ите -
ты, Томка, другие... А давай разберемся. Хорошо, брошу. Я
вот два месяца не пил - точка. В голове пусто, звенит, в
животе пусто, и делать ничего не хочется. Да и делать-то
нечего.
     - Работай. - Сергей пристально смотрел на него.
Впрочем, пристально - это тоже из-за очков; и глазами водил,
и моргал, как все, только за стеклами плохо видно.
     - А я не работаю?! - взвился Витька, даже от диванной
спинки отлепился, подался вперед и говорил словно бы не с
Сергеем, а кем-то невидимым, осуждающим. - Восемь часов -
как отдай. Ладно. Домой прихожу - и что? Спать прикажете
заваливаться или прыгать до потолка? Я вот два месяца этих
все из угла в угол ходил. Как прихожу домой, так начинаю
ходить. Хожу, хожу, и тошно так делается - хоть впору завой.
Тут все дерет, - он постучал себя по впалой груди, рванул
верхнюю пуговицу рубашки, потому что давила. - Вот и давайте
разберемся, - продолжал он. - Мне что, всю жизнь углы в
квартире мерить, а? Как ты думаешь?
     - Работу тебе надо настоящую подыскать, по душе. -
Сергей большим пальцем пригладил маленькие, черные,
аккуратные усики.
     - Во! В точку попал! - восхитился Витька, стукнул
кулаком себя по колену, отрывисто хохотнул. - По душе! Ну, а
ежели нет ничего по моей душе? Ежели я ничего не хочу? Кто
подскажет, чего мне хотеть? Ты? Томка?.. Так это будут ваши
хотенья, а не мои. Вот и выходит - я виноват, что такой
уродился?
     - Ну, это ты врешь, - уверенно сказал Сергей. - Так уж
ничего и не хочешь? Быть того не может. Не бывает так, чтобы
человек ничего не хотел.
     - А вот я не хочу, - пьяно упрямился Витька, потом вдруг
утихомирился, добавил: - Хочу, конечно, тоже кое-чего...
     - А, вот видишь. Так занимайся тем, чего хочешь, -
улыбнулся Сергей.
     - Но в том-то и дело, старик, - с внезапной тоской
протянул Витька, - что мои хотенья завсегда почему-то
связаны с выпивкой... Вот, к примеру, хочу я с друзьями
посидеть, поговорить. Понятно? Понятно. Но ты же их знаешь,
Леху, Коляма. Вместе ж учились...
     - Кольку знаю, - сказал Сергей. - Черный, тощий.
Правда, давно не видел. А Леху... - Он медленно покачал
головой. - Нет, не помню.
     - Здоровый такой, рыжий... Он в пятом классе у нас
появился, второгодник. Ну, помнишь?
     - А-а... - неопределенно протянул Сергей.
     - Еще в нашей компашке один, наверное, тоже его видел.
Он все у на рынке у киска трется, сотняжки сшибает.
Одноногий. Раньше же все у магазина собирались, а теперь к
коммерческому киоску переехали - и легче там зашибить, да и
работает круглосуточно. Да, к чему это я... - Витька
заразился непонятной какой-то энергией, словно хотел что-то
доказать то ли Сергею, то ли себе. Движения и слова стали
отрывистые, резкие. - А!.. Значит, хочу посидеть с ними. А
что делать четверым мужикам, когда вместе? Пить! Вот и
выпиваем. И прихожу домой пьяный. Не то, чтобы на рогах. Так
я редко. А вот как сегодня... А Томка недовольна. Ругается,
злится. Пьяница, говорит. Так что мне теперь - от друзей
отказаться? Или вот, скажем... - он воровато оглянулся на
дверь, понизил голос, - хочу я с Зойкой поваляться.
Продавщицей у нас в "Гастрономе" работает. Ладная деваха,
заманчивая...
     Сергей шевельнулся, хмыкнул, но ничего не сказал.
     Витька тут же взъерепенился, правда, тихо, чтобы на
кухне не услышали:
     - А что я - не мужик? Да нет, ничего такого не было. Мы
ведь говорим, чего я хочу... Так вот. Пойду я, скажем, к
ней. Бутылку надо с собой взять, потому что так принято. А
что с бутылкой делать? Пить! И снова домой пьяный... А Томка
этого не понимает. - Он вздохнул, откинулся на спинку дивана
и загрустил. - Я, говорит, спать с тобой, пьяным, не лягу. Я,
говорит, лучше тут, на диванчике. - Он стукнул кулаком,
выбивая из обивки пыль. Зазвенели пружины и их жалобный звон
долго еще доносился из недр зеленого чуда. - Раз на
диванчике, два на диванчике... Так и не хочешь, а пойдешь к
той же Зойке. Эх!..
