л на Ванни. "Поль", - беззвучно зашевелились его губы. Ванни, с выражением шутливой покорности развела руками, и вошел Поль. Последний явно не испытывал счастья лицезреть Уолтера и потому продолжил:
     - Я надеялся застать тебя одну.
     - Я собирался уходить, - усаживаясь и сосредоточенно набивая трубку, заявил Уолтер. Не обращая внимание на гневные взгляды Поля и будто не замечая благодарной улыбки Ванни, для которой присутствие Уолтера стало, появись здесь Эдмонд, чем-то вроде защитного барьера, респектабельный джентльмен продолжал возиться с трубкой, раскурив ее, выпустил густой клуб дыма и самодовольно развалился в кресле.
     - Не обращай внимания, милый, - глядя в глаза Полю, нежно проворковала Ванни. - С твоим темпераментом мне просто необходимо иметь рядом такого солидного и уважаемого члена общества, как Уолтер.
     - Проявления моих эмоций зачастую вполне оправданны!
     - Вот и славно, мой Эверет Справедливый! - Она повернулась к Уолтеру. - Перестань молчать, займи нас беседой.
     - Доложу вам - это совершенно бестолковое занятие писать воскресные обозрения. Не только воскресные обозрения, а вообще писать - это ужасное дело!
     - Это не дело, - мрачно произнес Поль. - В том смысле, что не приносит нормального дохода для нормальной, обеспеченной жизни.
     - Тогда почему ты решил стать писателем? - Поль не обратил внимания на порочащее его достоинство замечание.
     - Как говорит учитель Тристрам Шанди: "Я не стану адвокатом и не буду жить за счет ссор человека с человеком; и не стану врачом, чтобы наживаться на их несчастьях". - Вот почему, - Поль сделал широкий жест руками, - я стал писателем.
     - Чтобы жить за счет их глупости, - закончил возникший в дверном проеме Эдмонд Холл. И в мгновенно установившейся тишине часы на каминной полке медленно пробили четыре раза, похоронным звоном своим аккомпанируя горестному восклицанию Уолтера:
     - Боже, я оставил двери открытыми!
     - Вы действительно оставили двери открытыми, - не обращая внимания на всеобщее замешательство и мстительные взгляды Поля, невозмутимо подтвердил Эдмонд. Далее последовал холодный, адресованный только мужчинам поклон и поворот головы в сторону Ванни.
     - Я предвидел ваше выздоровление, - сказал он, - и рад отметить, что не ошибся.
     Ванни, предчувствуя, какой вопрос сорвется сейчас с губ Поля, вспыхнула от смущения и досады.
     - Спасибо вам, - сказала она, быстро соображая, какими средствами предвосхитить законное любопытство Поля. Уолтер тоже испытывал замешательство, ибо вовсе не ожидал от Эдмонда в присутствии Поля воспоминаний об их вчерашнем конфузе и последовавшим за ним паническим бегством. Эдмонд сам нарушил напряженную тишину.
     - Я к вам заехал буквально на пару минут, - сказал он, обращаясь только к Ванни, - предложить вам сегодня вечером поужинать вместе.
     Ванни просто физически ощущала тяжелый взгляд Поля на своем лице. Она было начала придумывать слова вежливого отказа, как вдруг помимо воли губы ее раскрылись, и она с удивлением услышала собственный голос:
     - Я буду очень рада, Эдмонд.
     - Благодарю, - поклонился Эдмонд, - я заеду за вами в шесть тридцать.
     Произнес, повернулся и пошел к дверям.
     - Подождите, Холл, я с вами, - неожиданно прозвучал голос Уолтера. Неожиданно для остальных, ибо сам Уолтер с уходом Эдмонда посчитал свою миссию выполненной, а стать свидетелем и выдержать сцену, содержание которой явно угадывалось на лице Поля, у него просто бы не хватило душевных сил.
     Дверь закрылась, и негодующий взгляд Поля устремился на несчастную девушку.
     - Превосходно! - заявил он.
     - Ничего особенного, - ответила она.
     - Что значит твое выздоровление? Выздоровление от чего?
     - Я тебе все расскажу! Я вчера была нетрезвой.
     - Ты - нетрезвой?
     - Ну, напилась! Мне теперь все равно, как это называется.
     - Ванни! Ты?
