тенишев,  на  левой  щеке  у  него
багровела свежая царапина, но он был  бодр  и  неутомим  и  с  ходу  подал
дельный совет: пересечь площадь и по перпендикуляру от нее пройти Город  -
не бесконечен же он!
     Осторожно миновали площадь, похожую  на  круглое  озеро,  заполненное
блестящей черной смолой. Несколько совсем крошечных паутин  что-то  делали
возле  одной  из  фигур  Города,  оттуда  доносились  отчетливый  свист  и
потрескивания.
     -  Минуточку!  -  взмолился  Логунов,  старший   группы   волновиков,
лихорадочно настраивая свои приборы. - Мне только несколько замеров...
     Габриэль притормозил танк и  оглянулся.  На  другой  стороне  площади
паутины отлетели от черной фигуры, и между  ними  и  ею  закружил  хоровод
ярких огоньков, похожих на кошачьи глаза. И  тотчас  же  громко,  заставив
всех вздрогнуть, зазвенел гамма-радиометр. Вместе  с  "кошачьими  глазами"
появилось  плотное  гамма-излучение.  И  вдруг:  бамм!  -   черный   столб
рассыпался на множество угловатых глыб, и глыбы эти, в которых все  узнали
любопытников, собрались в стаю и умчались, подгоняемые паутинами.
     Радиация пошла на убыль, звонок гамма-радиометра стих.
     Тенишев кивнул, и Грехов погнал "Мастифф" по  улице,  стараясь  ехать
строго по указке светящейся стрелки координатографа.  Свет  померк.  Слова
пошел гулкий тоннель с неровными бугристыми  стенами  и  нависшим  сводом.
Тоннель тянулся довольно  долго,  потом  впереди  забрезжил  рассвет,  еще
минута - и они выскочили на...  площадь!  С  разбегу  танк  выехал  на  ее
середину и остановился. Габриэль  сразу  же  узнал  ту  самую  площадь,  с
которой они только что ушли.
     - Не понимаю, - Тенишев посмотрел на водителя.
     - Я ехал прямо, - тихо сказал Грехов.
     - Может, это другая площадь?
     - Нет, очертания те же, я помню...
     - И все же мы где-то повернули, -  заметил  Логунов,  наблюдавший  за
дорогой. - В этих чертовых скалах заблудиться не проблема.
     - Паутина, - предупредил один из физиков.
     На площадь спускалась огромная паутина - несветящаяся, серая; если бы
не ее размеры, то по рисунку ее можно было бы принять за обычную  паутину,
которую сплел паук-крестовик между  ветками  дерева,  а  ветер  оторвал  и
понес...
     Паутина почти накрыла танк и  вдруг  резко  остановилась,  вспыхнула.
Габриэль почувствовал тяжесть в голове, неприятный жар пошел  толчками  по
телу, и мутная пелена слез застлала глаза. Почти не видя,  куда  едет,  он
направил машину в первую же улицу и остановил только тогда,  когда  голова
прояснилась и появилась возможность разобраться в обстановке.
     -  Не  надо  останавливаться,  -  шепотом  сказал  Тенишев,  все  еще
оглядываясь назад. - Вот тебе и высшая защита! И Т-поле не помогает, а?
     Габриэль кивнул,  и  движение  продолжалось.  Вслед  людям  продолжал
смотреть  кто-то  тяжелым  немигающим  взглядом.  Опять  тишина,  ощутимое
присутствие невидимого наблюдателя, тусклый  свет  серого  дня  и  черный,
могильной  черноты  цвет  стен.  Потом   длинная   "пещера",   похожая   в
колеблющемся свете прожекторов на вход в ад. И наконец выход и... площадь!
И узор паутины на ней.
     - Ну и дела! - сказал Логунов.
     Грехов резко вывернул кольцо  штурвала,  танк  развернулся  на  одной
гусенице и уперся срезом башни в выпуклый бок "здания". Все было  так  же,
как и в первый ра