     Вошла Тамара с большой кастрюлей, из-под крышки которой
разливался по комнате запах вареной картошки. Витька
вспомнил, что весь день по путному и не ел, не считая пряной
ставриды у Лехи.
     - Вот и ужин подоспел. - Он вскочил, пошатнувшись,
загремел в серванте посудой. Тамара поставила кастрюлю,
отодвинула его от серванта и направила опять на диван.
     - Сама накрою, ты мне всю посуду перебьешь, - сказала
она без всякого недовольства, и Витька в который раз
заметил, что при Сергее она почему-то никогда не бывает
недовольной или сердитой.
     - Я, пожалуй, пойду, - сказал Сергей, привстав с дивана.
     - Ну, еще чего, - возразила Тамара. - Я сейчас
селедочки порежу. Сегодня такую селедку купила - пальчики
оближите. - Она вышла из комнаты, и Витька с досадой
подумал, что хоть бы халат переменила, а не сверкала дырой.
     - Ну, ладно, - сказал Сергей. - Значит, договорились:
ты пьешь по всяким там причинам, а саму водку не любишь. Так
я тебя понял?
     - А чего ее любить? - удивился Витька. - Она же
противная, всякий скажет.
     - Сейчас-то ведь будешь пить, - Сергей с улыбочкой
кивнул на "Московскую" с белой жестяной пробкой,
красовавшуюся возле кастрюли.
     - Сейчас тоже есть причина, - не сдавался Витька. - Мне
вот приятно, что ты здесь, Томка. Посижу с вами и хочу,
чтобы было еще приятнее. Выпью стопочку-другую, вот и станет
мне еще приятнее. К тому же селедка. Ее без водки и не
ест-то никто. А под водочку она знаешь как идет...
     - Я ее ем, - сказал Сергей.
     - Ты... - хмыкнул Витька. - Так то ты... - Он помолчал.
- Слушай, ты только не обижайся, я давно хотел спросить...
Ты правда не пьешь, или только при других, а сам потихоньку?
А? А то, может, рюмочку со мной за компанию? Томка тоже
поддержит. Понемножку-то оно, говорят, даже полезно... А? -
Он смотрел на Сергея жалобными глазами и действительно ему
хотелось, чтобы выпил с ним Сергей за компанию.
     - Я правда не пью, Виктор, - очень серьезно ответил
Сергей. Он единственный всегда называл Витьку полным именем,
остальные все Витька да Витька - и томка, и на работе, все...
Даже было обидно порой - тридцать три года, а все Витька,
так и проходишь Витькой до самой старости, пока не помрешь.
И только Сергей всегда - Виктор.
     - Ты так в своем "Гастрономе" и трудишься? - резко
меняя тему, блеснул очками Сергей. - Не надоело еще?
     - Чего там - надоело? - буркнул Витька. - Платят, и
ладно. Работа она везде работа, всегда скучная.
     - Мне кажется, пора бы тебе посолиднее место искать.
Тогда, глядишь, и "хотения" другие появятся, помимо бутылки,
- передразнил он Витьку.
     - Солидные места на дороге не валяются, - ответил в тон
ему Витька, - особенно в наше время, при развитой
безработице. Они давно уж, небось, все перезаняты.
     - Не скажи, - возразил Сергей. - Вот к примеру, у нас в
институте лаборант нужен, в отделе, где я работаю. Платят,
конечно, небогато, но ведь не министерское кресло тебе
предлагаю, - добавил он, увидев, как расползается у Витьки
по лицу усмешечка. - Однако, тыщ двести в месяц приносить
будешь. Наверное, побольше, чем в твоем заведении. И сама
работа посолиднее - не ящики с винищем таскать.
     - Лаборант... А ты мою трудовую видел? - тихо сказал
Витька, прищурившись. - А две тридцать третьих в ней видел?
Да с такой трудовой меня к вашему институту за километр не
подпустят. Ты, скажут, спирт у нас там будешь, скажут,
лакать технический, а не работать.
     - Не скажут, - отрубил Сергей. - Я за тебя поручусь. К
тому же шеф у меня - оригинальнейший мужик. Он считает, что
два раза человек всегда имеет право ошибиться. Вот если три
- все, тут уж его ни за что не уломаешь. Раз, говорит он, -
случайность, два - ошибка, а если три - это уж система...
Вот так-то. Бросай-ка свой "Гастроном" и пошли к нам. На
людей хоть посмотришь, узнаешь, что они хотят и чем дома
после работы занимаются.