     - Да, я! Мне это не понравилось. Меня вырвало.
     - Но почему?
     - Ты должен знать! Я пыталась забыть нашу ссору. Я просто хотела стать немножко счастливее.
     - Кто был там?
     - Уолтер привел меня в "Венецию". Там был Эдмонд, он был одинок, подошел и сел за наш столик.
     - Уолтер! - в неутешной печали и к немалому удивлению Ванни, простонал Поль. А девушка ожидала, что запас гневного красноречия Поля обрушится скорее на Эдмонда.
     - Ну и при чем тут Уолтер? Он никому ничего не расскажет.
     - Ах этот жирный, самодовольный филистер! Я знаю, он никогда ничего не скажет! Он будет прикидываться тихоней, так, словно оказывает тебе услугу! Он любит оказывать услуги - бурдюк с салом!
     - Но никто же ничего не узнает!
     - Он будет все знать, и я буду все знать! Он будет считать, что я ему обязан, раз он такой джентльмен! Он будет думать, что теперь ему все можно!
     - О Боже! - простонала Ванни, несколько довольная тем направлением, в котором нашел себе эмоциональный выход гнев Поля. - Я не думаю, что это так важно.
     - Хорошо! А ужин с Холлом - это тоже, по-твоему, не важно? Почему ты согласилась?
     - Не знаю, - ответила Ванни и сказала истинную правду, потому что сама не понимала, как это у нее вышло. - Наверное, чтобы позлить тебя. Наша последняя ссора была из-за него.
     - Тебе наплевать на мои чувства!
     - Ты же знаешь, что не прав, Поль!
     - Ты хочешь сказать, что не пойдешь? Ты откажешься от свидания?
     - Нет, я не хочу так сказать, - сказала Ванни и для убедительности встряхнула головкой, рассыпав свои блестящие смоляные кудри. - Я пойду на свидание.
     - Ты пойдешь с этим? - настолько чудовищной показалось Полю эта мысль, что он на мгновение потерял дар речи. - Ба! - наконец выдавил он, натыкаясь на кресла, выбежал из комнаты и на прощание громко хлопнул дверью.
     Готовая заплакать, Ванни смотрела на это поспешное бегство, а потом спрятала лицо в мягкой шкурке кота, все это время мирно промурлыкавшего в уголке дивана. Здоровенный кот, почувствовав на спине что-то неприятно-мокрое, брезгливо выгнулся и спрыгнул на пол. Ванни проводила его бегство печальной, тусклой улыбкой:
     - Одним небесам известно почему, но тебе дали правильное имя - Эблис.

Глава четвертая

ЮПИТЕР И ЛЕДА

     По соображениям, которые она не стала подвергать пристальному изучению, Ванни очень тщательно одевалась, готовясь к скорому свиданию с Эдмондом. Не имея представления, какой ресторан выберет ее новый-старый друг, она, в конце концов, остановилась на строгом, красного бархата костюме с воротничком - черным, как и ее волосы - немного подумала и, в нарушение всех традиций моды, добавила к нему черные очень тонкие чулки и маленькие лакированные черные туфельки. Когда в точно назначенный час появился Эдмонд, она была полностью готова.
     Янтарные глаза нового кавалера - и она это с удовольствием заметила - рассматривали ее с выражением весьма похожим на восхищение. Справедливости ради стоит сказать, что Эдмонд, которому все прекрасное было отнюдь не чуждо, оценил ее как весьма и весьма привлекательную, но его холодный разум, с его постоянными поисками причин и следствий, не мог не отметить некоторой экстравагантности избранного Ванни - причем избранного скорее всего подсознательно - наряда.
     "Очевидно, она предвидит неизбежность конфликта и так тщательно наряжается для того, чтобы поддержать в себе чувство уверенности. Она использует свою красоту не как оружие, а как средство защиты".
     Правда, вслух он ограничился лишь словами приветствия.
     - Выпьешь чего-нибудь на дорожку? - спросила Ванни.
     Молча и без особого желания он согласился, а когда увидел лишь один стакан, в свойственной ему манере позволил себе мрачно и одновременно загадочно улыбнуться. С легкой гримаской неудовольствия Ванни быстро нашла оправдание:
     - Просто сейчас не хочется.
     Эдмонд поставил пустой стакан на поднос, и только тогда девушка спросила:
     - Куда мы отправимся?