     - Книжки читают, - иронически сказал Витька. - А мне
эти книжки не интересны. Вранье там все.
     - Дурак ты, - беззлобно сказал Сергей. - Ты книгу-то
после школы и не открывал, наверное, а туда же, рассуждаешь.
Так насчет работы все-таки подумай... Недельки две можешь
думать.
     Тут Тамара внесла длинную, овальную рыбницу, на которой
были разложены и прикрыты сверху ломтиками белого лука
заманчивые селедочные куски. Она быстро расставила тарелки,
и Витька сковырнул вилкой жестяную пробочку. Достал две
стопки - себе и Тамаре, - подумал и присоединил к ним
третью, на всякий случай.
     - Ну, - восхищенно сказал он, - и попируем мы сейчас...

                             6

     С Сергеем они восемь лет учились в одном классе. Не
сказать, что особо дружили - Витька больше водился в
Колямом, а потом и с Лехой, - но и не враждовали. Оба не
были ни в отличниках, ни среди отстающих, так, срединка
наполовинку. Сергей не носил тогда ни очков, ни усиков, и не
казался не вид таким строгим, как теперь. Выпускной вечер
тоже провели порознь: Сергей пошел с девчатами, а Витька с
Лехой и Колямом, и кем-то еще, кого он теперь не помнил,
достали припрятанную водку и напились, как зюзи. Через два
месяца после выпускного Сергей с матерью переехали на другой
конец города, и расстались они, казалось бы, навсегда...
     Три года назад Витька шел через березовую рощу - есть
такая в Глазково межу его улицей и трамвайными путями -
домой. Днем было дело, его тогда первый раз поперли с работы
и потому шел он не на рогах, конечно - это редко случалось,
- но прилично нагруженный, и выпить хотелось еще, а в
кармане бренчали только медяки.
     На очередном повороте узкой асфальтовой дорожки он
сильно шатнулся и толкнул какого-то встречного в выпуклых
очках, с черными усиками, и вместо извинений привычно
забормотал:
     - Закурить не найдется, земеля?
     Так пробормотал, на всякий случай. Шла перестройка,
жить становилось все труднее и закурить перестали давать,
особенно такие, как этот, прилично одетые, в шляпе.
     - Найдется, - неожиданно ответил очкарик и протянул
пачку "Беломора". Пачка была полная, папироса не вылезала, и
Витька, тужась ее подцепить, искоса разглядывал дарителя.
Было в нем что-то смутно знакомое, хотя Витька никогда не
водил знакомств с очкастыми.
     - Виктор, ты, что ли? - спокойно проговорил очкарик,
принимая пачку.
     И тут Витька прозрел, мысленно скинул усы, очки, шляпу
и возраст.
     - Серега! - с пьяным подъемом воскликнул он. - Дружище!
Сколько лет!.. Нет, сколько же мы с тобой не виделись, а?
     - Тринадцать лет, Виктор, - сказал Сергей, сжимая его
потную руку и строго улыбаясь из-под очков.
     - Да ты что? Точно! Ну, здорово... Это ж надо - так
неожиданно!
     Нельзя сказать, чтобы Витька так уж обрадовался встрече
с Сергеем, хотя было немного приятно встретить
одноклассника. Но подъему немало помогла выпитая водка да
вспыхнувшая внезапно надежда "зашибить" червончик еще на
бутылку. К тому же было слегка неловко, что вот он, Сергей,
весь такой солидный, хорошо одетый и, видать, здорово
живущий, а Витька в старой засаленной кожанке, сплюснутой от
долгого употребления шапке и подпитый - по морде видать, что
в привычку ему это. Вот и старался за подъемом скрыть
неловкость перед однокашником, который, судя по всему,
выбился "в люди".
     - Ну и как ты? - восклицал Витька, размахивая руками,
улыбаясь во весь рот.
     Сергей отвечал скупо, но без видимой неохоты, без
показной спешки, ничем не выдавая желания поскорей
распрощаться и уйти, как некоторые Витькины одноклассники -
другие просто отворачивались при случайных встречах, не
узнавали. Закончил высшее, диплом, работает в институте, в био
каком-то... Нет, не женился, как-то все некогда было -
учеба, потом работа. А мама умерла...
     Витька обдумывал, как бы половчее ввернуть насчет
червонца, когда Сергей предложил:
     - А что мы стоя разговариваем? Сядем. - Кивнул в угол
рощи, где стояла никому не нужная, людьми и богом забытая
деревянная эстрада и перед ней с десяток покосившихся, но
каждый год регулярно кем-то красившихся скамеек.
     Пока они шли и усаживались, разговор как-то прервался.
Сначала долго молчали: Витька натуженно, пытаясь выжать из
путаных мыслей хоть какие-то слова; Сергей - непринужденно,
глядя сквозь очки то на него, то на светлую солнечную рощицу
в потоках весенней воды и пористых, чернеющих сугробах.
Курили. Сергей задумчиво выпускал дым. Витька водил руками
по пыльному, шероховатому краю скамьи, ерзал, не мог найти
себе место.
     - Ты много пьешь и часто, - то ли спросил, то ли
констатировал Сергей. - А как живешь, Виктор?
     Тут Витьку прорвало. Рассказал он и о Тамарке своей,
которая неплохая жена, но ругани промежь них много, и о
детишках (Димка второй заканчивает, трудно ему - говорить
почти не может, а Валерке два года стукнуло); и про бабку
Маню рассказал - помирать давно пора, а все живет, не мешает
вроде, но неудобство какое-то от нее, опять же заботиться,
кормить надо; и о работе своей проклятой тоже рассказал, как
поперли его из слесарей с завода сегодня за пьянки, а пьют
там все, только никто не попадается, а он, Витька, все
время... Рассказывал долго, подробно, волнуясь, весь
покраснев, то стучал кулаком по скамейке, то чуть слезы из
глаз не брызгали - так было жалко и себя, и Томку, и
детей... Всегда приятно поплакаться человеку, особенно если
человек не близкий и рассказанное ни к чему не обязывает.
     Сергей слушал внимательно, не перебивал, но без ложного
сочувствия. Курил, но не причмокивал, не восклицал: "Надо
же!". Сверкал на солнце очками. Когда Витька замолчал,
протянул ему "Беломор", зажег спичку, сказал:
     - Я к тебе зайду... с женой познакомишь. Живешь там же?
     - Там же... заходи, - вяло проговорил Витька.
     Выговорившись, он как-то сразу ослаб и не нужно ему
было уже ничего: ни вина, ни червонца, а нужно доплестись до
дому и завалиться спать. Он даже забыл, что дома ждет
неприятный разговор с Тамарой по поводу увольнения.
     - А сейчас, извини, некогда. Я ведь на работе. - Сергей
встал, протянул ему руку, крепко пожал вялую, потную ладонь.
- Скоро увидимся. - И ушел, не оборачиваясь.
     С тех пор Сергей приходил к нему по нескольку раз в
месяц, познакомился и даже вроде бы подружился с Тамарой,
сидел, пил чай, не читал нотаций, не укорял пьянством. Много
разговаривали о том, о сем, о жизни. О пьянстве тоже
говорили, но без назиданий, ненавязчиво, спорили о причинах,
о том, почему все-таки люди пьют. Витьке нравилось говорить
с Сергеем. От этих разговоров веяло совершенно иной,
незнакомой ему, и потому любопытной жизнью. Единственное,
чего не мог понять Витька, зачем Сергей вообще ходит к нему.
Что он в нем нашел? Что имеет с этих встреч? Не то, чтобы
Витька много об этом думал - думать он вообще не любил, не
нравилось ему думать, - но нет-нет, да мелькала такая
мыслишка, и не было на нее ответа.

                             7

     Сергей ушел, а Витька, окончательно раскисший от водки,
забрался в постель, но не спал. Лежал, глядел, как сгущаются
в комнате сумерки и как все труднее различать волнистые
полосы на полированном шифанере у стены напротив кровати. На
кухне Тамара гремела посудой. Со звоном разлетелась то ли
чашка, то ли тарелка, и Витька вспомнил, как долго и
заискивающе уговаривал жену выпить под селедочку, а когда
уговорил, как неодобрительно глянул на нее Сергей, но ничего
не сказал.
     А потом далеко внизу, на лестнице, послышался детский
рев и все приближался. Заколотили в дверь, грубо заколотили,
кулаком и, кажется, даже ногой, и Витька понял, что ревет
Валерка и что-то случилось. Он хотел было встать, но тело не
слушалось, голова сразу пошла кругом, и он рухнул обратно на
подушку, лежал весь мокрый, сминая в кулаках простыню. По
коридору промчалась Тамара, и Валерка заревел уже в
квартире. Перекрывая его рев, пронзительный и визгливый
мужской голос кричал так, что было слышно даже на улице,
бессвязно и непонятно:
     - Пораспускали бандитов... рэкетиры малолетние...