     - Есть какие-нибудь пожелания?
     - В принципе нет.
     - Тогда позволь мне выбрать место, которое, надеюсь, будет для тебя новым.
     Весь путь до города Ванни, чувствуя некоторую скованность, была молчалива и на его вопросы отвечала односложно. Все эти "как-ты-поживала" и "чем-таким-занималась" - обычный разговор между давно не встречавшимися бывшими одноклассниками - всегда казались ей пустыми и ужасно раздражали. И потом у нее было ощущение, что, кроме них, в машине катили воспоминания об устроенной Полем сцене, вот почему беседа их носила несколько односложный характер и ограничилась лишь общими темами.
     Эдмонд завез ее в малознакомый район к западу от Лупа, где они поднялись на второй этаж неприметного дома и вошли в маленький ресторанный зальчик всего на дюжину столиков, накрытых красными в белую клетку скатертями.
     Ванни с любопытством оглядела зальчик и тут же воскликнула:
     - Ох, да это же русский ресторан!
     Она сразу узнала огромный самовар, символизирующий в Америке все славянское, а в углу увидела двух неприметного вида мужичков со смешными инструментами.
     " Балалайки ", - догадалась она.
     - Ты права, - подтвердил Эдмонд.
     Они выбрали свободный столик в углу, что, учитывая всего два занятых, оказалось задачей не из трудных. Ванни была просто очарована появившимся как из-под земли степенным бородатым официантом и страшно удивилась, когда Эдмонд заговорил с ним на каком-то напевном, немного гортанном, очевидно, славянском языке. Потом наступило время наслаждаться кухней; восхищаться закусками, особенно яйцами, на первый взгляд совершенно целыми, но при этом почему-то с черной икрой внутри; немножко испугаться тарелки борща; и снова наслаждаться кремовым, удивительно сочным пудингом.
     - Боже, какая прелесть!
     Неожиданно она осознала, с каким энтузиазмом ела, а ведь целый день ей просто не хотелось даже смотреть на еду. Вместе с закуренной сигаретой она вернулось в прежнее состояние, стала прежней Эванной Мартен. Вернулось чувство уверенности, и последствия вздорного поведения Поля перестали тяжелым грузом давить ей на плечи. Она снова могла трезво оценивать происходящее и свое место в этом происходящем. Настало время повнимательнее изучить своего нового компаньона. А он, с этой его странной полуулыбкой, все это время, оказывается, разглядывал ее.
     - Я ужасная обжора, но это не моя вина. Нечего было выбирать такой замечательный ресторан.
     - Я так и надеялся, что тебе понравится. - Ванни затушила в пепельнице сигарету.
     - Ну что, пошли?
     - Как скажешь. У тебя свободный вечер?
     - Разумеется. Мои воскресные вечера обычно принадлежали Полю, но сегодняшний - исключение, и Поль об этом знает.
     - В таком случае, может быть, театр?
     - Нет, - поморщилась Ванни. - Меня тошнит от развлечений, которые можно купить за деньги. Хочется получить что-нибудь бесплатно. Давай просто покатаемся. Мы столько времени вместе и еще ни о чем не поговорили.
     Они ехали на север. Слева серебрилось озеро, воздух осени холодил щеки, сквозь багровую вуаль вечернего неба едва заметно проглядывали звезды, казавшиеся отсюда мерцающим отражением настоящих звезд. Ванни взглянула на Эдмонда.
     - Почему ты вдруг захотел встретиться со мной?
     - Ты рождаешь ощущение прекрасного - именно то, что я так долго искал и не мог найти.
     Она негромко рассмеялась. Комплимент окончательно вернул ее в родную стихию; она вдруг подумала, что и это, похоже, довольно загадочное существо можно привязать к себе, точно так же, как Уолтера или милого, славного, такого необузданного Поля, который всякий раз возвращался к ней очень тихим и с виноватым видом - ну совсем ручной. А вот надоест ли новый поклонник так же быстро, как и все остальные?
     - Вот она и промелькнула - первая искорка.
     - Какая искорка?
     - Твоего демонического характера. Ну правда, Эдмонд, о тебе рассказывают такие ужасные вещи, а я, пока, кроме чудесно проведенного вечера, так ничего и не увидела.
     - Признаюсь, ты и вблизи такая же очаровательная, какой казалась издали, хотя я и не заметил в тебе никаких признаков нимфомании, говорят, так свойственной женщинам.
     - Согласись, нимфомания куда лучше, чем дурной характер, вот только проявляется куда реже. Кстати, раньше меня все считали холодной. И мне нравится моя репутация.
     Эдмонд на короткое время оторвал взгляд от дороги.
     - Очень возможно - это репутация незаслуженная.
     И когда взгляды их встретились, Ванни вдруг почувствовала странное волнение - едва ли не страх. Мгновение, и все исчезло, осталось лишь ощущение холода. Должно быть, усиливался холодный ветер с озера. Она зябко передернула плечами.
     - Вот теперь я по-настоящему холодна.
     - Может, куда-нибудь заедем?
     Ванни думала лишь короткое мгновение.
     - Решила! Едем ко мне домой. Там мы сможем поговорить, и никто нам не будет мешать.
     Машина послушно развернулась и помчалась к Шеридан, вдоль каменных берегов которой тянулись фасады огромных домов. Они вошли в квартиру Ванни, и Эдмонд, как и в предыдущий вечер, сразу включил одинокую лампу под розовым абажуром. Потом они стояли у окна и смотрели на несущийся внизу поток машин.
     - Я всегда испытываю перед этим какой-то суеверный трепет, - нарушила молчание Ванни. - Города - настоящее средоточие жизни.
     - Цивилизация, - тихо произнес Эдмонд. - А она неразрывно связана со строительством городов.
     Ванни отошла от окна и присела на диван. Неслышно ступая, в комнату вошел огромный Эблис; играя с котом, девушка вытянула было вперед ногу, оголив колено, но, поймав взгляд Эдмонда, поспешно вновь поджала ее и в странном смущении одернула юбку.
     "У этой леди извращенное понимание стыдливости, - думал Эдмонд. - С каким удовольствием я лишу ее этих иллюзий". Вслух же продолжил начатую тему:
     - Этот колосс, имя которому Чикаго, и все остальные подобные ему - суть воплощение огромного сгустка энергии. Рождение городов есть циклический процесс самосохранения, ибо с одной стороны - города пожирают огромное количество энергии, а с другой - дешевая энергия стимулирует рост городов.
     - Недавно Поль рассказывал мне о городе будущего, - прервала его Ванни. - Это будет совсем другой - чистый, прекрасный город. Поль считает, что со временем большие города исчезнут совсем.
     - Человеческое существо по имени Поль, безусловно, заблуждается. Невозможно объяснить будущее с точки зрения прошлого, как нельзя описать дерево, глядя на еще не посаженное в землю семя. Все простейшие элементы, все клетки будущего строения как будто на твоей ладони, но результат получается зачастую противоположный ожидаемому, - говорил Эдмонд, тем временем - как в случае с Полем - исследуя сознание нового экземпляра и осторожно касаясь невидимых связей, совокупность которых называлась человеческим характером. Два вечера, проведенные в компании этой девушки, снабдили его исходными данными, и, предчувствуя приближение конфликта, он вступил в завершающую стадию задуманного эксперимента.
     - Хочешь, я расскажу тебе о Городе Будущего - о его величии и ужасе?
     - Если чувствуешь, что можешь сделать это, давай, - улыбнулась девушка.
     - Сейчас мы увидим, - произнес Эдмонд, и губы его искривились в странной сардонической улыбке-усмешке.
     Он начал говорить, и звук его голоса - монотонный и тихий, проникая в сознание Ванни, действовал на нее, как убаюкивающий плеск волн, накатывающихся на прибрежный песок. И вскоре она перестала понимать смысл этих слов, но зато рождаемая ими картина, захватывая воображение, перерастала в ощущение странной реальности. Какое-то короткое мгновение она еще пыталась понять причины, но, захваченная магическим потоком воображения, тут же забыла обо всем, не осознавая, что находится в состоянии гипнотического транса.
     - Здесь очень жарко, влажная духота обволакивает нас. Здесь мы никогда не видим неба; над нашей головой арка первого яруса - артерии питающей город, начало Авеню Палаццо. Это город Урбс - столица планеты, величайший из городов мира, а там, внизу, похороненная в самой глубине его стальных внутренностей, лежит забытая всеми, давшая ему жизнь земля. Мы слышим над головой приглушенный рев несущихся машин - это голос великой Улицы - и змеиное шипение воздуха, испаряющегося в охлаждающих стены механизмах.