Пристрелю щенка, и глазом не моргну... "Тойота-Карина"... Вы
же мне всю жизнь платить будете, ханыги подзаборные, и то не
расплатитесь... Мразь совковая...
     И сперва был слышен только этот визгливый,
захлебывающийся благородным негодованием голос, даже Валерка
реветь перестал. А потом закричала Тамара, и голос у нее был
тоже визгливый и неузнаваемый:
     - Как ты смеешь так с ребенком... Да я в милицию
пойду... Коммерсанты паршивые... Ворюги... Что нужно -
заплатим...
     - Нужны мне ваши деревяшки заср... - визжал мужчина. -
Запла-атим... Голытьба бесштанная... Пристрелю щенка...
     Из дальней комнаты скрипела беспомощно бабка Маня:
     - Томочка!.. Витюня!.. Это кто пришел-то?..
     Витька лежал, закрыв глаза, крепко сцепив челюсти, и
скулы туго натягивали кожу. Он знал, что должен встать и
выйти, ему было стыдно, что не может встать, лежит тут, как
боров,пьяный, и в то же время мелькала, успокаивала
мыслишка, что все само утрясется. Все уляжется...
     Пушечным выстрелом ударила дверь, и долго еще
всхлипывал и плакал Валерка, и ходила, стуча дверями и
двигая стулья, Тамара. Когда все стихло, стало уже совсем
темно,и шифанер расплылся темным пятном в углу. Сердце
перестало бешено колотиться и спазма отпустила горло. Витька
уже засыпал, когда ударил в лицо яркий свет. Он открыл
глаза, но тут же со стоном зажмурился.
     - Погаси, - сквозь сон простонал он.
     - Я те погашу! - крикнул над ухом голос Тамары. -
Дрыхнешь, пьянчуга?! На меня тебе плевать, на детей тебе тоже
плевать!.. Он Валерке все уши оборвал, а ты тут валяешься...
Му-уж! Отец! Хочешь сказать - не слышал?
     - Кто?.. Кто оборвал?.. - простонал Витька, снова
сминая простыню.
     - Этот, из третьего подъезда... как его?.. Торгаш
вонючий... Ну, у кого иномарка. Если хочешь знать, твой
сыночек на вишневом боку этой проклятой иномарки такие
слова гвоздем нацарапал, что мне повторять их противно!
Заплатила я ему, все, что было, отдала... А он его по
затылку бил и за уши всю дорогу... Орал тут... А ты... Ты...
     Послышался сдавленный плач. Витька осторожно приоткрыл
глаза, рукой заслоняясь от лампочки. Тамара сидела на стуле,
уронив голову на низенький столик трюмо, тряслись острые
плечи, тряслась в дыре халата голая лопатка, перетянутая
лямкой лифчика. Витька откинул одеяло, шатаясь, подошел к
трюмо, наклонился.
     - Тамарка, Томша!.. Ну, перестань, ну, все прошло...
Ну, хватит. - Он гладил трясущейся рукой короткие,
жестковатые волосы жены.
     Тамара резко откинула его руку, вскочила в распахнутом
халатике, зареванная, некрасивая, но была сейчас для Витьки
прекраснее и желаннее всех женщин. Скособочившись, он
потянулся к ней, ловил ее тонкие костлявые руки, стискивал
плечи.
     - Том... Томша... хватит... давай спать... Том-ша... -
Он криво ухмылялся, отвесив нижнюю слюнявую губу, а ему
казалось, что улыбается ослепительно и призывно. Он весь
трясся от внезапного желания, перед глазами плыли шифанер и
трюмо.
     От резкого толчка в грудь Витька упал на кровать,
больно стукнувшись затылком о стену, тяжело заворочался,
путаясь в одеяле, поднялся и пошел на нее, бросавшей ему в
лицо, точно плевки:
     - Куда лезешь... Убери свои грязные лапы! Тоже мне,
захотел... Вспомнил, что муж!..
     Ярость залила глаза, в воздухе поплыли багровые круги.
Это не Витька., это кто-то другой, сидящий в нем, злобный на
все и на всех, не задумывающийся, оборвал его бессвязные
восклицания, заткнул рот мокрым от пота кулаком, выдавив на
губы яркую пенную кровь. Это не Витька, противно шипя, цедил
сквозь зубы:
     - С мужем, значит, не хочешь... с другими спуталась...
с другими валяешься, раз с мужем законным нее желаешь... с
другими...
     Всхлипывал за стеной во сне пострадавший Валерка.

                             8

     Мутное белесое небо за окном и видна только деревянная
двухэтажка на другой стороне улицы с торчащими, как пни,
облуплен