     Ты смотришь на меня и говоришь: "Прошел целый год с тех пор, когда я последний раз ступала на землю".
     Огромный грузовик проносится мимо, заставляя прижаться к стене. Мы идем дальше, ибо это твой причудливый каприз - идти по земле мимо сложенных из безликого камня стен, в которых нет окон, а имеется лишь бесчисленное количество беспрерывно пожирающих грузы дверей. Здесь, во мгле нижнего уровня, воздух Урбса тяжел от дыхания тридцати пяти миллионов его обитателей. Тела наши, по современной моде едва прикрытые одеждой, покрыты испариной, и нам трудно дышать. Раздраженным жестом ты откидываешь со лба пряди влажных черных волос.
     "И все равно я люблю это, - шепчешь ты. - Это и есть город Урбс". И действительно, не увидев этого, не постичь все истинное величие могучего организма. Сзади раздаются крики - это плотная людская масса запруживает улицу. Мы оборачиваемся, кидаем на нее мимолетный взгляд и идем дальше. На нижнем уровне всегда кто-то бастует, но теперь в глазах твоих появляется тревога.
     Над неприметной каменной аркой портала Башни Атласа тускло мерцает красный сигнал; огромные ворота, пропускающие человеческие потоки, будут гораздо выше. Здесь мы садимся в кабину лифта, чтобы, оставив внизу полтысячи этажей, через десять минут стремительного подъема оказаться в Небесных Садах. Мимо нас, как в каком-то черно-белом калейдоскопе, проносятся изгибы ярусов, мелькают стекла окон, и вот уже за зубцами башен, чьи вершины прячутся в дымке тумана, сверкнул край опутанного стальной паутиной монорельсовых дорог неба. Еще мгновение, и вот оно - бездонное небо, и плавный бег его облаков над городом Урбсом, и мы оказываемся среди музыки, прохлады и солнца Садов. Время обеда, и почти все столики заняты. И вдруг шквал аплодисментов - они для тебя, Эванна, которую все здесь называют Черное Пламя...
     Подхваченная вихрем грез, Ванни мечтательно уставилась на рассказчика.
     - Но ведь часть этих аплодисментов для тебя, Эдмонд. Расскажи мне, почему?
     Мрачная улыбка трогает тонкие губы Эдмонда. Он понимает, что план удался, и с этого момента слова мало что значат, ибо вся картина отныне - реальность. И он продолжает, теперь уже усилиями двух сознаний, внушать желанные мысли.
     - Мы выбираем себе места, и официант приносит вина. Артист поет "Черное Пламя" - эта песня о тебе, Ванни. Но мы смотрим на великую Улицу, где на уровне глаз наших вздымаются над куполом Дворца два шпиля-близнеца. Там обитает тот, кого в Урбсе называют Магистром, а в остальном мире - Господином.
     "Еще один час, лишь только час, ну пожалуйста, - умоляешь ты. - Ну почему встречи с тобой всегда так коротки?" И я отвечаю: "Восстал Китай, и пламя революции полыхает над Африкой. Все здание Империи колеблется, лишенное равновесия, и кто-то должен приплясывать на его верхушке, чтобы сохранить незыблемыми его основы" И мы снова смотрим на купол дворца и остроконечные шпили - символ Магистра, столь любимого в Урбсе и так ненавидимого в остальном мире.
     И Эдмонд, чья рука пока только сжимала ладонь Ванни, начинает привлекать ее все ближе и ближе к себе, и вот уже блестящая черная головка касается его плеча, и он обнимает тонкое тело.
     - Куранты часов отбивают четверть, и в ту же секунду в вихре движения оживают огромные вентиляторы, всасывающие в себя грязный воздух человеческого дыхания. Это город Урбс дышит - четыре вздоха каждый час. Но не это увлекает нас, ибо с горькими улыбками на губах смотрим мы, как опускается меж двух шпилей Дворца воздушный корабль. Это мой "Небесный Скиталец", и нам ясно, что неумолимо приближается час прощания. Я придвигаю к тебе кресло и обнимаю тебя - таков обычай правителей города Урбса. И губами своими чувствую сладость твоего поцелуя...
     Эдмонд прижимает свои тонкие губ